Тихое место

             Двадцать пятого октября 79го года, превратив кровать Питера в воистину огромный стол, Гарри, насвистывая, разбирал на нём телевизор и думал о том, как же хорошо, когда наследственная склонность – способность собрать что угодно из… чего угодно, она же, в миру артефакторика.       Любой талант, конечно, – это много, и в случае мажат обидно, что лишь единичные дети свои задатки развивают, выходя за рамки «вот как родился», а много кто даже программу школы из-под палки учит. То, что завязано на разрушение или созидание, тогда потихоньку теряется у потомков, а то, что на усиленном восприятии, растущем вместе с человеком, вроде эмпатии и стихийного прорицания, без работы над собой и вовсе, выходит из-под контроля, мешая жить. Тем грустнее, если на свои склонности забивают магглорождённые, у которых, хоть и нет наследственных, те, что есть, сформированы исключительно под их личные интересы… Но, впрочем, не ожидать же, что каждый, кому дан хороший музыкальный слух, будет желать на чём-то играть?              Однако, для тех, кто над задатками работал, даже на примере «перекошенного» только в одном направлении дара, как у многих слабых магов, что до уровня хогвартских первокурсников не дотянули бы и после совершеннолетия, коих Гарри теперь знал прилично, он наблюдал прелюбопытнейшие возможности. Вчера днём вот один оборотень решил ограбить бабулю-провинциалку, а та, не будь дура, завизжала – с близким к фатальному эффектом, применяя магию. Тонким-звонким ультразвуком завизжала, повредив нападающему в мозгах некоторые сосуды… Или вот, подросшие бывшие угонщики Фоэлли, как и другие ищущие возможности маги, знакомые Питеру по детству, давно исчезли из Лютного. У этих близнецов между собой телепатическая связь, игнорирующая почти все защиты. Нужно ли уточнять, что несостоятельность в каких-либо ещё чарах не так уж и мешала им найти себе применение? Да что далеко ходить, Питер после совершеннолетия, как дар стабилизировался, похоже, как раз из-за перекоса талантов относительно общего потенциала, на памяти Гарри единственный, кто распознаёт влияние Альбуса на эмоции тех, с кем он разговаривает. Хоть тот и не всегда это влияние применяет, когда применяет – эффект колоссальный.              Многообразие – вот что отличает настоящее общество магов за границами школы – а те выпускники, кто не успевают это понять, предпочитая безликость индивидуальности, и устраиваются, в общем-то, хуже всех. Ведь старожилам Лютного, вроде Меб, там вполне комфортно – дела ведутся, нападать мало кто рискнёт, рассказывать о том, какие у них козыря, обычно уже некому. Есть множество магов, кто, несмотря на затяжной финансовый кризис, хорошо чувствует себя среди простецов – главное, против них (и, вместе с тем, против Договора и Статута) не колдовать. Что уж говорить о тех чистокровках, у кого есть поддержка?       Гарри не очень понимает отца, который на артефакторику впрямь забил, но принимает его выбор – не нравится, бывает. У него получались бы отличные (и, возможно, востребованные в лавках) вещи – если бы он над таким работал, Поттеровские задатки хороши. Джеймс мог успешно заколдовать мотоцикл, не так уж и разбираясь, и вкладывая раз эдак в десять меньше труда, чем среднестатистический маг. Джеймс предпочёл только боевые чары, и работу в аврорате. То, что они с мамой зарабатывают, пока непринуждённо уходит на жизнь и развлечения, но им, вроде как, некуда спешить. Пусть это и странно воспринимается на контрасте со Снейпом, который, хоть и урабатывается до едва живого состояния, вернул свои долги – а они только чуть больше года как выпустились. И это при том, что явно осторожничает и чистоплюйствует, не варя на продажу ничего, за что можно сесть. Такими темпами, если бы не Волдеморт, Северус за следующий год-два накопил бы и себе на собственный коттедж, несмотря на то, что у него не было особой материальной поддержки от родных.              Сравнить по магии исходную одарённость, скажем, Джеймса и Питера – всё равно, как размеры слона и моськи. Сейчас, когда они уже вышли из переходного возраста, прирост сил у них будет одинаков только в том случае, когда Джим собой не занимается, а Питер, наоборот, помногу колдует. Такой он, несправедливый эффект от большой разницы в потенциале, однако… для Гарри, при его каком-никаком опыте и уже весьма приличных знаниях, силы при добавлении некоторого количества собственной, и того, что есть у Питера, хватает на большую часть желаемых проектов. И он вполне возмещает денежные затраты Хвоста на них – тем же сбытом «мелких» поделок.              