Тихое место

      – К-как так получилось? Это… это… – Гарри казалось, что Анжелина сейчас взорвётся. От переизбытка чувств волосы ведьмы встали дыбом, да и сама она не могла устоять на месте. Отступив ещё на шаг, он терпеливо сказал:       – Прости, я не виноват. Ты же знаешь, он меня ненавидит. Но декан согласна с тем, что он имеет право назначить отработку тогда, когда хочет. Они поругались, и всё же…       – Н-но… как мы будем послезавтра без ловца? – В ужасе спросила Джонсон. Ей наконец удалось повторить вслух этот страшный вывод, следующий из того факта, что Гарри будет на отработке в подземелье во время решающего матча.       – Поставите на моё место Джинни. Ты очень правильно сделала, что взяла запасных, опасаясь, что кого-то из нас Амбридж может выгнать из-за поведения… Она сильно подтянулась за месяц, кроме того, я могу одолжить ей метлу. У нас хороший разрыв по очкам, есть шансы, тем более, Слизерин продул Хаффлпаффу…       – Но что, если Рон..? – Истерично икнула девушка.       – Нормально, Анжелина, всё будет нормально! Соберись, декан смогла забронировать вам оба оставшихся вечера для тренировок, так тренируйтесь! Я уже ничего не могу изменить, но нужно делать, что можем!       – Иногда я ненавижу тебя, Поттер! Как ты только умудрился это взыскание заработать! Пойду всех собирать, а ты найди Джинни! И метлу не забудь…       Облегчённо вздохнув, когда Джонсон отошла, Гарри поспешил в гостиную. По крайней мере, одну страшную опасность – разгневанного капитана – он пережил.       На самом деле не было никакого взыскания. Остались считанные дни до начала июня – во вторник, почти сразу после матча, нужно было сдавать физику, а после, ещё через неделю, начиналась сессия С.О.В.       Питер больше не появлялся, Эйден пытался найти Крауча и, по возможности, придумать, как упрятать его в Азкабан. Директор сидел во главе стола преподавателей, как ни в чём ни бывало, хотя Гарри знал, что Северус едва успел остановить распространение проклятия Реддла, наложенного на кольцо. Амбридж продолжала позиционную войну, поскрипывая зубами от ярости. После происшествия в Министерстве, в котором явно были замешаны люди директора, он не понёс никаких репутационных потерь (Гарри полагал, что их с Моуди не видели даже невыразимцы).       Северусу поручили обучить Гарри окклюменции – директор воспринял рассказ о том, что Гарри увидел бой с Сириусом глазами другого человека со всей серьёзностью. Эйден и Луна полагали, что Дамблдор боится зеркальной ситуации, когда Волдеморт будет влиять на него, и не уверен, что падение в Арку – это финал. Предполагал ли он, что Гарри сможет блокировать влияние? Или хотел, чтобы Северус узнал какие-то детали из того, что никому не говорит Поттер?       В другом мире занятия окклюменцией могли здорово подставить Северуса, сдав его Волдеморту, если бы тот был способен видеть глазами Гарри. Этот Альбус тоже не дорожил своими сторонниками – тот же Стержис ни за что, ни про что сел на полгода, и это могло случиться с любым, кто торчал возле Отдела Тайн. Да и здесь роль Северуса, как шпиона, видимо, уже вообще не рассматривалась – директор учёл, что «Том» действовал как-то по-другому, не призывая бывших сторонников, которым не доверял.       Так или иначе, профессора Снейпа за полторы недели до экзаменов «осчастливили» просьбой научить Поттера защищать сознание, и как можно скорее. Гарри даже почти понимал, почему тот назначил первое занятие в то же время, что и квиддичный матч, на котором Поттер должен был играть. Он вымещал злобу – экзаменационная пора была для преподавателей не менее тяжелой, чем для студентов, плюс, Северуса тоже должно было встревожить недавнее происшествие в Министерстве, равно, как и смерти знакомых по «увлечению молодости». Из-за Гарри у него останется мало времени на то, чтобы справляться с работой, ведь директор настаивал на частых занятиях. В общем, Поттер его злость понимал, но уже устал её оправдывать.       