Тихое место

      Утро двадцать шестого декабря ознаменовалось для проснувшегося спозаранку Гарри головной болью и почти привычным уже для уходящего 1994го ощущением, что в его памяти есть какой-то провал. Для разнообразия, никакие чары и артефакты не были виноваты – такое бывает, если рискнуть выпить с Милошем, так что, Поттер просто схватил маггловскую пластиковую бутылку с водой, предусмотрительно поставленную прямо возле кровати. Что бы там про него не бурчали слизеринцы, он очень хорошо обучаем, когда ему это нужно, и опыт прошлого похмелья даром не прошёл.       Первая пьянка с ребятами из Дурмштранга случилась через четыре дня после спешного утреннего отъезда Лавгуд и старшего Поттера к человеку, который больше их троих понимал в душевных проблемах. Гарри успел к тому моменту порядочно известись, раздумывая о том, как там состояние старшего, но после разом получил о нём ворох новостей... Способных вскипятить любой мозг.       В день начала Йоля он, Невилл и Шимус присоединились к ребятам из Дурмштранга и нескольким консервативным шармбаттонкам для традиционных ритуалов. В школе такое было не в чести, но в этом году тяжело запрещать славить праздник иностранцам. Большинство старшекурсников не поехали домой на каникулы, и ребята были далеко не единственными, кто под шумок присоединился – пришли представители всех факультетов, с какого-то больше, с какого-то меньше, жаль, из всех только трое магглорождённых. Чжоу тоже пришла, хотя этот праздник и был не из традиций её предков, но Гарри был рад.       За пару дней до того мистер Лавгуд уже успел прочесть ему лекцию о самонадеянности, прислав Гарри громовещатель из красивой розовой бумаги. Он хотя бы не кричал, а прошептал текст ему на ухо, взорвавшись после разноцветным конфетти. Гриффиндорский стол получил повод для шуток об экстравагантной поклоннице Гарри, а он сам, к сожалению, за странными сравнениями Лавгуда не совсем разобрался в ситуации, гадая, его ругали или хвалили. Зато на Йоль недостаток информации и даже экспрессии был восполнен с лихвой: с небольшим интервалом, пользуясь временем силы, Гарри не поленились присниться целых три шамана. Каждый из них на английском говорил очень посредственно, но зато был достаточно силён, чтобы пробиться к нему через астрал сквозь все защиты Хогвартса прямо из крайнего Севера.       Неидеальный английский, разумеется, не смутил их, когда они спокойным, строгим тоном рассказывали ему, что он или она думает о идее подсобить брату в восстановлении памяти. Это выглядело довольно устрашающе в исполнении любой из трёх астральных проекций: там были суровый, весь покрытый шрамами, мужчина из северных атабасков и две тонкие-звонкие девочки с седыми волосами длиною до пола и старыми глазами, видящими в людях даже то, о чём те сами не подозревают – как понял Гарри, трехсотлетняя финка и её сверстница из Карелии.       Эти люди решили посмотреть на него по довольно впечатляющей причине: их заинтересовал подросток, который умудрился случайно запихнуть в одну и ту же ловушку едва отделившуюся (и ещё имеющую некую связь с телом) душу и осколок духа от её же прошлого перерождения. Да-да, это был тот единственный случай, когда никаких ритуалов для объединения нематериальных сущностей не нужно, и Гарри, сам того не ведая, организовал третье за всю историю успешное «настоящее воскрешение». Неудивительно, что на далёком севере Норвегии, где отыскался при астральных путешествиях Хьюго чуть ли не единственный западноевропейский шаман, теперь собрался спонтанный консилиум из тех, кто имеет этот редкий дар. По крайней мере, всё старшее поколение из живущих в пределах (или неподалёку от) арктического круга съехалось в течении пары дней.       К слову, на Хьюго, который технически возвращал душу в тело, шаманы посмотрели на месте и даже немного поспорили о том, кому брать такого способного ученика. Договорились в итоге Прюэтты с человеком, который по совместительству преподавал в Ильверморни, не в последнюю очередь потому, что при общении с ним не было языкового барьера.       При такой концентрации специалистов на квадратный метр, к Рождеству близнецов Прюэттов уже успешно вывели из комы, а вопросы с легализацией Хьюго в этом мире окончательно решили. Луна приняла обязательства крёстной матери и нарекла его новой фамилией, а, явившийся к ним порталом по случаю возврата внуков, лорд Прюэтт это подтвердил, и, как и обещал, ввёл мальчика в семью, пользуясь удобным временем относительно Колеса Года. Даже обычные документы на усыновление и «потерявшуюся» метрику двое взрослых Прюэттов – маг, умеющий конфундить, и маггл с деньгами и связями, обещали сделать к середине января. Об этих подробностях, и о том, что все Прюэтты собирались задержаться в Норвегии, надеясь, что с адаптацией проведших почти четыре года в коме детей им могут немного помочь, Гарри узнал вчера, из второго громовещателя – напевавшего текст на манер рождественского гимна.       