Тихое место

      Совы – не только лучшие в Магической Британии почтальоны, но ещё и до ужаса действенные, хоть и отвратительно шумные, будильники.       Об этом факте Питер помнил с детства. Но сегодня было как-то особенно неприятно. В основном, потому, что обстановка после пробуждения не радовала: в голове кружилось, в комнате было темно и воняло палёными носками, да ещё и сов, топчущихся рядом с его лицом, и нагло ухающих, было целых четыре. С целью от них избавиться (и только с этой), пробормотав что-то не особо цензурное, он всё-таки оторвал свои бренные останки от пола.       Ему удалось проснуться только после двух кувшинов воды, вылитых на голову, и двух чашек кофе, спешно сваренных в барахлящей турке-артефакте. Тогда-то он и задался наконец главным вопросом: а почему он, собственно, вообще спал на полу кухни?       Ответить на него оказалось очень непросто. Вокруг был странный бардак, будто, зайдя вчера после работы в комнату, он снёс пару-тройку предметов меблировки – и кое-чего важного не хватало. Это намекало, что состояние у Питера не было нормальным, и, всё больше нервничая, он осмотрелся вокруг, перерывая разбросанные вещи. К моменту, когда он наконец нашел закатившееся под диван зеркало, приближалась паника. Так что отражение выглядело истеричным и задёрганным, почти как в июне, разве только стрижка теперь была очень короткой.       – Гарри, – просительно позвал он, и облегчённо выдохнул, стоило изображению потемнеть.       – Что? – Спросило его зеркало так же, как и много раз до этого.       – Разве сегодня не твоя очередь? Почему ты ещё там?       – Ты убрал зеркало в карман после работы, я подумал, ты решил зайти к Терри, не буду же я подглядывать. А что, утро уже? Я пас ещё на пару часов, ненавижу состояние пятой точки после ваших свиданий.       Питер давно догадался, что Гарри раньше был по девочкам, да и что ему не нравился лично Терри, не блещущий умом или красотой, плюс намного старше. Терри, вообще-то, и Питеру не особо нравился, но для перепихона годился не хуже, чем кто-либо другой, тем более, что выбор был невелик. Утром каждой среды и пятницы собственная рожа, которую Питер наблюдал из зазеркалья, в итоге, смешно кривилась и частично краснела – это Гарри, отличающийся чистоплюйством, осознавал воспоминания за прошедшие сутки, включая те, в которых было слишком много Терри. Но за такую ерунду Питер не считал нужным перед ним извиняться – во-первых, тот тоже хорош, вон, постригся без спроса, да и из-за его тренировок от крепатуры страдал в итоге Питер. Во-вторых, при отсутствии нормальных отношений, Питер считал глупым отказываться от секса без обязательств – удовольствие-то, благодаря эмпатии, двойное, и это редкий приятный момент от такого дара. И вообще, это изначально его тело, а Гарри – по его собственным словам – случайный гость. Странный случайный гость, который два месяца назад, туманно описывая ему ситуацию, предлагал «вернуть» Питеру его жизнь, вплоть до всего времени, что он пожелает, кроме конкретных периодов 79го и 81го годов, что бы не имелось в виду.       По правде, каждый раз магическим образом перемещаясь в зеркало, любой из них рисковал – возврат в тело, если второй был против, был затруднён. Однако, вместо того, чтобы за одну несчастную тушку Питера Петтигрю бороться, они, наоборот, поначалу пытались это счастье спихнуть – Хвост, потому что не был уверен, что вообще хочет жить, а Гарри… по неясным причинам, которые Питер не до конца понимал. Но в них входили его патологическая честность (парню, видите ли, было совестно занимать чужое место несколько лет, опять же, чтобы эти его слова ни значили) и огромное нежелание встречаться с мистером Дамблдором (а подобных встреч избежать живому Петтигрю было нереально). В итоге, лучшее, до чего они смогли договориться, была очень странная ситуация, когда они живут поочерёдно – Гарри большей частью по понедельникам, средам и пятницам, а Питер – по вторникам, четвергам и субботам. Воскресенье было официально признано днём шизофрении – находясь вдвоём в одной голове было проще всего болтать, а за неделю того, что нужно было обсудить, набиралось немало. Так что Питер теперь часто бывал в состоянии, где не было вообще никаких эмоций – ни своих, ни чужих, и где пропадало даже ощущение времени – оно будто тянулось и проносилось в одно мгновение одновременно. Тем не менее, как оказалось, он настолько привязался к мутному, неясно откуда взявшемуся Гарри, занимавшему в это время его тело, что искренне нервничал, решив, что на фоне творящейся вчера ерунды посеял артефакт.              