Тихое место

      Четырнадцатого августа Гарри и Эйден предприняли целую операцию по обратному обмену, проскальзывая через открытую Нимфадорой дверь в мантиях-невидимках и прикрываясь приветственным криком миссис Блэк. Эйден должен был вскоре уехать на два-три дня в Америку, сопровождая вместе с мистером Прюэттом ватагу из четверых поступающих в Ильверморни. Всех их передавали под присмотр шаману, наставнику Хьюго, так что хотя бы не приходилось переживать за стабильность состояния подростков после комы/многолетнего окаменения/легкомысленного использования шаманизма. Конечно, оставалось уладить ещё организационные вопросы касательно учёбы и поездок на каникулы. А ведь Эйден собирался и договориться с шаманом о консультации относительно четы Эвансов, да и сам на них посмотреть. Шестнадцатилетние искажения памяти пытаться снять было бы уже негуманно, но, если можно отменить запрет на поездки в Англию, было бы неплохо, да и ослабление чар могло хорошо сказаться на их отношении к Петунии. Гарри был рад, что дедушка и бабушка живы, но переживал о их состоянии – слова тёти не очень обнадёживали, а сильные ментальные чары могли дать и ещё эффекты, вроде увеличения риска нейродегенерации.       Гарри, тем временем, вернулся в дом, в котором приходилось изворачиваться, чтобы заниматься своими делами ночами, избегая любопытства живущего с ним в одной комнате Рона, «пустого» портрета и вообще всех окружающих людей, особенно взрослых. Сильно было не разгуляться, но Гарри, например, успел оценить, сколько всего интересного в комнате Регулуса Блэка – на стенах, в книгах, и особенно – в блокнотах с записями, на которых со временем ослабели наложенные чары и Гарри смог их сломать.       Об этом человеке Сириус сказал, что он был мелкой сошкой среди Пожирателей. Впрочем, Гарри уже вынужден был признать: крёстный выбрал жить в чёрно-белом мире, без полутонов. В мире, в котором он вряд ли бы поверил, на что способен был его брат (если печальная история его смерти была сходна с рассказанной Эйденом). И в мире, в котором Мариуса Блэка изгнали из рода, «потому что он сквиб», какие ещё нужны уточнения, подумаешь, проклятие на весь род заработал…       Нюансы… Вот чего Гарри не мог добиться в любых рассказах Сириуса, в том числе о родне, хотя множество деталей, предоставляемых ему о Блэках миссис Аткинсон (если правильно расспрашивать), записями Регулуса (если читать сквозь строки), бубнёжем Кричера (если удастся расшифровать) и комментариями Эйдена (он, правда, знал мало), переворачивали всё с ног на голову, усложняя в разы.       Конечно, Гарри слышал о старших ши, ещё от Грэмм, и о том, что они способны являться в их мир. Как и большинство нормальных людей, он относился к ним с опаской – их любовь веселиться и пытать, что зачастую означало одно и то же, могла кого угодно испугать. Склонность многих магов к странновато жестоким шуткам, хоть и мелкого масштаба, кстати, частично объяснялась тем, что наследственность ши очень стойкая и изредка чуть проявлялась даже у дальних потомков. У магов давно был заключён с ними Договор: раз в столетие в их мир уйдёт дочь сильного волшебника, и будет развлекать чертоги Дворов рассказами о подлунном мире. Если рассказы порадуют, она вернётся с благословением – ребенком огромной волшебной силы. Если нет – всё просто, не вернётся. На этом контакты начиная примерно с восьмого века ограничивались, что не могло не радовать людей – слишком уж ши были сильны и непредсказуемы.       В этом столетии «дань» заплатила ветвь Блэков, которая жила в Ирландии – Кассиопея, тётя матери Сириуса, ушла, едва справив шестнадцать, и пробыла у них год, вернувшись с двумя дочерьми. Одна из них бесследно пропала в возрасте пяти лет. Вторая в самом конце сороковых вышла замуж за кого-то из французской ветви Малфоев. Её звали Араминтой, и через некоторое время после помолвки у неё ни с того ни с сего ярко проснулось отцовское наследие, вместе с желанием охотиться на магглов. Как после оказалось, это случилось из-за посещения ею свадьбы своей родственницы Седреллы и мистера Септимуса Уизли. Потому что он, углядев в Араминте характерные черты, вспомнил заветы матери, происходящей от железных друидов, и не побрезговал наложить по крови жены фамильное проклятие на исконных врагов.       