Когда-то они были друзьями, пусть Снейп сейчас об этом и не догадывался. С прошлой весны Гарри даже прилагал некоторые усилия к тому, чтобы выбросить из своей головы все мысли о трёх годах несправедливого отношения к нему на уроках, начать с чистого листа и впредь вести себя настолько корректно, насколько можно. Он не мог больше плохо относиться к Снейпу, и он его, по крайней мере, уважал. Но самому Северусу было наплевать на изменившееся отношение Поттера к нему, раньше его устраивало, что подросток его почти ненавидит, и он продолжал в похожем стиле – пусть Гарри и стал учить задания лучше, при желании Снейп всегда мог придраться, а оно у него возникало всякий раз, как его настроение было чуть хуже среднего. Гарри понимал, что профессор не обязан его любить, но его предвзятость на фоне усилий самого Гарри свести конфликт на нет… почти что обижала. А когда Гарри ловил отголоски глухого раздражение от Северуса всякий раз, как они встречались взглядом, научившись уже худо-бедно разделять их со своими эмоциями, настроение портилось вдвойне.       Нельзя сказать, что Поттер стал гением зелий, а профессор препятствовал развитию таланта. По правде, парень отдавал себе отчёт, что при всех усилиях у него успехи чуть выше среднего. В теории он стал разбираться лучше, но, бывало, пропускал детали, столь важные для этой науки, а на практике даже при предельной сосредоточенности иногда перебирал или не добирал силы, которую стоило вливать в варево (оно не то, чтобы совсем негодным получалось, но откровенно так себе). Наверное, его потолок был в варке чего-то средней сложности и том, что он всё же научился определять, что в бутылочках, которые он видит. Неприязнь преподавателя к нему ситуацию не улучшала – профессор, может, и перестал выставлять его откровенным тупицей, но случая съязвить не упускал. Осенью, он, правда, был вообще каким-то… безучастным, но после Самайна, когда, стараниями Гарри, о которых Северус и не подозревал, его Метка потускнела, он снова стал реагировать на происходящее вокруг. И на Поттера, как всегда, не особо позитивно.       Гарри уже и забыл, как весело им когда-то было проводить вместе время. Налаживать отношения со взрослым профессором не было ни сил, ни возможности – так не работает, когда усилия прикладывает кто-то один. Максимум, на который он был способен – не усугублять неприязнь личными поступками, оставив на совести Северуса то, что он был готов видеть в Гарри только Джеймса, а не его самого. Им лучше было бы не сталкиваться лишний раз – у Северуса бы не портилось настроение при его виде, и Гарри бы не расстраивался почём зря. Но Снейп выполнит просьбу директора, и им предстоит тратить ценное время на заведомо провальное занятие. Проводя по пару часов кряду наедине, да ещё и несколько раз в неделю.       Эйден посоветовал разозлить Северуса при первой же возможности. Написал, что тот не стерпит, если Гарри влезет в его личное пространство – особенно, если просмотрит то, что Снейп оставляет в думосбросе.       Гарри не хотел злить Северуса. Смотреть его неприятные воспоминания он считал неэтичным. Больше того, он вообще не понимал, с чего бы умный и расчётливый Северус оставлял бы свои воспоминания в думосбросе, где их можно было посмотреть, а не в каких-нибудь склянках в надёжном ящике. Разве только, если бы он желал какой-то грязью, наоборот, поделиться.       Но предложенное Эйденом оставалось не самой худшей идеей. Гарри был неважным окклюментом, а Северус – хорошим легилиментом. И, чтобы убрать из головы Гарри все воспоминания, что Снейпу видеть было бы нежелательно, не хватило бы не только склянки, но, наверное, и ванны.

