Тихое место

      Если говорить в общем и целом, Питер весьма мало за свою жизнь общался с женщинами. Исключая абсолютно незначительное общение с бывшими сокурсницами, немногими, кгм, сотрудницами и сестрой, которую он видел дважды… Оставалась мать и Лили. Это были просто-таки идеальные условия, чтобы он, перешагнув порог своего двадцатилетия, до сих пор не догадывался, до чего же страшными существами способны быть дамы.       Если говорить о Северусе, у него ситуация была аналогичной. За исключением того, что с Лили он общался больше в детстве, а не как Питер, после выпуска. Кроме неё и матери, к более или менее значимому общению с женщинами он мог бы причислить только Мануэллу. Может быть, с некоторой натяжкой, Нарциссу. И он, в отличие от Питера, как человек, которого девушки всё же интересовали, догадывался, что они не так просты. Но в свои двадцать лет он ещё не знал, насколько.       Нужно ли заметить, что, когда они наконец столкнулись с максимальным уровнем серьёзности проблем, которые дамы способны обеспечить, запасы успокоительного в доме начали стремительно таять? Июнь 1980го года выпил из них крови больше, чем весь 1980й до него. К концу месяца то, что он контрабандист, член радикальной группировки (ага, за свет!!!), в которой вынужден из-за рабского поводка делать, что скажут, и хорошо, что пока только искать информацию… больше Питера почти не пугало. Это же было вполне привычно. Северус, в свою очередь, также вынужденно отвлёкся от того, что он зависим, и что он периодически ввязывается в разрушительные стычки. С учётом того, что драки магов – дело нешуточное, и убить кого сильного в прямом бою не так уж и просто, последняя кровь на его руках была зимой. Окклюменция и какао помогали спать и вставать по утрам. И да, это всё были характеристики жизни, к которой он уже почти привык – а сейчас новые события отодвигали их на задний план.       Так уж случилось, что некоторое время (к июлю уже целых три недели!) в домике Агнесс жила женщина. Возможно, будь это обычная женщина, Питеру и Северусу их другие, более глобальные проблемы, всё ещё казались бы важными. Но… Понимаете, это была беременная женщина. Хуже того, это была беременная ведьма.              Из них двоих больше досталось Северусу. Питер, пробуя убраться с острова каждый день в течение второй недели июня и каждый раз оставаясь ни с чем, конечно, на первых порах помогал, но, как только перенестись стало возможным, тут же надолго пропал – впервые за длительное время Мириам навесила и ему ворох заданий… Потому что невозможность выбраться с острова целую неделю – это, хоть и терпимо, но просто нонсенс для того бизнеса, который они ведут, и им нужны были все курьеры – их и так мало.       Вообще, Северус не имел права жаловаться. Беременная ведьма в домике Агнесс случилась из-за него. Потому, несмотря на весь свой несносный характер, он продолжал стоически терпеть и то, что ему пришлось спать в гостиной, отдав свою комнату, и то, что он отложил некоторые заказы ради батареи сложных зелий, и то, что, не в силах противостоять умоляющему тону (и угрозе выброса от расстроенной дамы), он вынужден был несколько раз аппарировать то за клубникой в три часа ночи, то за сырой рыбой вечером. Северус понятия не имел, как справляются магглы – он-то спокойно спал на удобной трансфигурированной кровати, под чарами, глушащими постоянные шаги в направлении комната-уборная, а поход в магазин занимал минут пять… И при этом у него всё равно были очень тяжелые три недели. Но совесть – то, что у него от неё осталось – не позволила Северусу выставить ведьму за дверь. Не после того, как он сказал, что поможет.              Двадцать девятого июня, когда они вышли на новый уровень сложности, Северус был благодарен любым высшим силам, которые только могут существовать, что он изначально жил не один. Потому что он был в панике. Питер тоже был в панике. Но Питер, в отличие от Северуса, который никогда о таком не думал, явно догадывался, что так будет, потому, стоило ему только нервно сжать какую-то статуэтку, которая (как выяснилось позже) у него уже давно всё время была с собой, дела наладились. Не прошло и трёх минут, и камин подал сигнал, что кто-то стучится, а Питер потребовал у Снейпа открыть защиту – свою часть он уже снял. Из камина вышла ведьма – не очень высокая, неопределённого возраста, не особо красивая, но самое главное – абсолютно спокойная.       Ведьма посмотрела на их перекошенные от испуга лица, фыркнула, достав из кармана два флакона умиротворяющего бальзама и, ничего не спрашивая, ушла в комнату – ту самую, где творилось нечто невообразимое. Так Северус познакомился с матерью Питера (святой женщиной) – да, о бальзаме он как-то и сам догадался, но их испуг был столь велик, что выпитое за десять минут до прихода женщины зелье всё ещё никак не могло подействовать. Потому что десять минут в некоторых условиях – это вечность.              Остаток ночи уже был не так ужасен, как первые десять минут. Несмотря на то, что они поочерёдно ходили вокруг дома и вливали магию в щиты. Несмотря на то, что иногда, за самыми страшными схватками, кто-то из них заходил к ведьмам – и к утру на руках у обоих остались синяки во всё предплечье, а местами и глубокие царапины. Несмотря на то, что в комнате, укрытой всеми возможными чарами, до которых они только смогли додуматься, творился армагеддон: они вынесли оттуда большую часть вещей и ничего не летало, но магия всё равно бесилась, то и дело присутствующих окатывало дождём, сдувало порывами ураганного ветра, или попросту прошибало диким ознобом. И всё же, к трём утра магия подуспокоилась, к пяти – и вовсе улеглась. Их усилия не прошли даром – они стали тем камушком, который сдвинул весы в сторону рождения маленького мальчика.       Мальчика назвали Блезом Забини – и нет, он не был Избранным. Разве что чудом, шансом на жизнь – для Марины. И причиной смерти её первого мужа, ведь, как только малыш впервые закричал, его отца хватил смертельный удар.              