Гарри был рад, что у Хьюго дела наладились, но вопрос старшего Поттера, наоборот, ввёл его в уныние. Согласно объяснениям специалистов, дементор не оплошал и смог критично нарушить целостность духа. Но быстрый возврат души в тело вместе с другим "родным" для неё духом открыли возможность восстановления нарушенных связей. Это позволило и впоследствии сохранить некоторые бледнеющие воспоминания, хотя для этого требовалось перебросить все остатки ассоциативных связей на другой дух в течении сорока дней, до того, как полностью рассеялись повреждённые части. И с этим Гарри старшему Поттеру помог. Кстати, и действие артефакта, и ночная кобыла в качестве психотерапевта, шаманов заинтересовали.       Но абсолютное большинство специалистов сходилось во мнении на том, что ему вообще не стоило этого делать: намного безопаснее старшему Поттеру было бы безвозвратно лишиться пусть даже и всех воспоминаний, чем сейчас пытаться объединить память из двух перерождений души. Неизбежное раздвоение личности, которое последовало за случившимся, при не полностью стабильном состоянии Поттера могло сказаться негативно и расшатать связь души и тела, с таким трудом установившуюся с помощью двух откровенно небольших осколков духа. Положение усугублялось тем, что Гарри-Том выбрал за точку опоры для осознания себя личностью что-то третье, не Гарри, и не Тома. Само по себе это было бы неплохо, личность развивалась бы на основе нового опыта… если бы где-то в подсознании он не скрыл огромное количество воспоминаний из двух других жизней, которые будут продолжать на него влиять и, возможно, тянуть в разные стороны.       Шаманам, в целом, психологические проблемы старшего Поттера были не важны – его рассматривали скорее, как феномен, а интерес к состоянию был сугубо научным. Их рекомендации были размытыми: да, наворотили ребята очень много, но, наверное, наиболее удачным вариантом для Гарри-Тома было бы теперь осознать своё прошлое, сгладив всю разницу между опытом, почерпнутым из двух прожитых жизней. Рассказ Гарри о том, что он видел много молодых проекций теперешнего и предыдущего перерождения души, но взрослую версию только одного из них, подтверждал мнение, что осколок духа был запечатан в крестраж в молодые годы, и не несёт более поздних воспоминаний. Таким образом, основное количество воспоминаний было из жизни Гарри Поттера, но вот оба варианта детства и юности, по мнению специалистов, должны были осознаваться намного ярче, чем последующая жизнь. Исследовательский интерес заставлял их поднимать вопрос о том, воспринимались ли бы все воспоминания одинаково хорошо, если бы использовался крестраж более поздней версии Тома. Но крестраж Гарри совсем не выбирал – он не собирался никого воскрешать, а шанс на то, что произойдёт слияние сущностей в одной ловушке был практически невероятен, и такое ему даже в голову прийти не могло.       Правдой, однако, было и то, что для нивелирования этого раздвоения личности Гарри-Тому нужно было немало работать, он же, вместо этого, всю гремучую смесь из разной памяти осознанно и надёжно «спрятал». Он упёрся рогом на том, что ему шесть, не веря доказательствам обратного и был достаточно упорным и находчивым, чтобы сопротивляться как прямому трансу, так и давлению какой-то ментальной магии для чтения мыслей. При этом ничто не мешало ему восстанавливать любые навыки, хотя он и осознанно игнорировал воспоминания о том, где научился тому или иному. Эта его позиция Лавгудов и Прюэттов пугала: мало того, что он мог быть опасен для себя или кого-то, если не поймёт, насколько большой магической мощью на самом деле обладает… Одна или вторая «спрятанная» личности могли бы подбросить ему любую идею, которая не будет осознана, но, возможно, начнёт воплощаться в жизнь всеми силами взрослого мага, ведомого детским сознанием. Разумеется, это было не дело, и, раз уж существовала альтернатива, все пытались Гарри-Тома убедить к ней склониться. Чья-то внучка, выбравшая за основное своё направление деятельности работу с душевнобольными в большей степени, чем классический шаманизм, с восторгом восприняла идею заняться случаем старшего Поттера… и только сам старший Поттер своим случаем заниматься не хотел, вместо этого оценивающе поглядывая на заснеженные горные вершины.       Младший Гарри умом понимал, что остальные правы – уже ничего не попишешь, нужно работать с тем, что есть. В конце концов, у старшего Поттера большие шансы остаться самим собой… сколько там той памяти от недобитых остатков дневника Реддла, с учётом того, что приглушила Шерри? Но Гарри малодушно надеялся, что до полного осознания её не дойдёт – он боялся личности Тома.       Наверное, остальным было значительно проще игнорировать то, кем старший Поттер был в прошлой жизни. Может, они больше верили в совершенствования душ во время каждого нового перерождения. Да и вообще, они знали Поттера долго, как героя, который не побоялся пожертвовать собой, чтобы жили остальные, как надёжного товарища и дядю, который для детей был готов на что угодно. Гарри и сам был мимолётно знаком с человеком, спасавшим на Пути прежде всего их с Хьюго, и успел привязаться к непосредственному, доброму ребёнку во взрослом теле…       Но только как теперь ему было выбросить из головы, что ставший ему родным человек не просто отхватил кусок памяти Тёмного Лорда? Как он мог забыть, что именно прошлое перерождение этого Поттера убило его родителей? Что Гарри-Том за свою прошлую жизнь наделал сколько-то крестражей, и теперь они удерживают другой кусок его духа от рассеивания и упокоения? Опасный, полный тёмной магии кусок духа, даже в таком состоянии творящий зло! Что уж говорить о том, что будет, когда он обретёт тело – что, если Гарри не справится быстро его разрушить?       