***
Вязкая, густая темнота вокруг, залепившая глаза, рассеялась, и страшная морда Шерри оказалась чересчур близко – Гарри отпрянул. Бока кобылы недовольно вздымались, и она била копытом, указывая хозяину, что время разлеживаться неудачное. Гарри, не понимая, что снова за спешка его будить, осмотрелся. Вопреки обыкновению, кобыла не прервала какой-то сон и вокруг было странно пустынно, более того, сложно было понять, где верх, где низ. Пожалуй, Поттер не смог бы сориентироваться даже, где сейчас коридор, пройдя через который можно проснуться... Впрочем, он вообще в подобных субреальностях плохо ориентировался, значительно хуже, чем тот же Хьюго – тот мал и неопытен, зато склонности соответствующие. Не желая раздумывать об этом слишком долго, Гарри взобрался на круп и схватился за шею лошади, отворачивая лицо от пылающей гривы, так и норовящей забиться в ноздри. Кошмар почти сразу перенесла его на уже знакомую зеленую поляну, посередине которой в позе лотоса сидела сосредоточенная женщина-Луна. – Поттер! – Сказала она немного рассержено. – Ну наконец-то! Что бы ты делал без своей лапочки? Гарри, удивляясь, что кошмар уже стал для Лавгуд лапочкой, недоуменно посмотрел в ответ. Он же не опоздал куда-то, где его ждали? Последнее время казалось, что все вокруг его слишком опекают и контролируют. Он, вообще-то, уже не маленький, а как с Темным Лордом справляться – так и главный специалист... – Почему ты на меня бухтишь? Что я не так сделал? – Недовольно спросил он. – Дай-ка подумать... Чуть не убился о Пожирателя, которого сам же давно вычислил? На что ты рассчитывал, идя с ним в одиночку с твоими ранами!? Слова Луны отозвались в ушах гулким эхом, воскрешая перед глазами сцены недавних событий. Они с Седриком вываливаются из портала... Ожидающие победителя судьи торопеют, видя, в каком состоянии Чемпионы... Девчонки визжат, вокруг них собирается толпа... Гарри пытается всех перекричать, сообщая, что рана Седрика не реагирует на останавливающие кровь чары... Профессор Дамблдор хмурится, Министр Магии что-то мямлит, не спеша предпринимать какие-то действия... Наконец, звучит очевидная мысль, что парням срочно нужно в больничное крыло... Но колдомедики, раньше сидевшие на трибуне, уже пробиваются к ним через толпу. Седрика пока не двигают, диагностируют прямо там, из чьих-то карманов появляются новые и новые флакончики зелий… Мадам Помфри тоже рядом, она оставляет Диггори коллеге – они, очевидно, знакомы, и она считает его достаточно умелым. Она пытается заняться Гарри, чьё состояние легче и не требует немедленных действий, настаивая на его доставке в больничное крыло и наколдовывая носилки. Она шикает на всех, кто стремится расспросить, что случилось, и безапелляционно заявляет, что вопросы обождут полчаса, когда ребятам оказывают первую помощь, пусть бы руководство подошло в замок чуть позже, заодно успеют успокоить зрителей, и прочее… Гарри ей благодарен – срок действия обезболивающего потихоньку подходит к концу, и она очень вовремя колет ему новое, в голове проясняется. Женщина движется в замок быстрым шагом, а Гарри плывёт на носилках рядом, и всё пытается осознать, что он справился, третье задание и события на кладбище прошли, он жив, а Волдеморт не созвал своих приспешников… Седрику помогут, он должен выжить – там, откуда они ушли, его уже тоже кладут на носилки, над ним колдует двое людей, один из них даже в форменной лимонной мантии… Будто гора с плеч, нет больше такого давления, которое висело над Гарри с момента разговора с другим Поттером в будущем… Мадам Помфри спрашивает его о чём-то по дороге, и он говорит ей, что их с Диггори перенесло в другое место после лабиринта – Кубок был порталом. И что там на них напали. Она расспрашивает дальше, Гарри совсем не хочет вдаваться в подробности, но кроме него что-то видел и Седрик... Он рассказывает ей, что ногу сломал сам, а руку ему порезали ножом. Дойдя до ближайшего редко используемого класса, женщина вдруг открывает его, вталкивая носилки с Гарри туда, а после – запирает дверь. Поттер пытается встать: её действия слишком странные… Но, хоть голова и ясная, он осознаёт страшную слабость, накатывающуюся на мышцы. Мадам Помфри перестаёт делать вид, что расспрашивает его из любопытства, и резким, требовательным тоном задаёт ему вопросы: «Волдеморт возродился? Что произошло дальше? Созывал ли он Пожирателей?» Гарри