На самом деле, мистера Поттера, сварганившего неуклюжими руками Питера зеркало для временного удержания душ и сознательно освободившего Петтигрю из браслета, цинично заботили при этом и более глобальные вещи. Обдумав вопрос предметно и обстоятельно, с новыми вводными, он пришёл к выводу, что пять лет – это всё же слишком много, с учётом того, что Питер не был отшельником в лесу. Было очевидно, что Гарри сильно изменит самого Питера относительно того, который мог существовать без вмешательства. Он собирался (в перспективе удачно) спасать родителей, он помнил о Блэке… Вскоре будет множество стычек между Пожирателями и Орденом, очевидно, что он где-то влезет, где Питера никогда бы не было. И вот главный вопрос – насколько хватит энергии у артефакта, вынужденного компенсировать все временные искажения, и поддерживать вокруг Питера две ветки событий – с Гарри и без, покуда петля не замкнётся окончательно? Что ж ему, пять лет ходить по краю, боясь, что не хватит дотянуть до конца? Нет, Гарри не настолько крут, чтобы не менять историю, героически ни во что не вмешиваясь, – он понятия не имел о деталях происходящего в 70х и о роли Питера в жизнях других людей.       Единственное, что ему было известно, это список погибших (от драконьей оспы и убитых напрямую), и что Гарри не удастся, больше того, нельзя даже пытаться спасти всех – трое – это и так рискованно, очень и очень. Он не купится на стандартную иллюзию путешественников во времени, предполагающую, что со знаниями из будущего легко можно изменить прошлое, скажем, упокоив Тёмного Лорда раньше времени или подлив директору яд. Не купится, как бы не хотелось, а потому не сойдёт с ума и не наломает лишних дров (по крайней мере, постарается). Так что Гарри всерьёз подумал о том, что для всех лучше будет, если Питер бОльшую часть времени проживёт за себя сам, а Гарри попробует вмешаться только ради дорогих людей, позже. Тем более, Дамблдор уже был хозяином Петтигрю, а изменение ауры раба – не то, что легко пропустить.              Только вот Гарри не рассчитывал, что Питер за себя жить не так уж и рвался, до смерти задолбавшись со своими проблемами… Гарри, когда был в его теле, и отбирал его время жизни, всё равно оказывался Питеру удивительно к месту – например, на регулярном чаепитии с директором, которые Петтигрю уже года два как ненавидел, вдруг выяснилось, что умалчивать о чём-то, что он считал, хозяину знать необязательно, стало очень легко – при условии, конечно, если свидетелем событий был Гарри, а не Питер. Потом, этот человек из ниоткуда был простым и чётким в общении, и в два счёта поумерил депрессию Хвоста, развивающуюся почти год. От противного, прямо сообщив ему, что Питер не инвалид, не дебил, не заключённый, не должен криминальным авторитетам, не жертва любого рода насилия, не баба, которую опекунской волей выдают завтра замуж за старого козла, и даже не маггл – у него есть руки, мозги и магия, чтобы поправить что угодно…       В общем, Гарри привёл тьму очень красочных примеров, каким образом жизнь Питера могла бы стать ещё печальней, и от этого странным образом существующее д.рьмо вдруг показалось не таким уж и… д.рьмом. Впрочем, Питер не обольщался, жизнь теперь была терпимой не из-за каких-то рассказов, а потому, что Гарри всё время был рядом – в его голове, в зеркале или, наоборот, нося зеркало с душой Питера в кармане – и трепался, шутил, комментировал, только не зло или презрительно, а как-то… участливо. Правда, его эмоций Питер никогда не слышал, даже, когда они были в одном теле вдвоём, но… сами слова казались довольно добрыми. И вот уже два месяца как переставший возвращаться мыслями к идее суицида Хвост продолжал считать, что их странный договор, заключённый 13го июня перед экзаменом по трансфигурации, – всё ещё нормальная идея.       Они вполне себе втянулись в жизнь на двоих. Отбыв сессию, как страшный сон, по очереди тусили с остальными Мародёрами, не заметившими ни малейшей двоякости поведения Питера. Потом вернулись на каникулы к матери – только для того, чтобы понять: этим летом её практически не будет дома, а когда будет – Гарри без вопросов уступит место. Так же, как и в случае с Терри, там Гарри тоже и рядом не стояло… Зато, когда нужно было идти на работу – в лавку старой Меб, тот мог даже проситься вне очереди, так его тянуло к слепой колдунье и сотне связок её «необычных и гениальных» костяных амулетов. Колдунья, кстати, Питера и Гарри различала, но, как принято в Лютном, не склонна была задавать вопросы. А ещё она исправно платила за работу – глядишь, к концу лета, если бы не нужно было тратить деньги на еду, набралось бы несколько галлеонов. Но как раз общение с Меб сверх рабочих моментов Гарри не считал за какое-то глобальное событие, долженствующее изменить множество судеб и перенапрячь артефакт, так что с удовольствием у неё учился.              – Я не был у Терри, – качнул головой Питер в ответ на реплику Гарри. – Не знаю, где вообще я мог быть вчера вечером, голова так гудит, них.. не помню!       – О! Так этот след на шее у тебя не от него? Хорошо, я как раз хотел заметить, что любовники с подобными замашками до добра не доводят.       – Какой? – Глупо переспросил Питер. Да он уже и сам увидел: если повернуть голову чуть направо, на его бледной шее отчётливо виднелась поджившая рваная рана, похожая на след от укуса. – Твою мать!       – Да, – прозвучало безразличное (ничего не ощущая, довольно тяжело выдавать какие-то другие интонации), – и, раз уж ты безбожно тупишь и мог не заметить, здесь кто-то храпит. Проверял, кто?       