Тихое место

      Тело взрослого человека, даже если ему что-то около девятнадцати – двадцати, значительно хуже, чем тело мальчишки, приспособлено к пряткам на стеллажах в библиотеке. Этот нехитрый факт Гарри Поттер как раз проверял на собственной шкуре, свернувшись, собственно, на стеллаже, и пытаясь читать труд по кельтским ритуалам при еле добирающихся туда отсветах камина. Ещё минут десять-пятнадцать, и Мэриголд, возможно, уйдёт, поняв, что стоит попытать счастья позднее или в другом месте. Уже полторы недели как, он осваивал высокое искусство исчезать из её поля зрения так быстро, как это только возможно без магии, и нужно сказать, с достаточно неплохими успехами. По крайней мере, пока что ни Мэриголд, ни Хелен, ни Шарлотте не везло, и Гарри оставался счастливым холостяком.       Гарри жил в поместье уже почти десять месяцев. Он быстро понял, что застрял в прошлом, и никакие желания вернуться домой снова не помогали, а новых экстремальных ситуаций, после той, первой, когда он почти умер от обезвоживания, устраивать совсем не хотелось. В это путешествие он оказался в теле стопроцентного маггла, и за все эти десять месяцев он так и не смог вспомнить ни его имени, ни чего-либо ещё. Конечно, ему было нелегко. Конечно, он пытался всё же что-то разузнать о прошлом этого тела – возможно, стоит задуматься о жизни здесь. Не умирать же из-за сделанной глупости?       Если первый месяц после появления Гарри иногда ещё ловил какие-то смутные отголоски памяти тела, то потом они полностью исчезли, и всему приходилось учиться, опираясь на собственный ум и некоторые задатки, что остались в наследство. О том, что бывший хозяин тела был кем-то из мелких дворян, Гарри догадывался. По крайней мере, у него были какие-то рефлексы, помогавшие освоиться с ездой верхом и фехтованием довольно быстро, он обладал хорошим почерком, неосознанно держал спину ровно, а жесты были плавными. Разобраться в тонкостях этикета, политической обстановки и социальных нормах этого времени рефлексы, к сожалению, никак не помогали. Что странно, при всех этих навыках, руки были очень сильными, а ладони – мозолистыми, чего сложно ожидать от аристократа, да ещё и на плече у него имелась татуировка. Понять, кем был такой странный человек, было нелегко.       Управляющий поместьем проворовался за пару месяцев до появления Гарри, и он, принятый здесь на правах почти родственника, и не зная, чем себя занять, пробовал помочь хозяйке с делами. К его удивлению, получалось неплохо – он как будто интуитивно чувствовал, что нужно делать с бумагами, как договориться с арендаторами, а через полгода, к Йолю, даже начал немного понимать в акциях. Тяге к занятию счетами поместья сильно способствовало то, что почему-то совсем не хотелось никуда бежать и лезть в передряги, как будто с попаданием в тело более взрослого человека, он и сам стал степеннее и серьёзнее. Второй причиной было то, что, например, летать на метле он больше не мог, равно как и что-то колдовать, хотя, с месяц назад у него начал получаться тусклый огонёк Люмоса, настолько слабый, каким не был и в первый раз в Хогвартсе. В итоге, приходилось выбирать занятия из ограниченного перечня, и чтение, особенно о колдовстве, при этом было наиболее реальным в светлое время суток. Но до ланча в библиотеке занимались дамы, у Эвана тоже были уроки, и Гарри, лишённый компании молодёжи, предпочитал тратить часть утра на письма и документы любезно принявшей его в своём доме женщины.       Время до завтрака нравилось ему больше всего – он вместе с наследником (Эвану недавно исполнилось девять) учился обращаться со шпагой и коротким мечом (это, кажется, раньше умел и его предшественник), а также метать ножи и немного драться врукопашную (это было в новинку, обычно много разных стилей боя человеку знать скорее мешает, но Эвана обучали как будущего боевого мага, которому полезно узнать азы, прежде чем определиться с основным оружием). Как понял Гарри, топоры и тяжёлые мечи сейчас уже использовали только потомственные воины, хранящие традиционные навыки, а большинство остальных боевиков склонялось к бою палочкой с мечом или щитом во второй руке, хотя иногда меч заменяли на что-то другое. Для Гарри такие тренировки были закрыты, но он начал находить некоторое удовольствие в других – тренировках с холодным оружием, тем более, что после них они с учителем и будущим Лордом ходили на небольшую прогулку по лесу. А ещё, такое «мужское» времяпровождение было понятно всем остальным и не ставило его в неловкое положение.       