не отвечает. Как он мог не подумать о таком варианте? Что Крауч не обязан был оставаться «Моуди» вечно, у него же есть Оборотное зелье? Что они вдвоём играли в игру я-знаю-что-ты-знаешь-что-я-знаю-что-ты-знаешь слишком долго? Что Крауч попросту отбросил личину, которой Гарри уже давно не доверял, как только исчезла необходимость провести его до Кубка? Почему он до сих пор не начал запоминать, как выглядят в ином зрении знакомые люди!? Что случилось с Астрид и Милошем, которые согласились, что Моуди вёл себя с Гарри и Виктором порой странно и обещали глядеть в оба за профессором по мере возможности? Что с Луной, что с Флитвиком, которому она собиралась наплести о Моуди какую-то историю, дабы занять Пожирателя кем-то, от кого не так просто отвязаться? Флитвик ей не поверил? Дежурившие во время задания авроры тоже? Гарри ведь не собирался самонадеянно разбираться с Краучем в одиночку, когда осознал его план в общих чертах, но что случилось с ребятами? Барти злится – черты лица мадам Помфри искажаются в ухмылке. Он понимает, что Гарри ему ничего не скажет, и что парень даже сейчас, не будучи в силах поднять палочку, пытается что-то колдовать. В глазах мадам отражается нечто безумное (прав был Питер, крыша Крауча совсем потекла), и в следующую секунду Гарри слышит сказанное Круцио и чувствует, как в его тело разом впивается тысяча ножей, а внутренности нестерпимо печёт. Пытка прерывается, и, будто сквозь вату, до него доносятся всё те же вопросы… Впрочем, ответов от него не так уж и ждут: он хрипит, а боль накатывает снова. И снова. Действие Оборотного зелья прекращается через несколько минут и Крауч на время болезненной трансформации перестаёт заклинать Гарри. После он, будто передумав продолжать, и решив, что ему не с кем поболтать, пускается в какие-то объяснения о том, как относится к Гарри, и рассказывает обо всех своих действиях во время Турнира… Говорит о том, что Поттер – слишком мутный пацан, чтобы оставлять его за спиной. А парень смотрит на него, невольно отмечая, как тот молод. Гарри трясёт после пытки, голова кружится, и всё так плохо… Барти просвещает его и на эту тему: то, что он ему вколол, ощущалось, как обезболивающее. И, тем не менее, это – смертельный яд медленного действия, как раз времени агонии Гарри хватит, чтобы Пожиратель принёс непослушный подарок своему хозяину… Он восторженно говорит о милости, которую окажет ему Лорд. Он колдует, видимо, заклиная портал… Сознание Гарри уплывает, но он успевает ещё услышать резкий выкрик… Тряхнув головой, Поттер пристально взглянул на Луну. Она должна была знать ответы на его вопросы, и он сказал: – Крауч увёл меня, будучи под личиной мадам Помфри – она позже спала. Последнее, что я помню, это как Эйден пришёл и напал на него… Что случилось дальше? И, кстати, что со мной? Пожиратель сказал, что вколол мне что-то смертельное… – Да, – без улыбки кивнула Луна. – Эйден смыслит в зельях получше тебя, но отнюдь не талант и не мог сотворить чудо на ровном месте, просто впихнул в тебя безоар, когда вы остались вдвоём. И, несмотря на все аврорские рефлексы, он давно не тренировался в боевых заклятиях… Крауч успел перенестись порталом, хотя ему и не дали увести тебя. Ты мог умереть, Гарри, в том классе ничего не было, что могло бы тебе помочь – безоар не полностью универсален, он только замедлил действие яда. И ты без сознания уже третьи сутки, я звала практически постоянно… Скажи спасибо своему скакуну, похоже, ты был так глубоко, что самостоятельно бы не очнулся. – Я… Гарри обернулся на кобылу, которая с долей исследовательского интереса присматривалась к траве на лугу Луны. Растения не входили в её рацион, но, с другой стороны, сознания Гарри и Луны были в некой субреальности, граничащей с астралом, и здесь всё было из, возможно, подходящей ей энергии… Поттер задумчиво потрепал кошмар по холке и правда от души поблагодарил – у Луны не было никаких причин преувеличивать его состояние. – Ясно… Значит, я должен поскорее очнуться? – Да, самое время. Твой организм чем-то поддерживали, возможно, ты будешь чувствовать себя нормально. Я последний раз подслушивала в больничном крыле почти сутки назад, и тогда речь шла о том, что они сомневаются, придёшь ли ты в себя… потому я и сосредоточилась на том, чтобы звать. – Я понял. Спасибо, что пыталась. Скажи только, что там творится? Не пострадал ли Эйден, когда дрался с