***
На первое для него собрание круга Северус приходит вовремя, но Люциуса пока нет. Зал большой, и в нём всего несколько человек в дальнем от него углу. Ему кивают, он в ответ – тоже. Пока он идёт к столу, его не тормошат, не рассматривают и не прощупывают словестно – воспитание… Впрочем, вообще не подходят, а ему неуютно – из этих людей он никого даже не знает. Северус полагает, что его и так уже оценили – на глазок, с порога. Подавляющее большинство магов не способны узнать других по ощущениям от их магии, только те, кто упорно тренируется – в основном, ради артефакторики, но многие могут «оценить уровень сил». Правда, не стопроцентно, потому что неизвестно и то, есть ли у человека при себе что-то скрывающее. – Ты узнал, как такой бред могли допустить в печать, несмотря на договорённость с редактором о проверке сведений?! – Сердито спрашивает темноволосый мужчина у блондина в дорогой мантии, продолжая начатый разговор. – Напрямую через него же, к сожалению… Его должностная клятва не разрешает брать взятку, но он не мог отказаться закрыть долг. Ничего не попишешь, Гебриель, у этого идиота оказалось обязательств, как чешуек у дракона. Тот, кого назвали Гебриелем, отчётливо скрипит зубами, бросив тихое: «грязнокровки…» Последнее время немало обычных вещей стопорится как раз на вот таком: у «Светлейшего» и его друзей, с чьей подачи происходит не меньше половины событий, доставляющих им проблем, в должниках две трети Британии – даже те, кто их не любят, бывает, вынуждены плясать под дудку. Потому что многие, очень многие вообще головой не пользуются, давая обещания, особенно эти непуганые, которые всё время ожидают почему-то, что волшебство – значит сразу сказка, а они в ней – главные герои. Обычно это актуально разве для страшилок. "Рыцари" тоже таких используют, но Альбус, к сожалению, мастак дурить им головы ещё в детстве. – Ясно, – говорит он. – Я, конечно, сделал, что смог, но таким изданиям больше верят, как раз из-за клятв сотрудникам, боюсь, тот же «Пророк» всё равно процитирует… – Редактора сместили. Собственник газеты уже послал сову с извинениями, он не хочет конфликта и говорит об опровержении… – Жаль только, здесь опровержения будет мало, – отвечает Гебриель, облокачиваясь на спинку стула. – Пока не готов завтрашний выпуск, Малфою стоит пообщаться с Каффом. – На Геба последнее время навалилось, он, в основном у нас по связям с общественностью… – говорят у Северуса вдруг почти над ухом, и он невольно вздрагивает, ведь, пока он выдвигал себе стул, чтобы сесть, ничьих шагов рядом не слышал. Возраст мужчины, как и у многих магов, тяжело определить, он выглядит очень молодо, несмотря на седые виски. У него опасные глаза – и немного шальные, и магия опасная – он очень сильный, и тёмный, и явно знает, что такое драка. Он двигается, как тренированный боец, и говорит с лёгким акцентом. Северус не заметил, как к нему подошли, потому что мужчина не хотел, чтобы кто-то вообще замечал, как он ходит. Его Северус узнаёт, хотя они и мало общались – Антонин Долохов. – А я Тони, – продолжает по-свойски говорить один из тех, кто стоял у самых истоков «рыцарей». Колдун, который среди самого консервативного сообщества Магической Британии позволяет себе ходить в простором чёрном костюме, весьма похожем на маггловский. Может, потому что он всё же уроженец другой страны – а может, потому что сильнее него разве что их лидер, и вряд ли кто рискнёт критиковать покрой его одежды. – Северус Снейп, – ровно отвечает ему Северус, пожимая протянутую руку. Ладонь чуть покалывает – привычные уже щиты, без которых он, с тех пор, как сила позволяет держать их постоянно, в общество не ходит, сталкиваются с такими же. – Нас представлял три месяца назад мистер Мальсибер. – Да я помню, – хмыкает «Тони», хотя с тех пор они, на самом деле, не встречались. Говорят, Долохов был в отъезде. – И эту шебутную мелкоту тоже помню – далеко ему до папки, однако. Ты садись уж, в ногах правды нет. Я думал, ты парень простой, а всё туда же, «представлен, не представлен»… Третий десяток лет в этой дикой стране, а никак к снобским шуткам не привыкну. Одного-то тебя чего оставили, раз попервах это так принципиально? «Потому что, хоть и без вассальных клятв, я – протеже Лорда Малфоя, а он именно что сноб и на моё удобство ему плевать.» В июле 79го ни Северус, ни Люциус, не догадываются, что первый вытащит второго дважды из-под лучей опасных заклятий. Что через три месяца Лорд будет, позабыв о гордости и воспитании, блевать в ногах у чуть более невозмутимого полукровки – настолько отвратительно ему будет от того, что их всех натурально поставят на колени, будто рабов. Что когда-то, уже после разборок и того, как многих из здесь присутствующих отправят в Азкабан, Люциус неоднократно поможет и Северусу, и что Снейпа будут ещё уважать множество самых чистокровных магов… Что через лет пятнадцать, когда над ними нависнет угроза повторения нежелательного, их можно будет назвать почти друзьями. Сейчас, однако, Северус предоставлен себе. Он отвечает, что пришел рано, и Антонин понятливо улыбается. Разговорчивый сосед не успокаивается на этом, и продолжает комментировать Снейпу происходящее, впрочем, не забывая его всем представить, когда те наконец