Да, увидев воспоминания мелкого Тома, Гарри не мог его не жалеть, но… Пусть он рос в приюте, где, судя по всему, дети на сказанное вежливое «здравствуй, малыш», смотрели злыми взглядами исподлобья и размышляли, что от них хотят… Пусть какая-то часть запертых страшных воспоминаний всё равно отравляла мальчику сны и просачивалась в подсознание… По итогам, оправданий было много, но и то, что Том уже в шестнадцать был слегка маньячным магглоненавистником, было фактом – в Тайной комнате Гарри видел его заготовку под нежить, и именно она спустила на детей василиска и выкачивала жизнь из Джинни, чтобы принять более материальную форму… А Реддл эту заготовку создал с какой-то целью, принёс ради этого кого-то в жертву, вложил в неё немало своей памяти... Именно эта память досталась старшему Поттеру в наследство. Как это игнорировать?       Как игнорировать то, что та самая душа Тома, возможно, уже и искупившая хотя бы часть прошлых грехов, может снова получить приютские воспоминания? Гарри после истории с хронопутешествиями как никто знает, насколько сильно влияет чужая память на самосознание. Если количество детских воспоминаний из обоих жизней у Поттера будет сопоставимым, на основе чего он будет выстраивать своё отношение к людям? Гарри точно не воссоздал только что второго (или первого) Волдеморта?       В общем, он понимал, почему Поттер не спешит осознавать себя как одного взрослого человека – даже ему, глядя со стороны, непросто слепить в голове все эти факторы в единый образ «брата» и понять, как к нему относиться. Нет-нет, да и мелькал на задворках сознания вопрос, а какие же грехи искупает его собственная душа, раз теперь в его жизни такой дурдом? Почему всё так сложно? Если уж так получилось, почему хотя бы тот осколок духа, который привязан к Гарри-из-этого-мира, не мог просто перекочевать к старшему Поттеру, пока они были в одном сознании? Теперь Гарри знает уйму шаманов, которые ему могут помочь с завершающей частью ритуала для избавления от крестража, но, какой бы ритуал он не выбрал, подготовка к нему, как оказалось, включает минимум один полный цикл дополнительных мелких ритуалов на каждый праздник Колеса года. А ведь у него мало времени…       На пьянку на второй день Йоля его затащила Астрид, заметив, что Гарри очень рассеян – он во время их тренировки пропустил три удара и восемь проклятий. Не то, чтобы его специально избивали, просто, когда ребята осознали, что он тоже умеет подкреплять удар магией, как обычный, так и концентрируя силу через оружие, на спаррингах с ним перестали воздерживаться от колдовства.       Пили по поводу Дня рождения Зьорана, и действо было довольно-таки масштабным – Милош вытаскивал из невзрачного чемоданчика почти что бездонные запасы бехеровки, причём в рецепт входили и волшебные травы. К пятой рюмке ребятам уже было очень весело, а мир раскрашивался всполохами магии, лучше улавливаемой шестым чувством в изменённом состоянии. Гарри тяжело было дешифровать речь дурмштрангцев (к моменту его прихода уже немного пьяных), потому что для большинства из них родными были языки германской группы, причём разные, для некоторых – западнославянские, тогда как он лучше ориентировался в романских, и единственно на что мог опираться, когда парни сбивались на сильный акцент или суржик, так это на смутную память о чтении на голландском (поговорить на нём в поместье Эрнборнов было не с кем). Несмотря на это, хорошенько накатив, он легко включился в свободный разговор на одной волне, и даже начал так волновавший его философский диспут.       «Ну чисто… гиптчски, – спросил он, потратив на сложное слово не менее трёх попыток, – какой шанс, что кто-то, скажем, убивший несколько сотен людей, может через пару десятков лет в этом раскаяться и броситься искупать вину?»       Парни отвечали ему что-то глубокомысленное, кто-то из католиков даже цитировал Писание, но, когда тема немного сменилась, наиболее успокоившую его речь толкнул, как ни странно, Виктор, с которым у него были ровные, осторожные отношения. Он говорил о том, что сомневаться и каяться в своих поступках могут и те, для кого они не были случайными – жизнь часто принуждает совершать добровольно хоть добро, хоть зло, и у поступков должны быть причины. Люди, запальчиво утверждал он, не просыпаются с утра, концентрируясь на мысли, чтобы такого плохого сегодня сделать... или, если уж на то пошло, кому бы причинить добро. Только психи считают свои поступки всегда верными, забывая о том, что добро для одного человека часто оборачивается злом для другого, их-то и нужно вовремя обезвреживать… Он приводил в пример герра Гриндевальда с его «Всеобщим Благом», ведь именно из-за этих идей пострадали и родные Виктору люди.       