Питер, чувствуя себя вдвойне идиотом – за полчаса такого не заметить – осмотрелся и наконец догадался открыть дверь в комнату матери. Там, задрав грязные ботинки на подушку, и неудобно свесив голову, спал Данг. Кошмар на голове, который он гордо именовал непонятным словом «дреды», в данный момент подметал пол. Ну, зато стало ясно, почему стойкий запах марихуаны никак не хотел выветриваться, несмотря на открытое Питером окно – это же Данг…              – Чувак, проснись! Мандангус! – Бурчал Питер, тормоша спящего. Тот норовил было перевернуться на другой бок и продолжить дрыхнуть, но в конце концов ему пришлось всё-таки скатиться с кровати и продрать глаза.       – Чё такое? О, Пит. А с х.ра ли будишь? – Сказал он, пытаясь сфокусировать взгляд.       – А с х.ра ли ты тут спишь? – Ответил ему Петтигрю в том же духе. Флетчер выглядел как обычно, не считая того, что рукав его мантии был разорван, а на руке запеклась кровь.       – Тю. Та ты ж сам сказал оставаться перед тем, как отрубился. А я чё, придурок, выходить на улицу, где какие-то стрёмные головы летают? Я и остался.       – Головы? Летают? – Переспросил Хвост, продолжая чего-то недопонимать. Но Данг, видимо, осознав, что у собеседника провал в памяти, наконец разорился на подробный ответ:       – Ну одна голова, на длиннющей такой тонкой шее, какая разница? Я чуть коньки от страха не двинул, когда увидел, как она тебя кусает, и ты такой в обморок хлоп! Всякую х.ень видел – вампиры, оборотни, карги, но такое – впервые. Я её замораживающим, а она токмо подлетает! Глазами лупает, и как кинется! Во, меня тож потрепала, еле прогнал! А ты чё, не помнишь? Вродь же в сознании был, как я тя до дому доволок?       – Не, не помню. И звучит так, что вспоминать не хочется. Кофе?       – Не, я лучше домой загляну, мамка, наверно, волнуется. Не знаешь, сколько времени?       – «Пророк» уже приносили, меня совы подняли. Значит, около восьми.       – Ну та я тогда пойду. Или лучше аппарирую, это, наверно, безопаснее. Курево завтра заберу, лады? И не подставляйся так больше, мало ли что за х.рь.       – Да, попробую, – ответил Питер отвратительно бодрому, несмотря на пробудку, Дангу, успевшему бросить очищающие чары на материну подушку и явно собравшемуся аппарировать, едва ступит за порог. – И это… Спасибо, что ли. Буду должен!       – Сочтёмся, – пожал плечами тот, и всё-таки исчез. Питер, вздохнув, полез искать кроветворное – явно не помешает.              – Слышал? – Спросил он у зеркала, взбалтывая флакончик и заранее кривясь: вкус у материных зелий всегда был отвратным.       – Ага, кровожадные рокурокуби в Лютном – куда мир катится? Съехать бы, честное слово. Очень повезло, что Данг соизволил помочь.       – Року… что? Впрочем, неважно, – вздохнул Питер. Он и сам догадался, повезло несказанно – во-первых, мало ли, что было бы, продолжи эта напугавшая Флетчера хр.нь его кусать. А во-вторых, его ещё и до дома подбросили, сохранив все мало-мальски ценные вещи при нём, да и оградив от потенциального разбора на органы – в Лютном никогда не знаешь, долежит ли упавший колдун до утра, или не повезло и у кого-то есть заказ на что-то подобное. Да, за Питером знатный должок. – Ну что, меняемся? Пятая точка в порядке, но голова кружится до сих пор.       – Погодь немного. Покажи письма, почитаю, пока могу всё понять.              Питер на это только пожал плечами. Одна из сов принесла «Пророк» – там сегодня не было ничего интересного. Было письмо от матери – она сообщала, что задержится. Уже в третий раз, но Питер её не винил – сам в эту каморку возвращаться на её месте бы не спешил. Как выяснилось, весной мать нашла себе кого-то нормального, и дело шло к тому, что она к нему переберётся. А ещё, вроде бы, почти помирилась с дочерью, так что жизнь у неё налаживалась. Сестру Питер не знал – та была старше его на двадцать пять лет, это была дочь от первого материного брака, да и поссорились женщины ещё тогда, когда он был совсем мелким. Сейчас мать его с собой на «примирительные» обеды не брала – он был очень похож на своего отца, а тот был напрямую замешан в некрасивом конфликте, так что это была разумная предосторожность. В любом случае, кто-то, то ли сестра, то ли материн ухажер, вроде как изыскал возможность найти папеньку и сдать его местоположение кредиторам – поскольку для мотивации на такое действие те и наслали на мать проклятие, его наконец сняли. Что с отцом после этого станет, Питера мало заботило, главное, матери больше не придётся выращивать себе новые потроха каждое новолуние из-за того, что внутренности гниют, и ввязываться ради оплаты такого удовольствия в сомнительные предприятия. И она сможет подкопить денег, да съехать из этого района, даже, если с новым мужем не получится.       