***
Разговор с Дамблдором был нелёгким – рассказывать о похождениях, особенно – опасных, особенно – нарушающих правила, всегда тяжело. Почему-то Гарри казалось, что это он ещё и не все нарушения правил упомянул, хотя рассказ получился долгим и подробным. Конечно, ради спасения Джинни, Гарри и Рон поступили бы точно так же ещё раз, но возможное наказание за их художества всё ещё тревожило. Если честно, Гарри был несказанно рад, что директор вернулся, и что он снова их не исключил, – возможно, любой другой взрослый на его месте, всё же последовал бы правилам. Где-то на краю сознания крутились мысли о том, что правила школы на сей счёт, на самом деле, довольно строги. Когда Гарри остался с Дамблдором один на один, он рискнул выразить мучившие его после разговора с Томом (который, оказалось, и есть Волдеморт) сомнения – призрак довольно убедительно доказывал немалую схожесть Гарри и Тома, и даже апеллировал к их общему умению говорить со змеями. Но профессор его успокоил, правда, сказав немного шокирующую вещь: «— Ты говоришь на парселтанге, Гарри, потому что Лорд Волдеморт — который и в самом деле является единственным живущим ныне потомком Салазара Слизерина — умеет говорить на парселтанге. Либо я очень ошибаюсь, либо он передал тебе часть своих колдовских способностей в ту ночь, когда ты получил этот шрам. Не сомневаюсь, он не собирался этого делать, просто так получилось… — Волдеморт вложил часть себя в меня? — Это наиболее вероятное объяснение.» Что-то в этих словах царапнуло, как будто они, на самом деле, очень важны. Гарри пообещал себе подумать об этом в более спокойной обстановке, тем более, что в кабинет, по сути, ворвался разъярённый мистер Малфой. Не зная, как ему вести себя во время пикировки двух старших магов, Гарри обратил внимание на Добби, который, казалось, показывал пантомиму. Её пришлось посмотреть несколько раз, чтобы понять, что тот имеет в виду, указывая на дневник, потом на своего хозяина, и ударяя себя по голове, но вскоре Гарри понял: эльф указывал на то, что дневник-который-поработил-Джинни-и-стал-причиной-окаменений подбросил к девочке сиятельный Лорд. Его захлестнуло отвращение к мистеру Малфою и жалость к маленькому эльфу, калечащему себя из-за попыток исправить вред, причинённый хозяином. Возможно, именно поэтому он предпринял позже попытку помочь этому, в общем-то, странному и не особо приятному существу – и, каково же было его удивление, когда наскоро придуманный план с носком сработал! Казалось бы, наверное, хозяин должен хотеть освободить эльфа, когда даёт ему одежду? А не просто неосознанно швырнуть в него любым предметом одежды? Но вот Добби стоял перед ним, неверующе глядя на носок, и повторяя, что свободен. Люциус Малфой был безмерно удивлён, впечатлён и зол, но Добби легко отбросил его от Гарри. Домовик был столь счастлив из-за освобождения, что почти пел... — На здоровье, Добби, — усмехнулся Гарри. — Только обещай больше не спасать мне жизнь... — Что-что, а это домовик делал с таким размахом, что Поттера уже почти исключили из школы, да и по его вине Гарри пришлось вырастить все кости одной из рук заново. Добби исчез, назвав Гарри Поттера ещё более великим, чем он думал, а Гарри наконец направился в гостиную. Горячка боя давно прошла, и энтузиазм, который поддерживал мальчика на ногах, уже тоже угасал. Всё-таки бег наперегонки с монстром весьма утомителен. Он едва успел отчиститься от грязи, и не успел зайти в больничное крыло, когда все ученики, многие, к тому времени, уже в пижамах, устремились на внезапный праздник. Но, несмотря на усталость, Гарри чувствовал небывалый подъём духа на этом пиру, всё снова было хорошо, да ещё и экзамены отменили, и Хагрид вернулся, и даже профессор Локхарт, раздражающий всех своей слащавостью и непутевостью, больше не будет озарять присутствием уроки защиты от тёмных искусств! Остаток семестра, особенно без нервотрёпки, которая прилагалась к экзаменам, был просто чудесным. Раз в несколько дней Гарри снились какие-то яркие сны, но наутро он почти ничего не помнил, хоть и высыпался в такие дни плохо, да и настроение у него портилось, ведь эти сны почему-то казались важными. Время до конца года неслось с ошеломляющей скоростью, и вот, они уже пакуют чемоданы к отъезду. Собираясь, Поттер нашёл за своей кроватью напоминалку Невилла, видимо, закатившуюся туда недавно. Он окликнул соседа и хотел было отдать её, но шарик, оказавшись в его руках, стремительно окрасился в грязно-жёлтый цвет. Подошедший Невилл что-то выронил. Гарри перевёл на него непонимающий взгляд: – Чего это она? – удивился мальчик. – Знаешь, Гарри, – медленно проговорил Невилл, оглянувшись, и убедившись, что, кроме Дина в больших маггловских наушниках, в комнате никого нет, – напоминалки на самом деле редко используют, чтобы вспоминать о какой-то мелочи. Они предназначены, в первую очередь, для корректировки любых ментальных искажений – есть специальные медитации для лечения проблем памяти, и наглядное отображение прогресса полезно. Напоминалки также являются хорошим детектором магического вмешательства в память, например, если есть заблокированные Обливиэйтом воспоминания, дым краснеет, розовеет при наличии лёгкого внушения и чернеет, если что-то утрачено безвозвратно, как, например, при использовании зелья забвения. Правда, они плохо реагируют на более тонкие изменения, вроде подложных воспоминаний. Так вот, такая реакция, как у тебя – довольно необычна, но, без сомнений, ты забыл что-то важное, или просто долгий период – видишь, цвет очень насыщенный? Полагаю, что память может вернуться, хотя не знаю, что для этого нужно делать. Возможно, тебе