Сейчас Гарри, закончив работу над амулетом-переводчиком (теперь его нужно было обкатать на словарный запас), подумал ненадолго прерваться в работе с другим артефактом – тот был сложный. На что-то необязательное, а потому – вдохновительное. Вот, с телевизором можно и прикинуть, хорошо бы понимать, что он будет делать для увеличения резкости и яркости изображения относительно маггловского через годик. Гарри предполагал, что он купит тогда всё-таки видеомагнитофон, да не будет отказывать себе – и Питеру – в удовольствии попалить какие-нибудь «Звёздные войны», сидя дома на диване. Маги смысла в «зомбоящиках» не видели, но Гарри считал насчёт кино по-другому. Ему, конечно, придётся много чего зачаровывать – в доме посреди вересковой пустоши в Национальном парке, как-то (с чего бы?) нету электричества… Определённо, и Гарри, и Питер, и Северус достаточно контролируют личную магию, чтобы не влиять на технику, когда не нужно, и даже, чтобы, в случае необходимости, её вырубить. Но оставались ещё «домашние» чары – много разных по всему дому, так что видео потребует наладки. Вот Гарри и разбирается сейчас на будущее.              Как знать, может, и Северус, который кино не любил от слова «совсем», переменит своё мнение, если станет из чего выбирать. Судя по его рассказам, ему «не зашло», но он видел фильмы дважды, в тринадцать лет. Что-то из Хичкока и «макаронный вестерн» (как понял Гарри, выбор в кинотеатре был, в пользу мамы и папы, соответственно, – в какой-то период, когда они, вроде как, мирились). Сейчас Северус за отдых воспринимал смену рода деятельности – читал, в основном, если мог достать новый трактат, но… любому человеку нужно иногда мозги расслаблять, и Гарри полагал, что на фоне грядущего кошмара, нужно, во-первых, не упускать поводы для радости сейчас, а, во-вторых, и на будущее пытаться сохранять какую-то умиротворённую ситуацию в доме.              Что характерно, Питер его мнение поддерживал. Вторая половина 1979го была неоднозначной для всех, кого они знали – легко и забыть, что огромное количество магов даже и внимания не обращает на чьи-то разборки. Однако, жизнь ещё не вышла из накатанной колеи – с путешествиями, посиделками у друзей, шутливыми беседами с Северусом и постылой повинностью встреч с хозяином. Нервы уже щекочет тревога, но Гарри и Питер всё равно радуются хорошему. Привыкнуть-то можно почти ко всему – а, если не привыкнуть к этой тревоге, логично сразу вешаться, так большинство эмпатов рано или поздно делает, но жить хочется. Не будь Питер рабом, уехал бы куда, но на нет и суда нет, что теперь, самому дополнительно добавлять депрессии только из-за предчувствия лажи?              Питер неплохо разбирается в людях, и после выпуска научился разбираться в пиве. В политике Питер разбирается не очень, ему далеко до аналитического мышления, но слухи он отлично научился фильтровать и, что в стране реально подогревается конфликт, видит. Пожалуй, его друзья бы очень удивились, что Питер мог бы поддержать идеи традиционалистов – они, на его взгляд, вполне здравые. Питеру слегка грустно от того, что эти идеи так или иначе будут скомпрометированы. Ой, да что говорить, тут уж и Гарри бы, может, сами идеи поддержал. Ему больно смотреть на то, что за двадцать лет на магической стороне мало что поменялось – общество, в общем-то, в застое, не столько по своей структуре, сколько по желанию что-либо в нём развивать. Это видно по сравнению с «большим» миром – там что-то происходит, за три десятка лет магглы изобретут дешевые аналоги доброй половины магических артефактов… да и поездки по многим «отсталым» странам с другими магическими традициями показывают, что местами там динамика получше, чем в «великой империи».       Гарри вполне проникся, почему Эйдену так «за державу обидно», что ни его прошлой инкарнации, ни там, в будущем, на месте не сидится. Понимал он и мотивы Северуса – не знал, примкнул ли тот уже к Волдеморту, но логично, что давно, вряд ли такой человек, как Северус, присоединился бы уже после того, как они начнут творить дичь.              Что сказать, Гарри пришлось смириться с тем, что он вообще Северуса научился понимать чересчур хорошо. Пары месяцев, во время которых он перестал его специально избегать, хватило для того, чтобы тот стал меньше внимания обращать на перемены в поведении. Однако, за осень пришлось принять и новую, постепенно всё большую открытость отношений – такую, на которую, казалось, холодный профессор Снейп и не мог быть способен. Она нравилась Гарри, хотя ситуация отдавала некоторым мазохизмом – отлично общаться с тем, кого ты любишь, но при этом, что называется, «руками не трогать»… В разговорах Северуса и Гарри теперь часто сквозила лёгкая, бодрящая ирония. Неожиданно в привычку вошло приготовление перекусов на двоих в четыре руки и одалживание друг другу книг, но уважение к личному пространству оставалось неизменным. Гарри было так жить уютно, и всё же, приходилось одёргивать себя, чтобы не забываться – спасибо хоть на том, что при всей наблюдательности Северуса, в понятиях отношений он был несколько близорук.       Гарри было жаль, что вскоре спокойные, приятные вечера могут закончиться. Что вскоре их общей проблемой станут похожие на мафиозные разборки. В которых два спятивших сильных мага будут играть ими в куклы, пользуясь поводками. А ведь так хорошо, когда всех проблем-то – слегка прогнившие доски в погребе или прорвавшая труба. Первые Гарри покумекал как, да быстренько заменил простейшими чарами. А со второй справился Северус, вообще скорее руками и упоминанием Тобиаса, чем магией. Да оно и не странно: в дом подача воды была из колодца, зачарованной системой по типу насоса, но внутри текла обычным маггловским способом, и посуду мыть можно было без Агуаменти.              