Может, Крам продолжил бы свою мысль, применимо к тому, обязательно ли убийца сотен людей – псих, но их посиделки прервала всё та же Астрид – от её взгляда не укрылось, что Чемпионы свистнули с общего стола бутылку и ушли распивать её на двоих. Неудивительно, что они допились почти до поросячьего визга. Суровая шведка решила вопрос с протрезвлением кардинально – спихнула тычками, подкреплёнными телекинезом, обоих прямо в ледяную воду за бортом.       Нужно сказать, для среднестатистического пьяного мага какие-то три сотни футов до берега даже в декабре не могли представлять опасности, так что и Крам, и Поттер, который плохо плавал, выбрались на берег без проблем. Да и вообще, увидев их полёт, остальные собутыльники с гиканьем попрыгали следом, видимо, за компанию. Теперь должна была последовать взбучка: к ним потихоньку приближался профессор Моуди, который издалека заметил, что они делают.       – П...ец там дубарь, – буркнул Крам, высушиваясь. – Они совсем с дуба рухнули про февраль…       – И не говори, – ответил тоже колдующий «сугрев» Гарри, и на себя, и на цокающего зубами Зьорана, выбирающегося из воды. – Что, если снег ещё будет лежать или озеро вконец замёрзнет? А я ещё и плаваю, как топор…       – Готовы, орлы? – Гаркнул на них профессор Моуди, окидывая частично мокрую и очевидно пьяную делегацию Дурмштранга свирепым взглядом обоих глаз, и обычного, и волшебного. – Полагаю, Игорь будет рад услышать, как его бойцы проводят свободное время…       По рядам «бойцов» прокатился стон. Профессор Моуди, полюбовавшись на это, ухмыльнулся и подмигнул:       – Закаляться – оно всегда полезно! Поттер, в замок, пока я не решил, что это было что-то другое!       Под одобрительный гул в сторону профессора парень помахал ребятам и последовал за ним. Они молчали большую часть дороги, но немного не дойдя до входа в Большой Зал, мужчина всё же спросил:       – Закалка на будущее не помешает, верно, Поттер?       Гарри, уловив в словах профессора очередной намёк на Турнир, почти не удивился. Очевидно, этот человек за ним приглядывает, и он же первым высказал мысль о том, что Гарри хотят убить, когда его имя оказалось в Кубке. Следит ли он за Поттером по своему почину или действует по договорённости с директором? В любом случае, не было причин, почему бы к концу декабря он не мог самостоятельно разгадать песню из трофея от хвостороги, так что Гарри пожал плечами.       – Она всегда к месту, как и хорошая спортивная форма. Глубина моего понимания того, как это важно, со временем увеличилась.       Профессор медленно кивнул и сделал жест в направлении гриффиндорской башни, намекая, что Гарри хватит уже на сегодня гулять в тёплой компании.       «Даже баллов не снял» – подумал всё ещё слегка дезориентированный Поттер. Правда, в голову уже начинали приходить и дельные мысли... Вроде того, что трепаться нужно меньше, тем более, по пьяни. Пусть разговор на корабле вряд ли перевёл бы на нормальный язык кто-то трезвый, ребята могли что-то запомнить. И пусть он не упоминал понятия «крестраж» и «воскрешение», к которым морально привычны только шаманы, нужно быть осторожнее – он-то не под клятвой о неразглашении непосвящённым, как собравшиеся на севере специалисты. И вообще, пить тоже, наверное, стоило меньше.       Но Гарри всё-таки подросток на каникулах, так что опыт небольшой попойки в весёлой компании повторил буквально через несколько дней… Ну, имеет же и он право отдыхать, а не только учиться или думать о Тёмных Лордах?

***

      Умывшись, Гарри наконец окончательно пришёл в себя, и помотал головой, приводя мысли о вчерашнем празднике в порядок. Плечо всё ещё сильно ныло, как нельзя лучше иллюстрируя фразу Милоша о том, что бал прошёл «в лучших традициях сельской свадьбы». Впрочем, вечер Гарри скорее понравился, чем нет.       Начиналось скучно – спустя два года после последнего бала, на котором он был, Поттер всё еще не мог уж очень высоко оценить радость от танцев. Но Чжоу выглядела сияющей, и очень красивой в не скрадывающем фигуру платье… Возможность ею любоваться немного искупала для Гарри то, что, открывая после лёгкого ужина бал, они кружили под взглядами всей школы. Рядом вальсировали и остальные: Седрик был с какой-то незнакомой Гарри хаффлпаффкой, Флёр – с квиддичным капитаном Рейвенкло, а Крам – с Гермионой.       Следуя не совсем забытому ещё в обществе этикету (о котором года три назад Гарри и не подозревал), парням, открывавшим бал, стоило в течении вечера пригласить по разу и остальных партнёрш Чемпионов. Так что Поттер решил в долгий ящик не откладывать: после двух танцев с Чжоу он покружился с Флёр, перебрасываясь с ней тихими и нейтральными фразами, и, проводив её, подошёл к поморщившемуся при виде Гарри Седрику, приглашая его девушку… Не получив разрешения, он пожал плечами, и нашёл глазами Виктора – тот как раз подвёл к стоящей возле их стола Гермионе танцевавшую с ним Чанг. На вопрос Гарри он кивнул, обещая ещё и позаботиться о его девушке, и заговорил с ней, кажется, о мётлах.       