Краучем? Все остальные целы – Астрид, Милош? Где гобелен? – Эйден в относительном порядке. Крауч его почти не потрепал, и он продолжает потрошить свою память вместе со Сьонэд. Говорят, у них дело намного быстрее пошло, наконец прошли рубеж четырнадцатилетия. Оно и неудивительно, что перед тем так долго бились – у тебя прошлый год был относительно спокойный, зато во времена Реддла Лондон как раз бомбили. Конечно, он не застал основной ужас, будучи в школе, но ему хватило и самого первого, августовского налёта – досталось как раз той окраине, где стоял его приют. Детей вывезли ещё в начале лета, но он-то вернулся из Хогвартса и не знал, куда пойти жить, кроме как туда. Иногда мне кажется, что Реддл не оставил в наследство ни одного хорошего воспоминания… – Кто его знает, может, у него с хорошими вообще был напряг. А в остальном? – Все целы. Твоих друзей Крауч просто вырубил – они утверждают, что видели, как он заклял Виктора, и попробовали ему помешать. Сейчас с ними всё нормально. Эйдену удалось быстро найти Миртл и послать за помощью для тебя, и он же, до того, как в класс, в котором ты был закрыт, прибежали, забрал гобелен. Посчитал, что ты, когда очнёшься, не захочешь об этом распространяться, сказал, что оставил в Тайной комнате. Я так поняла, он его не открывал – ничего не говорил насчёт лича… Счастье, что он успел к тебе, хоть я и не понимаю, как у него это получилось. – Да просто… Как ты вообще себе представляешь попытку запретить ему помогать кому-либо, кому он хочет помочь? Чудо, что он в Хогвартсе не был с самого утра перед испытанием. Я тоже на такие запреты плевал с высокой колокольни, даже, когда мне было двенадцать-тринадцать… особенно тогда. Мы спорили об этом, когда наводили защиту на дом Дурслей – он не помнил, что там точно должно было случиться, но мы же все знали, что что-то будет. Да ещё ведь лабиринт… Предлагал помочь, прийти Путём, где бы я ни был, дескать, себя он, может, и не всего помнит, но колдовать справляется. Пришли к компромиссу – я зову, если совсем плохо, и он, как доберётся, выглянув из Тени, попросту хватает меня и аппарирует куда-нибудь. Оно не особо получилось в Хогвартсе, но не думалось, что помощь нужна будет именно здесь… И я звать вообще не собирался, это была крайняя страховка на случай, если я не успевал бы выпить антидот или разбил бы его, а портключ к тебе не сработал бы из-за какого-нибудь барьера. Но, когда я понял, что едва могу пошевелиться, а пуговицу Крауч оторвал, задрав мой рукав над раной на стадионе, всё же позвал Эйдена. Нитка, помнишь, красная, с узелками? Он сделал нам парные, если узел сжечь или развязать, мы можем узнать, что у второго дело дрянь и настроить Путь. А лича я в гобелен спрятал, с этим всё прошло почти нормально. Хорошо, что его не видел директор, и, тем более, Крауч… – Да. Но Крауч видел взрослую версию тебя, способную материализоваться там, где наведены антиаппарационные чары. А ещё он сейчас неизвестно где, и это довольно пугающе. – Не только он, Хвост тоже. Как и все остальные непойманные когда-то Пожиратели. В таком мире живём, что уж тут. Ты сможешь навестить меня сегодня? – Я попытаюсь пробиться, к тебе там очередь. До встречи, Гарри. – До встречи… Поттер обернулся к лошади, чтобы попросить её провести его дальше, и успел ещё заметить, как удивительно мило её чёрная морда смотрится, когда она склоняется к одуванчикам. Луна права, определённо, Шерри лапочка.***
– … Я не думаю, что это реально. Они никогда не разрешат взять деньги, предназначенные для седьмого курса. Если бы ещё Джинни не понадобилась помощь этих жрецов... – Они бы и тогда не дали нам денег на раскрутку – ещё же мелкие есть. Ненавижу идею учиться до Ж.А.Б.А! – А я говорил, стоило лучше подготовиться и сдать больше С.О.В., тогда они бы меньше боялись за наше будущее… – Какой смысл, если мама видит нас в Министерстве, как Перси, который там просто счастлив? Даже Чарли не удалось уговорить их на неполное обучение, хотя то, что он хочет стать драконологом, которым семь курсов на.