Двадцать пятого октября у Гарри было отменное настроение, у Питера выходной, можно просто разбирать телевизор, а вечер Гарри, скорее всего, проведёт с Северусом. На тот момент ещё не случилось ни одной из неудачных прогулок с Лили за покупками, ни чего-то примечательного в разрезе вооруженного конфликта. Около пяти вечера Гарри выбрался в пекарню – и случайно столкнулся в городе с Мандангусом. Тот поддерживал с Питером относительно приятельские отношения, и Гарри без зазрения совести с ним немного посидел в пабе, пообщавшись на разные ничего не значащие темы и вежливо отказавшись как от покупки «абсолютно зачётных амулетиков», так и от «убойной» травы – хотя ему всё равно впихнули немного последней с собой.       Где-то к половине восьмого Гарри, в том же хорошем настроении, засобирался домой. У него была мысль ещё что-то приготовить, а его хвалёная интуиция по-партизански молчала о том, что он сейчас дико накосячит.       

***

      То, что что-то случилось, Гарри понял сразу, как аппарировал. Его буквально затопило ужасной смесью из отчаяния, отвращения, гнева, боли и разочарования, и Гарри понадобилось несколько мгновений, чтобы понять: источник этих чувств, скорее всего, Северус. Поттер глубоко вздохнул, чтобы взять себя в руки, и немного отрешиться от эмоций соседа, после чего постучал тому в дверь комнаты.       Ожидаемо, не было никакого ответа, и Гарри перешел к проверке охранных чар – если он сейчас просто сунется, есть шанс схлопотать забористое проклятие, Снейп может.       Что удивительно, на самом деле, дверь была всего лишь прикрыта, без чар. Осторожно набросив на себя щит, Гарри толкнул её и зашел в комнату.       Северус сидел, сгорбившись, на кровати, и пялился на бутылку какого-то крепкого алкоголя, стоящую прямо перед ним на тумбочке – а ведь Гарри рядом с ним спиртного, даже попроще, уже с полгода не видел. Руки Снейпа мелко подрагивали. Сейчас он до боли напоминал Гарри своего отца после смерти Эйлин, и, кажется, планировал упиться вдрызг. На вошедшего он не сразу обратил внимание, но потом всё же перевёл на него странный, отрешённый взгляд.       – А, Питер. У меня нет на тебя настроения, зайди попозже. Или, лучше, никогда, – прокаркал-прохрипел Северус. В коктейле эмоций, бьющих по Гарри, мелькнула горечь.       Чёрт подери, если "тиски отчаяния", о которых когда-то говорила полузабытая Хелен, цитируя напыщенный слог романа, действительно существуют, то этот парень сейчас именно в них.       – А я думаю, что зашел как раз в тему! – Сказал Гарри, не представляя, что делать дальше. Что с ним? По девушкам так не убиваются. Кто-то умер? Но Снейп в таком состоянии, когда самому впору вешаться. Для эпопеи с Пророчеством, вроде бы, очень рано ещё… – Не расскажешь?       На это Снейп только медленно качнул головой. Питер, скорее всего, не в силах такое чувствовать, либо ушел бы, либо составил бы соседу молчаливую компанию за выпивкой, несмотря на их договорённость вместе не пить. Но Гарри так сделать не мог. Не мог оставить Северуса разбираться с этой… страшной безысходностью в одиночку.       – Тогда тебе нужно проветриться, – продолжил он намеренно бодро и, не спрашивая разрешения, схватил Северуса за руку, вовлекая в парную аппарацию.       – Ты решил завести меня в тёмный-тёмный лес волкам на съедение? – спросил тот насмешливым светским тоном, осматривая опушку, на которой они оказались. Хоть его голос и оставался сиплым, Северус всегда поразительно быстро брал себя в руки. Но этим Гарри было не одурачить – на самом деле Снейпу сейчас было так плохо, что он вряд ли бы заметил разницу между тёмным лесом и солнечным пляжем.       – Нет, что ты, – внезапно успокоился он. – Я готов отдать тебя на съедение только настоящим кошмарам.       Минуту назад он совсем не знал, что может отвлечь от такой тоски, тем более, если Северус явно не спешит делиться. Однако, ему пришло в голову, что не помешает встряска. И он громко, пронзительно свистнул. А что, если не пешком, Северусу ничего не грозит, да и он тёмный, с понятиями.       Ничего не происходило некоторое время, и Снейп, зачем-то делающий вид, что с ним всё «как обычно», скептично приподнял бровь в прообразе так хорошо знакомого для ученика-Поттера жесте.       Гарри пожал плечами. Они прождали ещё несколько мгновений, но потом доселе безучастный Северус подпрыгнул от неожиданности. Всё-таки даже в его состоянии тяжело не заметить появления в опасной близости от собственного лица двух огромных, пылающих адским огнём, глаз на непроглядно чёрной, клубящейся дымом, конской морде.       – Эммм... – Только и смог выдавить из себя Северус, в неверии наблюдая, как его довольно тихий, пусть и ушлый, сосед, никогда не замеченный в тёмной магии, ласково треплет за ухом повернувшуюся к нему легендарную ночную кобылу и пропускает сквозь пальцы её горящую гриву. Нисколько не боясь её дивной ауры ужаса – Северусу пришлось срочно возвести от неё прочный ментальный щит, хотя ещё час назад ему казалось, что он в принципе на такое сейчас не способен.       – Когда поедем сквозь кошмары, смотри, куда хочешь, только не оглядывайся через плечо, кто бы тебя не звал. И не бойся ничего. Если будет совсем невмоготу, глянь мне в лицо, но не за спину. Цени, я, так и быть, уступаю тебе лучшее место, – сказал ему сосед, махнув рукой в предложении садиться верхом.       – Что? Зачем поедем? Куда? Я не... – Это звучало безумно, но Северус начал подозревать, что, раз уж его сюда аппарировали, Питер не шутит: глаза у него были шальные, с разгорающейся сумасшедшинкой...       – Ты обязательно да, потому что я не спрашиваю. Только не говори мне, что никогда не мечтал прокатиться на чём-нибудь эдаком в детстве! – И, не успев больше возразить, да и не поняв, как это произошло, Северус осознал себя уже на спине лошади, перед гриффиндорцем, шепнувшем последние слова ему прямо в ухо. Седла не было, хотя сидеть на какой-то странно неплотной дымке было довольно удобно, а держаться, оказывается, нужно было за основание шеи, прямо под пылающей гривой. Сосед обхватил его руками с обеих сторон, и, взяв его ладони в свои, обдал странным теплом, погружая их руки прямо в мерцающее и переливающееся пламя. Сидеть так вдвоём было бы довольно неловко, однако, на это Северус обратил не так уж много внимания – в его мыслях дер.мовые события дня, которые уже прошли, вдруг столкнулись с тем, что сейчас тоже происходит… нечто.       А потом он услышал: "Пожалуйста, покатай нас, Шерри".       И кобыла сорвалась с места.       Северус не знал, как ею управляют и управляют ли вообще. Они неслись на бешеной скорости сквозь лес, как-то минуя деревья, и вокруг ничего не было видно, тем более, что уже стемнело. Но ветер свистел в ушах и трепал его волосы, и, казалось, всадники летят.       Пока Снейп не почувствовал, что они действительно оторвались от земли. Их скакун, наверное, умел только набирать скорость, и вот, они уже высоко-высоко, а потом снова спускаются, срываясь в крутое пике, а потом закладывают не менее страшные виражи… Это было намного, намного быстрее и стремительнее любой метлы. Его сердце норовило выпрыгнуть из груди от таких перегрузок, но его (ненормальный, это окончательно доказано!) сосед только легонько посмеивался.       – Открой глаза, – сказал он, – и Северус, вдруг осознав, что правда зажмурился, послушался.       Они летели намного медленнее и ниже, и в лунном свете можно было рассмотреть то, что они всё снижаются в сторону Стоунхенджа. Он заметил, как мимо пролетела стайка почему-то светящихся лиловым светом пикси, и внезапно осознал, что вокруг почти за каждым деревом или камнем скрывается дриада или какой-то другой дух. Это было завораживающе красиво, да и он никогда не думал, что где-то может быть столько духов.       – Глянем на Лондон? – Услышал он вопрос, и, когда кивнул, Биг Бен оказался прямо под ногами. Можно было рассмотреть почти весь город, ярко светящийся вечерними огнями. – Не беспокойся, нас не видят, пока мы в Тенях. – Северус снова кивнул, ему было тяжело объяснить, что он сейчас чувствует, да и об аврорате или полиции он думал в последнюю очередь. Они летели дальше, повернув в сторону Ирландии, и приближались к морю, но ему почему-то совсем не было холодно, даже ветер не докучал.       Лошадь снова снизилась, позволяя им рассмотреть дорогу гигантов и множество абсолютно разных кэлпи, резвящихся в водоёмах. Северус смотрел во все глаза, и не сразу заметил, что они скачут по воздуху над морем, а кобыла почти касается копытами воды.       – Но ведь через воду... – хотел было спросить он, однако ощутил только, как его крепко обняли и практически прижали к себе и к шее лошади. Вдруг, они как будто влетели в какой-то вакуум, и вокруг них начало пролетать что-то мерцающее. Северус услышал, как его кто-то зовёт, сначала ласково, а потом пронзительно, и хрипло, и страшно, причитая и умоляя. Ему очень хотелось обернуться и посмотреть, но ему не давали двинуться, и он понял, что это – те самые кошмары. Нельзя оборачиваться, нельзя отвлекаться, как при чарах перехода на другой план бытия ради незаметности… Через несколько душераздирающих мгновений всё кончилось, и они выскочили над побережьем, снова набирая скорость.        – Вот, так и веди себя дальше. Жаль, ночь и осень, тюльпанов нет... – услышал он, когда они пролетали над полем, видимо, в Голландии.       Он уже немного освоился и с восторгом смотрел вокруг, рассматривая в ночных тенях светящиеся пятна городов, темные - лесов, и гладь речной воды, над которой иногда зависала кобыла. Она проносилась на огромные расстояния в один момент, но периодически замедлялась, давая им полюбоваться на волшебные рощи единорогов, Нойшванштайн и пики Альп, а потом итальянские и испанские города. Сделав что-то вроде круга над Западной Европой, они зависли над Парижем, а потом снова поскакали на восток, впрочем, вскоре свернув в сторону необъятных фьордов. Здесь они задержались почти на час – прыгая от ледников и горных рек к огромным мшистым пустошам с разбросанными по ним камнями, среди которых мелькали тролли, и ещё севернее, где Северус не знал, что его поражает больше: резвящиеся вместе с нёкками и сэлки в море киты, над спинами которых они пролетали, замеченный краем глаза настоящий ледяной великан, или далёкое северное сияние.       