Марину Забини назовут Чёрной вдовой. Марину Забини будут уважать, а кто-то даже бояться. Марину Забини будут желать – почти все, кто хоть раз её видел. Но когда-то Марина была просто Мариной, которая влюбилась в колдуна, что часто приходил на побережье у того моря, где она родилась. Ей повезло – она была очень молодой, как для морской ведьмы, которой посчастливилось встретить свою возможную пару. Ей не повезло, что обряд, который она провела в восемнадцать лет, чтобы выйти на сушу, из всех возможных обрядов для морских ведьм самый опасный – потому что проводила она его сама.       Она вышла замуж в отведенные ей три дня – она знала, кто ей нужен, и смогла его уговорить. Она обрела счастье – пусть оно и стоило того, что она теперь жила в абсолютно новой, непонятной для неё среде – какой-то Италии, в каком-то городе, по улицам которого нужно ходить ногами. Её муж был обходителен и внимателен. Он помог ей – сама она вряд ли бы справилась освоиться, несмотря на рассказы старших ведьм, человеческий мир казался ей таким сложным… Ей столько всего нужно было понять – как правильно говорить на их языке, о чём люди вообще между собой общаются, что надевают и как живут. Марина очень хотела справиться, и она справилась – всего за три года она стала почти как обычная ведьма.              В двадцать один она защитила Мастерство – мама всегда говорила ей, что нужно полагаться, в первую очередь, на себя. Это было не очень сложно – Марина была хороша в зельях с раннего детства и, хоть ей и запретили выносить на сушу рецепты морских ведьм, ей стоило не очень много труда составить несколько своих, смешанных, на основе старых и новых – сухопутных – знаний. Колдовство с помощью палочки было обойдено стороной, но это нисколько не мешало ей жить, ведь на бытовом уровне она справлялась и так, будучи способной контролировать свою силу, да и власть над некой стихийной магией, которая у неё была, сохранилась в полном объёме. Ей оставалось всего лишь научиться перемещаться, как другие – она научилась. Что не сделаешь, чтобы влиться в общество, в котором живёт твой муж.       Марина была хорошей женой. Смотрящей на своего мужчину восторженными глазами – он столько всего знал, так много ей рассказывал… Старательной – ей было сложно разобраться с тем, как готовить или как вести дом, когда это всё очень отличается от того, что она видела раньше. Красивой – её красота была ошеломляющей, как и у всех подобных созданий, пугающе идеальной – от неё было тяжело отвести глаза. В какой-то момент счастливая чета Забини узнала, что они ждут ребёнка – и это была большая радость. Более того, спустя некоторое время не особо состоятельный синьор Забини получил в наследство от дальнего родственника небольшой домик в Англии, и они с мужем, в это неспокойный для Магической Британии период (газеты на континенте не били панику – так, какие-то небольшие разборки у англичан), когда Марина была уже на седьмом месяце, приехали в эту страну. Ненадолго… Как ей тогда казалось.              В начале июня, спустя каких-то три дня по приезде, когда её муж отсутствовал более, чем полдня, Марина заволновалась. Она не знала, где он – ведь обещал вернуться много раньше, и Марина спросила у ветра. Ветер привёл её в злачный район, где её муж – её любимый муж – развлекался в борделе.       Позже, она подумает и поймёт, чего не хватало синьору Забини. Он женился на милой, молчаливой (ей было сложно понятно выговаривать слова, она не привыкла к воздуху) глупышке, которая от него полностью зависела, а получил через несколько лет яркую, умную женщину, которая могла найти себе место в жизни и без него – ему с ней стало неуютно жить. Как только её очарование стало меркнуть столь же стремительно, сколь долго она носила ребёнка – Марине было непросто, она забеременела на суше, мальчиком, и ей требовалось очень много магии, чтобы поддерживать их здоровье… Синьор решил найти мимолётное утешение в чьих-то объятьях. Возможно, напрочь забыв о том, что, если жена узнает, тот обряд венчания, что они провели, сведёт её в могилу. А может, и не забыв, кто знает, теперь же его никто не спросит?       Много позже, она даже не будет его винить… разве может она винить за не-любовь? Но когда она увидела мужа в тот день, её сердце разбилось – вдребезги, как хрупкий кусок льда, такой же, который, казалось, был у неё с рожденья. Случись это годом раньше, Марине хватило бы сделать шаг в воду – и она превратилась бы в пену, у всякого обряда есть цена, если не одна, то другая, если не любовь, то жизнь. Но Марина носила дитя. Она не имела права умирать.              Почему она обратилась к Северусу? Она, в общем-то, не знала, куда ей бежать. Домой, под воду, уже нельзя – никогда не было можно с учётом того обряда, что она выбрала, до того, как она родила бы ребёнка. К родственникам мужа или друзьям в Италию? Последнее могло сработать, но… В этой чёртовой Британии её едва понимали – она пока знала только итальянский и немного испанский, ей нельзя было приближаться к паромам, она не могла открыть водоворот, и подходил только маггловский транспорт или порталы – те, что ребёнку были не полезны.       И снова но: ужасная буря, не стихающая долго – а, точнее, то стихающая, то нарастающая вновь, и все рейсы отложены на неопределённое время. В Отделе Волшебного Транспорта будто мор какой-то, ни одного сотрудника на работе, курсирование магического экспресса до Парижа остановлено, а все готовые порталы под какими-то чарами и не выдаются… Их вообще по статистике только с дюжину человек на страну умеет делать, все же требуют уйму магии, да и ошибка в чарах может привести к очень неприятным последствиям. Потому их обиход и столь ограничен Министерствами. Но теперь ни одна зараза не может ей новый наколдовать! Да, Марина вспомнила о Северусе – единственном знакомом, который мог понять, что она говорит (он достаточно знал итальянский, учил по книгам перед переездом и жил в Италии полгода), хорошо к ней относился, и должен был сейчас быть в этой ужасной островной стране.       