иг не сдались, было ясно ещё в 86м… – Гарри приходит в себя! – Вдруг воскликнул Джордж, и неразборчивый тихий разговор близнецов свернулся, а вместо него послышалась легкая возня. Над Гарри склонилось чьё-то размытое лицо, обрамлённое яркими рыжими волосами, а после он почувствовал, как ему на нос пытаются приладить очки. – Стой, я сам, – прохрипел парень, поправляя оправу. Обрадованные лица Уизли стали намного чётче, хотя в голове было как-то мутно, а всё тело ощущалось непослушным, ватным. Он осмотрелся: больничное крыло, ну конечно! – Ты всех чертовски напугал! Три дня провалялся, пропустил всё самое интересное! – С улыбкой сказал ему Джордж. Фред, тем временем, спешно шнуровал ботинки – до того они с братом сидели на соседней кровати в одних носках. – Ты как вообще, нормально? Я сейчас пойду, скажу остальным, что ты очнулся, они все тоже захотят к тебе прийти. Правда, мадам Помфри вряд ли пустит, она и на нашу посменную вахту так шикала, что просто ух… – Да, более или менее, – сказал Гарри, не зная, как правильно оценить состояние. Нога совсем не болела, и рана на руке, нанесённая Питером, тоже – наверное, за три дня всё залечили. – Ты подожди докладывать, лучше скажите, что здесь происходило. Когда все придут, будет много галдежа, но новости мне будут пересказывать вечность. – Конечно, вечность. Всем сперва захочется послушать, что там произошло у вас с Седриком – он, как после второго задания, заладил: тут помню, тут не помню, был парализован, мало что понял. – Ответил Фред, не в пример брату, намного более серьёзный. – Мы слышали, профессор Дамблдор сказал родителям, что возродился … Сам-Знаешь-Кто. Это правда? – Я… – Гарри замешкался. Сколько понял Седрик, что успел рассказать? Нужно было спросить Луну, какие ходят слухи. – Я не уверен. Нас утянуло в какое-то тёмное место, и там проводили ритуал. Страшный. Наверное, будет лучше, если я всем сразу расскажу, чтобы не повторять много раз, ладно? Может, скажете, не было ли чего другого серьёзного вокруг? – Да тут много всякого. Профессор Моуди пропал. Профессор Каркаров пропал. Бэгмен пропал, но этот, скорее всего, от гоблинов сбежал. Седрик лежит здесь же, ведь ему всего ничего до выпуска, хотя и порываются перевести в Мунго – рана никак не заживает и он постоянно пьет кроветворное. Эти твои друзья-дурмштрангцы попали в лазарет, их уже выписали. Флёр и Чжоу тоже. Ты вот чем-то страшным отравился… – Стой, Седрик ранен, это я понимаю… Но что с девчонками? Чжоу же не была в лабиринте! Матрас под Гарри прогнулся от дополнительного веса – Джордж сел к нему, в задумчивости теребя волосы. Фред тоже явственно удивился – Поттер не упоминал имени Чанг с тех пор, как они разошлись в марте, и всячески избегал любых разговоров о том, что между ними произошло, а за шутки на эту тему проклинал чесоткой, не раздумывая. – Мы не знаем, – осторожно ответил он. – Вроде бы, хлопнулась в обморок, как увидела вас с Седриком, малахольная… Оно с трибун ужасно смотрелось – появились вдвоём, упали, не спешите шевелиться, а вблизи так ещё и кровищи… – Ну… Наверное. А Флёр? – Её закляли Круциатусом. По делу Крама собираются, кстати, через пару часов. Там всё как-то сложно, наши хотели бы судить его здесь, непростительное же, и колдовство с палочки Крама легко доказали. Болгары требуют переправить его домой и подают ноту протеста за клевету на известного человека, французы настаивают на публичном разбирательстве… Вот, собрали закрытую международную комиссию для расследования, чтобы заслушать свидетельские показания, о нападении заявило два Чемпиона... И при этом все свидетели в больничном крыле. – Чёрт возьми! Говорите, Седрик здесь? Мне нужно срочно с ним поговорить! – Постой, Гарри, куда!? Ты попросил новости, мы рассказали, давно пора звать колдомедика, на кой тебе Диггори срочно? – Вопрос жизни и смерти, как оказывается, дайте мне ещё пару минут, – попросил их Гарри, спускаясь на пол и осматриваясь в поисках нужной кровати. В дальнем углу горел светлячок – Седрик, наверное, что-то читал. Оставив близнецов многозначительно переглядываться, он поспешил в том направлении. Диггори при виде Поттера состроил непонятное выражение лица – между недовольным и облегчённым. Сам он выглядел неплохо, только немного бледно, а прокушенная рука была перебинтована. – Я говорил им, что ты очнёшься. Каким-то образом всегда находишь лазейку, да? – Со странной усмешкой сказал он. Гарри неловко пожал плечами, и сказал вместо ответа: – Я сожалею, что так получилось. Что заклял тебя параличом ради… выигрыша. Не знаю, что на меня нашло. И мне жаль, что я не успел его отменить. – Ему правда было жаль, что так вышло. Но отменять он его не собирался, поскольку видел другую версию событий, итоги которой были