Грейнджер, удивлённая объяснением Виктора о принятом у волшебников порядке танцев, молчала – ей было тяжело осознать, что в двадцатом веке кого-то всё еще интересует, танцевала ли пара два медленных танца подряд или три – казалось, ребята заморачиваются, ну кого, кроме заносчивых идиотов, вроде Малфоя, это волнует? Но на танец с Гарри согласилась, а у него появилась возможность взглянуть на новый образ Гермионы пристальнее: уложенные волосы, открывающие лицо с довольно правильными чертами, поправленные зубы, и никакого сходства с бурундуком (гриффиндорцы тактично не обращали внимания на мелкие недостатки «своих» и всегда пререкались со слизеринцами, но раньше оно всё-таки было). Ровная, не сгорбленная спина, маленький каблучок – видно, что на самом деле девушка ниже высокого Виктора меньше, чем на голову, и почти одного роста с ним, Гарри. Тонкое платье мягко очерчивает приятную глазу округлую фигуру…       Господи, он что, слепой, как он раньше не замечал, что Гермиона почти взрослая девушка? Луна ткнула его носом в то, что из-за Маховика Времени та должна быть старше, но, вопрос, насколько? Скорее всего, никто из Министерства не реагировал на летний сигнал об Обливиэйте с её палочки просто потому, что Надзор над несовершеннолетними спал, Статут не был нарушен, а само заклинание-то не запрещённое – нет и чар, уведомляющих о регистрации его применения!       Когда танец закончился, они присоединились к Краму и Чанг – Гарри даже подумал, что, вроде бы всё, свои Чемпионские обязанности он перевыполнил, дальше можно, наверное, полвечера проговорить с Чжоу, или, они могли бы остаться в этой или другой компании друзей. Но, конечно, они ещё потусовались под более быстрые и современные мелодии, а потом он уступил просьбе пригласить разок на танец её подругу Мариэтту. Ту почему-то никто не звал, и она оставалась одна за столиком с тех пор, как сидевшие с ней близняшки Патил, которые тоже изначально пришли без парней, ушли танцевать.       Вечер продолжился намного приятнее – под омелой неподалёку от зала Гарри и Чжоу целовались не менее получаса, пока проходящий мимо профессор Снейп не снял с Гриффиндора за это двадцать баллов. После они сочли за лучшее перебраться в грот – там, кроме прочего, было довольно красиво… Кто же мог предположить, что спустя некоторое время их снова застанут целующимися профессора Каркаров и Снейп… В общем, немного смущённая Чжоу с абсолютно растрёпанными волосами даже неуверенно после этого извинилась перед Гарри – бал-то ещё не закончился, Рейвенкло снова не задело, зато её парень заработал ехидную нотацию и ещё минус тридцать очков, повторив собственный рекорд. До закрытия бала оставалось ещё больше часа, и она, завидев подруг, попросила Гарри подождать её в зале, пока «поправит причёску».       Группа всё ещё играла что-то медленное, а на танцполе оставалось не так уж и много пар – остальные разошлись по замку. Гарри направился в сторону сидящего невдалеке Рона, но ещё на подходе ему будто прилетело подзатыльником. Догадываясь, кто это мог быть, он чуть сменил направление, и, вместо того, чтобы плюхнуться на стул рядом с Уизли, сказал ему что-то приветственное, и перевёл взгляд на сидящую рядом Астрид.       – Могу я пригласить тебя? – Неуверенно спросил он у девушки, сомневаясь, правильно ли расшифровал причину подзатыльника. Та кивнула, и не думая спрашивать мнения Рона. Отойдя с ней к танцующим, Гарри уточнил:       – Неужели, такой скучный вечер?       – Да нет, ребята пару раз приглашали и подходили поболтать. Но этот парень – хам, он со мной не танцевал, почти не говорил, и весь вечер пялился на партнёршу Виктора!       – Ну что ты хочешь, Виктор успел пригласить её первым, а Рон почувствовал себя неудачником… Не сердись на него, ты же сама просила партнёра, который не будет к тебе приставать, верно? Тем более, ты сказала об этом в обед, не такое уж большое количество моих знакомых к тому времени были свободны – разве вот, Кребб и Гойл, видишь, в дальнем углу?       Астрид, взглянув в ту сторону и наморщив носик, снова снисходительно глянула на Гарри.       – Ладно, прощён. Ну кто же знал, что профессору Каркарову так далось это укрепление международных отношений! Нет, честное слово, идиотское же условие, найти пару на бал в обязательном порядке, да ещё и принципиально из другой школы!       – Знаешь, ты же в делегации единственная девушка… Я полагаю, он просто не подумал, а когда вспомнилось, что тебе невместно самой кого-то приглашать, все ваши уже добросовестно выполнили задачу. Чёрт, они тоже не все были рады – помнишь же, как тем, у кого не было сердечных интересов, пришлось несколько дней расспрашивать парней, кого можно звать на бал, не опасаясь ни того, что влезут в сферу чьих-то планов на помолвку, ни того, что сама девушка примет приглашение слишком близко к сердцу?       – Ну да, конечно, директор не подумал. То-то он мне с утра напоминал про пару, да ещё и подчеркнул, что нужен колдун, а не ведьма… шовинист.       Гарри хмыкнул. Астрид, как и некоторых её соучеников, дома дожидалась девушка, которая тоже училась в Дурмштранге. Но он мог понять и Каркарова, который пытался представить своих в хорошем свете, и даже, если знал, не хотел светить что-то не совсем типичное об одной из лучших учениц (а иначе бы он Астрид и в делегацию не взял). Музыка заканчивалась, Чжоу не было видно, и он сказал:       – Пойдём к Бйоргу и Милошу? Мне кажется, там гуляют.       