***

      Через два дня в тот час, когда команда Гриффиндора собиралась, чтобы выйти на поле, а трибуны заполнялись школьниками, Гарри стучал в кабинет профессора. Его ожидала напряжённое противостояние за свою память прямо сейчас. Хотя бы в течение сорока минут, после которых Луна обещала устроить что-то, требующее присутствия профессора.       Гарри вздохнул и вошел, предварительно постучав. Его взгляд скользнул по комнате, заставленной полками с огромным количеством ингредиентов для зелий и наглядных пособий. Ещё здесь был стол, на котором громоздились высокие стопки развёрнутых пергаментов – наверное, с контрольными, и несколько горящих свечей. Думосброса нигде не было. Совет Эйдена, как бы он ни был противен Гарри, мог быть хорошим. Но он был неприменим, и от этого стало почему-то немного страшно.       – Закройте за собой дверь, Поттер, – услышал Гарри ледяной голос Северуса. «Ну да, конечно, на случай, если я ещё недостаточно испугался твоей впечатляющей ауры, стоит ещё больше ограничить пространство».       Гарри закрыл дверь и обернулся. Северус молча указал ему на стоявший у стола стул. Холодные черные глаза, не мигая, смотрели на Гарри. Он почувствовал, что профессор снова иррационально раздражен его приходом, хотя, казалось бы, он был ожидаем. Впрочем, на лице это не отражалось. Разве только в виде лёгкого презрения.       – Итак, Поттер, Вы знаете, зачем пришли сюда. Директор попросил меня научить Вас окклюменции. Остаётся надеяться, что к этому у Вас больше таланта, чем к зельям.       – Понимаю, сэр, – кивнул Гарри. Пока не поздно, он решил воспользоваться последней возможностью отвертеться. – Однако, это вряд ли возможно. Директор ведь уведомил Вас о том, что я эмпат?       На секунду ему показалось, что в глазах Северуса мелькнуло нечто, подозрительно похожее на снисходительную жалость. То чувство, которое испытывают по отношению к убогим. Уголок его губ странно дёрнулся – Гарри понял, что это для Снейпа новость.       – Полагаете, это должно предоставить Вам особенное отношение? – Наконец спросил он.       – Нет, сэр. Полагаю, это затруднит достижение поставленной им цели.       – Вам всего лишь нужно больше стараться. – Теперь уже Северус откровенно скривился. – Неленивые люди способны достичь чего угодно, уж слабенькой окклюменции, так точно. Директор объяснил Вам, почему очень важно, чтобы Вы старались на пределе возможного?       Это было бесполезно – Гарри начал ощущать что-то вроде весёлой злости от такой постановки вопроса.       – Да, он продемонстрировал мне воспоминание о пророчестве, сделанном профессором Трелони. – Ярость, и совсем не весёлая, вскипала у Гарри в груди каждый раз, когда он вспоминал об этом разговоре с директором, который, подумав всего пару дней после получения проклятия, уже готовил почву для очередных планов. И не забыл включить в эти планы его, ставя подростка перед фактом о том, что он должен стать героем – и убийцей, в одном лице. – Директор полагает, что я должен сыграть важную роль в предначертанном мне противостоянии с Тёмным Лордом. И что мне предстоит в нём выстоять, или умереть. Я чрезвычайно польщён, что, опираясь на текст, который уже сломал достаточно жизней, на меня решили возложить столь важную миссию. Уверен, занятия окклюменцией будут в ней весьма полезны.       Гарри казалось, сейчас ему не нужна была ментальная магия – он и так мог со всей отчётливостью заметить, как Северуса разрывает на части от противоречивых ощущений, вызванных этим ответом – тупой боли, связанной с давними событиями, злости на то, что Гарри достаточно тщеславен, чтобы ему «льстило» то, что его прочат в герои, и чего-то другого, более рационального, что было реакцией на подсознательно распознанный сильный сарказм. Впрочем, Снейпу понадобилось меньше секунды, чтобы взять эмоции под контроль и лишь зло сверкнуть на это глазами. Поттер с сожалением подумал о том, что его бывший друг вырос в мужчину, чью броню не так уже и просто пробить.       – Замечательно, – Снейп растянул губы в тонкой, неестественной усмешке. – Мотивированность – это очень важно. Встаньте и возьмите палочку, Поттер.       Гарри обречённо повиновался. Они со Снейпом глядели друг на друга через стол.       – Вы можете разоружить меня с помощью палочки или другим известным Вам способом, — сказал Снейп. – Посмотрим, на что Вы способны. Вы уже показали, что можете сопротивляться заклятию Империус. Эти скудные умения Вам пригодятся… а теперь соберитесь. Легилименс!       Окружение расплылось у Гарри перед глазами, как и всякий раз, когда вторгаться в его разум пробовал Эйден. В голове возникло видение – какая-то ерунда, Гарри пять, у кузена новый красный велосипед, а он завидует… Силуэт Снейпа нечёткий, хотя Поттер прилагал усилия к тому, чтобы защищаться. Его барьер, не пускающий Снейпа дальше, кажется, трещит по швам – чёрт, как же он силён…       – Протэго! – Сказал Гарри, и видение плачущего ребёнка оборвалось. Перед глазами вместо этого появилось нечто другое: Тобиас кричит на Эйлин, пока Северус плачет в углу, нет, если он будет об этом думать, всплывут все воспоминания о прошлом в бытность Лили, а ведь он так старательно прятал их подальше перед уроком…       Заклинание у Снейпа было сильным, да и щит, его отразившим – тоже весьма достойным, Северус даже покачнулся, когда Гарри его применил. Разорвать связь было непросто, но, прикрыв глаза и предельно сосредоточившись, ему это удалось почти сразу – а может, Северус помог, ему тоже не могло нравиться вторжение в собственную голову.       Потирая виски, Гарри поднял глаза на профессора: у того немного тряслись руки – он не ожидал, что Поттер выставит такой щит, тем более, с первого раза. «Прости, Северус, каждый сам за себя, ты не должен узнать ни об Эйдене, ни о моём браслете.»       – Что ж. – Буркнул мужчина, возвращая самообладание. – Чуть лучше, чем отвратительно, хотя предпочтительно было бы закрываться с помощью воли, а не заклинаний. У Вас не будет заклинаний, когда провалитесь в видения. Положите палочку. Попробуем ещё раз. Очистите разум от эмоций, – сказал он, слегка запнувшись на последнем слове. Гарри полагал, что он на самом деле понимает: эмпат не всегда способен выбросить эмоции, ведь он чувствует и чужие.       – Раз… Два… Три… Легилименс!       Гарри показалось, что в этот раз Северус вложил ещё больше силы. Он предельно сосредоточился, но итог был тот же: пришлось применять щит, когда он почувствовал, что не справляется. Северус, в этот раз остановивший ответное вторжение сразу же, недовольно на него посмотрел. Гарри чётко понял: ещё чуть, и он действительно разозлится… Уж точно Северусу всё равно, насколько хорошо Поттер применяет беспалочковое Протэго, когда ожидается, что Гарри будет учиться окклюменции, а не отлынивать. Он же не знает, что Гарри с осени занимается, и вот этот барьер, который едва держится против Северуса пару минут – всё, на что он пока способен.       – Давайте проясним. – Голос профессора, казалось, ещё чуть-чуть, и сможет замораживать без дополнительного вложения магии. – Протэго хорош при единичной атаке, но человека, который полагается на него в защите своего разума, ждёт неприятный сюрприз: пожелай легилимент так же отразить посыл, он будет усилен. Проще говоря, Поттер, я поджарю Вам мозги, и Вы сами дадите мне такую возможность, если продолжите в том же духе. Соберитесь. Легилименс!       Он не предупредил. Впрочем, Гарри догадывался, что профессор, осознав наличие у Гарри минимального барьера, не оставит попыток проверить, как он держит, и где есть слабое место. В этот раз виски буквально ломило от боли, – удар был столь сильным, что Поттеру показалось, он сейчас упадёт. Перед глазами снова возникло видение… Гарри, несмотря на смущение, не смог выбросить Снейпа из головы. Пришлось понадеяться, что ему самому надоест, Гарри не допустит, чтобы мелькнуло ещё одно – мало ли, что это будет.       … Вода ужасающе холодная. Отфыркиваясь, он проводит рукой по волосам, колдуя немного тепла, чтобы высушить свою гриву – она тут же растрёпывается самым кошмарным образом. Припорошенный первым снегом склон за окном выглядит розоватым – рассвет только занимается. И до уроков полно времени – спать и спать, но Гарри не уверен, что ему это удастся, он только что почти двадцать минут простоял под душем.       