Поначалу он попадал впросак с выбором занятия постоянно – ему было тяжело осознать, как жить и общаться с людьми, если ему, как гостю (и, предположительно, благородного происхождения) было невместно много общаться с прислугой (особенно женской), и если он, как молодой мужчина, теперь может скомпрометировать молодых леди слишком долгим (это когда больше пятнадцати минут) разговором, слишком вольной позой или ещё чем-то вроде этого. А ведь ещё оставалось его полное непонимание большей части их намёков, да и всяких-там языка цветов, веера и правил, которые регулировали благопристойность облика и тем для беседы... Единственный бал, на котором он присутствовал, Гарри еле выдержал, большую часть времени общаясь с другими молодыми людьми, и изредка неловко танцуя, чтобы соблюдать приличия. Следующий бал, на который он приглашён, к сожалению, был не за горами, и грозил обернуться катастрофой с учётом новых обстоятельств. Общение же с людьми осложнялось ещё и тем, что в особняке постоянно проживало около двадцати человек, из которых было три ведьмы – леди Элизабет, хозяйка поместья около трёхсот лет от роду (она была очень сильной, и без всяких ухищрений, вроде Философского камня, могла бы пожить ещё лет пятьдесят-семьдесят), миссис Таттинг, сорокалетняя портниха, и Мэриголд – девица на выданье, да ещё маленький колдун Эван. Они все на людях придерживались стандартных маггловских норм этикета, но в общении друг с другом (и с Гарри, который тоже знал о колдовстве), эти нормы были другими.       В общем, в первую неделю Гарри, желавшего со всеми познакомиться, поняли абсолютно превратно обе горничные, камеристка, экономка и кухарка (потом он больше не рисковал соваться на кухню вообще и долгое время только кивал им всем, слегка ёжась под недовольными взглядами), дворецкий тоже поглядывал на него неодобрительно, как и один из лакеев, хотя второму, равно как и конюху, было всё равно.       Он был опрометчиво любезен с миссис Таттинг, когда она пришла снять с него мерки, и, поскольку говорить она любила только о мастерстве кройки и шитья, имел неосторожность упомянуть имя Грэмм в сочетании с «я видел пару схем». Женщину не остановило то, что он маггл, неспособный работать с воспоминаниями наравне с волшебниками: за три дня она раздобыла где-то, а потом принудительно обучила Гарри сложной схеме частичного самогипноза, позволяющей извлекать из памяти виденное, и заставила его рисовать все схемы и расчёты, которые он вспомнит. Леди идею одобрила, и в итоге Гарри почти две недели с утра до вечера составлял эти схемы для вышивок. Не удивительно, что позднее плотного общения с портнихой он избегал по собственной инициативе, и всеми силами прятал вглубь своей дырявой головы мысли о том, что он-де, ещё и о узорах для гобеленов много чего краем уха слышал…       Эван был довольно спесивым мальчиком и к общению не стремился, как будто терпя присутствие Гарри на тренировках с оружием и в гостиной, тем более, что сам он во взрослой компании вечерами долго не задерживался. Его старшие сёстры – Мэриголд и Шарлотта, как и их кузина Хелен, были куда более любопытными и за длинные вечера осени и зимы, даже с учётом ограниченного общения с девушками, Гарри неплохо их узнал. В некотором роде, можно сказать, что, кроме девушек, он ни с кем так много и регулярно не общался, разве только с Леди Элизабет, да ещё иногда вёл короткие беседы с несколькими приходящими учителями. Теперь, когда ему посчастливилось наконец что-то узнать о прошлом человека, которым стал он сам, это общение сыграло очень печальную роль. А именно, все три девушки, находя его ранее милым и толковым, но малоперспективным парнем, теперь тоже (вместе с ним) узнали, что он наследует имение в соседнем Корнуолле, приносящее шесть тысяч фунтов в год, и резко решили, что на самом деле Гарри (или, скорее, Джон, которым его считали душеприказчики старшего брата) – чудесная партия.       Вот тогда-то и начались прятки.       Нужно сказать, что Гарри сейчас был абсолютно здоровым молодым человеком, который испытывал к окружающим девушкам закономерный интерес. До попадания в тело взрослого Гарри ещё только начинал слегка задумываться в этом направлении, будучи пока не сильно подверженным буйству подростковых гормонов, но ему не составило труда понять, чем именно его сейчас привлекают девушки. Последнее время приходилось прилагать некоторые усилия, чтобы отводить взгляд от их открытой кожи, пышных форм, скрывающихся под платьями, или красиво мелькающих во время игры на фортепиано тонких пальчиков, хотя он всё еще и был вполне способен осмысленно и степенно разговаривать. В основном, о литературе (Господи, оказывается, он почти ничего ни читал из того, о чём сейчас говорили, кроме разве, Диккенса! А чтобы понимать сравнения Хелен, так и вовсе, пришлось читать Остин, и хорошо, что не сентименталистов), истории (Шарлотта просто любила любые рассказы, от сказок до рассуждений о битвах, а вот Леди Элизабет была современницей многих событий, о которых Гарри только читал в учебниках, и дискуссии с ней были чрезвычайно познавательными), или же судачить об обществе магов (Мэриголд, кажется, была наибольшей сплетницей Магической Британии).       Он был одновременно и рад, и не рад, что воспоминаний его предшественника о любовных похождениях нет, ведь, с одной стороны, очевидно, что они были бы любопытными, но зато при их отсутствии, переживать о невозможности сейчас завести ненавязчивые отношения, не приходилось. Но осторожное заглядывание на красавиц, продиктованное биологией, было бесконечно далеко от желания жениться. Таковое у Гарри не возникало ни в принципе, ни применимо к этим конкретным девушкам, характер которых был ему известен уже даже слишком хорошо.       