К сожалению, ему съехать вряд ли удастся – у него есть хозяин. Вообще, папаня проиграл права на сына довольно давно, и отнюдь не Дамблдору, и только до совершеннолетия. Но Питеру то ли повезло, то ли не повезло – здесь уж как посмотреть, тот притон, где ему полагалось отбывать своё рабство, накрыли, и о судьбе рабов пытались позаботиться по мере сил законники. По мере сил – это громко сказано, привязанные магические существа и двое взрослых людей умерли сразу, как хозяева всё-таки попались – на них лежали дополнительные узы, радикальным образом запрещающие болтать. Авроры и понять-то не смогли, почему образовалось столько трупов, а кто понял – промолчали. Только Питер, сравнительно новенький, мелкий и ничегошеньки не знающий, остался неприкаянным – его-то рабскую привязь и перекинули на другого человека. Да-да, на директора, ведь такой уважаемый маг, конечно, пацана бы в обиду не дал. Питер был не в курсе, знал или не знал тот, кто принял такое решение, что, раз Питер не умер сразу, ему ничего не грозило, больше того, со смертью хозяина в тюрьме он стал бы свободен, на худой конец – по совершеннолетию. Но теперь он принадлежал директору, пожизненно или до маловероятного разрыва связи, что говорить, позаботились на славу.       Нет, со стороны, наверное, казалось, что директор его облагодетельствовал: вернул ребёнка матери, счастливой от воссоединения с сыном, не вмешивался в их жизнь, только изредка «заходя поболтать», даже подбросил денег, и оплатил Питеру учёбу. Так-то Петтигрю окончил бы Хогвартс после пятого курса, да искал бы возможности оплатить долг, как Данг, но он здесь не решает – пусть его способности и не очень, директор посчитал, что ему нужно учиться дальше. Точнее, директору нужен тот, кто будет рассказывать ему о настроениях среди учеников, о мелких, но важных событиях школы… И да, тот, у кого потом будут связи среди всяких мутных личностей. Легко убраться из этого района и забыть о его жителях не удастся: не далее, как позавчера, Питер высказал директору подобную идею и прослушал какую-то высокопарную чушь, по итогам которой ему и самому уже казалось, что он ничего такого не хотел.       Мистер Альбус Дамблдор вообще людям, которые от него зависели, часто казался благодетелем и светочем во мраке: у него всегда был для них мудрый совет, доброе слово, и необременительное поручение, выполняя которое, человек почему-то чувствовал себя героем. Он и просил-то напрямую что-либо довольно редко, предпочитая подводить человека к нужной мысли исподволь, а информацию, которую выкачивал из доверчивых личностей на раз, добывал отнюдь не прямыми расспросами, а непринуждённой беседой. Но Питер, чем старше становился, тем больше как-то подсознательно чувствовал подвох, и тем меньше директор ему нравился. Периодически он даже набирался дерзости ему врать насчёт кое-каких вещей, особенно, если дело касалось друзей… Здесь они с Гарри сходились во мнениях – откуда бы второй претендент на тело Питера Петтигрю не взялся (он не соизволил о себе ничего рассказать, только имя и кое-какие мелочи), директора он знал. И не любил.              Короче говоря, третье письмо – с оценками С.О.В. – тоже мало что в жизни Питера меняло, его участь на ближайшие пару лет была решена в пользу школьной скамьи так и так. Но ради интереса, он на них глянул: четыре Удовлетворительно (по уходу за магическими существами, гербологии, зельям и трансфигурации), два Выше Ожидаемого (по астрономии и чарам) и даже три Отлично (по ЗОТИ, маггловедению и истории магии, которые вместо него сдавал Гарри). Не такой уж и плохой аттестат, вообще-то, ну, если не считать того, что:       – Как ты умудрился сдать трансфигурацию на такой низкий балл? – Спросил Гарри с всё тем же бесцветным выражением. Хотя, если бы это было возможно, в его голосе звучало бы истинное изумление – Питер, мало того, что был анимагом, вообще превращал, как дышал – это было единственное (помимо эмпатии), что ему легко и непринуждённо давалось.       – Теорию завалил, знамо дело. Никогда её не понимал, а пуще остального – так зачем она вообще. Мне всегда казалось, что в превращениях не формулы главное, а воображение и понимание процессов, но на экзаменах считают иначе. Четвёртое от Джеймса. Приглашает сегодня на ужин.       – Ого. Я думал, он редко в гости зовёт…       – Впервые. Вот, он ещё просит кое-что с собой прихватить, не совсем понимаю по описанию, что он имеет в виду…       Честно говоря, Гарри тоже не с первого раза понял. Ну, любая попытка чистокровного волшебника описать понятие «маггловские рабочие инструменты» накалывалась на очевидную проблему, отец ещё неплохо справился, на самом деле. Не ясно, вопрос только в наборе отвёрток, или нужно ещё что-то, но об основной идее они с Питером всё-таки смогли догадаться. Только вечер не знали, как поделить – оба хотели в гости. Думали, может, «пойти вдвоём», мало кто видел что-то странное в «двойной» ауре, они же не к Олливандеру. Но кто их знает, какие умения у старших Поттеров – им тоже хорошо за восемьдесят (Джеймс был довольно поздним ребёнком даже по меркам волшебников)… Выиграл спор Гарри, пообещав Питеру как-нибудь тоже уступить что-то важное или наоборот, сделать неприятное.              