ещё хуже. – Правда, Поттер? Ради выигрыша? А мне казалось, ты не из тех, кто бьёт в спину. Гарри на это тоже не собирался отвечать, и Седрик, встретив его прямой взгляд, продолжил: – Я разрываюсь между желаниями тебя побить и поблагодарить. Ты меня проклял, и я чуть не умер, даже не имея возможности что-то сделать. Но я не идиот, услышал достаточно, чтобы догадаться, что в том месте ждали тебя… А я был лишним, которого могли убрать с дороги в любой момент. Как бы там ни было, хорошо, что мы в итоге здесь. – Да. Хорошо. – Я слышал, что он назвал себя Сам-знаешь-Кем. И сказал, что ты ему мешаешь. А после отрубился. Как мы выжили? – Мне удалось сжечь держащие меня верёвки, я упал на змею, и она, видимо, отвлеклась от тебя. Я смог схватить тебя и призвать Кубок. Он перенёс нас обратно. Потом подошли колдомедики… – То есть, ты ничего не знаешь о том, что там было дальше? – Ничего, я был занят попыткой побега. – Ясно, – поморщился Седрик. – Фадж мне не поверил, знаешь? Сказал, змеиный яд мог вызвать галлюцинации. Странно, что ещё не вспомнили, что ты змееуст. Гарри недоверчиво вскинулся: серьёзно? Они могут повесить нападение Нагайны на Седрика на него? Ответ был, правда, более прозаичным: – Все наши раны, и даже твоё отравление, по официальной версии – следствие прогулки в лабиринте. Об остальном нам рекомендовано молчать, мне даже намекали на прямое влияние того, что я говорю, на отцовскую должность… – Но ты сказал директору? – Я сказал им одновременно, как пришёл в себя. Они спорили и обсуждали. Намёки были позже. Профессор Дамблдор, тем не менее, разнёс весть дальше. В прессе пока ничего. Поттер снял очки и потёр переносицу. Что бы он сам ни сказал, теперь все, наверное, со слов директора уверены, что и он сообщал о воскрешении Волдеморта. Весы общественного мнения могли качнуться в сторону полнейшего недоверия к Гарри. Что ж, Седрик весьма хорошо прояснил происходящие. Поттер вздохнул и перевёл тему, кивая на книгу, которую держал в руках Диггори и перо, писавшее до его прихода под диктовку: – А об этом что думаешь? Диггори снова поморщился. – Сначала я решил, что твоя подруга так пытается выбить меня из колеи перед испытанием… – Нет, мне она это тоже показала тем же утром… Ей просто хотелось поделиться. – Пускай. Она хорошо умеет искать – с зимы никто так близко, наверное, не был. Это могло бы объяснить всё произошедшее, кроме того, почему я в итоге остался живым. И почему выжил Грант. – Его я освободил до того, как истекло время, так что ты оставался единственным, на кого были права. – Я должен ещё раз поблагодарить, что ты меня и оттуда вытащил? Кажется, я расплатился сам. – Нет, мне хватит и того факта, что все живы. Но что ты собираешься с этим делать? – Ничего, а что должен? Спрашивать о чем-либо у полуразумных древних созданий после того, как в прошлый раз едва ноги унёс – плохая идея. У меня свадьба через пять дней, ещё этого мне не хватало… Чжоу чуть не потеряла ребёнка, знаешь? Хорошо, родителям уже к тому моменту сказали, что я ранен, но живой, мама взяла себя в руки и ей помогла. – О. Я не знаю, что сказать… Сейчас всё нормально? – Да, – буркнул Седрик. – Мать считает вежливым пригласить тебя на свадьбу… Это первый наш нормальный разговор с зимы, но… – Я тоже предпочёл бы не приходить, хотя и желаю вам счастья и всё такое. – Поспешил заверить его Гарри, думая про себя: «Век бы вас не видать». Что-то ему подсказывало, что Седрик думает нечто аналогичное. – Хорошо, что здесь мы сходимся во мнениях. – Серьёзно кивнул ему Диггори. Что ж, они обсудили всё на свете, кроме, разве, погоды. И Гарри наконец небрежно спросил: – Будешь свидетельствовать не в пользу Крама? Но Седрик, услышав вопрос, всё равно недовольно вскинулся: – Защищаешь дружка? Тебя тоже вызовут, хотя ты несовершеннолетний и за неправомерностью приведения тебя к присяге словам будет мало веры. Четыре Круцио в мою сторону, Поттер, пусть ни одно и не попало… Не проси меня молчать! – Молчать не прошу. Скажи правду. Он нормальный парень – ты сам это видел, вы не так уж и плохо ладили. Он вытащил сестру Флёр со дна озера, без вопросов и возражений. Он может уложить меня в драке минуты за три, мы проверяли… а тебя – и за полминуты. Его любимые проклятия – режущие, в бою он зачаровывает предметы вокруг, чтобы они летели на противника и отвлекали внимание. Вместо этого, то, что я видел, когда вы