направляются к столу. Северус отмечает множество деталей в поведении людей на этом собрании совсем не так, как раньше – большинство из них он уже видел, но в другой обстановке. Обычно они куда более строги, очень у многих воспитание, но… они все здесь настолько давно и хорошо знакомы, что церемоний особо не разводят, даже, когда появляются Лорды – и Лестрейндж, и Эйвери, и Малфой. Здесь есть, по словам Долохова, «раздолбаи» – эти как раз кучкуются с ними, ребятами «попроще», и ведут себя ещё менее формально. Мадам Лестрейндж настоящий бунтарь – Северус замечает, как она слегка морщится, когда все встают в приветствии. Она здесь единственная дама, тем более, аристократка, и это нормально, но её, видно, слегка задевает, что её столь выделяют – а ведь она здесь тоже за мозги. В присутствии тестя, мужа и деверя, Беллатрикс не подаёт виду, что ей что-то не нравится. Года не пройдёт, как тогда уже Леди Лестрейндж, если не в настроении, будет небрежно проклинать тех, кто решит поиграть с ней в эту игру, по её мнению, принижающую её достоинства, как бойца. – Почему бы нам не напасть на магглов по-настоящему, – скучающе говорит кто-то справа, где идёт полемика и слышно лёгкий гомон. – Магглы плодятся, как кролики, а пара-тройка нападений покажет святошам, что с нами нельзя шутить. Ни с нами, ни с нашими друзьями – иначе мы тоже можем… Как насчёт выставить магглолюбцам ультиматум, если они не хотят по-хорошему? – «Опять за рыбу гроші», – говорит непонятное Долохов, но цокает языком так, что Северус легко догадывается: они здесь солидарны во мнениях, неужто, правда есть кто-то настолько нетерпеливый, что готов быть глупо спровоцированным? Делать то, в чём их, как раз, и обвиняют – чтобы кому-то было легче их всех очернять? Тем более, что толку от нападения на магглов – разве только напугать кого из магглорождённых самим фактом? Снейп даже вытягивает голову, чтобы глянуть, кто это – ну да, вряд ли здесь больше одного придурка. С неделю назад тот задирал Северуса, уточняя, происходит ли его отец от свиньи. Северус предложил ему прогуляться до дуэльного зала, дабы прояснить все вопросы по поводу родственников – у кого свиньи, у кого одноклеточные… Амикус, возможно, слова не понял, но посыл уловил – дуэль едва не случилась прямо на месте. Не то, чтобы Северус столь рьяно собирался защищать именно отца – тот и вправду, бывало, вёл себя по-скотски. Но к свиньям отношения не имел, а унижали вообще не его, а Северуса. Этот Керроу чистокровка, но из тех, что много ума не проявляют – сила есть. Снейп не очень понимает, как он сюда попал, в братство, где грязнокровок не любят, но геноцид магглов не стоит на повестке дня… Впрочем, может, он в неявном вассалитете и ничего не решает, но бывает в чём-то полезен. Что до силы, Северус знает, он слабее ненамного. Если будет нужно, он это докажет. Их спор, однако, прервал тогда мягкий вкрадчивый голос, уточнивший, стоит ли поговорить о происхождении. И аура выморозила… ужасающе мощная. Лидера здесь слушаются – было бы странно, если бы такую мощь игнорировали. Сильнее чувствовал силу магии Северус разве что от директора школы – но та магия была на его ощущения неприятной. У Волдеморта она холодная, строгая, подавляющая, но это как раз-таки те ощущения, что от сил всех остальных – и его, Северуса силы, тоже. Некоторые маги, может, различат оттенки. Они с лидером разговаривали достаточно много раз – с глазу на глаз в том числе. Северус этого человека уважает. Он умный. Рациональный. Владеет собой, хотя Северус видит – у него тоже окклюментный щит поверх весьма деятельной натуры… Волдеморт, кажется, следит за всем, что у них происходит – а делают его люди немало. Северус не знает, но он тоже Волдеморту понравился. Тот увидел кое-что знакомое. То, первое для Северуса собрание проходит познавательно, впрочем, как и последующая дюжина. Они чего только не обсуждают – в основном, правда, конкретных людей, сделки, договорённости, а то и компроматы – хотят подвинуть кое-кого из тех, кто мешает. Тогда же, в июле, их можно поздравить: по репутации основных противников их проектов – магглолюбцев – тоже пришелся сильный удар, удаётся вытащить на свет кое-какие неприглядные делишки, будет суд. Тяжело, конечно, председатель Визенгамота всегда пытается выгородить тех, с кем сотрудничает, но здесь дело будет шумным – он вынужден будет выбирать между собственной репутацией и союзниками. Поднимают, конечно, вопрос о законопроектах насчёт ограничений – удалось отложить их рассмотрение до зимы, но это ещё не победа, предстоит много работы… Лорд Эйвери замечает, что в альянсе относительно этого вопроса заинтересован один из Ковенов – это хорошая весть. «Геб» же хмуро рассказывает о новостях относительно яростной пропаганды. Из десятка выпадов в их сторону он едва успевает сдерживать восемь, и на них будто ополчились даже домохозяйки – петиции в газеты пишут! Часть из присутствующих скучает – им нет дела до домохозяек, другие же морщатся – можно презрительно относиться к многим слоям населения, но это немалая часть волшебников, выглядеть монстрами невыгодно. Впрочем, Северус замечает, что здесь мнения разделяются – кто-то считает, что образ в глазах общественности имеет значение, кто-то – что при их силе они