В общем, спустя ещё полчаса борьбы с головной болью и спешного завтрака, Гарри, наконец занявший место Питера, стремительно шел по пустынной (но отнюдь не пустой) улочке в лавку Меб, шарахаясь в сторону, едва возникало ощущение, что кто-то им слишком заинтересовался. Слушать интуицию да эмпатию, и полагаться на быстрые ноги – вот что оставалось подростку, которому нельзя колдовать, в контексте ежедневного выживания в этом месте. Он даже неплохо справлялся всё лето, разве вот только вчера Питеру не повезло. Тут призадумаешься, не стоит ли ради похода с работы открывать Путь.       У Меб был клиент – она расположилась за дальним столиком, водя пальцами над неаппетитно раскиданными по столу воловьими внутренностями – гадала. Человек, сидящий перед ней, гадливо морщился, но не дёргался, ведь Меб, какими бы странными не были её действия, слыла одним из лучших специалистов по проклятиям. Гарри, войдя, склонил приветственно голову и поспешил к своему столу – продолжить сортировку и опись амулетов. На большее подросток без магии рассчитывать не мог, но и за это ему немного платили – на сборы к школе хватит. Вообще, у него было подозрение, что Меб платила за другое, и что в случае опасности она собиралась перехватить контроль над его телом, таким образом давая себе время уйти, – всё же, она была уже немолодой колдуньей весьма специфической квалификации, да, к тому же, слепой. Хотя что-то она чувствовала – вон, на его приветственный кивок ответила. Но ни Гарри, ни Питеру, жаловаться не приходилось, так и так, этим летом заработок был очень честным.       – Никак, дорогуша, – услышал Гарри её хриплое карканье в сторону посетителя. – Хороший мастер постарался, даже не один. Семь поколений, и в каждом новом старшему сыну будет всё тяжелее. Поди, у твоего магии почти нет? Да и у тебя в разы хуже, чем у братьев? Внук заработавшего кару будет сквибом, а правнук не выживет, как родится – тогда второму ребёнку проклятье перейдёт и усилится вновь. Что делать, я твоей бабе уж говорила, а там решайте, хотите ли.       – Но как же так… У меня вот только должен родиться третий… Она же не может всерьёз думать… – Пролепетал мужчина, вставая рывком. Заинтересовавшийся описанием родового проклятия Гарри попытался рассмотреть посетителя внимательнее – и с удивлением признал в нём Артура Уизли, молодого, но намного более потрёпанного, чем Гарри привык, даже волосы, вместо ярко-рыжих, казались какими-то тусклыми. К сожалению, ничего особенного он больше не узнал: Меб и мистер Уизли ещё немного тихо поговорили, потом он оставил на столе сикль и вышел из лавки. Больше за день никто за консультацией не приходил, только амулеты смотрели.       Около пяти вечера Гарри выпросил у Меб разрешение использовать её камин – ногами до маггловской части было далеко и не совсем безопасно – ведьма, прищурившись на его рану, сама посоветовала не высовываться, дескать, закончить начатое твари интереснее, чем начать новое. Бонусом Меб дала ему настойку бадьяна – у Питера дома её не оказалось, да ещё подтвердила отсутствие проклятий, связанных с раной. Неплохая она вообще карга, эта Меб, а к таким мелочам, как нечёсаные седые волосы и длинные загнутые когти, право слово, можно привыкнуть. Иногда Гарри даже казалось, что это она, так сказать, для имиджа…       В общем, он перенёсся камином до Дырявого котла и нашел в городе что-то, похожее на запрос Джеймса и более-менее приличный десерт, потратив на это почти половину из остатка фунтов, заработанных на рождественских каникулах. К шести он был уже вполне готов перенестись из паба по указанному в письме адресу, и ждал только, когда пробьют часы – чтобы ему открыли камин.

***

      Где-где Гарри не ожидал застать Джеймса, так это в немного темноватой подсобке. Встретил его вместе с хозяевами дома, как ни странно, Сириус, он же и провёл его к другу, воодушевлённо размахивая руками. Миссис Поттер, глядя на это, улыбнулась, и сказала, что даёт им двадцать минут, не больше, иначе на ужин придётся накладывать разогревающие чары.       В подсобке стоял огромный мотоцикл с коляской, новенький, блестящий и… пока нелетающий. Концепцию зачарования парни объясняли почти что междометиями – такой огромный восторг был в глазах у Сириуса и Джеймса. Для мотоцикла, как оказалось, и понадобились инструменты – защита у дома Поттеров была на высоте, насколько Гарри смог её частично рассмотреть, но дом стоял на обычной земле, а не в свёртке пространства, как многие старые мэноры, и никак не мог прикрыть подростков от действия Надзора. Так что, чтобы извлечь детали, на которых позже нужно будет нарисовать руны или наложить чары, парням придётся поработать руками. Сириус, привыкший к тому, что дома его не ограничивают, возмущался, но откладывать начало работ до других каникул, когда уже будет совершеннолетним, не хотел – у него в душе уже загорелась идея, а это, как понимал Гарри, была почти несокрушимая сила.       Сказать, что Гарри заинтересовался – ничего не сказать. Вот это, он понимает, артефакт! Тот самый случай, когда ни в средствах, ни во времени никто не ограничен… Как только вообще два чистокровных волшебника додумались именно до такого? Собственно, этот вопрос он и задал, всучив Джеймсу чемоданчик с инструментами.       