следует обратиться к специалисту? – Он что, под гипнозом раскодирует мою память? – Скептически спросил Поттер. Идея о том, что он что-то забыл, была странной. Но и от замечания о гипнозе снова будто проявились какие-то смутные ассоциации. Возможно, эти постоянные чувства дежа вю на протяжении последних недель и сны, после которых он чувствует себя разбитым, являются, как раз-таки, её подтверждением? – Нет, это так просто не работает… – помрачнел Невилл. – Но колдомедик может посоветовать комплекс наиболее адекватных в твоём случае приёмов для восстановления воспоминаний. Гарри пожал плечами. Дурсли вряд ли отпустят его к специалисту-волшебнику. Внезапно, ему пришло в голову кое-что ещё, и он не преминул спросить: – Слушай, но у тебя же весь первый курс Напоминалка краснела! Это что, значит…? – Да, у моей рассеянности есть причины, Обливиэйт не проходит даром. Он очень давний, мне и двух не было. Такие воспоминания не восстановишь, но с другими проблемами, оставшимися после такого колдовства, можно работать. Извини, это не та тема, которую я хотел бы обсуждать. Но тебе, в общем-то, тоже советую заняться своей памятью – раз артефакт реагирует, значит, проблемы, как минимум, есть. – Лонгботтом отвернулся к своему чемодану, взяв Напоминалку, и всем своим видом показывал, что разговор не стоит продолжать. Гарри кивнул, скорее, сам себе и тоже продолжил собираться – он обязательно об этом подумает, хотя прямо сейчас совсем не понятно, что ему стоит со всем этим делать.***
В конце лета 1994го года Гарри Поттер проснулся от боли в шраме. Он попытался вспомнить, что ему снилось, а потом потратил некоторое время на раздумья о своём сне. Для уверенности, он вытащил из-под половицы толстый блокнот и внимательно просмотрел его, но в результате ему пришлось признать, что ничего похожего раньше не было. Гарри вздохнул. Как для четырнадцатилетнего подростка, у него было аномально много серьёзных проблем. Проблемой, связанной с блокнотом, он делиться ни с кем не хотел, но сны о Волдеморте вкупе с болевшим шрамом… Эта проблема может быть поглобальнее, чем все предыдущие. Подумав, он написал Сириусу, своему крёстному отцу: возможно, тот сможет дать дельный совет, в конце концов, он взрослый волшебник. Взвесив все «за и против», Гарри всё же снова открыл блокнот, и пролистав его до чистой страницы, записал всё, что смог вспомнить из своего сна под новым лаконичным заголовком «Реддл». Вообще-то, эти записи были не совсем для этого, не дневник, всё же. Но Гарри не мог быть полностью уверен, что не наткнулся на очередное звено цепи. Первая запись в этом блокноте появилась ещё год назад. Тогда Гарри закончил своё сочинение о сожжении ведьм в Средние века, но у него оставалось ощущение, что он откуда-то знает намного больше. Позднее, когда он гулял по Косому переулку и слушал разговоры взрослых волшебников, в голове иногда возникали как будто комментарии. А ещё, успокоившись, он задним умом вдруг понял, что ему удалось удержать сильный магический выброс почти на пару суток: при том, что он уже разбивал бокалы, а значит – он был в невменяемом состоянии значительно раньше, чем капнула последняя капля, и тётка Мардж, выносящая ему мозги каждую свободную минуту, была надута. Останавливать выбросы, вообще-то, его никто не учил. Наверное, могло получиться само – он же взрослеет, но Невилл в конце учебного года убедительно доказал, что Гарри стоит задуматься о своих воспоминаниях, и уловив более конкретные странности, Поттер решил их записывать. В школе он защитил записи так хорошо, как только смог – а это оказались кровавые руны на форзаце блокнота, в которых он был уверен, но не понимал, откуда они возникли в голове, ведь такого в программе точно не было. В любом случае, другим этот блокнот был просто недоступным для прочтения, оставаясь пустым (следовало признать, метод Тома был неплох – люди мало обращают внимание на пустые тетради). За год странностей набралась тьма, и первой из них было то, что на втором курсе Гарри не вёл себя необычно (за исключением того, что говорил на парселтанге пару раз), и был уверен, что не страдает большими провалами в памяти, как Джинни. И тем не менее, на третьем, он выявил у себя неожиданно глубокие познания, особенно для подростка, в каких-то теоретических дебрях нумерологии, частично астрологии и ритуалистики, ни одну из которых специально не штудировал (да ритуалистику здесь вообще никто не изучал!), выяснил, что неплохо читает руны, и что может работать со старыми книгами без словаря. Откуда у него было время на обучение всему этому? Этим летом добавилось и ещё кое-что: скучная информация о котировках акций, которой всегда интересовался дядя, внезапно перестала быть набором звуков, а через некоторое время Гарри даже стало казаться, что он что-то понимает. Если бы кому-то этого показалось бы мало, Гарри периодически снились странные сны: о маленьком мальчике и волшебных скакунах (из которых он узнал только единорогов), о девушке, меряющей шляпки в Париже, Венеции и Риме (и подолгу рассматривающей улицы, никогда не виденные Гарри, кроме как частично по телевизору), о мужчине, завязывающем разные морские узлы, о женщинах, плетущих гобелены и вышивающих, о мальчике, метающем в мишень ножи… В общем, сны были один другого необычнее, иногда очень чёткие, иногда – неясные, но потом повторяющиеся с большей степенью детализации. Он описывал их все, и даже кое-что зарисовывал. Первыми в блокноте появились сотни каких-то рунных схем и упрощённых рисунков, но Гарри понадобилось больше года, чтобы вспомнить, что это – на самом деле для разного рода рукоделия. Дальше шло