Конечно, он был удивлён, когда пришел на встречу, о которой она умоляла в письме – срочную встречу. Её история – как она есть – его потрясла. И Марине очень повезло, что он не отвернулся (хотя было видно, что взваливать на себя чужие проблемы – не в его правилах), и что он выбрал её сторону – между сторонами её и её мужа. Северус тоже не смог найти способ отправить её с острова – не в тот день, и не на следующий. Но Северус и его сосед – непримечательный парнишка с не очень приятной улыбкой и хитроватым взглядом – они… просто пустили её в их жизнь. Не побоявшись взять на совесть то, что, если она родит, синьор Забини умрёт. Согласившись на то, что некого будет звать, её не примут в Мунго, ведь Марина – по современной классификации тёмное существо, которым официально не оказывают помощи, они справляются сами. Или не справляются.              Ребята не знали, что их ждёт. Но, скорее всего, ни один, ни другой, всё равно бы ей не отказали. Они оба были впутаны в конфликт – порой абсурдный, порой жестокий, выпивающий человечность. Марина – тёмное создание, морская ведьма, беременная женщина объявилась в их жизнях и встряхнула их хорошенько – так, что они захотели сделать что-то стоящее. Чтобы она и её ребёнок жили, умрёт другой? Тот знал, на что шел, когда женился, Марина ему объясняла. А они – не самые светлые в мире моралисты, выбрали то, что выбрали. И не отступили – несмотря на то, что на третий день Марину начало лихорадить – магия бесилась. Несмотря на то, что Северус бросился варить ей стабилизаторы один за одним – легко ли поддерживать жизнь в той, что должна умирать? То, что она становилась практически магглой в периоды просветления, казалось ерундой, как и то, что несколько раз она действительно ни с того ни с сего капризничала – будто у неё в голове тумблер какой переключался… Хотя Северус знал Марину раньше и не верил, что это нормальное поведение, он же помнил другое.       Когда через неделю буря улеглась, и Питер уехал, они и не подумали пытаться отправить её в Италию вновь. К кому? Кто мог помочь ей в той же мере, что и Снейп, когда она сама не может стать к котлу? Он делал, что мог, почти три недели – и он был благодарен, что замотанный Питер, который то приходил, то пропадал по своим загадочным делам, притащил откуда-то оберег из ракушек – Марине стало легче, когда она его надела. И он был благодарен, что Питер подумал о том, о чём не подумал Северус – как они справятся с самими родами? Говорят, и магглы не все легко рожают, а здесь весьма сильная ведьма, что от боли может выдать выброс, да ещё и они влезли в такую страшную и непредсказуемую магию, как старые обряды, пытаясь вывернуть её в свою пользу… Марину сводило судорогами, её прошибало потоками силы – которых никогда не было бы, будь это просто роды ведьмы, Марина едва справилась – они справились. Пусть и не доносив до срока, она родила ребёнка – ребёнка, которого любила. А синьор Забини заплатил цену за сломанный обет – ту, что в других условиях платила бы она.       Миссис Петтигрю (она пока так и не вышла замуж за колдуна, с которым давно уже жила), которая спасла их всех, как минимум, от невроза, принимая роды и запирая большинство выбросов во время схваток какими-то старыми, бабьими чарами, с усталой усмешкой на утро прокомментировала, что теперь ребята знают, чего ждать на будущее.       – Как хорошо, что я – гей, и мне дети не грозят, – не сдержавшись, буркнул Питер.       Северус, которому эта ночь показалась сопостовимой по уровню нервов с «посвящением в рыцари» от Милорда, едва успел поймать себя за язык, чтобы не согласиться.       

***

      Беременные ведьмы и ведьмы с маленькими детьми – их вдруг стало так много в его жизни, что он едва замечал что-либо другое. Первой была Нарцисса – её долгожданный мальчик родился ещё в начале месяца и Северусу сделали большой заказ на другой тип зелий – ей и Драко всё ещё нужна была поддержка, но не настолько серьёзная, как раньше. Не успела Нарцисса разродиться, как случилась история с Мариной – кажется, в июне он вообще ничего не варил, кроме как для женщин. В июле их дом наполнился детскими криками – теперь уже вдова Забини всё ещё оставалась у них, ведь, не успел синьор Забини оформить вступление в наследство, как наследовать уже полагалось его жене – а они вообще не предполагали в том доме жить, желая продать. Питер пожал плечами и сказал, что Метью вмиг всё решит – иногда Северусу казалось, что Питер способен в любой ситуации намутить человека, который решит что угодно… И всё же, не Марина со своим малышом пустили его жизнь по новому руслу.              Это сделала Лили – та самая Лили, о которой он почти не думал, лишь изредка теперь вспоминая её чистый, полный веры в красоту мира взгляд. Лили, которую он видел после школы первый – и последний – раз нападающей вместе с другими магами, когда сам Северус пытался спасти Гебриеля и его жену. Лили, которая, оказывается, была беременна – он даже не знал…       В середине июля они получили приказ – найти, где живут две пары: Лонгботтомов и Поттеров. Найти и доложить Тёмному Лорду, ведь его интересуют их дети – те, что вскоре должны родиться. Тёмный Лорд считал, что они могут стать угрозой. И это после того, как весной была почти тишина – на них продолжали валить все преступления в стране, однако, Северус почти на сто процентов уверен, что все четыре уничтоженные семьи – не их вина, пусть Метка и пылала над домами. Судя по форме, это качественное подражание, да и не планировал никто при нём этих нападок на семьи, по сути, лавочников, там что-то другое, заказное. Что было, так это несколько конфликтов с людьми Дамблдора – весьма серьёзные стычки, из сторонников Лорда уже убили Уилкиса, а летом авроры захватили одного из их «новеньких», Каркарова. Но в тех случаях не были замешаны Лили или Алиса – да и кто бы ждал, что ведьмы, пусть даже та, что аврор, будут продолжать рисковать головой, будучи в положении? Весьма редко мелькали и их мужья, так что приказ найти именно их удивлял.              