сцепились – несколько обычных сдерживающих чар и Круцио, которые в последний момент пролетали мимо тебя. Ты считаешь, он вёл бы себя именно так, если бы хотел нападать? Его закляли, и он изо всех сил старался обойти приказ! Диггори сверлил его взглядом не меньше минуты, прежде чем ответить. – Я слышал, его друзья тоже что-то подобное пытались доказать, валя всё на профессора Моуди. Но его никто не видел со дня испытания… – А им будет меньше веры, потому что они его друзья, а вы – пострадавшие. Пожалуйста, подумай хорошо, обвинение сломает ему жизнь! – И что? Зачем бы Моуди его заклинать, чтобы он заклинал нас? Тем более, Империусом? – Как насчёт того, чтобы до Кубка дошёл кто-то определённый? И не думаешь ж ты, что меня отравила мадам Помфри, которая увела меня со стадиона? Кто-то принял её облик, и то же мог сделать с профессором! Седрик смотрел на него пристально, не отвечая. Дверь больничного крыла хлопнула, послышались голоса мадам Помфри и профессора Дамблдора – близнецы всё же не выдержали и побежали за колдомедиком в её кабинет… Ну и за директором, куда без него. – Я хочу уговорить семью уехать на некоторое время, отец всё равно разругался с Фаджем, – сказал вдруг очень тихо Диггори. – Могу я хоть быть уверенным, что ты не поддерживаешь Сам-знаешь-кого, и не помогал ему возродиться добровольно? Что у нас не будет в ближайшее время союза Тёмного Лорда и его главного врага, которые решили поработить всех? Гарри кивнул, стараясь выглядеть так уверенно, как только мог. Он молился про себя, чтобы проницательный Седрик, догадавшийся, что Гарри не просто так пытался помешать ему схватить Кубок, не додумался до чего-нибудь ещё. Потому что, строго говоря, есть один бывший Волдеморт, которого он спас, назвал братом, и который уже успел Поттера спасти в ответ… Чем не союз? Что уж говорить о том, что он не совсем препятствовал ритуалу возрождения?***
Последующие дни показались Гарри довольно сумбурными. Вначале был тяжёлый разговор с директором, и, почему-то, Северусом, хотя последний не проявлял энтузиазма в расспросах. После, Поттер потратил некоторое время на поиск вкусного, насыщенного эмоциями воспоминания для Шерри, которое ему самому было не особо жалко, хотя строго говоря, платы не требовалось. Но он точно знал, что без кобылы его мозги просто выпотрошили бы – им нужны были подробности, а Гарри не собирался их рассказывать. Оно-то логично, Седрик не мог многое прояснить, а с палочки считали только простые заклинания и медицинские, совсем не дающие картину произошедшего. Но Поттеру не было разницы, замазан ли директор в воскрешении Волдеморта, или наоборот, всеми силами (и ценой жизни Гарри) собирается с ним бороться. Последнее время его отношение к директору колебалось между недоверчивостью и параноидальной неприязнью, так что знанием о такой, право слово, мелочи, как то, что пугающий всех лич здесь, в школе, замурован до Самайна, Гарри делиться не спешил. Он уже понял, что о работе с гобеленами такого типа за века успели позабыть, так что открыть тюрьму могли только он, Эйден, и ещё какое-то количество ведьм в возрасте, которым посчастливилось о подобном знать. Но, если такие в Англии и есть, они вряд ли заинтересованы в такой ерунде, как Тёмный Лорд. Строго говоря, мастерице уровня Грэмм при большом желании и хорошем планировании в современных реалиях, когда даже Лорды не всегда достаточно образованы в контексте техники безопасности мага, не нужен был бы никакой Волдеморт и никакой тайный орден, чтобы поставить Министерство на колени. Конечно, Гарри никто не заклинал, но он несколько раз за разговор чувствовал, что виски начинали побаливать, а где-то на окраине сознания вспыхивали адские глаза. И он был уверен, что не по стечению обстоятельств, моменты, когда ломило виски, совпадали с теми, когда он встречался взглядом с директором. А моменты, когда проявляла активность Шерри – с теми, когда профессор Дамблдор спешно отводил взгляд. Так или иначе, Поттер поделился (главное – говорить правду, не важно, в каком порядке излагать) всё той же версией – да, их с Седриком перенесло на кладбище, да, там был какой-то ритуал. Диггори укусила змея, но Гарри удалось призвать портключ и вернуть в школу их обоих. Да, он тоже помнит, что был кто-то, назвавшийся Волдемортом, бросивший Аваду Кедавру. Гарри не знает, в кого, заклятие было далеко от них с Седриком. Он вообще