несколько изображений его неснимаемого браслета. Последующие страницы занимали криво нарисованные лица – там угадывались разве что какие-то общие черты, но после того, как Гарри проверил свой библиотечный формуляр, и узнал, что раньше он интересовался альбомами выпускников 30х годов, он снова пролистал их и смог узнать двух девушек из своих рисунков – их звали Эмбер и Дорея. Из книги о пространственной магии неожиданно всплыло ещё два имени: Грэмм и Алфеос, прочитав которые, Гарри внезапно понял, что Грэмм – это тоже одна из изображенных им женщин. В общем, память играла с Гарри странные шутки, и он был рад, что третий курс был сравнительно спокойным, по крайней мере, более ровным в отношениях с однокурсниками, и он чувствовал себя обычным мальчишкой, играя, обучаясь и эмоционально реагируя на всё на свете. Если бы к вывертам с памятью добавились бы какие-то странные происшествия, вроде тех, что были на втором курсе, было бы куда хуже… Хотя, и дементоры, окружившие школу по приказу Министра для поимки опасного преступника, сами по себе доставляли мало радости, а конец года был вообще экстремален. Тем неожиданней было обрести родного человека, хотя и малознакомого, в лице Сириуса Блэка (того самого, хоть и несправедливо осуждённого, преступника), а ведь Гарри ненавидел его без малого полгода! Конечно, это было до того, как он узнал, что родителей выдал Волдеморту вовсе не Сириус, а другой их бывший друг – крыса Питер Петтигрю! Буквально пару недель назад, когда удалось наконец связно вспомнить ещё кое-что, Гарри, правда, подумал, что раньше переносил на Сириуса часть своих (очень негативных) чувств к человеку, по имени Мариус… К огромной радости Гарри, память всё же возвращалась – возможно, пришло время, а может, его усилия по систематизации воспоминаний приносят плоды. Так или иначе, к теперешнему моменту, ему удалось найти источник проблемы: он несколько раз (три или четыре, согласно наличествующим чёрным полосам на волшебном браслете) путешествовал в прошлое, оказываясь там на месте какого-то человека, и, видимо, в последний раз что-то привело к потере «лишней» для Гарри памяти. Тем не менее, это было не заклинание – тогда дым в напоминалке Невилла был бы другого цвета. В любом случае, память восстанавливалась, особенно если её что-то подстёгивало, вот как газета на прошлой неделе. Сейчас Гарри помнил уже события, произошедшие во время путешествий в 14й век и в 1933й год, были и некоторые сцены из 19го столетия. Рано или поздно он вспомнит максимум из возможного. Но сегодня он узнает ещё кое-что, возможно что-то, чего не знал раньше. У него назначена встреча, на которую он пойдёт Путями, потому что просить дядю везти его через всю страну или денег на дорогу было бы довольно гиблым занятием. Но это очень важная встреча. Неделю назад он увидел в газете статью с фотографией пожилой мадам, в которой узнал Эмбер. Она выглядела довольно молодо – никак не на свои почти восемьдесят, скорее, на лет пятьдесят, но Гарри был почти уверен, что это она. Более того, фото было подписано, и там, наряду с именами других людей, было написано Эмбер Аткинсон, и это сильно увеличивало шансы на то, что он случайно нашёл ту самую девушку. Он написал ей с просьбой о встрече, и, как ни странно, получил положительный ответ – сегодня, к пятичасовому чаю. Если повезёт, и это она, и она не сильно злится на то, что он «украл» у неё день жизни, за который оставил её без магии и в опасной ситуации с Томом (если фамилия – не совпадение, она не осталась без последствий)… Да, то, что она могла бы рассказать, прояснит немало вопросов. Гарри вздохнул. Он волновался перед встречей. Но до неё еще целый день, пора спускаться к родственникам. Ещё раз задумчиво глянув на имя «Реддл», Гарри закрыл блокнот и спрятал его на место. По правде, он не знал, что было бы хуже: он видит странные сны с участием Волдеморта, и они как-то связаны с ним, он внезапно начал видеть кошмары без причины, или его провал в памяти связан с Волдемортом. В любом случае, радости мало, но и сделать с этим он пока больше ничего не может, по крайней мере, ничего, кроме пока ещё неотправленного письма Сириусу.***
Комната, в которую он зашел, была просторной и мало меблированной. Две стены облицовывал дикий камень, в то время как ещё две были выкрашены в спокойный бежевый цвет. Пол блестел начищенным паркетом и Гарри почувствовал себя на танцполе, пересекая пустое пространство, чтобы подойти к группе из трех обтянутых тёмной кожей кресел и дивана, разместившихся вокруг чайного столика со стеклянной столешницей. Эмбер Аткинсон стояла рядом с одним из кресел, опираясь на тонкую трость. Она слегка склонила голову в приветственном жесте и изящно повела рукой в сторону дивана. – Добрый вечер, мистер Поттер. Признаться, не ожидала, что со мной захочет встретиться самый знаменитый мальчик волшебного мира. Тем более, по делу шестидесятилетней давности. Пожалуйста, присаживайтесь. Чай скоро подадут. Гарри нерешительно присел напротив миссис Аткинсон, собираясь с мыслями. Эта женщина точно знает о волшебстве. Пока всё подтверждается. Ему было тяжело начать говорить, всё же фраза вроде «Знаете, чуть больше, чем полвека назад, я на пару дней занял Ваше тело…» звучит довольно неординарно. Однако, и женщине, оказывается, было чем его удивить. – Признаться, я мало что могу прояснить для вас по поводу проклятья. И, если говорить откровенно, не понимаю причин, почему оно могло бы отразиться именно на Вас, однако, если это случилось, я считаю, что его снятие может привести к куда более фатальным последствиям… Женщина замолчала и вопросительно посмотрела на