Девушка согласилась, и они помахали Рону, приглашая присоединиться, и направились к ребятам, тихонько передававшим друг другу стопки с огневиски – пользовались тем, что строгие профессора разошлись гонять парочки по более уединённым местам, а здесь оставалась «приглядывать» профессор Трелони. Она, вместо того, чтобы предотвращать, подошла и налила стопку себе, но сказала, что остальным можно только по две на брата.       «Неплохо!» – Отметила женщина, оценив качество напитка, и благосклонно кивнула Поттеру. Гарри неуверенно улыбнулся – он не мог нормально определить, бывает ли профессор Трелони серьёзной и когда именно она использует свой дар. Огневиски действительно принёс он, очень по-быстрому улучив момент отсутствия МакГонагалл в школе и смотавшись Путём до какого-то волшебного бара в Глазго – по запросу «ближайшее место, работающее в Рождество, где не будут уточнять возраст и личность при покупке алкоголя». Может, открывать опасные Пути по такому поводу было глупо, но... первое оружие полагалось обмыть.       Боевые маги вообще сейчас не так уж и часто дарили друг другу клинки – раньше это было традиционно, особенно на важные даты, но не теперь, многие же ими вообще не пользовались, предпочитая только палочку. Вон, на всю делегацию из Дурмштранга нашлось всего четверо любителей холодного оружия. Но кто уж любил и определился со стилем боя, обзаводился своим клинком так рано, как мог – с годами оружие мага, как и палочки, привыкали к хозяину и приобретали от него кое-какие черты. Потому и существовали реликвии вроде меча Гриффиндора, который мог достаться только храбрецу в минуту нужды, или «семейное» оружие из зачарованного или гномьего железа, а то и гоблинской стали, которое в руках потомка первого владельца было сильнее, и вообще, улучшало свои качества тем больше, чем больше поколений им пользовались.       Конечно, месяц как знакомые ребята не могли ему такое подарить, но всё же, они на самом деле расстарались. Кай пожертвовал свою вторую широкую саблю – она была тренировочной, из «обычного», хладного железа, да и подросшему парню уже слегка не по руке, потому-то он перед приездом в Хогвартс приобрёл и ещё одну. Перековывал из неё кинжалы Бйорг, у которого отец был в создании оружия Мастером, а вопросами вроде где для ковки раздобыть всё нужное и как поддерживать правильную температуру, видимо, занимались все остальные.       Клинок, который был покороче, лезвием дюймов на девять-десять, был лёгким и хорошо подходил для метания, и на нём даже были чары возврата – через пару-тройку месяцев тренировки он должен был начать прилетать в руку, если позвать. Больше никак не зачарован, но с отличным балансом. Второй вообще лежал в левой руке Гарри, как влитой, одиннадцать с половиной дюймов, довольно узкий. На сочленении рукояти и лезвия были небольшие насечки – каждый из ребят, с которыми Гарри общался, вложил в оружие толику силы – пожелание надёжности от чистого сердца. Дарящих было больше десятка, так что это, строго говоря, получился не просто кинжал, а вполне себе стихийный не очень сложный артефакт…       Над лицом Гарри, которому передали подарок после обеда, все даже немного посмеялись – таким оно было одновременно радостным, благодарным и умильным. Он зашёл на корабль, возвращаясь после небольшой прогулки с Роном и близнецами (Гермиона сказала, что вечером бал, и ей не до игры в снежки), и никак не ожидал, что ему подарят что-то, о покупке чего он задумывался, но вряд ли смог бы подобрать по-быстрому или удалённо… Тем более, с огромным количеством вложенного волшебниками труда – такая вещь, даже из рук недоучек, могла служить дольше и лучше, чем просто сделанная на заказ.       Люмос, – шепнул Гарри, беря в руки кинжал, – и над лезвием засветился яркий огонёк. Намного легче, чем без палочки, хотя это не концентратор, но для ранящих, отталкивающих и взрывных заклятий – самое оно, и никакого контроля, как на палочках! И не разлетится, как трансфигурированный нож, после третьего проклятия... Наверное, ребята потому такой подарок и выбрали – видели, что он получает от тренировок искреннее удовольствие, но, в таком случае, разве это дело, когда своего оружия нет?       С металла возможно колдовать и не только разрушительные заклятия, но для палочки чары лучше подходят, а есть и те, что проще не морочиться, сразу учиться делать без проводника. Астрид, не склонная, как Милош и Гарри, к огню, предпочитала в бою подавать проклятия и с клинка, и с палочки, а вот столь любимыми ею телекинетическими импульсами подкрепляла только удары рукой или ногой – всё равно, если пропустишь, отбросит на добрые двадцать футов. Что-то такое, как понял Гарри со слов Луны, делал и его тёзка – обжигал и бил током, но кулаками, а не клинками, так и не научившись, видимо, ими хорошо орудовать. Оно и неудивительно, это у Гарри были долгие тренировки в теле Джона, с учителем и приобретением постепенного понимания, что и зачем, так что теперь он тренировался, зная, как нужно, и дело шло не так уж и медленно – по крайней мере, он был уже более умелым, чем Уилл... Кгм, да, если корректно сравнивать с одиннадцатилеткой.       