И ответ ему, честно говоря, испортил настроение. Нет, история была чудная – двое молодых колдунов, как и прошлым летом и зимой, когда Сириус гостил по пару дней у Джеймса, сбегали от присмотра миссис Поттер в обычные города, бродить по улицам, знакомиться с девчонками, пытаться купить пиво в пабах и даже – почему нет – пробираться на концерты The Rolling Stones и The Who. В общем, делать всё то, что Леди Вальбурга искренне не одобряла. Так-то, под Рождество за случайной прогулкой в Ливерпуле, они и увидели новое для себя явление: байкеров. Сириуса концепт настолько поразил, что он захотел и себе мотоцикл – такой же, только круче, и заболел идеей. И всё бы ничего, но, если опустить комментарии вроде «Питер, говорю тебе, это лучшая шалость за весь год» и «ты бы видел его рожу…», дело сводилось к тому, что эту конкретную махину, оказавшуюся пределом мечтаний, они недавно попросту… угнали.       Судя по всему, Флимонту Поттеру пришлось подсуетиться, чтобы найти, у кого – он-то и закрыл ребят под домашним арестом, едва разобрался в ситуации и придумал, как передать бывшему хозяину мотоцикла деньги. Сам мотоцикл, как ни странно, парням разрешили оставить, но вот, чтобы получить те же инструменты, им уже пришлось просить о том, чтобы в гости пустили и Питера…       – То есть, твой отец в итоге не против, чтобы ты это зачаровывал? – Спросил Гарри, немного дезориентированный потоком информации. Он, конечно, уловил, что, если б не эта вся ситуация, здесь его (или Питера, без разницы) никто бы не ждал. Но к этому времени уже давно понял, что закадычных друзей среди Мародёров было только двое, а отношение к Питеру и Ремусу было… не таким трепетным, и он не обижался. – Разве такое не противозаконно?       – Да он помочь готов будет, как перестанет сердиться, па обрадовался, что я вообще что-то зачаровать собрался, – улыбнулся Джеймс. – Ему всё равно, мотоцикл – так мотоцикл, кажется, они с мамой всерьёз надеются, что мы никогда не попробуем на нём летать.       Джеймс и Сириус, переглянувшись, расхохотались.       – О, – сказал Гарри. – А зачаровывать – это важно? Он же зельевар, разве нет? Я хочу сказать, наверное, он был бы рад, если бы ты унаследовал его склонности?       По крайней мере, это было то, что он знал о дедушке – зельевар и делец. И Гарри, как и Джеймс, на него очень похож лицом. Вот от бабушки Юфимии почти ничего – у неё очень светлые, легко отливающие розовым (а не пепельные, как можно было понять, глядя на колдфото), волосы, и тёмно-фиолетовые, а не тёмно-карие глаза. И такие черты им совсем не передались, разве только что-то в форме скул… Хотя, наверное, миссис Поттер вообще вне дома носит легкий гламур, кажется, среди её предков был кто-то из волшебных народов.       – Так я и унаследовал, только это не вопрос зелий. У нас вообще лёгкий конфликт склонностей, выродившийся во что-то типа родового проклятия. Все, кому передаются склонности к артефакторике и к боёвке одновременно, страдают плохим зрением, и оно даже может продолжать падать с возрастом, если ни один из даров не развивать. Хотя реакция всё равно отменная… Вот, папа, которому зелья интереснее, мастерит кое-что на досуге, и ему не грозит стать слепым кротом к старости, пусть он и носит очки. Короче, если верить семейным историям, у боевых магов плохое зрение зависнет на каком-то не очень приятном уровне, а вот, чтоб исправить, нужно заняться любым видом артефакторики пораньше, ну, где-то до двадцати лет… Я сейчас без очков вблизи почти ничего не вижу, но, по-моему, это небольшая проблема, боевая магия куда круче, чем клепание скучных поделок… Родители не теряют надежду, что я найду что-то поинтереснее для себя, так что да, им всё равно, маггловские вещи я собрался зачаровывать, или как.       Гарри, который как раз-таки «клепал периодически поделки», и которому к концу пятого курса очки были уже практически не нужны – он и без них неплохо видел – слушал эти откровения с круглыми глазами. Это что, и у его детей что-то похожее будет? Обалдеть, и, главное, Сириус о таком ему почему-то совсем не спешил сказать…       – Молодые люди, – послышался вдруг твёрдый, слегка сердитый женский голос, вмиг отвлёкший их всех от размышлений и наполеоновских планов на разборку мотоцикла. Продолжать Юфимии не потребовалось – все трое сочли за лучшее не злить ведьму почём зря и быстренько переместиться за стол.       – Так Питер, Вы, значит, летом работаете? – Спросила его за десертом бабушка (которая не знала, что она бабушка, а он – Гарри).       – М-м, да. Мама считает, что, раз уж мне семнадцать всего через пару месяцев, самое время учиться считать деньги.       – Это похвально, – кивнул дед (который тоже, конечно, ничего о Гарри не знал). Может, он добавил бы что-то ещё, но вынужден был послать выразительный взгляд сыну – тот хихикнул над репликой Сириуса («Если мать у Питера была б похожа на мою, он бы на работе дневал и ночевал, лишь бы не видеть её слишком часто… больше раза за лето…»).       