мальчика. – Миссис Аткинсон, извините. Я не совсем понимаю, о чём вы сейчас говорите. Возможно, я хотел бы вернуться к этой теме чуть позже. Однако, изначально у меня было желание обсудить, видимо, другие события шестидесятилетней давности. – Как ни крути, Гарри не удавалось придумать ничего деликатнее, чем, – полтора года назад я непроизвольно активировал артефакт, который перенёс меня в Хогвартс, в последний день рождественских каникул 1933года. Возможно, это прозвучит странно, но я всё же скажу: я ощущал себя его ученицей, девушкой по имени Эмбер Дженкинс, помнил некоторые факты из её биографии и действовал исходя из этого в течении двух дней, согласно моему понимаю, вместо этой девушки. Когда я увидел Ваше фото в газете… В дверь коротко постучали и Гарри замолчал, наблюдая, как милая девушка входит с подносом и сервирует им столик для чая. Ещё не договорив, он понял, что рассказ производит на миссис Аткинсон впечатление: слушая его, она подвигалась всё ближе к мальчику, а теперь, казалось, не могла дождаться, когда они снова останутся одни. Это, несомненно, была она, и она помнила! Он проводил девушку взглядом и слегка вздрогнул, когда, повернув голову, увидел лицо Эмбер слишком близко к своему. Её зрачки расширились, когда она пристально заглянула в глаза Гарри. – Так это действительно Вы… Поразительно! Я уже и не надеялась… – Миссис Аткинсон даже привстала от волнения. Ей потребовалась пара минут, чтобы справиться с собой, но, в итоге, она, казалось, приняла какое-то решение. – Что ж. Полагаю, нам есть, что обсудить. На самом деле, у меня к Вам в связи с произошедшим также будут вопросы… Но прежде… Я, Эмбер Аткинсон, обещаю, что мои действия в отношении Гарри Джеймса Поттера, будут исходить из мирных намерений, а также, что никаким образом не буду передавать информацию о содержании нашего разговора третьим лицам, без его на то согласия! Говоря это, женщина подняла руку, и её ладонь тускло засветилась. Гарри удивился: Эмбер, уже раз попавшая в рабскую зависимость из-за неосторожного обещания, имеющая побратимскую связь из-за его неосторожного обещания… Только что добровольно, и, явно, специально выдала довольно расплывчатую формулировку о намерениях. Это было признаком большого доверия к, по сути, малознакомому подростку. Оценив жест, Гарри ответил тем же, хоть и более осторожно: – Я, Гарри Джеймс Поттер, утверждаю, что пришёл в этот дом с миром. То, о чём мы будем говорить, никоим образом не будет передано третьим лицам, без согласия на то Эмбер Аткинсон, обещаю! – Свет, засиявший при этом, был столь яркий, что Гарри невольно расстроился: более наглядного метода ощутить разницу их магических сил было сложно придумать, а ведь Эмбер стала сквибом, пока он был на её месте. – И я, полагаю, что, прежде всего, мне стоит сказать, что моё путешествие во времени было действительно случайным, но, мне кажется, всё же такое вмешательство в чью-то жизнь довольно… неэтично. Мне стыдно, что я вмешался в Вашу. Извините. Я пытался делать, как лучше, раз уж так получилось, но я понимаю, что в результате всё же было много последствий, которые сильно изменили для Вас обстоятельства… – Гарри потупился, на этом поток красноречия иссяк. Ему и правда было немного стыдно, но не то, чтобы он мог бы тогда действовать как-то иначе. – Мистер Поттер. Все, мы, разумеется, иногда совершаем ошибки. Да, Ваше вмешательство в мою жизнь довольно сильно её изменило. И всё же, прошло шестьдесят лет. Сейчас я могу Вас только поблагодарить. Видите ли, я понятия не имею, смогла ли бы сама что-то противопоставить Мариусу во время того ритуала, и смогла ли бы выжить. Этого мы никогда не узнаем. Но что мы знаем, так это то, что Вы убежали, даже прихватив с собой кое-какие деньги, а потом силами своими или просто удачей, оставили мне неплохие стартовые условия: диплом об образовании, договорённость о собеседовании, Вы даже нашли способ предупредить меня держаться подальше от Лондона, который в итоге пострадал от бомбёжек! Я смогла устроиться на работу на следующий же день, что в 30х было редким счастьем. Да, магии мне с тех пор хватает только на совсем уж мелочи, да на поддержание хорошего здоровья и относительной молодости, но тут странно, что вообще хоть какая-то сохранилась! И её явно было больше, чем в итоге осталось у Мариуса, её же хватило, чтобы заключить побратимство, а потом и брак без его разрешения, да порвать эту рабскую связь! Если уж на то пошло, он получил по заслугам, оставшись из-за этого ритуала сквибом да едва дожив до 50х. Поэтому, правда, спасибо! И я рада, что мой дар парселтанга, в итоге, всё же нашел достойного хозяина. – Простите… – Неверяще сказал Гарри, – Вы думаете, что Ваш дар передался мне? – А это не так? Вы никогда не пробовали поговорить со змеями? Я просто сейчас чувствую некоторую общность, хотя, может, это всё же обусловлено тем, что Вы определённое время были на моём месте… Но дар должен был кому-то передаться, и Вы сейчас кажетесь мне весьма вероятным кандидатом: Вы на тот момент ещё не родились, но при этом формально наглотались крови из жертвенной чаши, да и логично было бы предположить, что после Вашего путешествия, у нас могло бы образоваться «родство по духу, но не по крови». Полагаете, легко было бы найти другого кандидата для этого дара? Ритуал был выполнен, и на него было затрачено довольно много энергии – он практически выпил двух магов, просто так всё закончиться не могло… – Я могу использовать парселтанг… Но мне не приходило в голову рассматривать такой вариант появления этого дара. На самом деле, я слышал и другую версию, откуда он у меня, и тоже звучало убедительно. – Гарри