Потомков ши первого (и даже второго) поколения практически невозможно уничтожить напрямую. Зато они, сойдя с ума из-за многократного усиления наследственности под проклятием, прекрасно справляются сложить голову сами. Отлично справилась спустя несколько лет и молодая беременная девушка, получившая на своё предложение в Министерстве, разумеется, отказ, и унесённая вызванными ею призраками Дикой Охоты, с которыми она не смогла совладать самостоятельно. Вспыхнула снова угасшая уже почти вражда между Уизли и Малфоями, хоть французами, хоть англичанами – да, Араминта не была в полной мере человеком, но она вошла в их семью.       Новые поколения Блэков тоже знатно пострадали – насколько мог понять Гарри, кто-то из предков в 18м веке женился на дочери ши. Их сложный характер под проклятием начал стремительно проявляться, хоть и в небольшой (и в разной) мере, у детей, в том числе, у Сириуса и его кузин, а совладать с таким непросто, даже для тёмных магов. Нехитрые соображения подсказывали и почему изгнали из рода Андромеду – уж не первый случай в истории, все чистокровные знают, что очень рискованно в ближайшие пару поколений разбавлять в таких ситуациях кровь маггловской. Да, Тонкс метаморф, что является редким и ценным даром… Вот только, прогнозируемо сильный ребёнок с редким даром, сошедший с ума – это страшно, и родители Андромеды попытались уменьшить вероятность такого исхода, насколько смогли, отрёкшись от девушки и ослабляя для неё гнёт подарка от Уизли. Ответный подарок, разумеется, Блэки организовали сразу после свадьбы Седреллы, узнав о проклятии – отреклись от неё и прокляли её с мужем до седьмого колена за предательство крови.       Как знать, может, подобная история случилась бы и с Прюэттами – судя по рассказам «маггла-бухгалтера», который за полгода удвоил выделенные на инвестиции фунты Гарри, кто-то из их пра-пра тоже принимал в род «благословение» 17го века. Так что побег Молли с Артуром напугал их достаточно, чтобы отречься от неё сразу. Конечно, мистер Уизли не выглядел тем, кто мог бы проклясть родню жены из каких-то старых заветов. Более того, у его детей от такого брака тоже было бы немало той самой «дурной наследственности», как бы ни больше, чем друидской. Но Прюэтты предпочли перебдеть, впрочем, не разорвав отношения с Уизли совсем уж кардинально – ведь общается с ними кто-то из родни, просто не Алексиус.       А сейчас те самые Уизли сидели с Сириусом за одним столом, не поднимая тему старых счётов. Гарри высоко оценил бы такое великодушие – прощать всегда тяжелее, чем продолжать мстить. Вот только у него сложилось впечатление, что они просто объединились теперь в мести даже памяти Блэков, чья звезда уже закатилась.       Комната Регулуса была отличным источником информации для досуга любого, кто хотел разобраться в прошлом Волдеморта. Огромная подборка публикаций политических заявлений за 50е-70е годы, Эмбер не соврала, сравнительно сдержанного характера, и да, довольно здравые даже на взгляд Гарри идеи реформ, хотя некоторые уже успели устареть. Колдографии, украшающие стены… Общественная деятельность. Хорошие отношения с Лордами, достаточно тёплые – с Мастерами. Впечатляющие научные разработки, хоть и из условно разрешенных тёмных практик. Деловые отношения с нейтральными Ковенами. Практически чистая репутация...       Стопка систематизированных вырезок газет с сообщениями о происшествиях, отмеченных Чёрной Меткой – восемь штук до 1978го года. К ним приложены более старые вырезки – из газет 30х-40х о пропаже сестры Араминты и общего ребёнка из родов Ноттов и Лестренджей. После, заметки о скандалах с Министерством – родственники искали детей любыми методами, включая запрещённые. Не нашли, по крайней мере, живых. Отдельно, словно Регулус был не уверен – ещё две заметки о пропажах маленьких магов, кто-то из младших ветвей Розье и Эйвери. Множество странных схем со знаками вопроса и зачёркиваний – Гарри понял, Блэк догадался о наличии связи между ближайшим окружением видного политика, детьми, и теми, чьи смерти отметили знаком, хотя, чтобы сделать какой-то вывод о том, устраивает ли его роль организации, в которую он собирался вступить, в этой непонятной истории, ему пришлось постараться.       Отдельно, в блокноте с чарами, которые Поттеру оказались не по зубам, были, видимо, более поздние записи. Гарри подозревал, что они могли касаться исследований Регулуса о крестражах, когда он разочаровался в лидере.       Очень-очень много интересного для него и Эйдена в этой комнате. И огромный вопрос: если всё поначалу было именно так, как представляла для него Эмбер, что заставило Волдеморта в восьмидесятом резко изменить курс и убивать практически открыто?