могли бы на это вообще не обращать внимания, больше того, тем, кто зарвался, стоит силу показать. Северус слышит достаточно, чтобы понимать: независимо от уровня радикальности взглядов и того, какая тактика им нравится больше, люди, которые собрались здесь, в данный момент планируют, в первую – и главную – очередь прямую ликвидацию троих магов. Один из них, и даже главный, ни много ни мало, мистер Дамблдор, обладающий запредельной силой, большую часть времени проводящий на практически собственном источнике, популярный в народе и имеющий дипломатический иммунитет. А, если анализировать слухи и оговорки, можно сделать вывод, что ликвидировать директора уже пытались несколько раз – похоже, последний был сравнительно недавно, однако, они пока не преуспели. Позже, из разговора с Регулусом Северус узнает его теорию о том, что лично Дамблдор давний кровник почти четверти из присутствующих, включая лидера. Регулус, как ни странно, тоже на собрании – хотя больше, кроме них, из молодёжи никого – если не считать молодёжью лорда Малфоя. Северус выпустился год назад и отлично помнит самого Дамблдора, но сейчас его не так уж и коробит мысль о его убийстве – всё указывает на то, что именно он, используя все доступные ему огромные ресурсы, насаждает насильно то благо, в котором им либо не выжить, либо не жить нормально. Снейп не путает тёплое и мягкое – политический курс его устраивал и устраивает, но вопрос планируемых убийств – другой вопрос. Здесь уверены: теперь часть из их противников всеми силами организовывают чистокровным магам не только сложную жизнь, но и смерти. Потому против некоторых уже совершили – а против некоторых планируют – симметричные ответы. Но куда больше, чем то, что «рыцари» подходят к решению проблем радикально, его волнует кто их противник. Убить такого мага, как Дамблдор, будет тяжело… Северус слышал недавний шепоток от тех, кто вхожи в архивы, что Альбус – близкий потомок ши, а они уходят из жизни сами, или нужны колоссальные усилия, съедающие силы противника постепенно – друидов на их стороне нет, да и тот же Уизли, который что-то умел, после проклятия уже и не может ничего. Что говорить о том, что это в принципе опасный противник – ши по простому слову могут заключить сделки сильнее ритуальных обещаний, ши опутывают паутиной иллюзии, заставляя забыть себя и верить во что угодно – как знать, взял ли от предков что-то такое Дамблдор и, если да, то в какой мере? Когда его спрашивают ещё раз – последний раз, при всех, – желает ли он присоединиться к братству, Северус, считающий, что он чётко понимает, во что он ввязывается, какие цели и методы у этих людей, и что его убеждения этого стоят, отвечает твёрдое «да». Он уходит домой не с Обливиэйтом от превосходного менталиста, а со знаком, которого не видно, но по которому можно посылать сообщения – знаком, который он хотел получить. В августе Снейпа принимают почти как равного, несмотря на то, что он ниже по положению, чем практически каждый из «рыцарей». Не все одномоментно принимают, но довольно быстро. С некоторыми он почти дружен, другие просто уважают его мнение – хотя он не перестал быть ни полукровкой, ни «простым парнем». Он теперь «свой», а своих не задирают, даже Амикус, которому было столь принципиально его происхождение, больше себе нападок не позволяет – одно дело делают. Насчёт Альбуса что-то планирует лично их лидер, отложив другие дела, – хотя у него явно разногласия с их Лордами. Но большинство людей в конце лета по-прежнему занимается насущной серьёзной проблемой – торможением законопроекта, запрещающего многие практики, в том числе те, на которых держится дело некоторых из круга – вроде разработки защитных чар для строений или сейфов. На работе Северуса закон отразится не так сильно, но заметно: примерно треть зелий из тех, что сейчас разрешены, перейдут в «условно разрешенную» или «запрещённую» категорию – в основном, лечебные на крови, как те, что он делал для матери, потому что другие «на крови» уже давно запрещены. Его эксперименты по усилениям составов с помощью наговоров и тёмных чар тоже станут вне закона – не то, чтобы это мешало варить, если он сможет найти все нужные ингредиенты, однако, если поймают при продаже, как обычно, наказуемо, да и патентовать метод будет плохой идеей. Северус работает с Гебом – потому, что на фронте поддержки их «честного имени» нужно содействие, а в кулуарах Совета или даже в кабинетах Министерства от него, понятно, толку было бы немного. Северус станет предпоследним, кого спросят, согласен ли он вступить в братство, после того, как новичок пришел на собрание. Аналогичным образом в начале сентября в общество наконец примут Эйвери и Мальсибера – хотя их отцы давно уже были в нём. А вот пополнение в начале октября будет немного другим – их отметят до того, как разьяснять детали. В то время в круг присоединится довольно много людей – некоторые из тех, кто чуть старше Северуса, но он вспомнит их по школе, сестра Амикуса, да и Лорд Малфой приведёт двоих человек. Это покажется Снейпу странным – их разом станет больше на десяток – а летом-то всего было тридцать четыре, но за каждого новичка поручатся, и лидер будет не против. Тогда никто, кроме Леннарда Лестрейнджа не будет знать, ни почему