слегка нахмурился. – То есть, Вы не сердитесь на меня? И за то, что я, в некотором роде, удрал, оставив Вас в объятьях пьяного мужчины? На это Эмбер задорно улыбнулась. – Открою Вам секрет, мистер Поттер. Даже очень слабая ведьма в такой мелочи может легко постоять за себя. Я, конечно, изрядно удивилась, осознав себя целующейся с каким-то парнем, при том, что предыдущее воспоминание было ещё из Хогвартса! Но, определённо, Вы выбрали мне одного из самых симпатичных! Гарри покраснел. На такое ему было затруднительно придумать ответ. Через минуту улыбающаяся Эмбер, которой явно понравилось дразнить мальчика, сжалилась над ним и продолжила: – Он стал мне в итоге мужем, о котором можно только мечтать. У нас две замечательных дочери, они обе вышли замуж во Франции. Они, да и Том тоже, имеют слабые способности к магии – с таким даром обычно не берут учиться, его хватает на более крепкое здоровье, хорошую интуицию, и пару несложных бытовых хитростей. Но то, что жизнь даёт, нужно правильно использовать и ценить. Вся сила Блэков не помогла им исправить глупость сына, а всё потому, что они брезговали маггловскими методами розыска. Да они почти все мертвы, а мы, им назло, собираемся ещё пожить, и пожить хорошо! Хотя, в общем-то, Том максимально защитил меня и от маггловских детективов, а не только согласился на кровный ритуал венчания. За знакомство с ним я тоже могу сказать только спасибо – мы прожили вместе уже почти шестьдесят один год, и я об этих годах не жалею. На самом деле, жаль, что он сейчас в отъезде – было бы хорошо Вас представить… более подобающе... И всё же, мистер Поттер, я полагаю, что Вы хотели меня о чём-то спросить, а не просто извиниться? – Ну… встретиться с Вами было важно… После лекции одного шамана я боялся, что моё присутствие Вас убило. Сам факт того, что вы – Эмбер, и у Вас сравнительно всё в порядке, уже весьма и весьма… Да и, видите ли, у меня возникли некоторые сложности, которые, как я думаю, связаны с тем самым артефактом. Он не снимается с моей руки, и есть вероятность, что я могу снова случайно его запустить. Я пытаюсь узнать побольше… на всякий случай. Мне казалось, что я почти разобрался с тем, от чего он срабатывает, но иногда мне кажется, что я то ли не всё понял, то ли не всё помню. – Вы действительно очень… необыкновенный мальчик. Встретиться, чтобы убедиться, что я жива, – прищурившись, сказала миссис Аткинсон, прежде, чем ответить. – Если Вы о том шамане, которого встретили в 30х годах, то, возможно, Вы что-то не так поняли. Видите ли, мои родственники вполне способны были кое-что посоветовать мне на тему одержимости, и, проверив тогда в 1933м всё, что только можно, я пришла к выводу, что все соображения, которые он выражал, касались скорее вас, а не меня. Мы рассчитали, что если меня и можно было назвать одержимой, то только на те самые два дня. Зато одержимость была довольно странной – никакие техники не позволили высчитать дату рождения того, кто в меня вселился, а я прошу заметить, что во многом из того, что мы пробовали, мои родственники по матери весьма хороши. Было предположение о том, что душа была не одна, и потому расчёт не работает, а это вполне можно согласовать со словами лектора. – Но как Вы вообще помните об этом лекторе? И о ритуале? Или Вы узнали от других людей? – Одержимость Гарри была больным вопросом, которому в блокноте отводился целый раздел. Он помнил, что знал о ней много больше, чем сейчас, проводил какие-то исследования, детали которых пока ускользали, и ещё, что там было что-то настолько важное, что он даже надолго задержался в прошлом. Понять бы ещё, что. – Нет. Я посмотрела на руку довольно скоро, и поняла, что связь с Мариусом частично оборвана, и мне стоит пока спрятаться. Ночевать, в силу неких обстоятельств, я осталась наверху в том же пабе, где вы меня оставили, и мне приснился довольно правдоподобный сон о Ваших похождениях. Из него же я уловила и факт о собеседовании, и о помощи мадам Уорвик. Потом сон повторился ещё пару раз, труда разобраться не составило, так что у меня была в итоге память о том, что вы делали. На самом деле, было впечатление, что это делала я, но, как Вы понимаете, тот разговор об одержимости насторожил достаточно, чтобы проверить. Повторюсь, в итоге я не в обиде. И даже хотела бы помочь Вам, мистер Поттер, чем смогу. Долги такого масштаба – Вы фактически спасли мне жизнь, или, хотя бы, свободу – плохо влияют на карму. – Вы… хотите мне помочь? – Это было довольно неожиданно. Вообще-то взрослые в этом времени практически никогда не выражали такого желания. – Да. – Утвердительно кивнула Эмбер. – Всем, чем смогу. Правда, я не очень активно слежу за тем, что происходит в политике волшебников, а если я хочу помочь Вам, а не навредить, стоит разбираться получше. Мне понадобится время, чтобы навести справки, но, безусловно, Вы можете обратиться ко мне за помощью, когда Вам будет это нужно. – Это… щедро. Спасибо. Но при чём здесь политика? – Гарри правда не понимал. Миссис Аткинсон вскинула брови в удивлении. Немного помедлив, она спросила: – Не хотите ли ещё чаю? Если я попробую объяснить подробно, это займёт довольно много времени. Гарри кивнул, и женщина набрала пару цифр на телефоне, стоящем на столике возле окна. Вскоре, всё та же девушка зашла с ещё одним подносом с чаем и убрала использованную посуду. Налив себе новую чашку, миссис Аткинсон присела на диван, и снова заговорила: – Как Вы знаете, примерно двадцать три года назад разгорелся серьёзный конфликт между партией традиционалистов и сторонниками Альбуса Дамблдора. К концу 70х годов ситуация обострилась настолько, что некоторые