Хелен была недалёкой славной хохотушкой, возможно, излишне романтичной, но это скорее нормально для шестнадцати лет. Ёе ровесница, Шарлотта, была чуть более серьёзной, но всё же Гарри, который легко мог представить этих девчонок бегающими в догонялки и играющими в куклы, и практически полностью отключался, когда они начинали говорить о шляпках и соседях, абсолютно не понимал, зачем им замуж. Ну, то есть, он осознавал серьёзную зависимость положения маггловских женщин, и общее желание стать хозяйкой в собственном доме, но на его взгляд, до хозяек Хелен и Шарлотте было ещё расти и расти. Допустим, исходя из того, что любой молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену, можно было понять, почему они рассматривают Гарри, как приемлемый вариант мужа – при деньгах, совсем не злой, уже неплохо разбирается в делах, но хуже в людях, и, что редкость, уважает женское мнение – значит, легкоуправляемый.       Но почему Мэриголд тоже попадается на глаза с таким завидным упорством? Для более независимых ведьм социальный статус мужа должен был быть менее критичным! В конце концов, они спорят при любом разговоре! Не далее, как вчера, Мэриголд упорно доказывала ему, что спонсирование больницы Св. Мунго Лордами приведёт к краху их общества… Аргументация у неё была истинно нелинейно женской: сперва была тирада о том, что изначально Мастера и наиболее сильные маги обучались на дому и хранили семейные секреты, а школы, даже Хогвартс, были уделом бастардов, магглорождённых, неродовитых мажат, родители которых смогли наскрести денег на обучение, и, по желанию, вторых-третьих сыновей сильных семей и кланов, остававшихся большой поддержкой для родичей, но не принимающих решения. Но с тех пор, как после очередного Договора с маггловскими правителями наследников древних семей тоже обязали обучаться «под присмотром, дабы ограничить передачу знаний о чёрной магии несмышлёным детям», мастерство начало уходить. И им пришлось там учиться, магический договор – дело серьёзное, поступивший в школу или записанный туда опекунами обязан явиться для обучения или получить откат, который может свести в могилу, ну, или, конечно, добиться исключения из школы, чтобы его расторгнуть. В результате, соблюдая Договор с магглами, и подчиняясь воле единой для магов и магглов королевской династии, школа старалась детей не исключать, только за преступления, но наказывали по-разному и весьма строго, включая телесные наказания и применение артефактов, ограничивающих магию. Социальные границы между учащимися за семь лет, всё же, несколько размывались, и среди древних семей тоже стали распространяться мнения, что бытовые и стандартные лечебные зелья (которые раньше варили на семью сами) и одежду (которую шили только в семье или в клане) стоит покупать, и даже дом можно купить готовый, а не построить, напитывая камни и землю магией, и проливая на них кровь, усиливающую защиту семьи в разы. Неудивительно, что среди новых поколений магов растёт количество проклятых и попавших под сглазы. А если спонсировать больницу, она расширится, что может ударить и по семейным целителям, которые работают на себя, давая пациентам множество клятв, и всегда обучают одного-двух человек себе на замену. Конечно, они откажутся обучать до уровня мастерства персонал больницы, изначально вообще созданной в 16м веке для того, чтобы быстро исправлять последствия у магглов от несложного и стихийного волшебства и возвращать их домой счастливыми и беспамятными, а не озлобленными на колдунов (что чревато во времена недремлющей инквизиции). Потом уже туда шли работать и лечиться бедные маги, но если больница станет популярнее, не перестанут ли учиться на мастерство целителей вообще?       Гарри от таких рассуждений лез на стенку. Неудивительно, что они с Мэриголд не ладили – он в упор не понимал, как можно винить то, что больше людей ходят в школу и получают квалифицированное лечение в больнице в исчезновении мастерства? С принятием Статута о Секретности Советом Лордов было создано Министерство Магии, которое обязано только следить за его выполнением и спонсируется самими Лордами и налогом от продаж Мастеров, имеющих своё дело. И оно, и больница, и, тем более, школа, видимо, необходимы современному магическому обществу, пытающемуся частично уйти от практики вассалитета, иначе почему эти самые древние влиятельные семьи, которые, фактически, у власти, лоббируют и спонсируют эти учреждения? Каким образом это может повлиять на становление Мастеров, если они всё равно производят свои изделия на продажу, просто продают теперь в магазинах, а люди явно будут болеть всегда, как и страдать от случайного колдовства, логично же, что должны быть и те, кто хочет стать колдомедиком и совершенствоваться в этом!       