***

      Утром перед поездом Эйден, вновь выпивший Оборотку (что бы они делали без мистера Лавгуда?) стоически старался не ругаться вслух после удара о тролью ногу и неловкого приземления на чемоданы, которыми был заставлен весь коридор дома на Гриммо. Кричали Леди Блэк (для настроения) и миссис Уизли (на близнецов), внося в сборы на вокзал живое разнообразие. Но Эйден не жаловался особо: у него постоянно возникало чувство, что портрет, хоть сколько завешанный портьерами, за ним следит, так что то, что Вальбурга занята кем-то другим, скорее, радовало. Леди, как он полагал, и так знала слишком много тайн, и общаться с ней Эйден пока остерегался.       Кроме того, вчера, когда он пришёл, у него здесь было такое отчётливое, полузабытое ощущение… И запах, его будто преследовал тонкий лавандовый запах, будивший ассоциации с холодными ясными деньками ранней весны. Самой счастливой в его жизни. Это не отпускало и сейчас...       Эйден закусил нижнюю губу. Он взрослый человек, и даже чересчур вменяемый, благодаря Сьонэд. Он мог потерпеть какие-то неясные ощущения, возникающие ни с того, ни с сего. Смотря на другого Сириуса, прыгающего в виде огромной собаки, он мог пообещать, что попробует не дать ему сложить голову, хоть своего крёстного и не уберёг. Выйдя из этого старого дома, он мог усилием воли выбросить из головы и то, что в нём есть комната, в аналогичной которой спустя много лет в параллельном мире погибнут его дети. Отсутствие эмоциональных оттенков у воспоминаний в некоторых случаях было к месту: скорбь не переполняла его с головой. Он знал, что умершие рано и поздно родятся у кого-то вновь, и он надеялся, что они будут более счастливы. Только за Гарри перестать переживать не удавалось: вчера он попросил побыть вместо него два-три часа вечером – одна из самых загадочных дам Британии наконец согласилась с ним поговорить. И больше пока не писал.       Эйден держал себя в руках – нить не сигнализировала об опасности, а значит, у брата, который уже не маленький, просто есть причины задержаться. Ему могло сколько угодно не нравиться то, что Гарри добивался этой встречи, но он понимал – его с пути не сдвинуть. И плевал Гарри, что собирался на ужин к Чёрной вдове, ни разу не пойманной на преступлении. Мастеру Ядов. Леди, эпатирующей высший свет с завидной регулярностью. Не должна же она быть опаснее Волдеморта, шутил он...       Эйден не улыбался. Он был почти уверен, что, если бы леди вроде мадам Марины Забини пожелала, она сломала бы не то, что подростка, а и любого Тёмного Лорда, включая того, кем он был в прошлой жизни.       Потому что она была не просто женщиной. И даже не просто волшебницей.       Она была морской ведьмой.       На платформе 9 и ¾ было, как всегда, шумно и весело, но, вопреки обыкновению, Гарри Поттер не смотрел особо по сторонам: мысленно он всё ещё был в замке на маленьком скалистом острове Гебридского моря.       Замок похож на пенное кружево: его башенки, облицованные снежно-белым камнем, не очень большие по площади, но их много, и они причудливо украшены лепниной и барельефами. Оттуда, где находится принёсший Гарри камин, замок прекрасно виден весь, и издалека кажется, что он сам собой возник из волн неспокойного моря, разбивающихся о берег.       Башня с камином связана с основным зданием узким мостиком на тонких колонах – когда идёшь по нему, под ногами будто тёмная, волнующаяся бездна, хотя ощущение и обманчиво – там не может быть настолько глубоко. Но вид отличный – Гарри, у которого нет страха высоты и всё в порядке с равновесием, способен оценить его по достоинству.       Леди тоже была на платформе – сын ехал в школу. Подумать только, сглотнул Гарри – он его ровесник. Но вчера за ужином Блеза не было, и забыть об этом факте в обществе Марины было проще простого.       Потому что леди выглядит юной – даже более юной, чем Эйден, которому легко дать двадцать пять, а не почти сорок. Марина хрупкая, тонкая, и глаза у неё большие, синие, придающие ей слегка восторженный вид. Но смотрит она цепко, чуть насмешливо, и весь её облик говорит о том, что перед ним знающая себе цену женщина.       Гарри видно, как Блез обходительно целует матери руку, подхватывает чемодан и направляется к вагону, вежливо кивая знакомым на ходу. Не сравнить с бегущим к одноклассницам вприпрыжку Ли, от небрежно брошенного багажа которого провожающие едва успевают отскочить. Неподалёку Лорд Малфой чинно пожимает руку какому-то незнакомому мужчине – у того такое же надменное выражение лица.       