Когда Северус это услышал, его мир окончательно пошел рябью. Тёмный Лорд боится… пророчества? И хочет устранить угрозу превентивно? Снейп мог быть сколько угодно раз зависимым от сюзерена, что выдаёт нерационально жестокие приказы – он сам к этому пришел, делая в жизни свой выбор. Он мог быть сколько угодно склонным к мизантропии и даже считать, что цель оправдывает средства. Однако он всё ещё был человеком. А вот его Лорд – вряд ли. Его не могла тронуть смиренная просьба Северуса сохранить жизнь Лили, хотя Северус её и выказал – после собрания, демонстрируя ту мотивацию, которая могла устроить Лорда. Но что Лорду до мотивации Северуса – в его глазах давно уже никто не видел ничего, кроме скуки…              Марина, которой Северус помог потому, что был способен на это, зная, что она это запомнит и в долгу не останется – просто кусочек чего-то светлого из его прошлого, того самого, где он стал Мастером и видел перед собой путь к лучшему. Лили же… Лили была его солнцем больше шести лет, она показала ему, что в мире вообще существует дружба, она научила его искать это лучшее для себя, пусть он и очевидно зашел в поисках слишком далеко, чтобы его совесть была чиста… Он любил Лили когда-то, в конце концов, хотя это и было больно – как и то, что он сам разрушил то хорошее, что у них было. Пусть от чувств остались скорее сожаления о несбыточном, Северус считал виноватым в их ссорах себя, а Лили – кем-то светлым, дорогим. И вот, её должны убить – он или его соратники должны её убить, потому что Лорда интересует её ребёнок – которые ещё даже не родился. А того, кто в этом виноват, Северус может увидеть в зеркале.              Если к Вальпургиевым рыцарям Северус присоединялся в здравом уме и осознавая, что он делает, – и это привело его к тому, что ему могли приказать откровенную дичь, то что уж говорить о Дамблдоре. К нему он пошел от отчаянья, понимая, что, если не попробует, будет винить себя всю жизнь – хотя он был уверен, Дамблдор вполне может его убить, чего стоила только их последняя встреча и то, какая злая маска была у него, увидевшего подслушивающего Северуса. Но Снейп понял, что, если Лили умрёт по его вине, вместе с ней умрёт и добрая часть его самого.        Он понял, что пойдёт, когда увидел 31го чёртового июля серебристого Патронуса. Тот прискакал к Петтигрю, сидящему в гостиной, и уведомил его счастливым голосом Поттера о рождении сына. Идиота и бахвала Поттера, который, вместо того, чтобы увезти жену от разборок, тянет её в опасности, самоуверенно считая, что мир крутится вокруг него и с ними никогда ничего не случится.       Совы, что Снейп отправлял раньше, возращали посланые им письма нераспечатанными – и нет, не от того, что не могли найти Лили, а потому, что она не желала их читать. На пятом по счёту была пара непрозрачных фраз об этом – её рукой. Его не-подруга не общалась с ним давно – не терпела полумер и сейчас, ей было всё равно, что он мог ей сказать и о чём – предупредить. Но это не меняло ровным счётом ничего, причиняя разве мимолётную боль, – пусть он был ей безразличен, её судьба была небезразличной ему. И Северус просил о встрече – встрече с человеком, которого он считал, земля носит совершенно напрасно. Потому, что этот человек в состоянии уберечь Лили – вместе с его новой надеждой на победу… Победой над тем, кто охотится за младенцами – значит, таки скатился до той тёмной магии, что уже чёрная.              Так Северус предал своих, и свои идеалы – да, именно это он и сделал, когда пообещал ши всё, что угодно. Это значило именно то, что он и сказал. Всё. Ради жизни женщины, которая уже даже не была той девочкой, что когда-то. Или, вернее, ради того, что она ему дала своей верой в него.       Что поделаешь, Северус был всегда до одури расчётлив, когда это касалось кого-то чужого, и абсолютно безголов, когда на кону вдруг стоял кто-то, кто ему действительно дорог… Ведь таких и нет почти.              В начале августа Северус получил второй поводок – невидимый, но куда более полный, чем в случае Лорда, его жизнь ему больше не принадлежала. Получил и приглашение работать в школе, читайте, зарыть карьеру, возможно, навсегда. Впрочем, идея Северуса о попытке наняться на должность учителя, понравилась его старому руководству – в школу никак было не пропихнуть кого-то своего, кроме учеников. Но убийство учеником директора – дело нереальное, у них не было, кем так глупо жертвовать, а шпионы из детей откровенно так себе. Вот из Северуса получится… Потому что его щиты Тёмный Лорд, пожелавший проверить, не пробил – Северус стал в окклюменции весьма силён. Да и ему помогли – Марина, будто что-то почувствовав в нём новое, когда он вернулся от Дамблдора, наложила на него какие-то странные чары. Поклялась, что это защита – от чистого сердца.              В начале августа Тёмному Лорду доложили о том, что Лонгботтомы живут не в поместье старших, но всё равно, в фамильной, хорошо защищённой собственности. И о том, что дом, в котором Поттеры жили ранее, сдали другим жильцам. Поттера продолжали видеть в Министерстве, однако, не могли отследить – след от аппарации, которой он уходил домой, искажался защитой. Поверхностная легилименция бравого аврора, который окклюментным щитом не заморачивался, к облегчению Северуса, не дала возможности узнать о его доме – хотя наличие ребёнка считать удалось. Это указывало на то, что его место жительства – а значит, и Лили, под защитой.       Тёмный Лорд, как ни странно, сведеньями удовлетворился – запрашивая, однако, раз в несколько месяцев информацию того же рода: он и впрямь интересовался детьми. Однако, до конца весны 81го, он не приказывал предпринимать что-либо более активное по отношению к семьям. Но Северус так или иначе уже присягнул на верность другому – и в конце августа 80го уехал в Хогвартс, выполняя волю Альбуса.              «Неделя», – хмыкнув, сказала Марина. Она догадывалась, что Северус ввязался во что-то опасное – чувствовала, что в нём что-то странное есть, будто бы он себе не принадлежит. Но в Питере она видела нечто похожее, и живёт же как-то, даже весёлый. Так что и Северус справится, а вот насчёт того, что эта ехидна едет в школу – уже смешно.       «Да ну, хотя бы две…» – Питер был лучшего мнения о его выдержке. Их с Северусом общение давно уже вновь стало нейтральным, а соглашения предполагали, что они не лезут ни в работу, ни в другие дела друг друга. Оба были не особо чисты на руку, и оба не выказывали подозрений друг о друге – и из-за клятв, и потому, что их интересы, казалось, друг друга не задевали. Бывало, весной Северус жаловался – будто в потолок – на то, как тяжело достать ту или иную редкую вещь для зелья по нынешним временам… Питер хмыкал и так же невзначай намекал, какие слова нужно где шепнуть, чтобы продали по-свойски и без вопросов. Иногда даже просил по своим связям привезти чего-то чуть больше, чтобы досталось и Снейпу. Что до другой подпольной деятельности – оба её скрывали, и, по итогам, Северус о том, что такой человек, как Питер, может быть в «светлых» не думал, а Питер, пусть и предполагал кое-что о Северусе, не спешил судить. Тот увлечённый учёный, каким он был, не тянул на маньяка, которыми фениксовцам представлялись Пожиратели, что нападали на магглов. Но Питер поддерживал Марину в том, что в школе Северусу, вообще-то, не место.              В третий уикэнд сентября, который к выходным не имел особого отношения, потому что Питер работал не нормировано, Гарри сидел в гостиной и разрабатывал очередные соединения чар в артефакте. С конца прошлой осени и до того, как Северус съехал, Гарри работал в гостиницах или в палатке, пока они были за границей, а это, разумеется, было менее удобно. Так что к этому моменту он воплотил задумку только где-то процентов на шестьдесят. Гарри не спешил, он постановил себе сделать всё так хорошо, как только можно – хотя бы это он может сделать! Он немного отвлечённо думал об очередном давнем провале в памяти – таком же, который был относительно Регулуса, но этот был обеспечен им не Гарри, а Питером. И касался он переезда Поттеров. Гарри мог лишь догадываться, как оно будет на самом деле, но, возможно, его родители всё же приняли какие-то меры, кроме тех, за которые ему когда-то хотелось назвать их идиотами – когда он на пятом курсе думал о всей этой ситуации с Фиделиусом и предателями. Отец или мать – вот кто должен был становиться Хранителем, разве ж не так?       Размышления Гарри были прерваны стуком в дверь – само по себе странно такое услышать довольно поздним вечером в домике, укрытом чарами и стоящим посреди пустоши, и, вытащив палочку, Гарри осторожно пошел открывать. На пороге стоял новоиспечённый сотрудник школы волшебников, он же – двойной шпион и тёмный маг. С бушующим коктейлем эмоций, какой-то ошалевшей и усталой физиономией – даже без привычной скептично-невозмутимой маски, и со смиренной просьбой о политическом убежище на пару часов. Вот предполагая что-то такое, Питер и Марина его из внешнего контура защиты пока не исключали.       Гарри тоже предполагал, что тот в Хогвартсе безвылазно долго не выдержит – взрослые люди, пусть даже очень опасные – это одно, а полная школа подростков – совсем другое, это не странно, что Северус, которого и грудной младенец в доме слегка выбил из обычно невозмутимого состояния, разволновался в старой-новой среде. Гарри пустил его в гостиную, предложив чаю – привычно чуть кольнуло в груди, и, извинившись, он юркнул за угол, достать зеркало и поменяться. Так что развлекал гостя уже законный хозяин тела – и Марина, которая, уложив спать сына, присоединилась к ним.              В Хогвартсе Северусу не нравилось – пусть пока он и не преподавал. Он числился ассистентом Слагхорна, который радостно взвалил на него добрую часть нагрузки: то, что он, вроде как, готовит себе замену, воспринималось им двояко. С одной стороны, Гораций собирался на пенсию уже лет пять, так что рад был, что Дамблдор, всегда столь убедительно уговаривающий остаться, наконец его отпустит, а с другой – ему было лень Северусу что-то разъяснять, куда проще было просто нагрузить его бумажной работой, проверкой эссе, вопросом обеспечения больничного крыла и подобной дребеденью. Почему нанять Северуса преподавателем Защиты от Тёмных Искусств было невозможно, если уж Дамблдор так хотел видеть его в школе, Северус в толк взять не мог: странно иметь двух зельеваров и абсолютно бездарного человека на другой должности. Хотя, с учётом общей политики директора, нанимать кого-то, кто действительно мог бы правдиво разъяснить детям о том, что вообще такое эти Искусства, было нелогично – он и не нанимал.        Сложно в этой школе было всё: ученики-чудовища, которые, казалось, из любой ерунды способны состряпать потенциальную катастрофу – и глупые до безобразия, как их писанину вообще можно читать? Коллеги – они все помнили Северуса только выпустившимся мальчишкой и относились к нему соответствующе. Обязанности, о которых Северус, когда учился, как и остальные подростки, мог только подозревать: скучные педсоветы, на которых директор по полчаса болтал неясно, о чём – но, главное так, чтобы с любыми проблемами по нехватке чего-либо для практических занятий преподаватели желали бы справиться сами, а Минерва потом напоминала о тонне отчётности, которая их всех ожидает (да, это для него, а не для Горация); обязанность следить за порядком и пресекать безобразия – на минуточку, три сотни, как уже было сказано, обалдуев; вечерние дежурства – которыми все норовили с Северусом поменяться или скинуть на него побольше – он же самый «незанятый», опять же, молодой и ему «не в тягость».       