Неудивительно. Гарри помнит, это был редкий случай, когда ему не снился в этом году Отдел Тайн. И пожалуйста – он всё равно не особо поспал, сон был чересчур ярким, Марина в нём – такой же красивой и откровенно манящей, как и в жизни, так что развитие событий там было ожидаемым, как для молодого парня, в теле которого бушуют гормоны. Казалось, он уже успокоился, но стоило подпустить мысль или воспоминание о вечере, который они провели вместе… и вот – коварное подсознание, игнорирующее разницу в возрасте и семейное положение леди, подбрасывало череду жарких картинок. Гарри помнит, он ещё подумал, что на прорицании такое толковать точно не стоит…       Северус давит, и воспоминание немного смещается: тот же день, спустя несколько часов Гарри идёт на зелья. В класс входит Блез – и Гарри не знает, куда спрятаться от стыда: его яркие глаза, пухлые губы и даже собранные в длинный хвост кудрявые волосы живо подбрасывают воспоминания о тех же чертах в другом варианте. Раньше он мало обращал внимания на него – он был слизеринцем, но не входил в свиту Драко, так что у них не было вообще никаких точек пересечения. Но сейчас он ловит себя на том, что уши горят, и он очевидно покраснел, приходится срочно отсесть подальше, чтобы не отвлекаться во время занятия на неуместные – и неправильные – мысли о матери Блеза. Определённо, Марину невозможно просто выбросить из головы, она при всём своём очаровании показалась ему ещё и очень человечной, особенно, по сравнению с теми стервами, с которыми у него были общие дочки...       Зубы Поттера скрипнули от напряжения, когда он наконец смог прервать мысленный контакт. Голова болела уже не переставая: Северус – не Эйден, он даже не подумал Гарри жалеть.       Снейп всё так же стоял напротив, ожидая, пока парень придёт в себя. Его глаза выражали что-то странное, что Поттер не брался расшифровывать. Палочка профессора описала круг – он в задумчивости крутнул её между пальцами.       – Мистер Забини, значит? Интересно, – Услышал Гарри холодный голос с лёгким оттенком насмешки. Поттер запоздало понял, что Северус ничего не знает о Марине (и слава Богу!), он видел только утреннее воспоминание и начало урока зелий, когда Гарри очевидно странно отреагировал на сокурсника. Вывод, который можно было сделать, был вполне линейным: отношения с Чжоу отбили желание связываться с ведьмами. Чудесно, теперь Северус думает, что Гарри по мальчикам, то, о чем мечтаешь сказать преподавателю… А ведь, несмотря на то, что к однополым парам у магов относятся заметно терпимей, чем у магглов – многие волшебники достаточно ценят свободу, Снейп, скорее всего, смотрит на такое резко негативно. В рабочем квартале, в котором он рос, судя по тому, что помнит Гарри, били за один намёк на подобное, да и вообще, уголовное наказание за однополые отношения у магглов, и то, отменили не так уж и давно.       – Что ж, как Вы понимаете, для легилимента не может быть чего-то слишком личного, так что, если не желаете, чтобы я увидел ещё что-то, сконцентрируйтесь, мистер Поттер! Выбросьте меня из Вашей головы ещё раз, и я, возможно, признаю, что Вы не полностью безнадёжны…       Гарри понял – передышка закончилась, но собраться не получалось, губы Снейпа уже произносили, будто в замедленной сьёмке, осточертевшее:       – Легилименс!       … Полутёмный паб, в дверях показывается молодой Том Аткинсон (Гарри судорожно вышвыривает Северуса вон из этого воспоминания, не давая даже рассмотреть его лицо. Но не из головы – это слишком сложно)… Гарри целует Чжоу первый раз (Прочь!)…       Они с Чжоу попадаются на глаза Северусу во время рождественского бала (Так вот почему голова просто раскалывается – он теперь ищет целенаправленно, личное… Усилием воли Гарри запрещает себе даже намёк на воспоминания о Чанг…)       … Становится только хуже: следующими идут морские ведьмы. Воспоминания бесцветные и нечёткие, и Гарри, отчаявшись собраться и выбросить Северуса из головы прямо сейчас, радостно хватается за них, как за соломинку, удерживая Снейпа здесь. Память подбрасывает ворох разрозненных эмоций – воспоминания продолжают мелькать, но Гарри знает, что их видит только он – блок морских ведьм на его памяти настолько неклассичен, что Северус не пробьётся, увидит только то, на что не наложен их странный аналог чар Конфиденциальности.       