В общем и в целом, за подарок Гарри был очень благодарен. Правда, ему сказали, что такое выкупают алкоголем, ну да ему не жалко. И он был очень горд собой, что, вместо того, чтобы просто купить ребятам на Рождество сладости, потратил по часу на изделие для каждого и зачаровал выкидные короткие стилеты, для Астрид – в виде заколки. Обработать было недолго, сложнее вырезать из одной из костей василиска каждому по заготовке (ладно, он готов признать, что без сверхпрочной пилы с лезвием, меняющим при надобности толщину и длину, в Хогвартсе обходиться тяжело). Зато теперь не было стыдно – его подарки тоже весьма и весьма, на них отлично должны держаться дополнительные чары, пока там было вырезано всего-то по три руны.       Довольно продолжительное время постояв тогда с ребятами и выпив свои «разрешённые» две рюмки (спасибо, профессор, за ограничение, сегодня похмелье немаленькое даже от такой дозы), Гарри наконец заметил входящую в зал Чжоу. Он, конечно же, пошёл к девушке, но та выглядела почему-то немного расстроенной. Не добившись ответа на вопрос, что успело случиться, пока она была с подругой, Поттер нахмурился, но Чжоу заверила, что всё в порядке. Она не захотела присоединяться к компании и попросила проводить её до башни – бал всё равно должен был бы вот-вот закончиться, а рано утром её обещал забрать из школы отец на остаток каникул. Так что парень так и сделал, поцеловав её на прощание у самого входа в их гостиную.       Возвращался в гриффиндорскую башню он коридорами, размышляя о том, что не увидит Чжоу ещё долго, и придётся снова зарыться по уши в учёбу и исследования – девушка куда лучше, чем все остальные, вытаскивала на поверхность постоянно оптимистичного «Солнечного» Гарри, а с её отъездом, несмотря на каникулы, вторая, серьёзная, личность неизбежно одержит верх.       В раздумьях, он чуть было не пропустил проклятие, направленное в его лицо, а за грохотом от падения доспехов и не совсем расслышал, что именно орал ему пьяный Седрик, так неудачно встретившийся по пути. В голове у него одновременно пронеслось насмешливое «постоянная бдительность», мечтательное «самонадеянность» и девчачье «бей, не думай». Именно последнее он и сделал, чуть перестаравшись – вложил в эту пару ударов больше магии, чем нужно было… В общем, Седрика он вырубил быстрее, чем додумал, и, тем более, чем осознал, что и его зацепило.       Прибежавший на шум профессор Снейп (да как он везде успевает?) наслаждался Рождеством: бросив диагностирующие чары на Диггори и удовлетворившись тем, что тот просто в отключке, он развернулся к Гарри, который уже к тому моменту собрал доспехи заклинанием в исходную форму.       – Полагаю, округлим сегодняшние успехи, мистер Поттер? – Ехидно спросил он. – Минус пятьдесят баллов с Гриффиндора и неделя отработок после начала семестра! И у Вас восемь минут до того времени, когда я начну замечать, что Вы гуляете после отбоя.       – Да, профессор, сэр, – ответил Поттер, еле сдерживаясь от желания добавить что-нибудь ещё, и пробормотал уничтожающие кровь чары – несколько капель попало и на пол, и на стену. Окрик Снейпа Гарри предпочёл «не услышать», шустро завернув за угол и ухнув в соседний коридор сквозь стену, а потом и сократив дорогу через ходы Слизерина. Наверное, преподаватель всё же успел заметить, что большая секира в латных рукавицах у рыцаря от заклинания тоже засветилась – там было больше всего крови, она не очень удачно упала, и Гарри еле успел уклониться, подставляя спину. Но, в любом случае, аптечка у него в комнате есть, справится, а общения со Снейпом и всяческих оправданий на сегодня Гарри хватит с головой.       Всю дорогу до гостиной Гарри думал, не зол ли так сегодня зельевар просто потому, что в Сочельник кто-то самым наглым образом пробрался в его личную гостиную, оставив там заполненный бланк заказа на противоядие от зелья стазиса и на само зелье. Рецепт, благополучно забытый магами уж почти тысячелетие как по причине вымирания создания, предоставляющего один из ингредиентов, прилагался, как и небольшая баночка с этим самым ингредиентом. И это при том, что параноик-Снейп навесил защиту не только на дверь в свои комнаты, но и на все стены изнутри – завидев что-то странное в первый раз, как пришёл, Гарри побоялся через неё проходить. Оставлять заказ в классе он посчитал ненадёжным, но и открывать Путь на короткую дистанцию внутрь комнаты было опасно – не видно же, куда выходишь, мало ли на что можно упасть.       Поттера, конечно, такими мелочами не остановить: можно было пробовать и так, просто перед выходом с Пути перейти в Тень, а не проскочить её, как он делал обычно, но он плохо пока ориентировался в Тенях и в итоге пробрался, аки Санта, через камин. Как и остальные камины преподавателей, этот был подключён к сети, а потому профессор его не блокировал и не проклинал, ограничившись сигнальным заклинанием и менее дружелюбным для незваных гостей, которое, он, видимо, обновлял, когда его не было в комнатах. Но оно стояло там, куда приземлился бы человек, а Поттер, просунувший голову сквозь стену, к которой камин был пристроен, заметил тусклый след чар и отправил заказ на стол левитацией. Он не знал, задело ли это сигналку, но это и не важно, он сразу ушёл по стене дальше и вышел далеко в другой части подземелья. Честное слово, больше всего времени при выполнении совета мистера Лавгуда он потратил как раз на то, чтобы вычислить, где, собственно, участок стены, через которую нужно идти, чтобы попасть в камин… Потому что рецепт зелья стазиса он лихо нашёл в первом же взятом полевом дневнике Слизерина – никаком не зашифрованном, слава Богу, просто на очень старом английском, который благодаря Уиллу Гарри был с трудом, но по зубам.       