Прыгнув через кошмар снова, проскакивая всю Россию и Китай, всадники "поймали рассвет" над Фудзиямой, а потом долго носились над невообразимо красивыми в свете занимающегося дня островами в океане, летали наперегонки с китайскими драконами, и, мельком глянув на стену, спешились уже в Индии. Питер взял им на вынос ужин – что-то невозможно острое – в просыпающейся Калькутте, и после прогулки они, смеясь, заедали адреналиновый всплеск, сидя под согревающими чарами на Эвересте, пока Шерри игриво месила копытами снег на вершине горы.       – В Англии сейчас ещё полуночи нет, – заметил человек, которого он, оказалось, не знал вовсе. – Ты куда хочешь, в Африку или в Северную Америку? В южное полушарие на сегодня уже будет многовато для Шерри.       Северусу сейчас, по правде, было всё равно, куда. Ведь когда поездка окончится, эта внезапная сказка исчезнет, и он снова вспомнит, что… И он промолчал, хотя его собеседник понял это как-то по-своему, потому что они, пролетев над пылевой бурей в пустыне, снова вылетели в ночь где-то над пирамидами, потом, покружив над саванной, спустились к Килиманджаро, и всё-таки прыгнули в ещё один долгий кошмар, переполненный ужасами, в которых снова и снова кто-то умирал, но которые было почти невозможно разглядеть – Северуса крепко держали.       Они вылетели из тьмы уже на другом континенте, и пролетели быстро, но довольно низко над землёй, почти через половину Северной Америки, начиная от Канадских озёр и Ниагарского водопада, и вплоть до Великого Каньона. Там, сперва поднявшись выше облаков, где в последних лучах закатного солнца они увидели ещё одну свободно летящую рядом с белоснежным пегасом ночную кобылу, они спустились почти к самому краю обрыва, и хозяин, прислонившись ко лбу лошади, что-то ей прошептал, отпуская назад, ввысь. А потом Северус сел рядом с ним, рассматривая каньон в сумерках и проводя глазами несущееся куда-то в сторону одиноких кактусов перекати-поле.       Некоторое время они просто сидели и молчали, переживая впечатления от долгого полёта, а Гарри думал, что каждая минута его стоила отданной платы – всей радости лета, проведённого в поместье у Элизабет. И пусть теперь память о том времени больше не будет эмоционально окрашенной, сегодняшнее путешествие забыть невозможно. Тем более, что Северус и впрямь отвлёкся… От чего бы там ни было.       Он порылся в безразмерных карманах в поисках печенья, которое недавно покупал, но первым нашелся почему-то свёрнутый Мандангусом косяк. Северус хмыкнул, и, вопросительно глянув на Гарри, взял его, поджигая беспалочковой магией. Похоже, его тяга к саморазрушению не прошла: он тут же закурил, хоть и закашлявшись с непривычки. Гарри не выдержал, попробовал отобрать у Северуса траву, но по факту, закончилось тем, что они скурили её, передавая друг другу по очереди и потихоньку проваливаясь в предтрансовое состояние, характерное для магов под лёгкой наркотой. Может, они ещё посидели бы так, в тишине, пусть и стало совсем темно – очертания обрыва в свете первых звёзд были едва различимы, но их вывел из оцепенения пронзительный вой койота.       Северус как будто очнулся ото сна, и перевёл взгляд на Гарри.       – Спасибо тебе. Увидев такое, пожалуй, не стыдно и умирать. – Серьёзно сказал он, слабо, будто через силу, улыбнувшись. – И, раз уж мы сейчас в Аризоне, а я мало того, что не знаю ни одних ориентиров для аппарации на континенте, так ещё и палочка осталась дома… Теперь ты предложишь прогуляться пешком до Мексики?       – Это, конечно, идея, – так же слабо улыбнулся Гарри в ответ, хотя фраза Снейпа о смерти его покоробила. – Но там тоже уже темно.       – Будем ждать койотов?       – Почему нет? – И он встал, отряхнулся и пошёл прочь от обрыва. Северус, докурив, последовал за ним.       Шли тоже молча, без особого направления, но уют куда-то пропал, и Гарри включил кассету. Из динамиков наушников, болтающихся на его шее, раздавались гитарные переборы, и вокруг было так тихо, что обоим было хорошо слышно. На пустыню уже опускалась ночь и согревающие чары приходилось часто обновлять.       Через некоторое время он всё же остановил запись – весёлые песни в конце кассеты казались совсем неуместными. Гарри чувствовал, что под влиянием прогулки и курева Северус перешел из расшатанного, близкого к маниакальному, состояния в какую-то меланхолию, но, честно говоря, он и подобное не считал для Северуса приемлемым. Хотелось рассказать ему что-нибудь, и всё же в голову не приходило ничего стоящего. К удивлению Гарри, Снейп сам вдруг сбивчиво заговорил.       – Больше всего я, наверное, разочарован. – Сказал он. – У меня была цель, красивая, верная, и я думал, что для её достижения я готов на очень многое… Думал, вместе с остальными нам удастся сделать магов, наше общество, бери выше – мир, лучше… И я, конечно, верил в нашего Лорда. Но сегодня…       Северус замолчал, но потом, вздохнув, всё же продолжил. Он говорил слегка сумбурно, перескакивая с одного на другое, но Гарри понял главное – сегодня Северус убил. Убил не в бою или из необходимости, а по приказу – по воле поводка, который он впервые ощутил. Об убийстве тот сказать смог, а о поводке – нет, чары мешали, слова проглатывались, но Гарри догадался, что Снейп это сделал не по своей прихоти. Северус говорил – и перед его глазами мелькали ужас на лице Мальсибера, странноватая заинтересованность у Алекто, брезгливость у Малфоя, безмерное удивление, даже шок у Регулуса, фанатичный блеск глаз Крауча. Никого из них вечер не мог оставить равнодушным – пусть даже кого-то факт «охоты» на первых-попавшихся магглов с улицы и последующее убийство потрясло в меньшей мере, чем то, что они все обязаны подчиняться. Северус не мог об этом рассказать, не натыкаясь на магические запреты – но Гарри деталей не требовалось, чтобы совесть начинала вновь грызть за то, что он позволяет всем вокруг – и, в особенности, его Северусу, совершать свои ошибки. Стоящие кому-то жизни.       Снейп пытался что-то объяснить, говоря, что он, вообще-то, не самый человеколюбивый в мире маг, и что он может иногда оправдывать жестокость, если считает цель, ради которой это делается, неизмеримо выше. И что ему мало дела до магглов, он исчезающе мало видел тех, которых есть за что уважать. Но и здесь Гарри, чувствующий снова нарастающую бурю эмоций, понимал, что он говорит полуправду, в попытке что-то доказать самому себе: он ищет оправдание для приказа. Но его нет, эти убийства им никак не могли помочь в достижении целей. Гарри догадывается, почему это произошло, хотя он и не знал, что такое было. Волдеморт, уже лич, перестал доверять, в первую очередь, новичкам. Он повязал их кровью – родная или чужая, она всегда хорошо объединяет – и показал им свою власть. Никто из них не побежит самостоятельно сдаваться в аврорат теперь, после того, как ловили жертв, убивали по очереди на глазах друг у друга, а потом – исчезали тела и кровь. И, в особенности, после того, как им разъяснили, что бывает за неповиновение, и что наказание найдёт их где угодно.       Северусу хватило этого дня, чтобы засомневаться в целях, и ощутить, может, не разумом ещё, но сердцем, неправильность, глубокую вину, и страх того, что он вляпался во что-то грязное, но не сможет уже просто так отыграть назад. Он понял, что его метка – знак отличия, знак связи, знак, который раньше казался поводом для гордости, но никак не клеймом, доставляет ослушавшемуся дикую боль. Он видел, как тот корчился на полу, и понял, что сам он слишком слаб. Потому что Северус был среди тех, кто стоял и смотрел, а когда Лорд приказал продолжать убивать магглов, он тоже убил – не обращая внимания мольбу той женщины, на то, что руки трясутся, а разум отказывается отдать магии бессмысленный и чудовищный приказ. Они все убили из страха, что следующими упадут и больше не встанут, бесконечно снедаемые болью, они сами. Все, включая тех, кто три минуты назад был надменным сыном аристократов, просто талантливым человеком или восторженным идеалистом. Какая разница, кем были, стали просто орудиями.       И Северус тоже выполнил приказ, отчаянно понимая, что эта жестокая прихоть лидера – никак не то, что он искал в этом братстве. Теперь он чувствовал себя слабым и грязным, добровольно извалявшим свою жизнь в дер.ме из страха перед сильным. И он пожалел о произнесённом заклятии сразу же, как увидел уходящий свет из глаз жертвы, но ещё больше он пожалел о том, что утратил свою веру в лучшее, оставшись без неё пустым, разбитым.       Никогда больше ему не придёт в голову говорить кому-либо о том, что он сделал сегодня, и сделает позже. Северус научится принимать свою жизнь, как есть, и даже пытаться её изменить. После сегодня он станет другим – но вдруг упавшее в транс сегодня, почему-то, всё не заканчивалось, руками странного соседа вовлекая его во что-то, чего он, как и кровавого времяпровождения после ланча, никак не ждал.       А потом Северус сказал соседу, что ему не стоило пытаться вытаскивать его «проветриться», даже если это в его понимании – перелететь через всю планету верхом на мифической твари, которую не видели уже несколько столетий, и остаться где-то посреди ничего. До его прихода Северус разрывался между вариантами напиться и забыться, смирившись с тем, что отныне его жизнь будет полна бессмысленной жестокости, или шагнуть из окна где-нибудь высоко, ведь разве есть какой-то шанс, что в такой вот х..не, внезапно возникнет счастье? Так не бывает, чтобы достойный счастья человек убивал, оказавшись слишком слабым для того, чтобы ослушаться приказа и умереть за это самому.       – Так бывает. – Тем не менее, спокойно и твёрдо сказал Гарри, внезапно чётко вспомнивший лицо Грэмм. – Когда кажется, что некуда отступать, кто-то умирает, а кто-то остаётся. Главное, чтобы потом оказалось, что оставшийся сделал это не напрасно.       А затем он серьёзно спросил, хочет ли Северус ещё прыгнуть в пропасть. Ведь если да, то есть чудесная, прыгательная музыка, сказал он, и показал пальцем на плеер, где весёлая песня уже давно перемоталась до записи с тяжёлым роком.       – Ты ещё скажи, что для самоубийства знаешь идеальное место, – бледно дёрнул губами Северус. Лёгкий транс, последствие от самокрутки, создавали для него удивительные эффекты: лицо Питера будто искажалось, принимая какие-то другие очертания, да и пустыня не казалась сейчас совсем пустой. Северус никак не ожидал, что его вновь аппарируют – а следовало бы, его визави тоже был в полутрансе, и то, что он пожалел о выборе цели аппарации почти сразу, никого не спасло. Пускай даже оба успели заметить колдовское марево вокруг них.       Северус Снейп никогда в жизни не чувствовал себя так странно, как этой ночью. Конечно, с ним раньше никогда не случалось нечто настолько же переворачивающее жизнь, как сегодняшнее собрание братства. И ничего настолько же волшебного, как этот невообразимый полёт. То, что он почувствовал на вершине Анхеля, он тоже описать бы не смог – да уж, его сосед и впрямь не мелочился. Впрочем, позже тот скажет, что из высоких мест в Америке он, на их беду, почему-то вспомнил только это и Мачу-Пикчу, но пирамида, вроде как, не то.       Они оказались почти на самом краю обрыва, но очень близко к кромке воды, и обувь вмиг промокла насквозь, хотя основное течение бурлило где-то дальше, не грозя снести их вниз принудительно – да и шум от водопада не было слышно. Однако, стоило им перенестись, как Северуса будто кто-то толкнул в спину, в его уши будто шепнули мысль, что так правильно, и всё, что имело какое-либо значение, оказалось в паре ярдов.       Он побежал, больше не думая, не понимая, зачем бежать и зачем оставаться, с трудом отрывая мокрые ботинки от мокрых же камней и еле удерживая равновесие среди сбивающего с ног потока воды, – и всё для того, чтобы через миг прыгнуть, и полететь вниз, туда, где его ждёт только минута полёта, а потом, ещё не долетая до земли, настоящее ничто.       Местные духи не любят, когда их покой нарушают непонятные белые маги.       Он ускорялся и ускорялся, падал и падал, брызги воды почему-то всё еще летели в лицо. Наверное, это длилось мгновение, но оно показалось ему вечностью, когда он вдруг понял, что…       Он не хотел прыгать и умирать.       Он пытался наложить чары, замедляющие падение, и ему частично удавалось, но высота была так огромна, и он разгонялся снова…       Он хотел жить, сильно и отчаянно.       Он не может сосредоточиться и аппарировать, потому что падает всё быстрее и быстрее.       Рядом падает Питер, так и не выпустивший его руку.       Он бы всё отдал, чтобы это прекратилось, и они каким-то чудом спаслись.       Гарри держал Северуса за руку так крепко, что, наверное, мог бы её сломать. Этот Путь, в который они фактически упали, было действительно тяжело открыть. Выходя из него, Гарри пришлось отпустить Снейпа, и они вылетели из него хоть и рядом, но на разной высоте, и он упал на друга, которому до земли оказалось ближе. Они прокатились по склону ещё несколько ярдов, но всё же, остановились. Палочка Питера, как ни странно, не потерялась и не сломалась, и он наложил серию чар, от высушивающих до залечивающих ушибы. Каким-то невероятным образом оба оказались сравнительно целы, и Гарри наконец-то выдохнул.       – Какого… ты… прыгнул? – спросили они почему-то одновременно, а потом загомонили друг на друга, пытаясь выяснить, кому это всё-таки пришло в голову.       Устав спорить, всё ещё дрожащий Северус, мысленно зарёкшийся когда-либо думать о том, чтобы свести счёты с жизнью, спросил, где они. Гарри прикрыл глаза, а потом повёл рукой по земле, в попытке почувствовать, куда он открыл Путь.       – Кажется, это склон Геклы, – удивлённо ответил он. Вот, что значит, когда Путь помогает держать тёмный маг, через океан прыгнули, а Гарри даже не в истощении. – Я, конечно, хотел домой, но странно, что добило так далеко. Ты, наверное, немало помог… И знаешь, вообще-то он какой-то… как будто слишком тёплый внутри… Может, через несколько лет проснётся?       – Давай без этого, а? Мы уже проверили, во что выливаются мысли о суициде во вратах духов, так что об извержении вулкана, стоя на вратах ада, даже не заикайся. Я не знаю, как ты протащил нас из Венесуэлы в Исландию, всегда думал, что это невозможно, но что нам теперь делать? Кобыла правда приходит по твоему зову?       – Она там себе компанию нашла… Ну, мы можем попробовать пробиться домой тем же способом… Или, у меня есть палатка, утром обратимся в местное Министерство за портключом…       Бросив взгляд на усталого Северуса – по-видимому, он за Путь и заплатил, и не получив ответа, Гарри привычно махнул палочкой, ставя палатку. Отнюдь не всегда Питер в своих поездках останавливался в гостиницах, он, можно сказать, заядлый турист, тем более, что на брезенте множество чар – от магглов, зверья, комаров и даже мелкой нечисти, от дождя, холода и жары, да и сигнальных на все случаи жизни. Вот расширенного пространства в ней немного – всего-то ярдов в три на четыре, Северус прав был, когда говорил, что защита с увеличением объёма плохо сочетается. Потому в основной комнате палатки только кровать, стол со стоящим на нём чайником и чашкой, и пара шкафов, да ещё дверь в небольшую уборную. Чтобы комнатку осветить, хватает даже скромного огонька Люмоса.       