К его глубочайшему удивлению, Леди Элизабет была куда более согласна с Мэриголд, чем с ним. Она склоняла голову и пожимала плечами, как будто это непонимание объяснялось как раз «маггловским воспитанием» Гарри. Она говорила, что, когда она была девочкой, любая ведьма легко вела своё хозяйство с помощью бытовой магии, или домовиков, если речь шла о большом поместье. Маги чрезвычайно редко болеют – бурлящее в них волшебство стремится лечить хозяина и продлевать его жизнь, и болезни проявляются только магические, из-за контакта с какой-то тварью или растением, и от них есть зелья, которые может сварить для домочадцев любой член семьи. Ещё возможна любая болезнь, когда маг проклят – пострадает наиболее слабое звено: у кого-то зрение, у кого-то суставы, а у кого-то при любом переохлаждении будет начинаться простуда. Конечно, и эти симптомы можно устранить. Семья же, живущая в доме, в который поколениями вливала магию с пожеланиями уберечь свой род, да ещё и заботящаяся о подобающей личной защите, не должна страдать от такой ерунды, в проклятие должно быть влито огромное количество силы, чтобы оно в таких условиях подействовало, а тем более, перешло на потомков. Целители же нужны в очень серьёзных случаях, и они способны создать новое лечение от практически невообразимого.       В конце концов, маги своим желанием и верой напрямую изменяют мир – если их много, то можно пробить брешь в соседний план бытия, создать новый вид магических существ, построить или разрушить нечто грандиозное. Возможно, магам, единолично способным на почти всё, что угодно, и не нужны были бы деньги вовсе, но мало уникумов такой запредельной силы, а для достижения целей чуть более сложными методами и появился рынок ингредиентов и готовых изделий, да ещё услуг, связанных с созданием разного рода артефактов и зелий, их товарооборотом, путешествиями и развлечениями. Маггловские деньги и вовсе, для многих бесполезны, использовать их можно только, если хочешь именно купить (а не взять по праву сильного) какую-то маггловскую собственность (купить землю очень сложно), сходить в маггловкий театр или обучиться чему-то, вроде каких-то техник изобразительных искусств, или делопроизводству и гуманитарным наукам. Настоящие же Мастера в любой области прикладной магии способны не просто сделать что-то лучше, чем все остальные маги, что прочли схему или рецепт в книге, но и сравнительно легко создать принципиально новые решения, которые подсказывает им их собственное волшебство, сильно тяготеющее к какому-то направлению, и позволяющее точно чувствовать всё, с ним связанное.       В общем, Гарри спросили: а что из этого всего могут маги его времени и скольких он знает настоящих Мастеров? Если дела обстоят примерно так же, то никаких ошибок Лорды не делают, создавая новые органы власти, и потихоньку прилагая усилия для того, чтобы образование в Хогвартсе стало обязательным для всех магов определённого уровня силы. Если же по-другому, и маги более ограничены в возможностях, то это случилось из-за чрезмерного увлечения магглами и маггловского воспитания – пытаясь всё делать, как простецы, даже тогда, когда можно использовать дар на полную, маг ограничивает своё мышление и в итоге, больше и не сможет применять дар для чего захочет. И его дети, смотря на родителей, тоже не смогут. На это Поттер, к сожалению, не знал, что ответить, ведь вообще об обществе Магической Британии почти ничего не знал, и ему было сложно оценить, бедна ли семья Рона по объективным причинам, или они могли бы это исправить, если бы применяли магию больше. Что до Мастеров, то и здесь сказать было нечего, то есть, он слышал, что Дамблдор знаменит своими работами по алхимии, Флитвик – боевыми чарами, а Снейп вроде как мастер зелий и ядов, но точно ли это то же понятие, какое имеет в виду леди Элизабет?       Где-то в гостиной громко пробили часы, и Гарри, вздохнув, захлопнул книгу. Если девушек, уже определивших, что он в «группе удачных партий» и теперь пытавшихся склонить его к мысли, что ему стоит жениться именно на ком-то из них, Поттер «разумно избегал», то на пятичасовой чай нужно явиться, ибо невежливо и «недостойно джентльмена» постоянно прятаться. За чаем он будет вести непринуждённую беседу (это умение давалось ему неимоверно тяжело) и упорно не замечать намёков. Вчера Хелен уже, видимо, отчаявшись, настроилась на более серьёзные методы, и надела к ужину довольно откровенный наряд. Оставалось надеяться, что она ещё сможет долго потерпеть, не переходя в экстремальную фазу, с попытками представить какой-нибудь случай так, будто Гарри её скомпрометировал и вынужден будет жениться…