Вот мелькают лица подводных жителей – ведьмы спорят, решая, что делать с дерзким Поттером, вклинившимся в обещанное им… Вот Марина, тонко улыбаясь, говорит, что «Встречи не забываются, хотя некоторые из них тяжело вспомнить» – она и ослабила чары так, что он смог что-то вспомнить из того, что было в Чёрном озере… Северус по-прежнему не способен уловить никаких образов, но он пытается, кажется, давление на мозги Гарри усиливается ещё больше, хотя, куда уж больше… И ему перепадает кое-что: Гарри, мученически вздыхая, читает справочник о продвинутых зельях, чтобы хоть представлять, какие ещё бывают – с определителем ядов он наконец закончил, но приходится взяться за новую книгу, чтобы меньше чувствовать себя идиотом.       Это всё тоже Марина, она слегка пошутила, когда согласилась сплавать вместе с ним к подводным жителям… Хорошо, что эти картинки Северус тоже не видит, хотя он бы, наверное, оценил… Марина тогда ни капли не соврала – зелье было сравнительно безвредным, не ядом и не имело необратимого действия – даже не требовало антидота, чтобы вернуть Гарри в исходное состояние. И давало при этом то, что она пообещала – способность дышать и говорить под водой.       Её смех был подобен переливистому звону маленьких колокольчиков – уж очень ошеломлённое выражение лица было у Гарри после того, как выпитое подействовало. Но возмутиться он уже не мог – любой звук, который он был способен издать, сильно отличался от человеческой речи. Он вообще весь неожиданно изменился, а уж совладать с дыханием и мощным чешуйчатым хвостом, испортившим брюки, удалось только в воде, куда его левитацией отправила женщина. Поттеру тогда пришлось признать: он мог бы и сразу призадуматься о сделках «зелье-голос-морская ведьма-…ноги», даже с его маггловским воспитанием аналогию было тяжело не проследить. Марине же никакие трансформации не потребовались – она, казалось, оставалась собой, но двигалась и дышала в воде так же свободно, как будто это поверхность...       Ещё немного, и Гарри наконец насобирает сил, чтобы это прервать… Вот, он стоит посреди «пустого» вагона Хогвартс-экспресса, и слышит голос, предлагающий сказать что-то «на смежную тему, возможно, чары Неразглашения стоят не на всё…» (ВОН, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ВОН!)… Гарри берёт в руку колдфото, вставленное в рамочку…       Поттер тяжело дышал – он стоял, опираясь на одно колено – видимо, упал, когда наконец смог выбросить Северуса из своей головы (что-что, а мозги тот е.ать умеет знатно…) Снейпу тоже нехорошо – его отшвырнуло от Гарри, и он ударился спиной о полки, кажется, даже что-то разбил.       В дверь кабинета требовательно постучали, и профессор, цепко и пристально смотревший на Поттера, подошел к двери и открыл её рывком. Гарри услышал краем уха взволнованный говор, кажется, Пенси, но не слушал – наверняка это Луна, спасительница, что-то устроила…       Он боялся даже думать о том, что скажет профессор, если призадумается о последних двух воспоминаниях – Гарри даже не знает, которое хуже. Слава Богу, он не услышал ничего больше из разговора с Эйденом. Зато он увидел Гарри, рассматривающего фото… Летом Гарри дико смутился, когда понял, что понравился Марине, и что она не прочь на остаток ночи после посещения Атлантиды позвать его в покои к себе, а не проводить его в гостевую спальню... Он отдавал себе отчёт, что идти спать одному куда разумнее, и так и сделал, хотя это и стоило ему потом того, что воспоминания об этой даме были с оттенком возможности… Но дело было как раз-таки в том, что он увидел в приготовленной для него комнате – она была пустой, да, но, наверное, не совсем гостевой – на полках стояли книги, а на тумбочке – колдфото.       – Мисс Паркинсон, хватит, я понял, что никто не умер, остальное может подождать четверть часа. Возвращайтесь туда, я подойду, как смогу. – Услышал Гарри кое-что страшное. Северус не собирался его отпускать так просто, он снова закрыл дверь и развернулся в его сторону.       – Итак, мистер Поттер, насчёт последнего Вашего воспоминания. Не хотите ли Вы мне рассказать, где Вы это увидели? Что Вы о ней знаете?       Вот теперь Северус был откровенно зол. Он не стал даже дожидаться ответа Гарри и, встретившись с ним взглядом, вновь грубо вторгся в его мысли, ища ответы на свой вопрос. Измученный мозг парня отказался адекватно реагировать, тут же подбросив Северусу искомое: Гарри видит ссору Снейпа и мадам Забини у озера, рядом стоит ещё одна женщина; Гарри смотрит на колдфото – та же женщина играет с детьми в парке – двое мальчишек, лет по шесть, темноволосых и темноглазых… Они похожи почти как две капли воды, двойняшки, и на мать тоже похожи. Но и в отце усомниться тяжело – черты их лиц чуть мягче и приятнее, но Гарри, видевший мелкого Северуса, уверен, что это его дети. Смеются они тоже точно так же, как он – Поттеру жаль, что этого выражения лица у взрослого Снейпа в Хогвартсе тяжело и представить.       Гарри не может больше этого выносить: он сопротивляется из последних сил. Кажется, он теряет сознание. Ему чудится, что над ухом он слышит ржание – где ж ты была, паршивка, несколько минут назад, когда была так нужна… Он приходит в себя от похлопывания по щеке, и встречается взглядом – снова – с Северусом, который на сей раз находится так близко, что Гарри может рассмотреть его ресницы. Он видит даже границу между расширенными зрачками и тёмной радужкой – обычно они сливаются и кажутся людям просто тёмными провалами. Гарри неловко садится и вытирает лицо ладонью – на ней блестят капельки крови, наверное, пошла носом от перенапряжения.       – Зачем Вы лезете в мою личную жизнь? Что Вам нужно, Поттер? – Слышит он, и понимает, что Северус не успокоится, пока не выпотрошит его на предмет правды. Может, он и отступится сейчас, испугавшись его ненароком пришибить, но у него для этого ещё огромное количество возможностей. Хотя ломать мозги было бесполезно – Гарри эту деталь о биографии Северуса узнал абсолютно случайно – даже не узнал, а так, увидел намёк…       Решение приходит неожиданно – дерзкое, но вполне может сработать, и Гарри, не давая себе и мига его обдумать, действует. Он хватает Северуса за одежду и привлекает к себе – всего каких-то десять дюймов, тот не успевает среагировать, как чувствует горячие губы подростка на своих губах.       Профессор ведёт себя предсказуемо, хоть и с опозданием на несколько мгновений – видимо, у него шок. Но потом не подводит: отскакивает от ученика, что-то кричит (главное, Гарри улавливает фразы вроде «как Вы смеете» и «не показывайтесь мне на глаза»).       Восприняв это, как официальное разрешение убраться подальше, Гарри, слегка шатаясь от дезориентации, выбегает из кабинета, подхватывая сумку и свою закатившуюся куда-то палочку чарами… Ему немного страшно – вид у Северуса просто взбешённый, кажется, его и Марина так не выводила, и он едва сдержался, чтобы не задать Поттеру трёпку. Но Гарри может быть уверенным, что профессор будет избегать оставаться с ним наедине, и что это был последний урок окклюменции – ещё один подобный Гарри бы не пережил…       До конца дня Гарри лежал на своей кровати, устало прикрыв глаза и отстранённо думая о том, какие отношения на самом деле связывают Марину Забини, Ивонн Палмер и Северуса Снейпа. Конечно, он никогда бы у последнего не спросил. А первая на тактичный интерес по отношению к загадочной Ивонн назвала только имя и перевела разговор, давая понять, что вопросы Гарри неуместны, хоть как сильно ему хотелось бы что-то узнать о женщине, колдовавшей когда-то в доме на Тисовой.       