На улице была глухая ночь – часа три, и ещё много времени до рассвета, хотя казалось, в Америке они оставили изрядный кусок жизни. В палатке же было вполне тепло, намного теплее, чем на промёрзлой земле, на которую они только что упали, но с испорченных наушников от потерявшегося плеера Гарри за шиворот продолжали стекать струйки воды. Он повёл плечами от неуютного ощущения, и снял их вместе с толстовкой и майкой, желая высушить всё нормально. Стол и стул, на который он определил одежду, чуть сдвинулись, освобождая место: кровать-то была одна.       «Джеминьо» – сказал Гарри, но добился только удвоения подушки и одеяла – чары в этом теле… такие чары. Впрочем, можно было пойти другим путём: он попросту увеличил кровать по ширине, а потом разделил её на две. Можно было бы и наколдовать, но так он был вполне уверен, что созданное на основе реального дерева продержится пару десятков часов.       Северус зашел в палатку со словами «Я поставил ещё защитный круг», когда Гарри пытался проделать те же манипуляции с перьевым матрасом – дело было почему-то сложнее, чем с остальным, он случайно пропорол наперник, и на пол просыпался пух. Гарри непроизвольно чихнул, а Северус, глянув на эту картину – перья, одеяла, подушки везде вокруг, и сосед, сражающийся с непостоянством магии удвоения, – явственно усмехнулся.       – Да ну тебя, – буркнул Гарри. – Если можешь удвоить матрас, чтоб долго продержалось, было бы в тему. – Он встал, оставив Северусу разбираться с перьями, и сделал пару шагов к шкафу, у него должна была там быть кое-какая одежда. – Тебе одолжить чистую футболку? – Спросил он, доставая, впрочем, сразу две, и бросая одну в сторону Снейпа.       К его удивлению, Северус, хоть и впрямь починил матрас и наколдовал второй, а потом взгромоздил всё на кровать и свободно уселся туда, успев разуться, не спешил ответить. Его взгляд скользнул по только что скрывшемуся под одеждой прессу, прежде чем сфокусироваться на лице, и он уточнил невпопад:       – У тебя татуировки?       – Ну… есть немного, – обескураженно сказал Гарри. Это, конечно, слабо сказано, у Питера вся спина забита – два ряда знаков вдоль позвоночника, и несколько спиралей на лопатках, плечах и от поясницы до верха косых мышц. Похоже на кельтское дерево, но не то, чтобы он хотел это обсуждать.       – Вот скажи мне… – Продолжил Северус, не сводя с него странного взгляда. Пригоршня перьев, которые он почему-то не убрал в матрас, повинуясь его искренне удивлённому состоянию, зависла в воздухе причудливым подрагивающим облачком в виде знака вопроса, чуть преломляющим отблески светлячка. – Допустим, мы оба неадекватные дураки, я – потому, что мне вообще пришло в голову самоубиться, а ты – потому, что тоже за каким-то лядом прыгнул. Назовём это временным помутнением – я точно никогда больше такого не сделаю. Но как, скажи мне, как вообще такое возможно, что ни ты, ни я, видя столько магических существ близко, и катаясь несколько часов на, чёрт подери, ночной кобыле, не раздобыли от них ни крапулечки шерсти, ни одного волоска не утянули на пробу?!       Этого Гарри уже выдержать просто не мог. Не после всей этой безумной ночи. В крови кипело столько адреналина, что он был готов горы свернуть, а, чтобы Северус, наконец, пришёл в себя и вспомнил про «ценные потенциальные ингредиенты», наверное, прыгнул бы за ним с водопада и во второй раз. И вот, этот придурок, судя по его эмофону, почти в порядке, разве, взбудоражен новыми впечатлениями и на взводе после того, что они избежали смертельной опасности. А лёгкая злость, которую Гарри не мог разгадать последние несколько минут – это просто… сильное возмущение от того, что они достопримечательности посмотрели, а волосы из фейри подёргать забыли… Гарри расхохотался.       Ему вдруг стало так легко, словно он мог сотворить мир во всём мире, и он смеялся, так, как давно уже этого не делал. Пожалуй, косяк подействовал на него куда сильней, чем он полагал – неправильно чувствовать такую лёгкость в день, когда узнал, что убийственное шествие Пожирателей по истории началось.       Северус раньше никогда не видел на этом лице – странно изменившемся в его восприятии под действием наркоты лице – такого выражения. Питер смеялся, и словно светился изнутри, побуждая радоваться в ответ, и ему вдруг подумалось, что так смеются только дети и тот самый волшебный народец, который сегодня избежал радости поделиться с ним чем-нибудь ненужным. На миг даже стало обидно, что Питер никогда раньше при нём так не смеялся – хотя общий вид того, как сосед сполз на пол между кроватями, неловко прислонившись спиной к той, что напротив, был нелеп.       Он, наверное, мог бы смотреть на это вечно, – подумал Северус, завороженно глядя на выпавшую ресницу под искрящимися глазами, которые, почему-то оказались так близко…       Этого завтра Снейп ему (или себе) не простит…       Это очень, очень плохая идея, замешанная на адреналине… Они накурились…       Это ничем хорошим не закончится…       Никакие разумные мысли, к сожалению, не могут заставить его отказаться от того, куда заводят такие эмоции, – с лёгкой грустью подумал Гарри, отчаянно отвечая на неожиданный поцелуй.