так много людей, ни о том, что знак поставит им нежить. Впрочем, вообще никто, включая Лорда, не догадается и о новых свойствах самого знака. …После этого, ближе к концу месяца, всех, кого приняли в 79м, да ещё Регулуса и Люциуса, вызовет на собрание лидер – других старших не будет. То собрание отрежет им любой путь назад, перевернёт понимание о том, кто такие "рыцари", а Северус впечатлится настолько, что, забывшись, расскажет то, что не запретят чары, соседу. Северусу очень повезло с соседом – всё обойдётся, и тот не поспешит обходить их договорённости ради доноса в аврорат, а потом уже и не сможет. Впечатлит Северуса не то, что им прикажут убивать – рано или поздно это должно было произойти, а то, как, кого и ради чего. Не станет больше рациональности… Однако летом... Летом Северус, несмотря на то, что в стране сгущаются тучи, чувствует себя счастливым, куда там школьным годам – он уже не боится, что не сможет выплатить долг, он совершенствуется, его круг общения его устраивает, и даже дома всё нормально – ведь он уже и забыл, как оно, жить в Коукворте. Пара встреч с отцом за год, пара писем, маг и маггл больше не лезут в дела друг друга, и их это устраивает.***
Соседство с Питером, которое у них так неудачно – то ли удачно – сложилось после случайной встречи в баре, на поверку, совсем не доставляло Северусу хлопот. Он, как, наверное, и рассчитывал Питер, днями, без выходных, сидел в лаборатории, прерываясь иногда, чтобы уйти, или ради сна, еды и сада – всю весну и лето Снейп правда много работал, позволяя себе постепенно расслабиться уже в июле, когда он наконец действительно понял, что может не выбиваться из сил. Займ, который нужно было бы вернуть до конца 1985го года, иначе условия возврата изменятся, уж точно будет выплачен вскоре. Пожалуй, тогда же, к середине лета, когда он чаще начал оставаться в гостиной вечером, чтобы почитать, он и стал общаться с то появляющимся, то исчезающим Петтигрю больше. Питер, хоть и поменял кое-какие привычки, всё-таки был со странностями. Но он Северусу не опасен, так что никаких проблем. Иногда очередные тараканы Петтигрю его даже веселили – абсолютно бесплатно. Вот, например, как тот случай, когда Северус застал Питера играющим в волшебные шахматы. Северус был сосредоточен на себе – в окклюменции он обычно тренировался по утрам и по вечерам, а потому, пока он тихо сидел на кухне, даже как-то не обратил внимания, что там в гостиной – несмотря на то, что дверей между ними, как таковых нет – только стена и большая арка в ней. Питер его тоже, видимо, не заметил: он вприпрыжку вбежал к креслам из коридора, расставил доску на журнальном столике, и, собственно, начал играть. Сам с собой. Не садясь – ему было удобнее стоять боком, чтобы не бегать между белыми и чёрными. В общем-то, на это Северус не обратил особо внимания, он отреагировал уже на звуки первой драки между пешками – с того места, где он сидел, было видно только небольшую часть доски, которую не закрывали кресло и спина соседа. Но даже с этого ракурса, картина была весьма интересной – за каждым новым ходом сосед разворачивался, соответственно, чуть правее или левее, после чего, в процессе решения, как походить, его поза менялась, а руки то и дело заламывались, складывались на груди или искали карманы. Стоит ли говорить, что «левая» и «правая» поза задумчивости достаточно различались между собой, но при этом за каждым ходом одной и той же армии выглядели куда более похоже? Северусу даже было бы интересно посмотреть с другого ракурса, но он боялся чем-то грюкнуть и спугнуть – никак не узнать, меняется ли у командира «белых» и «чёрных» выражение лица. С точки зрения нормального человека, играть самому с собой эффективно почти невозможно – так или иначе одна сторона будет поддаваться, как ни пытайся смотреть «непредвзято». Особенно, с учётом того, что Питер совсем не тянул на того, кто хорошо играет. Но на всю эту картину Северус только улыбнулся – его выводы о соседе подтверждаются. Питер не просто неосознанно иногда ведёт себя по-разному. Он понимает, что у него раздвоение личности и, похоже, способен между двумя моделями поведения переключаться. Это... занятно. Впрочем, маги в большинстве своём слегка сумасшедшие – мало ли что на Питере сказывается. Не успел Северус додумать, несёт ли этот случай какую-то новую информацию, как Питер резко прервал своё занятие – он заметил Северуса, то есть, вдруг развернулся в его сторону и ошеломлённо на него посмотрел. – Я думал, ты сегодня собирался в масштабный поход по аптекам, – сказал он каким-то потерянным голосом, будто бы увидеть Северуса в этом доме было чем-то невообразимым, и он удивился самому факту его присутствия на кухне. – И пропустил бы, как ты выгуливаешь оба своих воображаемых «я»? Что ты, я теперь весьма рад решению уйти после обеда… – Северус, ухмыляясь, подошёл к доске, глянул на поле, потом – на Питера, потом – снова на поле, и посоветовал Петтигрю больше тренироваться. Потому что фигур было потеряно много, а в партии намечался пат. Спустя пару минут, думая о работе, Северус уже прикидывал, сколько ему может понадобиться драконьей печени, отложив размышления о занятном казусе на досуг. Он и не подозревал, в какой панике находился при этом его сосед. «Да чтоб я тебя ещё хоть раз послушал! Нужно было оставаться в спальне, и не надо мне про то, что в гостиной уютнее, сам знаю! Куда ни пойдём, ты влёт пересчитываешь все пути отхода из любой комнаты и проверяешь, нет ли никого… А здесь что? Расслабился дома? Доигрались, он настолько тихий, что, блин, не заметили! Глаза людям зачем, чёрт подери, что, глянуть не мог, пока шел?!» «Как я мог предположить, что он настолько вырос в окклюменции? Эмпатия всегда куда лучше работает, чем глаза, мало ли отвод, привык, что, если явных откликов нет, значит нет никого… Да и он далеко сидел.» «Бл.