больше ничего не видел. Кто проводил ритуал? Хвост, он его узнал, но понятия не имеет, что с ним… Может, это в него целил Волдеморт, кто знает. (Эта хитрая крыса идеально выбрала мир – теперь, подозревая, что Дамблдор может быть для Хвоста опасен, Гарри опасался ему что-то рассказывать, дабы это не расценивалось, как вред побратиму. Ни Сириусу, ни аврорату с поимкой Хвоста он тоже не помощник) Северус, слушая не особо подробный рассказ Поттера, повторяемый по просьбе директора по нескольку раз, казался безучастным. Гарри не знал, о чём тот думает, сжав губы в тонкую полоску и сцепив в замок пальцы. Северус вообще выглядел откровенно плохо – усталым и издёрганным. Он не задавал вопросов. Он не бросал саркастичных фраз. Он был сам на себя не похож. Только одно спросил Снейп у Гарри, когда директор, поняв, что больше ничего парень не знает и не расскажет, ушёл. Профессору было интересно, когда Поттер успел сжевать достаточно копытня, по странному стечению обстоятельств компенсировавшего действие яда, который вкололи ему позже. Со всей ответственностью Гарри заявил, что никакой травы не жевал. И вообще, разве она сама по себе не содержит токсины? Вот так он и заработал эссе на три фута за два дня до конца учебного года и после сессии. Забегая наперёд, он сделал его так хорошо, как был способен – самому было интересно то же, что и профессору. По логике вещей, стазис был нейтрализован антидотом, и ничего лишнего в организме не должно было оставаться. В обезболивающем, которое пил Гарри, тоже не было копытня. Его вообще избегали в современных ходовых зельях – очень уж мерзкие микстуры получались. Каково же было его удивление в июле, когда оказалось, что эта трава входит в некоторые (очень старые) рецепты Кроветворного. А ведь то, что он выпил после клятвы Питера, было как раз-таки отвратным на вкус… Прощание с ребятами из Дурмштранга оставляло грустный осадок: да, они устроили гулянку, и «на дорожку», и по случаю того, что Виктору всё же не стали выдвигать обвинения (и вообще замяли эту историю с непростительными). Она была хорошей, но общее настроение сильно подпортилось после событий вокруг третьего испытания, пропавшего директора и пострадавших от Крауча ребят. Показания свидетелей по вопросу Круциатуса разбирали долго и подробно – Седрик в итоге поддержал версию Гарри, Астрид и Милоша, и даже Флёр призадумалась над своим заявлением, вспоминая детали нападения на неё. Но больше всего помогло Виктору то, что Поттер ткнул комиссии прямо посреди разбирательства в точку на Карте Мародёров с именем «Аластор Моуди», и его пошли искать в кабинете авроры. Нашли не сразу, и доверие к артефакту упало, но, в итоге, после того, как человека извлекли в очень измождённом состоянии из сундука, все признали, что на его месте мог быть псих-самозванец, заколдовавший учеников. Делегации ещё не уехали, а Гарри уже с грустью думал о том, как печально будет в следующем году без регулярных тренировок. И по ребятам он будет скучать, хоть они все и договорились о переписке. Она обещала быть занятной: год в Британии многим подправил разговорный английский, но не письменный, так точно. Что до Гарри, его немецкий (единственный иностранный язык, который он добросовестно учил сам, будучи на месте мамы и не полагаясь на память Джона или Уилла) тоже требовал практики. Ну да лиха беда начало, Луна права была, говоря, что мир тесен. Виктор грустно шутил, что Поттер будет писать ему вместо Гермионы – они разругались, когда девушка узнала о непростительных, а после мириться Крам уже не видел смысла, ведь те, кто его действительно хорошо понимали, не поверили, что он на такое способен ради «какого-то паршивого Турнира». Гарри и сам с Гермионой немного повздорил: удивился на утро после того, как Крама оставили в покое, что Скитер пропустила эту историю, и узнал, что она сидит в банке уже третий день. Как человек, который видел руки Грейнджер, обожженные гноем бобонтюбера, он её желание прижать журналистку мог понять. Как человек, которого когда-то запирали надолго (и даже Дурсли его выпускали пару раз в день по нужде), он не мог понять, как можно додуматься закрыть женщину в банке и пообещать выпустить её через неделю в Лондоне. Это ли то, что делают хорошие и справедливые девочки – унижают того, кого и так шантажируют? Да ещё и попросту убирают возможность Рите зарабатывать на жизнь, запрещая писать? Неужто