***

      – Тебе стоит быть ещё осторожнее, парень. Ты мне симпатичен, и я буду не против, если ты женишься на моей правнучке, но мне кажется, что Мэриголд неправа, варя у себя в комнате приворотное зелье. – Сказала Леди Элизабет, когда Гарри подал её вино и присел рядом, повернувшись чуть боком к Шарлотте, игравшей на фортепиано в другом конце залы.       – О, разумеется, это всегда разумнее делать в лаборатории, – улыбнулся Поттер. – И всё же, я не понимаю её мотива – мне не верится, что Ваш муж может в принципе позволить ей брак с магглом, даже с учётом того, что я могу унаследовать титул. Да и репутация человека, хлопнувшего дверью отчего дома и ушедшего служить на флот, пусть и офицером, оставляет желать лучшего, не говоря уже о моём странном по местным меркам воспитании…       – Ты, как и большинство молодых людей, наивен. Такая репутация представляется девушкам чем-то романтичным, титул и поместье, конечно, относятся к несомненным достоинствам. Но, полагаю, Мэриголд это бы не тронуло, если бы она не считала тебя милым. А ведь тебя больше нельзя назвать магглом, раз ещё несколько недель назад тебе удавались только расчёты, а теперь ты можешь зажечь свет, тем более без палочки, твои способности возвращаются. И теперь у неё есть вполне оправданная надежда…       – Но у Джона, скорее всего, не было никаких способностей! Жаль, что я о нём так мало знаю, но кто же думал, что наводить справки нужно за границей, а сюда парень вернулся только пару дней как, узнав о смерти родителей!       – Пожалуй, ты мог бы догадаться, когда выяснилось, что знаешь французский, испанский и голландский. Это могло бы быть итогом хорошего образования, но настолько хорошего для третьего сына? А вот для много путешествовавшего моряка… Хотя, конечно, никто тогда не знал, какой по счёту ты сын, я, лично, думала, скорее проигравший состояние наследник.       – Догадаться о том, что старшие братья оба зачахнут от тифа, не оставив детей, и право наследования перейдёт ко мне, тоже было бы тяжело. И это очень несправедливо по отношению к младшему, Эллиоту, Джон на самом-то деле тоже умер, и титул должен быть его.       – Но теперь здесь есть ты. Мне было странно увидеть живого человека с меткой забравшего душу хинкипанка, но такой же браслет, как у моего мужа, многое может. И теперь у тебя, видимо, твои же способности колдовать, и титул Джона. Так что подумай, как объясниться с Мэриголд. Салли сговорил её за кое-кого, но она не хочет за него замуж, хотя семья и очень влиятельная. Девушки могут быть весьма изобретательными. Может, стоит тебе навестить своё поместье?       – Полагаю, я всё же смогу продержаться до послезавтра, если вы позволите…       – Конечно, оставайся. – Леди слабо улыбнулась, глянув в сторону Хелен и Мэриголд, стоящих неподалёку. Ты всё же хочешь поговорить с Салли?       – Да, я уверен, что этого будет достаточно, чтобы выполнить изначальное желание.       В некотором роде, Гарри уже тошнило от рун и расчётов – он стал практически экспертом, разбираясь в схеме работы артефакта и сопутствующих темах, которые оказались нужны для понимания основных. С тех пор, как при первой встрече леди узнала браслет и пустила в свой дом и библиотеку странного незнакомца, прошло достаточно много времени, чтобы Гарри, получивший от неё текст рунной связки, написанной на внутренней стороне браслета, даже не обладая такими впечатляющими познаниями, как Грэмм, приобрёл их в достаточной мере, чтобы наконец разобраться окончательно. В целом, он смог всё понять ещё несколько месяцев назад, а после читал больше книги по истории, кое-что о ритуалах и упорно разбирался в пространных теориях магов, которые работали с душами. Помимо всего прочего, он уже понимал, что кроме выполнения пункта «поговорить со Слизерином», он уже знает и ещё один метод возврата домой – вербальная формула обмена душ. Однако, Гарри медлил, отчасти желая познакомиться со столь выдающейся личностью, отчасти – из-за кое-каких других обстоятельств (никак не связанных с девушками!)       По итогам изысканий, браслет сбоил сейчас по простой причине: он был изначально предназначен для путешествия в будущее, причём наиболее похожего параллельного мира. Насколько понял Гарри, Салазар Слизерин то ли доработал его на основе артефакта-ловушки душ, то ли просто сделал сам после ссоры с другими Основателями Хогвартса с единственной целью: перенестись в более интересное будущее, где его идеи будут более понятны окружающим, где он сможет завести семью, раз уж он полностью разочаровался в своем детище (Гарри полагал, что там была какая-то неприглядная история, так аккуратно обходила эту тему Леди каждый раз, когда заходил разговор). Именно поэтому имелось так много параметров, определявших, в кого вселится душа, расшифрованных ещё Грэмм – Салазар желал для себя максимально похожих условий будущего: переселиться на место сильного молодого мага примерно его возраста и получить память о том, как тот жил, ведь часть его ментального тела и мозг должны были при разрыве связи с душой сохраниться.       Душа мага же при этом должна была заключиться в браслет и удерживаться в нём. Так что Слизерин из параллельного мира совершил путешествие в 16й век того мира, в котором жил Гарри, остался в нём, и женился на Элизабет. Куда при этом ушёл «местный» Салазар после ссоры с Основателями в начале 11го века никто не знал, хотя, возможно, он тоже в каком-то параллельном мире. Мэриголд, Шарлотта и Эван приходились Салазару и Элизабет, которые очень поздно обзавелись детьми, правнуками, двое их детей умерли из-за несчастного случая, как и мать Эвана несколько лет назад, а вот внук Салазара и сам Слизерин, носивший теперь имя Эрнборна, уехали сейчас в Китай по делам, разминувшись с Гарри, пока он блуждал три дня по болоту. Там его уводили от защищённого дома фейри, и Элизабет была очень удивлена, что он в итоге смог пробиться к крыльцу, ведь остальных магглов, живущих в поместье, обязательно вписывали в защитный контур сами хозяева при найме.       