ть, он сказал про два воображаемых «я»…» – Гарри это всерьёз заботило. «Ключевое здесь – «воображаемых». Об одержимости он явно не подозревает.» – Питер уже, в целом, наоборот, успокоился. «Гм. Ну, я так понимаю, Северус не особо хорош в видении магии, а, чтобы нас различать под амулетом, нужно постараться. Но вот Поттеры же что-то заподозрили. Кошмар какой-то, я думал, он ушел, так спалиться…» «Гарри, спокойно. Одержимость – не самое распространённое явления, чтобы её подозревать, подавляющее большинство даже не задумывается, что нас двое. Северус, скорее всего, полагает, что я слегка не в себе, знаешь оно как, у всех, у кого провидческие способности или даже кофликт склонностей, оно выглядит, будто кукушка чуть не на месте… Это первое, что приходит в голову, а одержимость – уже потом. Тем более, одержимые долго не живут.» Гарри вспомнилась Грэмм, в два счёта его раскусившая, потом Леди Элизабет, которая ему заявила о неправильности в ауре в пределах нескольких дней после знакомства, и даже Луна, которая при всей «кукушке» и провидчестве, ауры тоже щёлкала на раз. Им всем как раз одержимость – первое, что в голову пришло, что уж говорить о Хьюго и прочих шаманах. Конечно, большинство современных магов от такого далеки, но статистика удачливости лично Гарри не вдохновляет. По факту, спасает его от разоблачения при путешествиях то, что людям поф.г, тем более, на Питера, чтоб сильно всматриваться и задумываться. Но Северус – не большинство, он реально куда внимательнее остальных даже при том, что ему до жизни Питера особо дела нет. «Меня больше заботит, – продолжал говорить тем временем Хвост, – чтобы он мне в голову не влез. Если у него серьёзный окклюментный щит, и минимальные склонности к легилименции есть – иначе как бы он того пацана на трассе засёк – я ж вообще ему ничего противопоставить не смогу, если он хоть немного такое уже практикует. Тогда о тебе, Гарри, нет шансов не узнать…» «Что ты, – наконец чуть развеселился Гарри. – Наоборот, там ещё изрядно подумать придётся. Если я что и выучил о менталистике, так это то, что легилименция не равна понятию чтения мыслей. Он увидит воспоминания, не мои, твои, мы с тобой такой ф.гнёй, как переписка пером на пергаменте, не страдаем, так что на меня вообще никаких следов не указывает, кроме того, что ты иногда вёл себя странно – ну это и так ему уже понятно. Я в этом плане даже за Альбуса не парюсь, он обо мне не узнает, если ты вслух не скажешь. Единственное палево – это то, как ты смотришь в наше зеркало, но там руны на обратной стороне, так что вряд ли реально этому должны придать значения. Момент обмена душ никто, кроме медиумов, увидеть не может… Да я тебе больше скажу, Северус ни в какую даже не попробует.» «Почему?» «Потому, что неделю назад уже пытался поверхностно меня считать. Возможно, даже не специально, я знаю, у стихийных легилиментов иногда спонтанно получается. Поверь, такое ему повторять просто не захочется, он теперь следить будет, чтоб ни-ни, – я ведь тоже кое-что могу…» «Это когда он ни с того, ни с сего, сорвался с места и в ванную побежал?» – Подозрительно спросил Питер. – «А потом извинялся вечером непонятно за что?» «Да, именно. Бедолага так расстроился, что я ему даже намекать не стал больше так не делать, он сам догадался, что чревато. Вообще… ты извини, это было некорректно – но он именно что случайно напоролся на то воспоминание, я не выбирал…» «А что…» Относительно того, рискнул ли бы Северус ещё разок применить к нему поверхностную легилименцию, Гарри был абсолютно прав. А вот, насчёт спонтанности попытки – нет. Снейп не пытался лезть в жизнь Питера: те отношения, которые у них сложились как раз на взаимном невмешательстве, его устраивали. Но это не значило, что личность Питера его настолько не интересовала, чтобы он не обращал на него внимания вовсе. Скорее даже, наоборот. Северус помнил о странном поведении Питера двухлетней давности и любые странности продолжал подмечать. Сейчас тот не проявлял никакой особой неадекватности, оставаясь постоянным и по уровню неуклюжести, и в кулинарных предпочтениях. Неуклюжесть, похоже, давно выправили ежедневные физические тренировки – Северус мог видеть их утром, если глянул бы в окно. Так что движения Питера были довольно чёткими и уверенными – всегда. Что до стояния у плиты... Ну, они готовили по мере возможности, изредка угощая друг друга, и лень накатывала на обоих равновероятно, так что Северус считал поведения Питера штатным. В принципе, у них было некоторое разделение продуктов, но такие вещи, как крупы да овощи, равно, как и запасы арабики, они, промучишись пару месяцев, забили хранить отдельно – скинулись в общую копилку по нескольку сиклей, да покупали по мере надобности. Крупы место занимают, хоть и можно зачаровать шкаф на расширенное пространство, а овощи портятся, если Питер уехал – чар для сохранности не существует, но и Северус не брал чужого до объединения запасов. Можно сказать, Снейп иногда даже почти скучал по вкусному, когда Петтигрю подолгу не было (по факту, тот отсутствовал и не ночевал почти по половине дней в месяц). Это Северус осознал к концу мая, за вторым долгим отъездом Питера, и изрядно удивился – оказывается, у него есть привычка, которая он и не заметил, как выработалась. Вроде бы, Питер готовил не так уж часто, да и угощал не каждый раз, но в середине третьей недели его отсутствия Снейп вдруг поймал себя на мысли, что соскучился по панкейкам. Странный момент, потому, что: он не умел их готовить; его мать не умела их готовить; в Хогвартсе их подавали на выходных к завтраку в лучшем случае раз недели в три – гренки, овсянка и яичница были куда привычнее; те панкейки, что давали в Хогвартсе, он не любил; Мануэлла тоже делала их единожды на его памяти, и они не были особо удачными. Эти нехитрые размышления привели его к выводу о том, что он каким-то образом несколько раз попробовал именно панкейки в исполнении соседа, полюбил их вкус, и даже, похоже, ел их так часто, что успел по этому вкусу соскучиться – и всё за не такой уж и большой промежуток времени. Северус, всегда будучи последовательным человеком, раз над этим задумался, попытался припомнить подобное – вспомнились три пирога, пара случаев, когда ему предлагали взять себе порцию жаркого (для этого постучав в дверь лаборатории и заявив, что он тут весь день сидит), и… почти полная кастрюля супа в холодильнике, вместе с парой фунтов запеченного мяса, которые Питер именно что оставил ему перед тем, как уехать. У Снейпа возникло чувство, что его подкармливают как-то стратегически, но… На прямой вопрос Питер посмотрел на него, будто на умалишенного, пожал плечами и сказал, что любит готовить. К вопросу о панкейках, тут не Питер чудак – Северус, пока читает, иногда совсем не замечает, что он ест – если на тарелку, где был бутерброд, положить ему с десяток блинов, он рано или поздно сметёт все. Питеру не очень понятно, каким образом он не отмечает сам факт того, что ест, если Снейп во время чтения умудрялся ему подтвердить, что «да, буду, спасибо», да ещё и каждый блин чарами машинально проверить на отраву… Но, видно, это какое-то свойство мозгов лично Северуса, так что тут не к Питеру претензии – он просто пару раз угостил, поржал с того, как это выглядит со стороны, но и только… И ещё, Снейп так и так худющий, потому что за работой забывает поесть, а, когда ест – готовит себе одну овсянку да сэндвичи. Что он возмущается-то появлению еды в тех случаях, когда Питер с помощью готовки отдыхает? Северус так и не нашел, что на это ответить. Вес он не может сильно набрать, потому что как раз учит кое-что из нового для него класса темных чар, пространственных, и ему проще легкий голод от траты энергии терпеть, чем с более абстрактными ресурсами работать. Но он начал класть в общую копилку больше денег, потому что его подсчёты правда подсказали: он для себя последнее время редко готовит что сложнее каши, и мяса, соответственно, совсем не покупает, хотя поесть его весьма рад… Даже неловко немного стало. В остальном, помимо повседневных привычек, Северус не так уж и много знал о Питере. По вечерам где-то с конца лета они иногда разговаривали о чём-то отвлечённом – вроде музыки (Снейп не слушал ни колдорадио, ни маггловские песни, но на одной территории с Питером тяжело было не слышать то или иное – он музыку любил… а Северуса, в целом, шумовой фон в гостиной не напрягал, чтобы возводить глушилку, так что кое-что до ушей доносилось). Бывало, разговор заходил о других странах – Питер всё так же любил сотворить с одной из стен панорамную картину – это как раз вдохновляло. Читал Питер, кажется, не особо часто, но иногда – неожиданно для Северуса – проявлял некоторые познания и в классике художественной литературы, и какой-нибудь трактат по магии мог процитировать... Вот это было странно: сам Северус ту самую классику большей частью читал в период учёбы в маггловской школе и когда сидел в публичной библиотеке, но откуда бы её в сопоставимом объёме знать Питеру, который у магглов, по его словам, только подрабатывал? А в Хогвартсе, разве он там когда-либо блистал? Северус вдруг понял, что он, вообще-то, не помнит, какие у Питера были способности пару лет назад – тот всегда терялся на чужом фоне. Больше того, даже сейчас в беседе довольно непросто было что-то узнать именно о нём – он хорошо умел слушать и… часто Северус себя ловил на том, что весь вечер проговорил сам, рассказывая что-то об усовершенствовании состава, над которым он думал, а его совсем не перебивали и слушали, вроде бы, с интересом, – так он самого Питера и не слышал, в итоге. Снейп просто не знал, что эмпату приятно посидеть рядом с кем-то, кто настолько увлечён – интерес, азарт, вдохновение, никакого негатива, зачем при этом что-то говорить, если и так уютно? В общем и в целом, отношения у Питера и Северуса к осени уже были весьма хорошими – Снейп даже мог бы