Застольная беседа, вообще-то, была абсолютно обычной: они обсудили погоду (опять дожди), политику (мистер Поттер сказал, что Минчум выдвинул идею увеличить количество дементоров Азкабана – как подумал Гарри, те просто размножились и Министерству нужно было это как-то прикрыть), беспорядки в стране… Таковых у магов особенно не было, Гарри теперь и сам следил «за рынком и слухами» – было довольно тихо, только Лорд Малфой, по сплетням, чем-то заразился и не выходит из своего имения. Гарри знал, что он умрёт, а потом у Волдеморта случится приступ паранойи и он совершит фатальную ошибку, создав новый крестраж. Беспорядки же, о которых говорили, касались больше Северной Ирландии, и были связаны с тщётной попыткой ИРА восстановить силы после перемирья, не принёсшего ей ожидаемого. Поттеры, несмотря на своё происхождение, в вопросе явно разбирались, по крайней мере, они вполне чётко разъяснили сыну, ввернувшему пару реплик о Пожирателях Смерти, что глупо валить на партию традиционалистов любые преступления, пусть даже кровавые – вон, зимнюю резню при Кингсмилле, которую он упомянул, точно не стоит рассматривать в таком ключе, ведь все жертвы были застрелены, а не убиты заклинаниями.       Джеймс, по правде, не выглядел убеждённым – оно и неудивительно, на их факультете бродили всякие разные слухи, и в них реальность щедро мешалась с вымыслом. Но Гарри больше смотрел на старших Поттеров, пытаясь запомнить каждую минуту – на отца он ещё насмотрится в школе, а вот деда и бабушку он, может, видит в первый и последний раз. Они же не Эвансы, внимание которых можно отвести простым амулетом, уж точно насторожатся, если он будет сидеть в каком-то кафе и бросать взгляды поверх газеты, наблюдая за милым семейным ланчем. Гарри делал так в июле пару раз, помня о том заведении, где Эвансы любят посидеть иногда в воскресенье – соскучился, ведь в своём времени поездка к ним в гости вынужденно откладывалась.       – Сириус, а как ты планируешь уговорить Леди Блэк разместить в доме мотоцикл, когда вы с ним закончите? Мне кажется, это будет непросто, – улыбнулся Гарри, не обидевшись на замечание. Сириус, кажется, сейчас совсем не собирался задеть Питера или его мать – он правда вспомнил свою. Но вот сам Гарри неожиданно попал шутливым вопросом в болевую точку – все за столом скривились, хотя старшие и очень сдержано.       – Я ушел из дому, – сказал Бродяга неожиданно зло. – Они переплюнули сами себя, высокомерные, заносчивые психи, любую проблему решающие тёмными ритуалами! Я вообще не считаю, что я создал какую-то проблему, директор говорил, это ерунда, которую ничего не стоит уладить! Ни за что не вернусь! И брат, долбоклюй малолетний, туда же! Вот пусть бы он и был этим грёбаным наследником!       Последние слова Сириус практически выкрикнул, и новые татуировки на спине Гарри запекло. Они помогали блокировать повышенное восприятие не полностью – только притупляли его, и то, действуя в сочетании с парой амулетов на запястьях, на которые Питер в прошлом году спустил всё, что удалось подкопить за лето. И этого так и так не хватило – за учебный год дар ещё усилился и Питера снова стало вести, когда он находился в толпе. В июле Терри набил Петтигрю ещё несколько ограждающих знаков, с запасом. Если повезёт, таких мер вместе с медитациями хватит, чтобы взять эмпатию под контроль, а там ее развитие после совершеннолетия, может, уже не будет таким стремительным. Но сейчас злость Гарри ощутил очень сильно, а не приглушенно, будто через пелену, как воспринимались обычные эмоции окружающих после спасительного татуажа.       Не знай Гарри ни Дамблдора, ни историй, рассказанных Эйденом, он мог бы подумать, что Сириус поссорился с семьёй на почве каких-то традиций, и не особо светлых. Но сейчас, на основе личных знаний и воспоминаний Питера о том, что Сириуса и Джеймса вызывали в мае на серьёзный разговор к директору, он вдруг понял, что дело не так просто. Возможно, это и был тот случай, когда Сириус вляпался в зависимость. Они точно устроили какую-то очень серьёзную шалость, в которой Питер не участвовал, и она имела – или могла иметь – далекоидущие последствия. Такие, что директор взялся «улаживать». А там… Сириус, видно, оказался ему должным – директор мастак обставить всё так, что подросток мог и не заметить какого-то обещания, неудачно данного под действием момента. Конечно, если бы оно вело к прямой зависимости, как у Эмбер, он бы такого не пропустил, но зависимости бывают разными, и куда менее явными.       Вот Блэки могли догадаться, что что-то нечисто, и подсуетиться, с целью поправить дело по собственному разумению. Видно, прожужжали Сириусу все уши о том, что должен, и что не должен делать наследник. Вероятно, провели ритуал, чтобы перевести последствия на другого, а Регулус, в свои пятнадцать, уже мог оказаться спешно представленным Волдеморту. Да только Сириус, видно, не выдержал такого подхода, и явно не осознал до конца, из-за чего в его доме все так переполошились – раз он сейчас отрицает, что какая-то проблема была. Вряд ли родители спешили разъяснять подросткам обо всех своих ужасных подозрениях в сторону директора, и Сириус не верил, что тот может желать кому-то зла. А тёмный ритуал, пусть, с точки зрения Вальбурги и оправданный, если включал в себя жертвоприношение какого-нибудь животного, как оно иногда бывает, уж точно отбил бы у Сириуса, всегда демонстративно игнорирующего подобные практики, желание слушаться. Если всё так, Блэки могли хотеть, как лучше, но, раз были неспособными Сириусу это объяснить, сын и хлопнул дверью, уходя из дому «чокнутых тёмных маразматиков»… разбивая матери сердце, по словам сбрендившего Кричера.       – Сириус, не стоит говорить того, о чём потом можешь пожалеть, – рассудительно сказала ему миссис Поттер. – Со временем, вы, скорее всего, помиритесь с родителями. Но мы рады будем, если до тех пор ты останешься у нас. Только давайте договоримся: вы с моим сыном хотя бы в ближайшие пару недель воздержитесь от сомнительных историй, право слово, последней предостаточно, – с улыбкой продолжила она.       «Бабушка имеет в виду мотоцикл, – подумал Гарри. – Она явно не знает подробностей ссоры в доме Блэков, даже, если я прав на тему её причин…»       – Да мам, мы же не специально! И потом, родители Сири правда повели себя странно, он правильно сделал, что ушёл. Всё обошлось, ну, подумаешь, мы пообещали молчать и заплатить виру, это же нормально!       «А вот Джеймс не про мотоцикл» – мелькнула у Гарри мысль, чтобы тут же быть вытесненной другой, тревожной, невероятной и курьёзной, но чем чёрт не шутит? Десертная вилка оглушительно звякнула о блюдце, но никто не заметил оплошности – на фоне прошлой вспышки Сириуса такое нарушение этикета было полной ерундой. Тем более, что слов Джеймса не пропустили и родители – никто из них больше не улыбался, приборы были синхронно отложены, а Гарри ощутил зарождающуюся тревогу.       – Виру? – Спросил Флимонт максимально невозмутимо. – Ты ничего подобного не упоминал. Ваш декан и директор тоже, хотя о таких вещах должны уведомлять незамедлительно. Что это было? Деньги? Услуга?       В словах деда Гарри чётко послышалась надежда на такой простой исход, но Джеймс замотал головой, и ответил, будто гордясь тем, что ничего подобного не потребовали:       – Нет, что ты. Сущая ерунда, и отложенная на потом… Мы не очень детально обсудили условия.       – Но ты при этом поклялся? СЫН! Я тебя спрашиваю! Формулировка!       Воздух вокруг мага будто сгустился, а по его слегка седеющим непослушным волосам побежали искры. Джеймс, осознав, что дело плохо, казалось, готов был юркнуть под стол.       – Мне, наверное, пора? – Неохотно спросил Гарри у бабушки. Ему было бы очень интересно послушать формулировку, но оставаться в гостях в такие моменты не очень прилично, тем более, что он это сам случайно и спровоцировал. Да и, судя по тем эмоциям, что витали в воздухе, с планами остаться на ночь и поучаствовать немного в разборке мотоцикла стоило попрощаться. Юфимия, сдержанно кивнув, поднялась из-за стола и последовала на выход из столовой, чтобы проводить Гарри. Когда они вышли, женщина аккуратно прикрыла за собой дверь.       – Всё было очень вкусно, – неуклюже заметил Гарри, набирая горсть пороха для путешествия камином. Бабушка ему мягко улыбнулась.       – Буду рада новой встрече, – сказала она. Но мыслями была не здесь.       «Конечно, – подумал Гарри. – Меня бы тоже очень интересовало, что и кому мог пообещать сын, какой магией это подкрепить, и насколько вообще это неудобное обещание.»       Возвращаясь в Лютный, он всеми силами постарался выбросить слова Джеймса из головы: что бы там ни было, это сейчас уже не исправишь. Поттеры и сами попробуют что-то сделать, если это возможно. К слову, кое-что они сделали, когда смогли выяснить примерно, что же Джеймс имел в виду – очень отдалённо, на нём, как оказалось, были чары, запрещающие детальный рассказ. Но, в любом случае, последние два года в Хогвартсе были очень тихими – главные Мародёры, получив строгое внушение от мистера Поттера, устраивали всё меньше проделок. Мантию-невидимку тот тоже конфисковал, карманные деньги ограничил, а в письмах стал требовать детальные отчёты. Уже существующий ущерб Флимонт поправить не мог, но минимизировать последующий постарался не на шутку, проведя с Джеймсом разъяснительную и воспитательную беседы.       Потому что шалости шалостями, но, если они выходят за рамки настолько, что налагается вира, их нужно пресекать. И виру в будущем стоит оговаривать до запятой, ведь магу давать открытые обещания с размытыми формулировками – плохая идея. Никогда не знаешь потом, чем его придётся закрывать – правда ли такой мелочью, как деньги и артефакты, или чем посерьёзнее – незаконной услугой, дарственной на дом или, скажем, необходимостью отдать первенца.       Больше до конца лета Гарри с сокурсниками не сталкивался, даже, когда через неделю студенты наводнили Косой переулок, собираясь в школу – Джеймса, судя по письмам, серьёзно наказали. Так что Гарри никого больше не видел до сентября. Ну, не считая неожиданной компании в последние выходные перед семестром, когда Данг попросил вернуть должок.