радикально настроенные волшебники перешли к открытому противостоянию, вышедшему за рамки обычной для магов кровной вражды, и начавшему вовлекать всё больше людей, грозя, таким образом, перейти в гражданскую войну. В Хеллоуин 1981го, когда погибли Ваши родители и лидер радикалов, которого почему-то сейчас принципиально не величают по имени, Вы, Гарри, выжили. Никто не знает, что там конкретно случилось, однако, довольно распространённой является версия, в которой Вы «победили» этого самого лидера, и тем самым приостановили конфликт, лишив одну из сторон руководства. Есть версии и попроще, вроде той, что Вас защитили более сведущие, чем младенец, колдуны – Ваши родители, либо, что на месте происшествия был кто-то ещё, однако эти, более реальные с точки зрения логики версии, непопулярны. Факт остаётся фактом: Вы – необыкновенный мальчик, как минимум, на редкость удачливы и должны обладать высоким магическим потенциалом, даже, если факт боя с тёмным магом не установлен, младенцу выжить при разрушении дома вокруг него… затруднительно. Поэтому, конечно, понятно, что Ваша персона вызывает интерес. Интерес, как к символу, и потенциально политический интерес, и к вашим способностям тоже присматриваются, чтобы оценить, не стоит ли Вас переманивать у Альбуса. И если Вас начнут перетягивать, как канат, то поверьте, вы, как ребёнок, будете мало защищены, и любая помощь пригодится. Но стоит оценить ситуацию и понять, с кем Вам будет выгоднее всего. От себя замечу, что в Вас определённо, и удача, и огромный потенциал есть. В конце концов, Вы пришли ко мне после того, как использовали серьёзный артефакт, создав стабильную временную петлю и не только оставшись в живых, но ещё и в своём уме, что, по статистике (и это если отбросить случаи, которые мы не можем доказать, где при неблагоприятном исходе, рушится ветка реальности), удаётся одному путешественнику из сотни. В большинстве своём они, разумеется, сходят с ума, пытаясь изменить прошлое, а также вызывают сильные пространственно-временные искажения, на стабилизацию каждого из которых идут силы нескольких ритуалистов. Из-за последнего, магия, связанная со временем, запрещена практически во всех странах, даже в тех, где сносно относятся к некромантии, а за доказанное использование артефактов, создающих временные петли, дают год Азкабана при переносе более, чем на минуту назад. В Англии даже на использование замедленного или ускоренного времени в этих искажениях – Полых Холмах – есть запрет для всех, кроме имеющих разрешение одновременно от двенадцати Ковенов, Совета Лордов и Министерства Магии, что практически нереально. Кстати, потому, когда разберётесь с активацией своего артефакта, постарайтесь им не пользоваться… Все целее будем. У Гарри в голове сейчас, казалось, маршировали колонны мыслей, и все в разных направлениях. Он знал, что игры со временем опасны, и, логично, что уголовно наказуемы. Значение личности в истории он считал довольно-таки преувеличенным, но искажения действительно можно было неосторожно создать. К тому моменту он уже многое о себе вспомнил, и очень переживал, когда Гермиона накинула ему на шею цепочку Маховика, чтобы вернуться назад во времени и спасти Сириуса от Поцелуя дементора, но тогда всё обошлось. И тем не менее, она сказала, что пользовалась им для уроков! Как он не обратил внимания? Год Азкабана за каждый урок! Да там уже пожизненное, если это доказать! Остаётся только надежда, что Гермионе и впрямь выдали официальное разрешение… А сам он создал не одну, а минимум четыре (а может и пять) временных петель, если считать ту, что с Маховиком! Усилием воли он отогнал эти мысли и попытался сконцентрироваться на себе и политике. О Маховике Гермионы и своём браслете он подумает позже. А вот то, что он слышит, совсем не похоже на историю о Волдеморте! – Миссис Аткинсон, я слышал о временах борьбы с Волдемортом несколько другое. И многие в школе с самого начала относились ко мне, как к какому-то мессии, что поддерживает факт того, что он очень злой тёмный маг! Мне странно, что вы представляете его, как лидера партии. Он убивал людей, держал всех в страхе, и он всё еще пытается убить меня! – К щекам Гарри прилила кровь, и он почти вскочил от волнения, готовый отстаивать своё мнение. – Пожалуйста, успокойтесь, я на Вашей стороне в любом случае. Поскольку Ваш опекун – Альбус, а Ваши родители были активными участниками противостояния, нет ничего удивительного, что вторая сторона воспринимается в демонизированном виде, хотя, как вы понимаете, при вооружённом конфликте потери есть с обеих сторон… При четырнадцати годах соответствующего воспитания у Вас нет шансов поддерживать кого-либо, кроме ордена, созданного мистером Дамблдором, это понятно. В целом, Вас все считают именно его фигурой. И я не говорю, что радикальные традиционалисты – не тёмные маги… – О чём вы вообще!? Да они шайка психов! Какое воспитание, какой опекун, я живу у магглов, но хватает полугода, чтобы понять о неадекватности этих убийц! – Магглов!? Они посидели пару минут, непонимающе смотря друг на друга, а потом миссис Аткинсон тихо продолжила: – Разумеется, я не хочу защищать убийц. Я просто заметила, что конфликт был, и победили сторонники Дамблдора. Но причина его никуда не исчезла, и он может разгореться вновь, Вы при этом уже будете втянуты, причём с очевидной стороны. Вы же понимаете, что политическая карта Британии не ограничивается двумя организациями. Помимо официальной власти, шесть Гильдий, двенадцать Ковенов, от пятнадцати до двадцати разного рода орденов и объединений, лоббирующих собственные интересы, плюс интересы иностранных магов. Такой