их классифицировать как приятельские. Ну, за исключением того, что он думал, у него один приятель, а не два. Один, но с любопытным загоном, который Северуса как раз-таки интересовал. Вначале ему казалось, что Питер очень постоянен и то «раздвоение поведения», что у него было, – прошло. Но к концу лета он понял, что «раздвоение личности», о котором Северус думал два года назад, просто появляется реже. Питер и впрямь проявляет разные стороны своего характера в разное время, и кое-что встречается весьма редко. Северус всё же выявил, как надёжно различать, в каком состоянии Питер находится – не сразу, потому что отличия мало бросались в глаза, хотя и были... воспроизводимыми. Тот аспект Питера, который он встречал реже, был чуть более… приятен внешне (может, опрятнее? Северус с его шкалой «кошмар/сойдёт/мило» просто не мог подобрать слов для объяснения деталей). У него была чуть другая мимика – будто он более искренне улыбался. И речь была правильнее. Проанализировав всё, что удавалось вспомнить о соседе, Северус считал, что о литературе он говорил только с этим вариантом – тем, когда Питер в настроении думать о чём-то более возвышенном, чем бытовые вопросы. Питер любил работать в гостиной – над чем бы он ни работал, хоть с какими-то документами, хоть делал что-то руками. Так вот, бывало, он что-то мастерил, причём что-то очевидно сложное, на основе зубодробительных расчётов. Но что именно, было не понять: когда Северус заставал Питера за работой, тот, даже, если был увлечён, обычно тут же это всё аккуратно сворачивал. Питер даже заказал для этой работы пару зелий – хотя связь между комплексом для стимуляции когнитивных функций (хорошая вещь, но истощает ресурсы человека, потому почти не применяется) и артефактами была неочевидна. Где сосед брал не только деньги на заказы такой стоимости (она была бы немалой даже, если бы Северус варил бесплатно, только за счёт состава), но и очередные пару-тройку запрещённых компонентов, Северус, хоть и не уточнял из-за их соглашений, с радостью бы узнал. Что было наиболее интригующим, так это то, что, когда Питер находился в этом интересном состоянии – увлечённо что-то создающем, начитанном и полном какой-то весёлой внутренней энергии, он Северуса явно избегал. Стоило Северусу застать его за работой – она куда-то девалась, если они виделись на кухне – тот ловко ускользал, задерживаясь ровно столько, чтобы это не было невежливым. Да и вообще, удержать его на месте больше нескольких минут было большой удачей, которая случалась только тогда, когда в своей заинтересованности разговором тот не забывал сбежать. Но он всё равно спохватывался довольно быстро. Северусу начинало казаться, что Питер принципиально скрывает от него свой ум, зачем – непонятно, однако, как раз это-то и подогревало его интерес. Где-то в конце июля он спросил у Питера совета насчёт расчётов раза в два проще, чем те, что он видел – и получил в ответ пожатие плечами с комментарием «я не знаю». Это его расстроило, ведь он знал, что Питер впрямь совет дать мог, просто не хотел. Но самое непоследовательное было позже: в конце дня, когда Северус закончил работу и вернулся в дом, на свитке, который продолжал лежать с утра на столе, всё было посчитано. Зачем делать, если уже врал, что не умеет? Удивлённый Северус тогда спросил снова, почему Питер ему помог сейчас, когда отказался утром – ну, вдруг ответит? Потому, что Питер садится считать исключительно под настроение – на него «накатывает», а так он «не разбирается». И потому, что он заметил: эти расчёты чем-то Северусу важны, так что, когда почувствовал, что его клонит вот к такому, он и посчитал. Это почти складно, как для такого наглого вранья. Случается в магическом мире, конечно, стихийное прорицание или спонтанное проявление нетипичного колдовства при опасности... Северуса вот иногда вдохновение буквально несёт в лабораторию, причём он в таком состоянии частенько творит по наитию, а что получится, приходится постфактум смотреть. Вдруг появляющееся желание что-то рассчитать… можно допустить как возможное. Но при подобном "стихийном" вдохновении обычно маги не очень помнят, что делали – а это точно не случай Питера. Петтигрю, когда чаровал над артефактами, прекрасно использовал нумерологию осознанно. У Северуса было очень много дел, помимо наблюдения за соседом. Его вполне устраивал даже слегка странный и скрытный Питер, как сосед. Просто перепады логики его поведения интриговали. И Северус, применяя разного рода хитрости, где-то с конца июля, когда как раз уже набрал достаточно статистики для выводов, пытался подловить Питера и раскусить, почему он предпочитает в глазах Снейпа слыть поверхностным, если он бывает не таким. В итоге, Гарри понял, что тактика избегания Северуса, хоть и щадит его чувства, приводит к повышенному интересу и подозрительности Снейпа – абсолютно ненужному. Так что он сдался и начал с ним разговаривать наравне с Питером, рано или поздно Северус подуспокоится. Гарри ведь и так большую часть времени с тех пор, как Снейп перестал ходить только по маршруту спальня-лаборатория, был в зеркале. Но артефакты он постановил себе доделать и иногда над ними трудился, когда сосед не маячил на горизонте. Кто ж знал, что тот, когда немного снизит