Когда он вошёл в гостиную Гриффиндора, там кричали друг на друга Гермиона и Рон, но Гарри было не до того, чтобы пытаться потом успокаивать кого-либо из них – рана на плече ныла и кровоточила, хотя добирался он всего пару минут… Стоило залечить её поскорее. Что до того, кто там из ребят кого обидел, он не особо сомневался – младший Уизли частенько упускал важные вещи из внимания. За примером далеко ходить не нужно: рождественским утром Рон минут пять изгалялся в остроумии на тему того, что Гарри что-то пошил для эльфа – наверное, его покусала Гермиона, и затих, только видя отсутствие поддержки от остальных – Дин и Шимус соблюдали уговор, а Невилл, скорее всего, что-то понял. Вовремя затих, если уж на то пошло, ещё немного – и Гарри не стал бы позже применять портняжные чары к его мантии, чтобы привести ту в божеский вид, даже ради Астрид.       С Добби вообще вышло довольно неловко… Эльф, неуверенно пытающийся напомнить Гарри о том, что тот разрешил ему заходить, но лучше на каникулах, чтобы не отвлекать от подготовки к семестровым контрольным (ну не мог же Гарри тогда вслух сказать – пока из Тайной комнаты не съедут нелегальные личности)… Поттер, спросонья всучивший ему что-то, оставшееся от дяди Вернона… И только потом заметивший, что Добби сплёл ему (хоть и вырвиглазной расцветки) сильные талисманы, снитч и метла, удача и свобода. Неловкость сгладил Рон, тоже кое-что отдав эльфу, а там и Гарри опомнился, попросив Добби задержаться ещё на пару минут. Он забрал из крохотных рук домовика свитер от миссис Уизли, чтобы спороть именную рунную привязку и нашить другую – на него, Добби, сам домовик разрушить поставленное волшебником вряд ли смог бы. Добби, вначале решивший, что Гарри не разрешит Рону такое отдавать, расстроился, но когда увидел действия Поттера и понял, что теперь вещь будет работать в полную силу для него лично, он от избытка чувств зашморгал носом. Гарри едва его успокоил, указав на веселящихся соседей по комнате.       – Иногда, мы слишком мало ценим то, что делают для нашего блага. – Покачал головой эльф, услышав возмущение Рона по поводу вечно бордового цвета на половине вязаных вещей.       – Иногда, кое-кому стоит лучше разъяснять, что что-то делается ради блага, и, главное, как именно это помогает. Редко кто отвергает помощь, если о её последствиях и мотивах оказания честно предупреждают. – Ответил Гарри в тон домовику. У него в руках как раз был прохудившийся носовой платок от Дурслей, не особо отличающийся по качеству от одноразовой салфетки. Добби, пожав плечами, попрощался с ребятами и исчез, щёлкнув пальцами, а Гарри думал, как у Рона может быть настолько перевёрнутое восприятие заботы матери, когда он рос в мире, где многие вещи не те, чем кажутся… Да и люди им под стать.       Что с того, что свитер нелюбимого бордового цвета и грубой вязки? Миссис Уизли не виновата, что шерсть для хороших наговоров на успех и уверенность изначально выглядит ещё хуже, и этот цвет, пожалуй, лучшее, что можно сделать. А ведь женщина в рождественские подарки вкладывает душу, да и немало денег. Да, работа неидеальная, Молли далеко до мастерства той же Грэмм, но носи Рон регулярно свои свитера, учёба шла бы ему намного легче. Близнецы наговоры на удачу, защиту, и уменьшения бед носят – видимо, понимают, что они сами, да и люди вокруг них, так лучше защищены от слишком серьёзных результатов их шалостей.       Гарри тоже достался свитер, красивый, аккуратный – шерсть овечья, в разы проще работать. Никакой именной привязки, никакого зачарования, просто много хороших пожеланий. Но и такой, почти обычный, он невообразимо согревал его небалованное заботой сердце. Впрочем, не ему указывать Уизли, как распоряжаться дарами от души, и, тем более, запрещать так же искренне их передаривать. В этом году он, как и Рон, свой свитер отдаст, даже не меряя – пусть у Хьюго будет хоть один новый… Гарри по себе знает, что лучше горькое напоминание о родных, чем никакого.       Пытаясь не разбудить тоже хорошо погулявших вчера ребят, Гарри пробирался с ворохом вещей в гостиную. Были среди них и испорченные новые парадная мантия да рубашка – настолько пропитанные кровью безопаснее всего не чистить, а сжечь сейчас в камине. Он как раз может задержаться в гостиной надолго, последит, чтобы полностью. План на сегодня, из-за не до конца прошедшего плеча, наверное, немного изменился… На корабль раньше вечера идти нет смысла, да и тренироваться он до завтра не будет, как и учиться плавать. Упражнения в трансфигурации после кровопотери – плохая идея, а разделка василиска с нерабочим плечом – и того хуже. Но нет, к мадам Помфри он не пойдёт, к завтрашнему утру и так будет в порядке, зато никаких нотаций о драках.       Ничего не попишешь… Веселье закончилось вчера, а сейчас придётся перейти к самому скучному из всего, чем он мог бы заняться: домашнему заданию на каникулы, к которому он всю прошлую неделю не подходил.