правила в голове у Гермионы только для того, чтобы она чуть задумалась, которые из них стоит нарушить, когда хочется? Гарри-то как раз понимал, что лучше уж читать скандалы от Скитер, смещающие немного акценты, и потому пропущенные в печать, чем жить с министерским контролем над прессой магов, в которой откровенно мало независимых корреспондентов. После разговора с Поттером Грейнджер почти расплакалась – настолько красочными оказались его аргументы, в том числе и о том, что правды в статьях-то, как ни крути, немало. Тот же добродушный полувеликан Хагрид при нём, не раздумывая, заклял одиннадцатилетнего мальчишку-маггла и того пришлось оперировать (в тот момент Гарри казалось это справедливым возмездием за всё, что устроили Дурсли вокруг его поступления в Хогвартс, но сейчас-то мозги стояли на месте…) Тот же загадочный опекун Гарри всё-таки не внёс деньги за его обучение, а взял ссуду на его имя, увеличивая итоговую сумму на немалые проценты (Поттер знал почему – смысл платить из собственных денег за обреченного, вряд ли доживущего до совершеннолетия?). Чтобы узнать об этом, Гарри пришлось переписываться с Попечительским Советом через поверенного в банке – иначе письма не достигали адресатов. И за вовремя подброшенную пищу для размышлений он Скитер скорее благодарен, так что не Гермионе судить, насколько Гарри навредили её статьи – пусть говорит только за себя... Гермионе он за подброшенную пищу для размышлений тоже был очень благодарен, да и их отношения давно выправились относительно начала года, но разговор всё равно вышел неприятным для обоих, хоть Гарри и отстоял право хотя бы выпустить жука летать. Рон, как мог, пытался сгладить этот их конфликт, несмотря на то, что они с Грейнджер после бала общались весьма натянуто. Он даже будто повеселел после того, как та разругалась с Крамом, и заметно потеплел к обоим. Общаясь иногда с дурмштрангцами вместе с Гарри, он не так уж и плохо представлял себе характер Виктора и удивлялся тому, как тот себя повёл. И тоже порадовался, что Крам был под чужим контролем, а не заклинал Чемпионов по собственному почину. Отношение же к новости о том, что у Гарри значительно меньше денег, чем он всегда думал, у Рона было очень смешанное: он, с одной стороны, не мог поверить, что узнанное Гарри – правда, и Дамблдор, которого вся его семья очень уважала, мог что-то проворачивать с оплатой учёбы. С другой – жалел друга, а с третьей – новости приносили ему странное удовлетворение, будто бы то, что у Гарри дела хуже, могло как-то повлиять на его собственное благосостояние. Стараясь эту постыдную и неясную смесь чувств скрыть, Уизли трещал без умолку. Так, складывая вещи к отъезду на каникулы, Гарри узнал о том, что Сириуса и Северуса директор заставил пожать друг другу руки, когда Поттер валялся в отключке в больничном крыле, а Седрик уже сообщил о восстании Лорда. Впрочем, Рон после подсмотрел и ещё более занятный эпизод – они друг друга проклинали (правда, на словах) и бросались непонятными обвинениями, выясняя, кто кого предал… В итоге, Сириус Снейпу поклялся, что не он был Хранителем Поттеров и тот, вроде бы, успокоился. Или, наоборот, как-то заволновался – Рон затруднялся расшифровать. (Гарри усмехался – да, поди уж разберись в застарелой вражде). Сам он при этом укладывал в чемодан яйцо с записью воя русалок – летом ему предстояло разгадывать загадку почище предыдущей. Была ещё одна милая деталь: миссис Уизли, пригласившей Гарри на всё лето, Дамблдор запретил его забирать, желая отправить парня непременно к Дурслям. Поттер, кстати, был абсолютно за – вопрос Крауча на свободе его тревожил, а кровная защита на коттедже будет хорошо держаться только, если ставивший её считает это место домом и хоть изредка там появляется. Но сам факт был занятным, директор хотел, чтобы он сидел всё лето отрезанным от новостей о магах. Три раза ха, думал на это Гарри, которого в следующую субботу пригласили на ужин к Аткинсонам, воскресенье – к Лавгудам, а двенадцатого июля – к мистеру Прюэтту, чтобы поговорить о состоянии финансов. По расчётам Сьонэд, Эйдену тоже больше не нужны будут постоянные консультации психолога через пару недель, и он сможет приехать в Британию. Прошло то время, когда директор мог ограничить возможности Гарри с ними всеми видеться – совершеннолетний или нет, он хотел быть свободным… И он таким будет. Конец второй части.