Было ещё много чего, и не обо всём он хотел рассказывать – но не сказать ничего было уже совсем выше его сил. Авторитет среди коллег, тем более, когда ты на должности вроде «побегушек», из ниоткуда не берётся, и Северус ловит снисходительные взгляды от той же МакГонагалл (хотя Северус, в отличие от неё, в своём деле состоявшийся Мастер). Он был рад, что на него хотя бы не валили абсолютно всё сразу – Дамблдор предусмотрительно оставил ему время на «другую деятельность», попутно намекая, что он должен рассказать Лорду. Мысль об уроках у этих абсолютно неконтролируемых учеников, которые, скорее всего, предстоят Северусу в будущем – в новом семестре или через год, была отвратительна уже сейчас: судя по тому, что он видел, младшекурсники были способны взорвать даже то, что взрывать в принципе невозможно… А уж деканство Слизерина, которое, несмотря на прибавку к окладу, никто не хотел у Слагхорна забирать, и вовсе не вдохновляло: здесь не только мелочи сопли подтирать, здесь следить, чтобы весьма сильные детки порой из весьма непростых (и не всегда ладящих между собой) семейств друг друга не поубивали – и не полукровке им пытаться намекать о чести и долге, Северус разве банально пугать их может… С осторожностью, помня о родителях.       Характер у него – вот что было мало совместимым со школой, как таковой. Северус очень плохо переносил человеческую глупость и это окружение выводило его из себя – от толпы он всегда предпочитал оградиться, но здесь дети были везде. Несмотря на то, что он большую часть времени с учениками не пересекался, те успевали вынести ему мозги даже на отработках – да, это счастье Гораций ему делегировал. Снейпу казалось, что эти безрукие и безмозглые в принципе к осмысленной деятельности не способны.              Марина, слушая его тихий и неспешный, но иногда слегка срывающийся на возмущение, монолог лишь мимолётно улыбалась, грея руки о большую чашку (у них здесь были очень простые, "плебейские" посиделки, не предполагающие крохотный фарфор и церемонии). Питер же, бывало, в открытую подхихикивал – пользуясь тем, что к обоюдно своеобразному чувству юмора они за полтора года привыкли и заклятья можно было не опасаться. О том, что Снейп не уйдёт с должности по крайней мере лет пять, они уже знали – он рассказывал о подписанном контракте. Поэтому всего лишь говорили простые и правильные слова, что всё наладится – со временем, и что он разберётся. Кто ещё такие слова скажет, кроме тех, кто к тебе нормально относится – пусть они и более случайно оказавшиеся в твоей жизни люди, чем родственники и коллеги?       Питер советовал с тех, кто в коридорах проблемы доставляет, всё же баллы снимать – мол, с «правильными» детками, вроде Луни, помогает. Северус вздохнул: по его впечатлениям, совсем не работает – он-то с «правильными» сталкивался меньше, те в библиотеке сидели. Снейп сказал, что у них всё не как у людей – на наглых и хамоватых пацанов его методы действуют (тех он по жизни чаще встречал и понимал, когда стоит пугнуть, а когда – заставить делать что отвратное или пройтись по гордости, чтобы вызвать желание опровергнуть сказанное…) Но, как только он заметил, что с девчонками, которых с каждой неделей на отработках больше, всё по-другому, не выдержав, хихикнула и Марина.              – Северус, прости… Не могу больше, – повинилась она, прикусывая губу. – Ты иногда как выдашь… То есть, Слагхорн посылает к тебе на отработки всё больше старших учениц, а они тебя раздражают?       – Ну да, и не только он, учеников теперь все либо ко мне, либо к Филчу шлют, Спраут сейчас помощь в теплицах не нужна, а остальным учебные пособия проще самим делать, чем идиоток просить, – скривил губы он, отставляя пустую чашку. – И вроде половина – уже почти взрослые ведьмы, а одарены настолько альтернативно, что кошмар просто, любую работу делают так, что по голове настучать хочется, и пялятся, будто в мозгах полная пустота…       – И тебе в голову не приходило, почему?       – Потому, что дуры?       – Аргумент, однако. А дежурствами с тобой менялись только, чтобы на тебя всё свалить, или было ещё что? Ну, например, кто-то собирался дежурить с тобой вместе? Дамы?       – Да нет, с чего бы… Сивилла что-то такое говорила, но я её видеть не могу, а она не самоубийца, отстала.       – А на этих отработках, ты учеников что заставляешь делать?       – Ну какие у меня варианты? – Удивлённо спросил Северус, видно, подзабыв, что Марина в школе (по крайней мере, на суше), не училась. – Вначале пробовал грузить подготовкой ингредиентов – так оказалось, они их только губить могут, теперь, в основном, котлы драят, вручную.       – Отлично, а ты?       – Прости, что я?       – Что ты в это время делаешь?       – Эссе проверяю или варю что-то для больничного крыла. Что посложнее, своё, при учениках не начинаю, мало ли…       – Часа по два, практически один на один с провинившейся?       – Да, где-то так…       – Ладно, – Марина была само терпение: кажется, он всё же просто не понимал… – Повторяй за мной, если это правда: «Я – двадцатилетний сильный маг, Мастер зелий, один из… сколько там у вас, прости, преподавателей мужского пола, в закрытой школе-пансионате?»       Северус посмотрел на неё удивлённо, перевёл глаза на Питера, который откровенно веселился, и помотал головой.       – Допустим, – осторожно сказал он, – но как насчёт того, что у меня скверный характер и я идиоток на дух не переношу? Да и вообще, я большую часть из этих куриц хотя бы мельком по прошлой учёбе помню, и ни одна из них в мою сторону годами даже не смотрела! Так с чего бы сейчас?       – Может, ты попробуешь, – беспомощно повернула Марина голову в сторону Питера. Она была не уверена, что способна объяснить Северусу за пару минут понятия «мрачный образ», «мужчина постарше», «саркастичный козёл» и то, как это действует на девчонок в подростковый период – независимо от того, люди они или морские ведьмы, и даже от наличия у них магии в принципе.       Питер и не пытался – на его взгляд, такие разъяснения просто были бесполезны. Если до Северуса почти за месяц не дошло, что вокруг него специально хвостом крутят, при том, что он с кем-то раньше встречался – просто потому, что для него эти ученицы «мелкие и глупые, те самые, кого он помнит ещё мельче»… О чём разговор вообще?              – Смотри внимательно, Северус, – сказал Петтигрю, ехидно улыбаясь. – Ты же помнишь, что и мы вместе учились? Вот так ты примерно выглядишь сейчас, – он сделал несколько сложных пассов и трансфигурировал пустующее кресло в человеческую фигуру.       