Так или иначе Гарри, найдя браслет в комнате Ровэны, на магию, связанную с выполнением желаний которой был частично завязан артефакт, использовал его не совсем по назначению – отправился в прошлое, да ещё и возвращался не из комнаты, а из других мест. Это сильно расшатало настройки браслета, забрасывая его то в девушку, то в маггла далеко от школы, но Гарри уже добавил пару рун, которые за пару путешествий, если он когда-нибудь на них решится (что вряд ли), выправят первоначальную схему.       Однако, было и кое-что весьма положительное: Гарри узнал, что при возврате Гарри в своё время, душа, удерживаемая в браслете, должна была вернуться назад в своё тело, и, скорее всего, даже получить память о том, что происходило с Поттером во время ее отсутствия. Сам факт замещения чьей-то души коробил, но Гарри тешил себя мыслью, что в итоге, и с Уиллом, и с Эмбер всё должно было быть в порядке, да и на прошлой неделе ему удалось найти справочник о растениях авторства Уилльяма Хэрба, что также успокаивало. Конечно, с тем, что Джон умер как раз перед появлением Гарри, уже ничего нельзя было поделать.       – Ты твёрдо намерен вернуться в своё время, несмотря на крестраж? Ты же больше не сможешь перенестись к нам, разве только лет на двадцать позднее.       – Я понимаю, моя Леди. И, если честно, я не знаю, чего я хочу больше теперь, пробыв здесь дольше – вернуться или остаться. Там более моё место, чем здесь – жизнь с разницей в полтора века отличается достаточно сильно. Я не знаю, кто сотворил из меня крестраж, и действительно ли это сделано, чтобы при попытке меня уничтожить развоплотился лич… Всё же, я не слышал и такого, чтобы в моём времени по Англии бегал неубиваемый лич, хотя и есть один тёмный колдун, но он, скорее, дух, и всё, что я прочитал, предполагает, что есть достаточно способов его развеять и не принося меня в жертву… Разумеется, я ценю возможность прожить долгую жизнь здесь, не задумываясь о чужих планах на меня и без оглядки на эту недоодержимость… Именно поэтому я не спешу пытаться перенестись к Лорду, а не ждать, пока он приедет. Но я хотел бы всё же иметь выбор. Возможно, чтобы принять решение, мне нужно ещё время, съездить в Корнуолл и познакомиться с братом. Возможно, мне стоит понять, чего же мне не хватает у себя, что, как Вы считаете, моя магия всеми силами стремится поменять для меня обстоятельства.       Гарри замолчал. Услышав уже от третьего одарённого об этой «одержимости» Поттер сильно удивился – в конце концов, у него что ли на лбу написано, что к его душе прицепился кусок чужого духа? Почему он вообще при переносе не остаётся в теле, как это делает его собственная память? И почему память этого куска ему недоступна? На последние вопросы было сложно ответить, а вот применимо к первому оказывалось, что люди, обладающие хорошо развитым магическим зрением, легко замечали эту неправильность в ауре мальчика. Он тоже начал его тренировать – это было что-то вроде ментальной способности, которую вполне можно развить независимо от силы мага, даже сквибам, хотя более всего она нужна мастерам, которые делают что-то руками. Гарри казалось, что кто-то из взрослых в его настоящем тоже должен был это замечать, но ничего ему не говорил. Хотя, справедливости ради, странно на него смотрели только Дамблдор и Олливандер, остальные обращали столько же внимания, как и на других студентов.       Ему понадобилось несколько месяцев, чтобы принять тот факт, что он не обычный мальчик, и не мальчик-который-выжил-потому-что-так-получилось, а на самом деле, он просто мальчик-которого-младенцем-выбрали-в-жертву с непонятной целью. Это было больно, и грустно было думать, что его судьбой кто-то так беспардонно и без его ведома играет, но то, что какая-то странная игра вокруг его персоны есть – стало очевидным. Остаться жить здесь, сломав кукловодам все планы и оставив Магическую Британию разбираться с созданным её странными порядками Тёмным Лордом самостоятельно, было заманчивым решением – а ведь он даже, возможно, сможет снова дожить до своего времени, если к нему возвращается магия…       Но иногда Гарри вспоминал друзей, таких далёких сейчас, но искренне верных ему и их дружбе, особенно Гермиону, которая лежит... будет лежать... в 1993м году окаменевшей… И несмотря ни на что, хотелось вернуться. Он тряхнул головой, и, желая сменить тему, спросил:       – Кстати, если следовать теории о том, что маги неосознанно изменяют мир вокруг себя, то как он будет меняться, если есть много магов с абсолютно разными пожеланиями? Под чьи же мысли должны подстраиваться события?       – О, не глупи, ты же понимаешь, что это не может работать так топорно. Важно то, насколько эти желания накладываются на объективную реальность – больше шансов получить что-то в принципе несложно осуществимое, а вот на невообразимое нужна прорва энергии и воли. Разумеется, всё зависит от того, сколько магов хотят одного и того же – изменения легче пойдут в направлении, желаемом для большинства. Потому-то многие не в восторге от влияния маггловоспитанных – их много, а изменения, которые они несут, подчас глубоко неразумны. Главное же значение имеет сила мага – кто сильнее, тот всегда прав. По крайней мере, обстоятельства чаще складываются в его пользу.       – А что, если маги равны по силе, но желания противоположны?       – В поединке обычно всё решает вера. Нужно быть очень уверенным в своей правоте, чтобы быть более удачливым. Хотя, часто самоуверенность всё же конфликтует с реальностью. Но для сильных магов это действительно важный фактор, потому-то всегда в поединке сложно превзойти психа, абсолютно непоколебимого в своей правоте – у героев мотивация хромает чаще.       – Но как-то же психов побеждают?       – Ну, объективная реальность всё же работает, хотя, раз уж ты хочешь рассматривать абсолютно равную магическую силу… Играет роль не только собственная вера, но и вера других магов в кого-то из противников – очень часто этого достаточно, чтобы побеждал тот, в чью победу верит (или на чью победу надеется) больше людей. В этом плане власть того, в кого верят, довольно сильна.       «Кажется, я недооценивал Локхарта, – усмехнулся Гарри. – в него верят все домохозяйки страны, а потому он должен быть очень удачливым… Как, в некотором роде, и я. И как профессор Дамблдор, которого все считают величайшим волшебником… И, возможно, как Лорд Волдеморт, ведь если много магов считает его непобедимым, это должно укреплять его позиции, равно как и Наследнику Слизерина должно всё легче даваться во всеобщей панике»       Гарри прикрыл глаза и волевым усилием отогнал все мысли, вслушиваясь в музыку. Он совсем не обязан думать о Волдеморте. Пожалуй, его легко выбросить из головы, если переброситься с Мэриголд парой слов – она каким-то образом способна довести Поттера до того состояния, когда сама по себе кажется исчадием ада. Подумать только, любовное зелье…

***

      Салазар Слизерин, он же в миру Эрнборн, вернувшийся домой спустя два дня, Гарри совсем не понравился. Его лицо было знакомо – душу именно этого человека Гарри освободил из артефакта в будущем, а сейчас она томится в таком же (а точнее, первом, ведь у Гарри в этом времени должна быть проекция, а не настоящий артефакт), плотно сидящем на руке Салазара. По сути, убийство мага ради собственного удобства нисколько не волновало его (по крайней мере, спустя почти двести пятьдесят лет) – теперь это была та жизнь, которой он жил и которой был доволен. Видимо он, как и Лорд Волдеморт, не разделял свою магию и желания на «потемнее» и «посветлее», признавая, что есть только сила, и те, кто слишком слаб, чтобы ею пользоваться.       Хотя Гарри уже приблизительно догадывался, что «местный» Салазар, скорее всего, зачем-то поселил в Тайной комнате василиска, он всё равно задал этому Салазару вопрос об Ужасе и Наследнике. Тот немного надменно и недоумённо ответил, что до маглорождённых ему нет особого дела, и размолвка с Основателями была не связана с этими, на тот момент, совсем «тёмными и грязными магглами», а была значительно серьёзнее и вылилась в практически кровную вражду. В общем-то, если Слизерин, которого, по сути, магически замуровали в его покоях, сообщённых через множество переходов с большинством мест в замке, чего и хотел, так это выбраться оттуда, и развалить всё до основания в пику остальным.       Переходы, возможно, можно было бы открыть с помощью парселтанга снаружи, но изнутри у него выйти не получалось благодаря какой-то хитрой магии Ровэны. Однако, он смог открыть свой проход в созданную ею комнату, хотя и не выйти из неё дальше в замок. И всё же, этого оказалось достаточно, чтобы одарённый маг, не желающий умирать и оставлять всю свою магическую силу Хогвартсу, использовал её, чтобы пробить себе ход в параллельный мир. Может быть, усмехаясь, заметил Салазар, он и оставил, уходя, школе на память своего фамильяра… Есть неплохой шанс, что и местный Салазар сделал также. Но было бы опрометчивым считать, что любой наследник, хоть со сколько-угодно похожей аурой и знанием парселтанга, сможет его полностью контролировать, его бастарды на помощь отцу не спешили, так с чего бы передавать зверушку по наследству? У неё теперь свои приоритеты.       Не менее странно, уже без улыбки, добавил Салазар, что, если разгул василиска кому-либо не нравится, никто ничего не делает. Хогвартс имеет частичное сознание, и силу директора замка в его границах сложно переоценить. При желании, законный руководитель, которому переходят все привилегии Основателей, связанный со школой своеобразным контрактом, может войти в любое помещение (он-то не замурован внутри него), равно как и обезвредить любую мелкую угрозу, вроде опасного животного, используя ресурсы замка. Нет для директора, вступившего в право владения, ничего неизвестного в его границах, от состояния тайных ходов и до того, какие люди и где находятся на территории. Деканы, впрочем, тоже обладали немалыми полномочиями – они контролировали всё на территории своих факультетов, имея артефакты для установления местонахождения всех своих учеников, равно как и уйму плетений, определявших наличие в гостиных опасных артефактов или фиксирующих опасные для чьей-то жизни случаи, обычно сопровождающиеся немалыми колебаниями магии. И тогда получается, что, либо ресурсы полностью истощены, если замок веками не поддерживали, либо руководству школы в достаточной мере наплевать, и, в целом, Салазара, как создателя, такое будущее для школы совсем не радовало. Но он разочаровался в ней давно, а потому это в некотором роде не особо важно.       