Вчера вечер тоже подчинялся выверенному, чёткому этикету – Поттера позвали в дом, в котором живут, и условностей полагалось соблюсти немало, дабы у хозяйки не возникло сомнений в его мирных намерениях, а у гостя – в том, что с ним преломят хлеб, и под этим кровом ему не причинят вреда. Гарри улыбнулся, вспоминая, как довольно, но немного удивлённо вскинула брови Марина, понимая, что он ни о чём не забыл – она ждала прямолинейного гриффиндорского поведения.       Да где же Эйден? Неужели, сборы с огромным семейством Уизли снова привели к опозданию? Группка весёлых второкурсников едва не сбила Поттера с ног – мантия-невидимка и пребывание в отдаленном углу платформы не защищают от таких вот казусов.       Марина, проводив взглядом сына, вдруг посмотрела прямо на Гарри – в очередной раз давая подтверждение тому, что невидимость обманывает не каждого. Её губы тронула лукавая улыбка, и женщина послала ему воздушный поцелуй. Полы длинного платья взметнулись, оголив изящные коленки, когда ведьма, крутнувшись на высоких каблуках, исчезла. Гарри был ей благодарен за то, что она не подошла – его щеки и так уже раскрасил румянец.       Вчера за ужином она вела себя с ним так же непринуждённо – тяжело было предположить, что она может быть серьёзной. Марина, казалось, была рада его компании, хотя причина, по которой он пришел, её всё же потрясла.       Насколько узнал Гарри от мистера Лавгуда, эта женщина жила в Британии чуть больше пятнадцати лет – не постоянно, немало времени она проводила во Франции. Слухи о её происхождении порой всплывали, но они давно не занимали общество столь сильно, сколько её очередная свадьба.       В любом случае, Гарри был уверен, что он не первый, кто задавал Марине вежливые, осторожные вопросы, уточняющие, действительно ли она морская ведьма. Но вряд ли было много магов, кроме него, просящих о такой небольшой услуге, как сначала рассказать ему побольше об обычаях морских ведьм, а после – устроить ему встречу с теми из них, что праздновали в Чёрном озере перелом зимы.       Такая идея не могла пользоваться популярностью: выживаемость тех, кто на подобный праздник попал случайно, была исчезающе малой. Книга, найденная Гермионой, была написана человеком, который оказал большую услугу морскому народу, а потому был приглашен, как гость. Если же говорить о более стандартной ситуации, люди, конечно, тонули.       За столетия человеческой истории случалось немало пересечений с морским народом, но нельзя сказать, что о нём были полностью достоверные сведения даже у магов: во-первых, потому что дно глубоких озёр/морей/океана долгое время вообще было для людей недостижимо; во-вторых, редкие разумные жители моря отличаются человеколюбием – по большей части, встречи приводят к тому, что аквалангисты, подводные лодки и даже слишком любопытные волшебники тонут; в-третьих, разных морских созданий очень много, и они не все ладят между собой.       Как понимал Гарри, если обобщать, то в каждом океане своя главенствующая раса, в Тихом – так вообще мало кто живёт из разумных волшебных созданий – там на дне спит несколько огромных морских змеев, и никто не хочет их беспокоить, памятуя о страшных катаклизмах, случившихся, когда в прошлый раз один из них проснулся. А где-то поближе к поверхности облюбовали себе место охоты некоторые отлично плавающие драконы… Те разумные, что живут в округе «Семи Морей» тоже отличаются от распространённых в Атлантике русалок, да и последние редко заплывают далеко на север, уступая холодные воды сэлки.       Разумеется, бывают исключения – как среди людей есть маги, так и среди морских созданий встречаются существа, способные на большее, чем один-два волшебных трюка, и навещающие друг друга за тысячи миль, а то и в параллельных мирах. Их-то и называют морскими ведьмами.       Их мало – сейчас всего до сотни во всём мире, и взаимоотношения с остальными у них странные. Бывает, они селятся среди общины русалок и спокойно живут рядом с ними, не колдуя (обычно те, что предпочитают обзавестись и себе рыбьим хвостом), бывает – выбирают жильё неподалёку и враждуют с ними… Марина, улыбаясь, рассказывала Гарри, что морские ведьмы не мелочатся, заводя питомцев – многие из них имеют склонности выводить химер, те же различные кэлпи когда-то были ими созданы, как и гигантский кальмар в Чёрном озере. Питомцы часто раздражают русалок почище колдуний, но они редко что могут с ними поделать. Есть и такие ведьмы, что предпочитают жить в одиночестве в отдалённых от селений глубоких впадинах, тратя своё время на изыскания в разных областях магии.       По сути, морских ведьм объединяет только общая несчастливая доля – их сердца, согласно летописям, холодны, лик, ежели они желают, прекрасен, а голос – завораживает любого, кто его слышит. Они способны жить долгие века, но некоторые из них предпочитают пожертвовать своим долголетием ради обретения души.       