темпы собственной работы, всё же сможет застать его несколько раз случайно, а потом – настолько заинтересоваться? В результате, как бы поначалу Гарри не думал Северуса избегать, они вновь виделись, изредка устраивая пикировки на разные темы. Стоило вместо ухода от разговора, кхм, ногами, потом просто сводить тему к чему попроще, не подчеркивая уходом, что что-то не так, и у Северуса, казалось, больше не возникало диссонанса. В начале августа Гарри перестал даже пытаться подстроить свои появления под отсутствие Северуса, чтобы сесть за работу – оба артефакта были для Питера и очень важны, не стоило попусту тратить время. Разве, чаще работал в комнате Питера, хотя там ему даже, если всю мебель трансфигурировать, было не столь удобно. Гарри по-прежнему был влюблён – и общение со Снейпом по-прежнему было очень волнующим. Но к августу он все же склонялся к тому, чтобы следовать совету Питера, просто ждать, пока попустит, и пытаться относиться к Северусу, как к другу. Не показывать заинтересованности довольно просто, они не так уж и часто подолгу разговаривали, да и Гарри близко лишний раз не подходил. Он ничего не мог с собой поделать, когда с его языка сами собой слетали исключительно хорошие слова в сторону человека, который, как выразился Питер, «тот ещё фрукт», но это ведь не страшно? Это же не шокирующие признания в любви… В начале сентября, как раз перед таким сильным проколом с шахматами, в которые Питеру приспичило поиграть (но ведь интересная идея, и компания у него есть всегда!), Северус, который, не афишируя для Гарри, всё же сделал о соседе вывод в пользу диссоциативного расстройства, в очередной раз распознал "вторую версию". "Первая" и "вторая", не страдали провалами в памяти, но, казалось, имели разные интересы. И логика "второй" для Северуса была нелинейной, тем более, её поведение сравнительно недавно изменилось – хотелось бы понимать, почему. Так Северусу и пришло в голову проверить, нельзя ли чего интересного поверхностно считать. Ему это, в целом, пока не очень хорошо удавалось – хватало минимального щита, и его гнали из чужих мозгов, будто поганой метлой – Беллатрикс ему в этом сомнений не оставила. Особенно, когда без палочки. Но Питер… он всегда весьма громко думал – не в том смысле, что Северус слышал в голове его голос, а в том, что иногда ловил от него спонтанно что-то вроде образов. К примеру, тарелки с яичницей, когда Питер как раз появлялся на кухне – любому нормальному человеку понятно, зачем он туда шел, но Северусу ещё и будто специально сообщали. Сосед, казалось, не умеет закрываться вообще, его душа – нараспашку, так что считать хоть что-то может получиться… Как же он ошибался. Настоящего Питера Петтигрю мог прочесть любой легилимент, настолько тяжело ему было взять эмоции под контроль – их всегда было очень много. Но настоящий Питер Петтигрю весьма быстро в новом окружении становился кем-то другим и думал о чём-то другом, определённо, требовалась палочка и много сосредоточенности, чтобы скользнуть в воспоминания, не отвлекаясь на собственные отзеркаленные чувства. Северус же замахнулся читать Гарри Поттера, ведь осенью 79го года он ещё ни разу не слышал этого ужасно нелюбимого имени. Гарри Поттер уже не был мальчишкой – он оценивал свой возраст как абстрактные двадцать лет, и жизненный опыт у него был самый разный. Когда он почувствовал, что его мыслями интересуются, он мог выставить щит – против молодого Северуса ещё бы сработало. Но это было утро после их возврата с континента, где Питер очередной раз нашел себе кого-то на ночь. Гарри, после того, как они поменялись местами, вынужденно осознавал потихоньку чужую память, как всегда усиленно пытаясь "проскакивать", не думать о том, «как прошло», и вот примерно в это время Северус решил его считать. Первое, на что Северус наткнулся, было как раз-таки воспоминание об этой ночи. Может, это правда некорректно, но, раз уж Северус всё равно кое-что увидел, Гарри решил, что отбить ему желание когда-либо подглядывать можно весьма легко – и удержал его именно в этом, личном, воспоминании. Гарри на эмоции не скупился – передал весь спектр, который там чувствовался, а потом отпустил, что ж он, зверь какой… Так и так, покрасневший Северус смотрел на него абсолютно дикими глазами, и, даже не придумав, что сказать, сбежал. Гарри никогда не предполагал, что Ужас Подземелий в принципе возможно настолько смутить, но, в целом, это было даже довольно забавно (если бы ни было так грустно, очевидно же, что ему было очень неприятно). Определённо, Северус зарёкся легилиментить Питера. Этот опыт выбил его из колеи на целый день – или больше, просто на завтра он всё же наконец смог работать. В ванной он провёл минут двадцать – штаны отчищались одним заклинанием, но нужно было унять заново накатившее возбуждение. И голову пришлось сунуть под холодную воду – из неё никак не шли картинки абсолютной порнографии – чёртовой пи.орской порнографии, которую Северус предпочёл бы развидеть. Но при этом, увидев такое воспоминание, Северус – вопреки всей логике ментальной магии – прочувствовал будто бы двойную дозу от самых ярких ощущений, какие он чувствовал с Мануэллой и… Требовался, пожалуй, весь его навык окклюменции, чтобы перестать об этом думать.