масштаб вспыхнувшего конфликта между двумя организациями был неожиданным, однако всё же ему попустительствовали все остальные, а до 1979го подавляющее большинство поддерживало как раз традиционалистов. – Если честно, я не понимаю. Большинство поддерживало Волдеморта? Зачем он тогда вообще развязал войну? И я правда живу у магглов и понятия не имел о магии до Хогвартса, о Ковенах сейчас слышу впервые. Разве их не выбили ещё в позапрошлом веке? – Каждый век какой-то Ковен пропадает, но и новые создают. А если Вы росли у магглов – заметьте, в газетах об этом ни слова, и люди думают, что такую знаменитость, как Вы, хорошо спрятали, и обучили – ведётся какая-то очень неочевидная игра. Как я и сказала, мне нужно время, чтобы навести справки, которые будут более точными, чем общие сведения. – Но почему все считают, что меня обучали? – Потому что сразу после смерти Ваших родителей, официальную опеку оформил Альбус Дамблдор. Об этом, как раз, писали в газетах. Во время таких конфликтов остаются сироты, и живые родственники или крёстные есть не у всех, но бездетные пары волшебников, особенно однополые, иногда желают принять в род сирот, большинству везёт не оказаться в приюте. Пожалуй, в вашем случае – как раз из-за предположительно высокого магического потенциала – точно нашлись бы желающие Вас усыновить, но, как я и сказала, все знали, что Дамблдор позаботился о ребёнке своих сторонников. Предположить воспитание в семье магглов тяжело. – Я думал, мои опекуны – магглы. – Ну… Опекунство могли передать позже, особенно родственникам, когда улеглись волнения после того Хэллоуина. Полагаю, Вы понимаете, что имя Дамблдора Вас защищало – Вы всем традиционалистам сейчас как кость в горле, хотя, по сути, являетесь скорее символом, чем имеете какой-то политический вес. Я хочу помочь Вам в этом разобраться, чтобы Вы могли предпринимать какие-то действия осознанно, а не быть только пешкой. Жаль, что я не могу предоставить много связей и защиты в магическом мире – там мы с Томом незаметные фигуры. Но мой долг Вам помочь, и я помогу, связи Вы всегда сможете создать, хоть это и занимает время. Для того, чтобы ориентироваться в мирное время, на первых порах хватит и понимания того, что творится в кругах официальной власти, а там достаточно хороших отношений с секретарями и вахтёрами – всегда самые информированные о настроениях в Министерстве. Нам нужно договориться с Вами о связи, мистер Поттер. Совы бывают довольно ненадёжными, их легко отследить. Я буду рада вести с Вами переписку, но, скорее, если просто захотите пообщаться, а о политике стоит писать осторожно. Не то, чтобы за Вами обязательно кто-то следил, но знаете, интуиция говорит мне, что в данном случае стоит перестраховаться. Интуиция для мага – практически всё. Как вы сегодня сюда добрались? – Вы знакомы с этим методом. Я использовал его, чтобы сбежать от Мариуса. Не то, чтобы я его любил, но, в целом, могу так добираться и дальше, домой собираюсь так же. Может быть, мы могли бы встретиться ближе к Рождеству? – Да, это было бы хорошим временем. Не хотели бы Вы остаться на каникулы, в таком случае? Мне жаль, что я не смогу Вас аппарировать. Может, я могу ещё что-нибудь сделать для Вас сейчас? Эмбер, казалось, искренне хотела ему добра, хотя они были едва знакомы. Она дала очень серьёзные обещания, с чем, у магов, учитывая её прошлое, стоило быть осторожным. Но что-то останавливало Гарри, скажем, попросить у неё помочь ему с едой на каникулах. Гарри совсем не хотелось жалости от человека, который утверждает, что имеет перед ним Долг Жизни и говорит о помощи со связями в Магической Британии. Кроме того, миссис Аткинсон сказала и многие другие вещи, которых он совсем не ожидал услышать, и их требовалось обдумать. Он вежливо отказался. На самом деле, пора бы уж ему и честь знать, они проговорили больше часа… – Миссис Аткинсон, спасибо Вам, Вы многое для меня прояснили. Не сочтите за наглость, не могли бы Вы всё же объяснить, что за проклятие Вы упоминали, когда я пришёл? – О. Да Вы его как раз должны знать, это же Ваше проклятие больше, чем моё. Помните, Вы прокляли Мариуса и Дорею во время ритуала? Когда Вы пришли, я ещё не знала, зачем, но на самом деле, Поттер был более удачлив, и в отличие от Блэка, всё же нашел меня, хоть и в 1977м году. Он как раз спрашивал о проклятии, и я подумала, что Вы по тому же вопросу. – Я… Не понимаю, при чём здесь отец к этому проклятию? Оно же для Блэков! И что, оно вообще подействовало, ведь никакого заклинания…? – Он действительно ни при чём… Да, теперь я понимаю, Вы поразительно мало знаете о родне… – Эмбер вздохнула. – Конечно, проклятие подействовало, от души, в минуту опасности, изо всех магических сил – практически при их потере… Да оно получилось по силе почти как посмертное! И должно было лечь на прямых потомков Мариуса и Дореи – так обычно и происходит, хотя Вы, скорее намеревались проклясть именно их… В формулировке прозвучало имя – Блэк, и Дорея, вышедшая замуж и сменившая род, была менее подвержена… И всё же, её сын от Карлуса Поттера, троюродный дядя, если не ошибаюсь, Вашего отца, унаследовал это проклятие. Оно было, как я уже сказала, ослабленным, но он всё же попал к кому-то в подчинение, хоть и с значительно большей свободой, чем я. После смерти Дореи, которая, как я понимаю, отговаривала его что-то предпринимать, он нашёл меня, чтобы спросить о точной формулировке. Видите ли, мистер Поттер, это проклятия типа воздаяния-искупления, и снять их нельзя – он мог бы перестать быть рабом по какой-то другой причине, но хотел именно, пользуясь природой закрепления связи, перебросить эту