Это поэтичное сравнение, как полагал Гарри, на самом деле было абсолютно не корректным – душа у каждой из них, скорее всего, обязана была быть изначально, но, возможно, морские ведьмы искупали что-то сделанное в прошлой жизни, и вынуждены были существовать в некотором «разделённом» или проклятом состоянии, покуда не научатся любить… По крайней мере, для него такая теория объясняла, почему они всегда были несчастны и злы, и почему это проходило, когда они создавали с кем-то пару или рожали ребёнка. Обычно, рано или поздно это случалось, хотя, бывало, ведьма находила суженого в каком-то совсем далёком водоёме. Для них существенные отличия рас не были проблемой, ведь они способны менять форму, хотя бы в пределах нескольких доступных ипостасей.       Хуже дело обстояло у тех, кто изначально чувствовал, что их пары в море нет и не будет… Такие тосковали ещё больше, находя мимолётные развлечения в том, чтобы топить корабли, терроризировать простых русалок или петь грустные песни, выплывая на поверхность. Голоса их, в отличие от русалочьих, звучали на суше так же прекрасно, как и в воде, и песни отвлекали людей от их дел, порой приводя к трагедиям – особенно на юге Европы, где ведьмы пели парами или тройками. Там их называли сиренами, а к рифам, которые они облюбовали, старались не плыть. Их северные товарки предпочитали принимать не полуптичье обличие, а человеческое либо полурыбье… Но результаты песен отличались мало.       Больше того, на переломе зимы, они собирались большими группами и манили мужчин намеренно, в безумной надежде, что с кем-то они могли бы создать семью. Но никто из ведьм был не в силах просто подарить людям возможность жить под водой – только заклясть их неким аналогом стазиса (похоже, именно под ним Гарри вытащил Седрика, и так же заколдовала Марина свою подругу зимой, прежде, чем они исчезли верхом на кэлпи) или превращением, чтобы люди могли продержаться на дне трое суток. Казалось, если бы кто-то был влюблён, мог бы уходить и возвращаться снова… но очарование ведьм было столь велико, что мужчины ни за что не желали уходить, а те были не в силах отпускать. Так и оставались люди на дне навсегда, забывая, что скоро не смогут дышать, а те ведьмы, что не смогли пожертвовать своей радостью от компании и настоять на разлуке, становились с каждым годом всё отчаянней – только тогда успокаивались, если после таких встреч рождалась новая ведьма. Некоторые, не желая губить людей, искали пару на поверхности, сами рискуя умереть – и в этом случае, чтобы сочетаться с любимым обрядом, способным дать им возможность жить на суше постоянно, у них было всего три дня.       И вот, однажды, какой-то из этих гордых дам пришло в голову попросить помощи у других созданий, способных на волшебство. Оказалось, что кровное побратимство с магами, как и с обычными людьми, существенно продлевало срок возможной жизни на суше и поиска своей половинки, зато не искажало суть магов, превращая их во что-то среднее между водным и человеческим народом, порой, посмертно, ведь мало кому хватало сил такое пережить. Следовательно, найти желающих на такой обряд среди магов должно было быть проще. Но и они не спешили помогать просто так, побратимство выпивало практически всю магию, что колдуна послабее могло превратить в сквиба, хотя, в случае хорошего исхода, наоборот, увеличивало силу после...       Однако, маги придумали ещё одну возможность, ритуал равноценного обмена: те ведьмы, что были согласны перестать петь (а это, ясное дело, не все), могли пожить на суше столько, сколько захотят. Если вместо каждой из них кто-то добровольно уйдёт под воду или же будет принесён по какой-то причине в жертву своими сородичами – так и появилось понятие "Предназначенный воде". Здесь уж данные летописей расходились с версией Марины – предполагалось, что люди умирали, даже, если кто-то из них оставлял после себя ведьме малыша. Марина же говорила, что у "Предназначенных" магов как раз были шансы, заключив побратимство, попробовать пройти изменение, чтобы оставаться под водой живыми, хоть и без магии. И, конечно, если уж маг был обещан, больше его на суше никогда не видели, ведьмам не было выгодно обращать обряд вспять.       