Он и знать не знал о том, что где-то в другой школе магии двое подростков вырывают друг у друга ежедневное письмо от матери – они оба знают, что пишет на самом деле Марина, но здесь не важно, что они с ней играют в эту игру, важно, что письмо вообще приходит, значит, всё в относительном порядке. Письма от отца они тоже перечитывают, но те приходят куда реже, и всегда очень по-шпионски, и даже часто написанные как-то странно, с намёками, понятными только им, что, в целом, жизнерадостных детей не расстраивает. Они давно разучились задавать вопросы вроде «почему он не живёт с нами постоянно, как другие отцы» и «почему он появляется внезапно и пропадает так же резко». Ведь письма приходят, хоть трава не расти, несмотря на то, что последние пять лет они виделись так редко, что впору забыть, как отец выглядит.       Не знал Гарри и о том, как тоскливо сама Марина перебирает сейчас локоны уставшей Ив, положившей ей голову на колени. У них странные отношения: не далее, как летом, Ив, смеясь, сказала ей, что Марине пора развеяться и найти себе какого-нибудь милого парня. И, тем не менее, пока вся Британия уже несколько лет делала ставки на то, кто станет новым супругом леди Забини и сколько он протянет, она до сих пор была рядом с Ив, и отдала бы что угодно, чтобы так продолжалось и дальше. Марина для счастья Ив была готова мириться даже с тем, что та давно и безнадёжно любит Северуса, и что ей, Марине, никогда не занять её сердце полностью. Да что там, она была готова даже притащить его к Ив лично, или опоить его чем-то, или очаровать… Конечно, она этого не делала, ведь было ясно, что от такого «решения» Ив счастливее бы не стала. Но это не отменяло того, на что Марина была готова для неё – даже поступиться своими интересами, ведь кто, как не та, что рисковала когда-то рассыпаться пеной от разбитого сердца, может знать, что такое любовь.       И все же, любое решение кого-бы то ни было не могло изменить главного: Ив медленно умирала.       Даже о том, о чём думал Северус, который после этого ненормального урока и сам не мог успокоиться, Гарри не мог догадаться. Он не видел, что тот налил себе полстакана виски, и что он устало прикрыл глаза, пытаясь выбросить из головы мысли. О детях, с которыми боялся свидеться, дабы не привлекать к ним убийственного интереса опасных людей, с которыми он общается, в особенности, своего руководства. О Блезе, на которого он старался не смотреть вообще, чтобы не думать о том, как он сам бросил Ив, и с кем она сейчас. О Поттере, с которым сегодня случилось слишком много непозволительного. Сначала он не сдержался и вышел за рамки хотя бы минимальной этики при обучении – мало того, что грозил сломать парню мозги, так ещё и намеренно смотрел то, что не должен был. Можно ведь было обойтись и запланированным просмотром каких-то плохих воспоминаний – этого обычно достаточно, чтобы ученик мечтал их спрятать… Но нет, он довёл ситуацию почти до критической, а после – до откровенно нехорошей. Поттер, конечно, выкинул такое, что он никак не мог ожидать, но и он, Северус, даже не оттолкнул его сразу…       Ни Гарри, ни Северус, занятые своими переживаниями, не заметили, как закончился квиддичный матч, хотя один из них мог порадоваться, а второй – расстроиться из-за победы Гриффиндора. Ни один из них не был на трибуне, и не видел, как вдруг схватилась за сердце профессор МакГонагалл, и как она поспешно стремилась куда-то, увлекая за собой мадам Помфри. Как, ничего не понимая, но нацепив самодовольную улыбку, за ними следовала профессор Амбридж, а после из замка спешил и директор.       Ни Гарри, ни Северус, ни большая часть обитателей замка, включая Луну Лавгуд, которая ради Гарри устроила серьёзную подлянку нескольким слизеринцам, четверых Уизли и троих загонщиц, которых качали на руках гриффиндорцы, или, например, Невилла Лонгботтома, который радовался вместе со всеми, не знали о том, что где-то посреди леса, едва дыша, лежит изломанной куклой Гермиона Грейнджер.