После ужина, он предложил Гарри пройтись, и поговорить более подробно. Его заинтересовало, при каких обстоятельствах Поттер получил браслет, потому что Салазар не предполагал снимать его до самой смерти. А ещё он искренне рассмеялся над тем, как Гарри планировал это путешествие. «То есть ты, на полном серьёзе, решил прыгнуть на тысячелетие в прошлое, чтобы задать мне пару вопросов? И, видимо, ты совсем не сомневался, что всё будет как надо, да ещё и я всё подробно расскажу? Исходя из того, что я сам этот ваш Ужас там специально оставил? Ой, не могу, факультет Годрика – это нечто…»       Отсмеявшись, он спросил Гарри о том, когда тот собирается назад. Всё-таки он в теле фактически мёртвого человека может весьма сильно повлиять на историю – чего стоит смена хозяина в немаленьком поместье. И, хотя, мёртвое стремится к покою, и это тело, скорее всего, совсем не позволит Гарри, как он сказал, жить тут долго, а лет через десять-пятнадцать подбросит какую-нибудь серьёзную болезнь, – срок, когда это случится, должен зависеть от того, сколько же оно пробыло без души, но рано или поздно подойдёт – Салазар всё же опасался о создании неправильной временной петли. «Понимаешь… – сказал он, – переносясь в будущее, ты его не задеваешь, ведь оно ещё не случилось – ты просто примешь новый мир, как свой, а в своём – исчезнешь, и оба станут развиваться с новыми условиями без всяких петель. Если ты вернёшься с помощью браслета назад, тоже ничего страшного, это же разные миры, и будущее родного мира будет другим изначально из-за действий других, равно как и может отличаться из-за твоей деятельности, но снова, никакой петли. Когда ты возвращаешься в прошлое… В границах одного столетия, если ты в теле человека, долженствующего быть живым, скорее всего будет образована стабильная петля, и твоё влияние на мир уже должно было отразиться до твоего рождения и являться, в некотором роде, предусмотренным… Но чем дальше от своего времени и чем на дольше ты переносишься, тем сложнее создать стабильную петлю… На два столетия назад и на жизнь на месте мёртвого нужно значительно больше энергии, а откуда ей взяться? И чем больше влияния от тебя, тем больше нужно энергии. Пока ты копаешься в библиотеке, это мало заметно, но это становится опасным, стоит сделать что-то более значимое… Вот, например, жениться на Мэриголд.» И он в упор посмотрел на Гарри.       – Я ещё не решил, – сказал тот упрямо. – В моём времени перспективы моей жизни тоже… неоднозначны. Я не буду жениться на Мэриголд, полагаете, тогда ничего страшного не случится, если я поживу в этом времени несколько лет?       – За спокойной жизнью тебе стоило переноситься в будущее. – Покачал головой Салазар. – Заканчивай свои дела здесь и уходи. Чем скорее, тем лучше.       – Нет. Я хотел поехать в Корнуолл.       – Ты, как я посмотрю, свою самонадеянность совсем не держишь в узде. Сколько тебе лет? По-настоящему, – вдруг невпопад спросил Слизерин.       – Мне было почти тринадцать, когда я попал сюда. Сейчас было бы почти четырнадцать, но так считать не совсем верно, ведь этому телу больше, и всё воспринимается… по-другому. – Осторожно ответил Гарри.       – Ведёшь себя совсем, как мальчишка, и, конечно, для твоей молодости, рисковость, в некотором роде, понятна. Но я вижу достаточное количество проблем, которые грозят с твоей помощью стать серьёзными. Я, пожалуй, настаиваю, чтобы ты сейчас использовал формулу переноса и вернулся домой.       – Я не хочу. И, если честно, не вижу, как вы бы могли на это повлиять, – её за меня никто не скажет. – С вызовом, сжав кулаки, сказал Гарри.       Они остановились на тропинке в дальнем углу сада и смотрели друг на друга, как будто ища ещё аргументы в свою пользу. Салазар отвёл глаза первым, но уже через пару секунд быстро достал из поясной кобуры револьвер, и выстрелил в Гарри. Тот дёрнулся, испуганно стараясь уйти вбок, но они стояли слишком близко, и Гарри упал замертво.       – Самонадеянность. – Повторил Слизерин в пустоту, развеивая тело Гарри-Джона, болото должно было поглотить его уже давно, если бы не сердобольные колдуньи. – Полагаю, Элизабет это не очень понравится, но с другой стороны, я же тёмный маг, родившийся в смутные времена, какой мне вообще смысл пытаться повлиять на несогласных, если есть столько решений проще? Нужно только не забыть написать в завещании, чтобы артефакт отнесли в Хогвартс и время стабилизировалось…