Шло время, и, в результате такого обмена, всё меньше оставалось "тоскующих с размахом" ведьм и всё больше они растворялись среди остального морского народа. Но менялись и люди, их общество "цивилизовалось", и не так уж и часто сейчас кто-то обещает ведьмам, что продолжают периодически появляться на свет, обмен. А ведь Гарри помнил, что всего несколько веков назад в Хогвартсе (да, наверное, и в Дурмштранге, где тоже был водоём) училась целая группа таких девушек, возможно, ищущих себе пару. Что же удивительного в том, что дамы с неустроенной личной жизнью собрались в феврале со всего Северного, Гебридского и Кельтского морей, не говоря уже об озёрных девах, праздновать именно в Чёрном озере – шутка ли, контракт с Кубком мог бы оставить им на законных основаниях восьмерых, если бы все Чемпионы не справились! Пусть от девушек не было особого толку, но и парней было четверо!       Казалось бы, Седрик прав: да, скорее всего, Диггори заключил это самое кровное побратимство, а уж почему его вернули домой, а не оставили на дне, не его печаль. Что жаловаться на великодушие опасных и непонятных созданий? Но с момента, когда Гарри понял, с кем они имели дело в озере, его не покидало ощущение, что такие не могли легко простить ему того, что он в последние секунды нагло увёл хаффлпаффского пленника, да и Седрика, на которого у ведьм были все права, отпускать было тоже против всякой логики. Он полагал, что как-то с ними сторговался, а те предположения, которые возникали в голове относительно того, что же он мог предложить, дабы отпустили всех, не давали ему возможности сидеть спокойно.       Ещё пара месяцев, и он действительно довёл бы до ума артефакт, который позволил бы ему нормально изъясняться под водой, и поплыл бы за информацией к той самой общине русалок. У него из примеров понятной подводным жителям речи была только запись пения из яйца, и чары для преобразования частот было не так уж и тяжело найти… Но дело изрядно стопорило то, что преобразователя было мало – нужен был скорее транслятор направленных мыслей в звук нужной тональности. И Гарри за лето его всё-таки придумал, только воплотить в жизнь не смог – нужно было много колдовать. На Тисовой было нельзя, а на Гриммо не было времени на кропотливую непрерывную работу, кроме того, ему недоставало некоторых деталей из подходящего материала. Согласие Марины его проконсультировать было сродни великой удаче – от неё он и узнать о морских ведьмах мог немало, и встречу с ними она, смеясь, что не хочет этого зрелища пропустить, устроила, и даже с артефактом после невольно помогла. По правде, то, на что способен мотивированный Гарри Поттер, повергло её в шок (ему было всё равно, что аналогов того, что он сейчас составлял, пока не существовало). А его проблема относительно того, что чары на кальцит ложатся плохо, хотя он подходит по остальным параметрам идеально, была решена парой фраз – после он и сам призадумался, как не догадался сразу проверить раковины волшебных моллюсков, а не обычных.       Наконец-то, подумал Поттер, завидев Эйдена в обличье Гарри, помогающего Моуди с багажом. То, что здесь был Моуди, немного меняло дело, и Гарри, от греха подальше, запрыгнул в поезд. Пройдясь по вагону, он нашел купе, занятое Луной – та, что-то почувствовав, пристально уставилась в открытый дверной проём. Гарри, опасаясь пока сбрасывать мантию-невидимку, шепнул ей:       – Это я. Там Моуди, надеюсь, Эйден догадается сесть на поезд.       Луна, улыбнувшись, так же тихо ответила:       – Да уж не глупее некоторых. Он, вообще-то, за тебя, бестолочь, очень переживал. Хоть бы написал ему, что задержишься на ночь.       – Я как-то не думал, что задержусь, – повинился Гарри. Он правда совсем не ожидал, что около полуночи будет не на Гриммо, а на дне океана, во все изменённые огромные глаза рассматривать почти что мегаполис с неясно мерцающими люминесцирующими витринами и его снующими туда-сюда жителями. – И он говорил, что не занят…       – Но это не значит, что не переживал, правда? Кроме того, это он про вчера говорил. А сегодня, я так поняла, он собирался сходить в банк.       – Уже? То есть, в том самом смысле? – Переспросил Гарри. Шутка о том, что грабить Гринготтс – любимое дело Эйдена, недавно резко перестала быть шуткой. Как раз, когда они постановили, что самый простой способ забрать деньги из сейфа Гарри, чтобы вложить их в дело, обходя любопытство директора, – это их украсть физически. Понятие «деньги исчезли из хранилища» (что ещё нужно заметить) отличается от «подопечный пришел и снял всё, что там лежало». Опять же, заодно, как сказал брат, самое время проверить, нет ли у Лестрейнджей лишних кубков с барсуком. Поттер, конечно, понимал, что Эйден – умелый маг, да и большую часть защиты попросту обойдёт Путём, но всё равно вопрос ограбления гоблинов немного пугал – уж они-то обязаны были навешивать на хранилища достаточно проклятий, чтобы цепляло даже Ходящих.       – Да, – просто сказала Луна. – Писал, что не видит смысла тянуть, ты уже будешь в школе. Кроме того, он покопался в твоей сумке и удостоверился, что там есть нужный медальон. Я так поняла по его комментариям о том, что там было ещё, клептомания – это у вас семейное?       – Ладно вам… У меня дорогое и нелёгкое в изучении хобби, вы всерьёз считаете, что я должен был проходить мимо того, что Сириус собирался выбросить? А насчёт медальона я просто был не уверен, который нужен, там полно тех, что подходили под описание. Это Эйден его месяцами носил, а не я, всё-таки.       – Сиди тихо, они идут, – хихикнула в ответ Луна, прикрывая лицо свежим номером «Придиры». На развёрнутой странице была статья о Блэке, «невинной поющей звезде»… Гарри бы посмеялся, но номер страницы и шрифт второго заголовка с учётом номера выпуска, говорили о том, что как раз здесь не всё – утка, которыми мистер Лавгуд разбавляет разного рода шифрованные сообщения и присылаемые ему готовые «тексты о зверушках и милых случаях». Пробежав глазами статью, он решил уточнить у Луны после, потому что сам он всё ещё не справлялся читать такого уровня поток сознания… мелькнула у него ассоциация, что Сириус всё же подал после смещения Дамблдора с места Председателя МКМ и главы Визенгамота прошение о пересмотре дела с приложенными воспоминаниями, в надежде, что его оправдают – безуспешно, иначе бы он не просто «пел», а статья о благоприятном для него результате была бы в «Пророке». Но утверждать, что именно это (или, что только это) хотел донести до своих чересчур умных читателей мистер Лавгуд, Гарри бы не брался.       Эйден, зашедший в купе вместе с Джинни и Невиллом, чуть не прибил невидимку с разворота, когда Гарри его осторожно тронул за руку, но, к счастью младшего, воздержался. Они вышли в коридор, едва поезд тронулся, а Невилл достал своё комнатное растение.       – Нагулялся? – Спросил он Гарри немного сердито, после того, как сколдовал выявляющие людей, а потом – заглушающие чары. Он набросил собственную мантию, лежащую в сумке, а Гарри – снял свою.       – Не сердись, пожалуйста. – Ответил ему тот. – Хорошо, что я с ней поговорил. И я не знаю, что случилось бы, рискни я искать ведьм без неё, их очарование просто убойное… Понятия не имею, как я справлялся с этим в феврале, пока договаривался, чтобы не топили, неужели, из-за влюблённости в Чжоу… Не будь со мной вчера Марины, поминутно напоминающей, что нам нужно назад, не нашёл бы сил уплыть.       – Постой, что? Ты не только с ней ужинал, но и спускался на дно к … э-э…другим? Гарри, может, тебе стоит поумерить наконец своё шило? Полагаю, ты, раз уж стоишь здесь, теперь ей знатно должен. И что, всё ещё думаешь, что это была хорошая идея?       – Ну, может, и не самая безопасная, но я… – Гарри попытался рассказать по порядку, и о том, как странно было там, на дне, и об огромном водовороте, которым они переместились из одного водоёма в другой (кажется, подобными отражениями ведьмы ходили и между мирами), и о том, что те, к кому они плыли, жили в легендарной Атлантиде… Но казалось, парень мог только открывать и закрывать рот.       – Под знатными чарами Неразглашения, как я понимаю, – усмехнулся Эйден, наблюдая эту картину. – Ладно, попробуй что-то сказать на другую, но смежную тему, может, они не на всё стоят.       – Я согласен на твоё безумное предложение быстрого поиска диадемы и выяснения, где эта чёртова хижина Гонтов, которой нет в земельных реестрах Хенглтона и ориентиры на которую ты почему-то не помнишь. Если ты диадему тоже не увидишь там, где находил, хоть сегодня попробую переместиться на место Тома в 56й, когда он её прятал.       – Резкая перемена позиции. Ты пол-лета твердил мне на эту идею, что браслет даже для прогулки «на минутку» применять не рискнёшь, и что не уничтожил его весной только из-за прямого предостережения мистера Лавгуда. Ты говорил, что у нас два месяца на поиски и на подумать, нет ли ещё осколков, и хотел планомерно убраться в Выручай-Комнате. Помнится, даже договорился с близнецами, что они заберут себе часть найденного на продажу, если помогут тебе разобрать. Что поменялось-то после разговора с ведьмами?       – Я не против в комнате поискать что-то интересное, особенно проклятого, наверное, много, и библиотеку кое-какую можно подобрать. Но мне в пределах тринадцати с половиной лет нужно заработать на домик у моря. Нет резона сейчас ф.