рабскую привязку на кого-то другого. Это довольно тёмная вещь, и лучше всего сработает с кровным родственником. Проблема его была, собственно, в отсутствии таковых – к моменту, когда он задумался о таком решении проблемы, его родители умерли, и ближайшим кандидатом оказался ваш отец – да, явно не чтящий старые ритуалы, и оттого менее защищённый, но при этом – старшая ветвь, на которую перебрасывать что-то негативное очень сложно. Я не знаю, получилось ли там что-то в итоге с рабской привязкой, но парень после этой попытки умер. Возможно, лучше бы он попытался избавиться от рабства по-другому, но сделанного не воротишь. Есть небольшая вероятность, что ещё более ослабленное обязательство всё же перешло Вашему отцу, но не думаю, что это так. В любом случае, на этом история должна была закончиться – потомок попал в зависимость, всё честно, на следующее поколение перейти ничего не должно… Волосы у Гарри встали дыбом. Он сам – сам! – проклял, как оказалось, кого-то из родственников. И пострадали потомки, а не виновники! Его отец, возможно, пострадал! Воистину, воздаяние-искупление… Но был же ещё и Мариус… – А Блэки? – Осипшим голосом спросил он. – Кто-нибудь ещё из детей пострадал? Миссис Аткинсон бросила на него грустный взгляд. – Детей как-то более жалко, правда? А платят-то по счетам практически всегда потомки, особенно если своя кровь проклинает – потом до седьмого колена от проклятий избавляются. Да, мистер Поттер, слово мага – это очень серьёзно, на самом деле, и болтать лишний раз не стоит, и защищаться нужно хорошо, сглаз – не проклятие, но сорок раз по разу… За свои слова потом приходится отвечать. У Мариуса не было детей. Кроме того, Блэки изгнали его из семьи, но всё же, полагаю, с учётом того, что оба участники ритуала были родственниками и носили это имя… один маленький Блэк должен был его получить. Или больше детей, но слабое проклятие. Скажем, при любой удобной возможности, они попали бы в зависимость, но её можно было бы разорвать значительно легче, чем мою четырёхполосную цепь. У Блэков хорошая защита, но рано или поздно брешь бы нашлась, хотя там сложно сказать, у кого она была бы более вероятна… – А Вы могли бы… предположить? – Спросил Гарри, мучаясь чувством вины. – Вы уверены, что это необходимо? Мы ничего не сможем сделать… На то оно и воздаяние… – Мы могли бы помочь избавится от рабства тем, кто его получил! – Вы очень добрый человек, мистер Поттер. Редкая вещь – умение прощать. – Это неправильно – платить за ошибки каких-то дальних родственников… – прошептал Гарри, смотря, как Эмбер по памяти рисует на бумаге разлогое семейное дерево. – К сожалению, все мы отдаём долги родителей, такова жизнь. Вот, за полную точность не поручусь, но первые лет тридцать я следила за популяцией Блэков весьма пристально… Огромный клан, на самом деле… был. – Эмбер показала Гарри рисунок, Мариус и Дорея были обведены. – Как я уже сказала, у Мариуса детей не было, что делает брешь для проклятия неочевидной. С одной стороны, оно не должно переходить на более старшую ветвь, чем та, от которой родился Мариус, – у его отца, Сигнуса, были ещё братья и сёстры, но по женской линии, как я уже говорила, будут послабления, а братья, кроме Арктуруса, все старшие, но и у Арктуруса только дочери. – Эмбер отчеркнула добрую половину имён. – Проклятие не может лечь на детей, которые уже были рождены до 1933го года, потому все двоюродные братья-сёстры Мариуса отпадают. Остаются его собственные братья и сёстры. Но тут снова-таки, младше него только Дорея, и там всё примерно понятно, она принесла ослабленное проклятие в новый род. Но всё, что заработал Мариус, она бы не смогла забрать. Кассиопея старше, в отличие от Дореи, в ритуалах не участвовала, и не должна была передать ничего в род мужа. Логичнее всего предположить, что прилетело потомкам Поллукса, хотя он и старше Мариуса, что должно ослабить эффект, но больше просто некому. Сам Поллукс, как и его старшие дети, родился слишком рано, чтобы получить проклятие, но у него был младший сын – Сигнус, вот он-то и остаётся наиболее вероятным кандидатом. Он недавно умер, рановато для мага, но почему-то последнее время многие маги умирают рано. Да и его сильно подкосило то, что одна дочь попала в Азкабан, а вторая – вышла замуж за маггла. Вёл жизнь аристократа, ни в чём предосудительном замечен не был, так что тяжело сказать, был ли он чьим-то рабом. Не нужно забывать, что о поступке Мариуса Блэки знали, как, возможно, и о проклятии, так что он вполне мог всю жизнь не попадаться… Больше явных целей нет, хотя, я же говорю, может, просто всем досталось понемногу… – А дети Альфарда и Вальбурги? – Спросил Гарри, указывая на соответствующие имена. – Я мало о них знаю, – ответила Эмбер. – У Альфарда, вроде бы, не было. А Вальбурга женщина, она должна была просто выйти замуж… – Что-то не так? – Спросил Гарри, увидев, что женщина о чём-то задумалась, нахмурившись. – Тяжело сказать… Понимаете, принятие чужого имени, имени мужа, всегда ослабляет связь с семейными проклятиями. Но Вальбурга вышла замуж за своего четвероюродного брата, из… старшей ветви Блэков. Это могло дать относительно проклятия противоположный эффект, и тогда их дети, возможно, были бы тоже уязвимы… – А у них были дети? – Спросил Гарри, предчувствуя ещё одно неприятное для себя открытие, касательно воздаяния. – Да. – Сказала миссис Аткинсон, и он почувствовал, как неприятное знание надвигается неотвратимо. – Сириус и Регулус. Младший пропал много лет назад. Старший обеспечил родным немалую череду громких скандалов, и даже тоже попал в тюрьму. Недавно сбежал, думаю, о нём Вы должны были слышать...