гнёй страдать с Томом, нужно разобраться с проблемой так быстро, как только можно, и заняться своей жизнью, наконец. Но я окажу любую помощь, какую могу, с тем, чтобы унять Пожирателей и общество стало поспокойней, конечно.       – Потому что через эти тринадцать лет…я что, смогу вернуть тебе все летние шутки насчёт неожиданно появившегося взрослого ребёнка? То есть, дикие предположения Луны на тему того, что вы откупились в феврале от морских ведьм не только побратимством Седрика, реальны?       – А то, – вздохнул Гарри. – Я почему-то тоже думал, что этим всё и кончилось, даже почти смирился за лето с мыслью об отцовстве. Две девочки. Больше того, уже известно, что они точно ведьмы, и что их будет тянуть на сушу, так что, сам понимаешь, хотелось бы, чтобы, когда они подрастут и захотят сюда, в Магической Британии можно было жить без страха.       – Стой, но ведь прошло всего…       – Просто морские ведьмы носят меньше, дети недавно родились. И растут они чуть по-другому, к зиме будут разговаривать, а к 2009му им будет не по тринадцать, а почти по пятнадцать, если считать нашими аналогиями. Но они точно мои, я узнал мамочек… Знаешь, оказывается, нам память стёрли из человеколюбия, а не со зла, я совсем не уверен, что их очарование возможно побороть. И не говори мне, что лучше бы я не искал правды, не могу я известия про детей просто забыть. Тем более, в моих силах не допустить, чтобы они выросли в чудовищ, всего-то и нужно, провести обряд удочерения, как бы смешно это не звучало, и пострадать немного от магического истощения. Зато тогда, полагаю, у них будет много лет, чтобы найти свое счастье среди людей.       Эйден от избытка чувств запустил руки в волосы – всё никак не мог привыкнуть, что они намного длиннее прежних. Капюшон мантии от этого немного сбился, приоткрывая Гарри на миг взволнованное лицо.       – Я не говорю забыть о детях, это… Я просто до сих пор не могу поверить, что такое возможно, ваши предположения казались настолько нереальными, и на тебе… Честно, не устаю удивляться, как у нас всё так просто прошло во время Турнира.       – У вас все успели забрать заложников… ну, ты забрал двоих, – пожал плечами Гарри. – И, чтоб ты понимал, я тоже никак поверить не могу, и это при том, что я видел малышек. Наверное, мне даже повезло побольше, чем любому отцу-подростку, не нужно ни ночей не спать, пока зубы режутся, ни, по современным реалиям, лихорадочно думать о том, как защитить детей от возможной войны. Мне разрешили навещать их, когда захочу, но я теперь ума не приложу, как игнорировать желание остаться там, я не уверен, что эти две… э-э… милые женщины отправят меня наверх, если зазеваюсь. Вроде бы, они должны понимать, что я на суше буду детям намного полезнее, но кто их разберёт…       – Я так понимаю, ты всё равно будешь рисковать? – Уточнил Эйден. Ответ не особо требовался: он бы в ситуации Гарри забил на опасность, даже, если был бы совсем не уверен, что насчёт всего этого чувствует. Кажется, он и первенца осознал, что любит, совсем не сразу после рождения, но это не мешало желать о нём заботиться. Гарри ожидаемо кивнул.       – Мы что-нибудь придумаем, – прозвучало почти что уверенное. – Ты, главное, не спеши, поищи в книгах, я тоже поспрашиваю. И метод нужно будет обязательно протестировать, не знаю, Флёр попросим своё очарование включить на максимум, а может, и мадам Забини согласится, ты, ей, кажется, понравился… Седрику тоже есть, из-за чего переживать?       – У него сын. Но он, вроде как, обычный русал, останется спокойно жить на дне… Я даже не знаю, как Диггори такое сообщать, вроде бы, и молчать неправильно, но, чувствую, если скажу, он меня проклянёт…       – Тебя-то за что? Вы там все знатно дров наломали, а пуще вас – организаторы, которых мадам Забини не поленилась предупредить о рисках. Теперь уже имеете, что имеете… Ладно, Гарри, ты не переживай раньше времени, поможем, чем сможем. Тебе уже пора бы вернуться к ребятам. Только сделай лицо не такое довольное, а то глаза у тебя после общения с красивыми дамами, как у кота, объевшегося сметаны. Джинни сразу заметит. Скажи, что ли, что спать хочешь, да правда ложись, от греха подальше.       Гарри, услышав такой совет, хмыкнул. И кивнул, безуспешно пытаясь поймать взгляд невидимки.       – Увидимся вечером в комнате Ровэны, да? Только будь осторожен с гоблинами, драконами и вообще, ладно?       – Буду, куда я денусь, за тобой, вон, пригляд нужен, а то только отворачиваешься, а у тебя уже что-то новенькое. – Сказал ему Эйден и исчез, не давая возможности придумать достойный ответ.