Снейп скептически встретился глазами с таким же скептически кривящимся фантомом – почти что зеркало, но эта фигура была осязаема. У фантома была точно такая же добротная обувь, точно такая же удобная одежда тёмных тонов – не вычурно-дорогая, но с отличной защитой от проклятий, на мантии даже с дополнениями под работу – от жара и всякого рода и испарений. Фантом точно так же непроизвольно стал в устойчивую стойку, так же свободно расправил плечи и так же обманчиво-спокойно сложил руки, соприкасаясь пальцами, будто в задумчивости. Северус отлично знал, что из эдакого замка он не может быстро вытащить палочку из рукава, зато сделать несколько движений пальцами – для облегчения колдовства пары сильных защитных и четырех-пяти разного рода сдерживающих и атакующих чар – ему проще, чем из любого другого. В общем, Северус готов был признать, что да, что-то подобное он обычно видит по утрам, когда умывается.       – А вот так ты выглядел на седьмом курсе… – продолжил тем временем Питер, и трансфигурировал второго Северуса. Северуса такого же роста, но какого-то ссутулившегося, зажатого. Вещи на нём выглядели очень потрёпанными – да, тогда он себе новых позволить не мог, а с трансфигурацией ткани всегда сложно. Волосы у Северуса помоложе были спутанными, тусклыми и спадали ему на лицо, да и сам фантом норовил смотреть в пол или исподлобья, а не прямо. Он был такой же бледный – но будто ещё бледнее, в нездоровую зелень, и такой же худой, но казался нескладным, а не подтянутым, стройным и опасным. У него были синяки под глазами, подчёркивающие грубость черт, отлично гармонирующие со сведёнными нахмуренными бровями. Синяки Северус давно научился не заводить, выпивая периодически укрепляющие и ложась спать вовремя хотя бы раз в три дня – но тогда, в школе, он щадил себя меньше, а ещё зубы у него были кривые с детства и желтые от постоянного кофе – здесь не было видно, но Северус помнил, как их выправлял. Стыдно было не выправить, встречаясь с Мануэллой.              Не то, чтобы Снейп действительно это всё отметил, для него собственная внешность всегда сводилась к категории «сойдёт», но даже он вынужден был признать, что, по сравнению с фантомом постарше, фантом-подросток едва дотягивал до «кошмара».       – Ты преувеличиваешь, – сказал он Питеру сердито. – И даже, если нет, неужели это имеет настолько принципиальное значение?       – Понятия не имею, преувеличивает ли он относительно твоего прошлого, Северус, могу сказать только по факту – принципиального значения нет. Ты ближайший в доступе молодой маг, другого статуса, чем те, с кем девчонки учатся. То, что любая видит, что ты ещё и обладаешь некоторой харизмой, что тебя задирать опасно – ты магией весьма волнующе давишь, да и взгляд хорош… Потом, они понимают, что ты не женат, да ещё и можешь что-то предложить в материальном плане. Это всё усугубляет интерес к тебе в разы. Если ты сейчас ещё скажешь, что, когда варишь зелья, продолжаешь повязывать волосы на манер маггловской банданы, вместо того, чтоб пользоваться защитными мазями, я добавлю, что ты просто сам нарываешься.              – Да с банданой-то что не так?! – Возопил Северус. Мази он не любил – от них не отмоешься, а у него и так за шевелюрой следить приходится постоянно. Марина, к слову, тоже о них знала только понаслышке – она свою укладывала в тугие косы, если собиралась работать. И вообще, что теперь? Не поменяется же он назад в этого затурканного тяжелой жизнью задохлика, если давно им быть перестал… иллюзию заморености, разве, набросить может, вот, с учётом «старого» варианта… Но, если, по словам Марины, это не так уж принципиально по каким-то непостижимым ему причинам, разве он может что-то поделать, кроме как продолжать задевать куриные мозги этих барышень разъяснениями, что он их видеть не рад? С чего они вообще взяли, что «молодому сильному магу» негде пар выпускать и он мечтает о несовершеннолетней пигалице?!       – С банданой, Снейп, ты выглядишь, как солист рок-группы или байкер – все магглорождённые и полукровки точно в теме. Сечёшь? Я б такому дал. – Без обиняков и на английском, не пользуясь своим переводчиком, чтобы не смущать Марину, сказал ему Питер.              От поисков ответа Северуса спас Блез, проснувшись и захныкав – несмотря на то, что они были в гостиной, все услышали, возле колыбельки стояли чары усиления как раз на такой случай. Марина побежала к сыну, Питер привычно направился греть молоко – благо, с волшебством дело всегда обстояло проще, а Снейп закусил губу. Бывший сосед, казалось, лишь констатировал факт, ни на что не намекая, но Северусу стало не по себе. Ведь он как раз-таки помнил, что было между ними почти год назад.       – Спасибо, – улыбнулась Питеру Марина, укачивая на одной руке ребёнка и беря бутылочку. Она, в силу своей природы, кормить не могла. – Но, вообще, Северус, ты учти этот аспект, разница в возрасте со старшими ученицами у тебя всего-ничего, можешь подыскать себе невесту. Или, если не хочешь, берегись приворотов. Ты, как возможный муж – удачная партия.       Марина улыбнулась и окинула его таким озорно-оценивающим взглядом, что он второй раз за несколько минут почувствовал себя неловко – весь этот разговор вообще зашел куда-то не туда. Как минимум потому, что это ему только что сказала молодая вдова, которая, несмотря на недавние роды, выглядела просто на редкость невинно-соблазнительно. Та самая, что с азартом спорила с ним о зельеварческих трактатах и улучшении составов, и та, что приятно щекотала нервы некоторой опасностью своей магии.       – Оу, я полагаю, мне пока не ко времени, – сказал он. Всё ещё двойной шпион, вовлечённый в конфликт и связанный обетами. Какие отношения? Вон, пример Долохова показывает, что хорошие девочки с плохими мальчиками, что делают тёмные дела, оставаться не стремятся.              – Как будешь морально готов открывать кастинг невест, дай знать, – легкомысленно ответила ему Марина, и Северусу показалось, что шутит она лишь отчасти. Иногда с южанами очень тяжело это определить…       – Прости, милая, спроси меня лет эдак… через шестнадцать, когда твой малыш станет кем-то посмышлённей, к детям меня, кажется, подпускать нельзя, – ответил он ей в тон.       – Я запомню, – послышался её тёплый ответ. Ребёнок, не скушав и трети бутылочки, уже снова засыпал, и она, извинившись, пошла с ним в комнату.              – Если тебе здесь есть над чем думать, – тихо сказал ему Питер, – то думай побыстрее. Она собирается выйти замуж, разговор идёт о следующем месяце.       – Что? Она снова влюбилась? – Удивлённо спросил Северус.       – В том-то и дело, что нет. Она хочет съехать, вернуться на континент. Говорит, что меня стесняет, хотя, мне в целом всё равно – с ребёнком она сама неплохо справляется, а я, сам знаешь, то есть, то нету.       – Но… она же может это сделать, не выходя замуж? Я так понимаю, она теперь может и той магией пользоваться, что ей раньше на берегу недоступна была, и родственники у неё есть, и она Мастер, неужто себе не заработает? Я мог бы одолжить денег на первое время…       – Ей не нужны деньги, – пожал плечами Питер. – У неё купили дом. С родственниками мужа прорезались проблемы, они всерьёз её в убийстве обвиняют и добились расследования у нашего ОМП, ну, в некотором роде ведь правы… Дело очень медленно тянется – никаких доказательств, но Марина боится, что её всё равно посадят, она же, в общем, никто, тем более, иностранка. Потому и не выходит лишний раз из-под защиты дома, и не афиширует, где живёт. Но она была на прошлой неделе в Лондоне, встретила там какого-то влиятельного француза в возрасте, и да, собирается за него замуж – он на неё глянул только, и уже жениться готов, не у всех же моральная стойкость, как у тебя. Говорит, она видит в нём кое-что, ему жить осталось с полгода, как-то так.       – Такая логика меня удивляет, – Северус устало потёр переносицу. – Никогда не думал, что Марина всё-таки относится к ведьмам, которые могут выйти замуж защиты ради, а потом ещё и рассчитывать на вдовство – потому что нужно ведь хорошо жить…       – Конечно, девушке нужно хорошо жить, – ответила ему сама Марина, ничуть не смущаясь, что о ней здесь сплетничали, – но больше всего девушке нужно, чтобы её любили. В данном случае, мне подойдёт и то, что может мне дать он, тем более, смертники, которые прекрасно о своём состоянии знают, спешат жить. Я бы с радостью согласилась на что получше, ну да все интересные джентльмены почему-то заняты.       Она невесело улыбнулась. Заняты, даже если сами того не знают.              Год назад она была просто счастливой Мариной. Теперь она стала ведьмой вернее, чем тогда, когда в ней проснулась магия. Она выйдет замуж за француза, схоронит его, потом в ближайшие три года нечто подобное повторится ещё трижды – с не очень большими интервалами. Каждый раз её будут обвинять в убийстве – она же Мастер Ядов, но никто ничего не докажет, не будет никаких следов. Четверо её мужей, кроме первого, умрут от проклятий – ими заработаных, а не ею насланых, однако, вполне счастливыми рядом с молодой женой. Они оставят ей неплохое состояние и даже недвижимость в разных странах – у Марины будет небольшой домик в Провансе, а уж оплатить учёбу Блеза она будет готова к 1983му.       Марина будет использовать всё: и знакомства, и очарование, и талант, чтобы и самой пробиваться в профессиональном плане – и начнёт впоследствии неплохо зарабатывать. Шестая её свадьба будет уже, чтобы найти Блезу хорошего отчима, а не чтобы выжить и укрепиться на суше, несмотря на разбитое сердце. К несчастью, довольно молодой и весьма положительный маг тоже погибнет – расшибёт голову, упав с метлы. Такую смерть Марина предвидеть не в силах, подобное никак не отражается на энергиях, которые ей заметны, в отличие от проклятий. Впрочем, Чёрная вдова, она Чёрная вдова и есть – в обществе никто не удивится. Марина никогда не захочет возвращаться в Италию, хотя будет часто навещать свою морскую родню. Во второй половине 80х, она станет намного чаще бывать в Англии – последний её муж, так же, как третий и пятый, будет британцем, и даже после его смерти она предпочтёт все же поселиться неподалёку, выкупив за огромные деньги – почти на всё наследство – чудесный пустующий замок на небольшом островке.       Всё это время любви Марины будет хватать, в основном, только сыну – мужчинам много не достанется. Она не будет менять первую фамилию даже, когда выйдет замуж за аристократа – оставит её напоминанием о начале. С Питером она с 80го и до 97го не встретится – его посчитают мёртвым, а вот Северус будет со своей вечной кривой ухмылочкой поздравлять её на каждой свадьбе, кроме третьей и четвёртой, когда такие вещи, как свадьбы, будут казаться ему… слишком. Они будут часто переписываться – у них подобные профессиональные интересы – не встреться они случайно, поладили бы месяцем позже на январской конференции за счёт только сходных идей насчёт превращающих зелий. Они даже изредка будут звать друг друга в гости, в основном летом, ведь у них хорошие отношения – да и Марина будет помнить добро, в свою очередь, помогая по мере возможности. Блез привыкнет к Северусу, как к иногда появляющемуся дяде. Кому-то со стороны, возможно, покажется, что между зельеварами что-то есть – но в 80х Северус о таком вообще не задумается, тем более, после того, как ему встретится Ив, а в 95м Северус предпочтёт свести общение с Мариной к очень ограниченному минимуму.              – Мне, наверное, пора, – сказал Северус сентября 80го. Вечер был неплохой, несмотря на то, куда он свернул, но уже было действительно поздно. Даже немного странно, что у него есть пусть не закадычные друзья, но приятели, к кому он может просто так зайти, без особых предупреждений и не по делу, как в случае с «рыцарями». Когда-то Северус не думал, что может найтись больше одного человека, желающего с ним общаться.       – Заходи ещё, – пожал плечами Питер.       – На свадьбу, как сговоримся за дату, возьми выходной, не отвертишься, – задорно улыбнулась ему ведьма. – Кстати, – неожиданно обратилась она к Петтигрю, – ты забыл несколько элементов на диване. Я сложила на быльце, убери сейчас, не разбрасывай.       – О. Спасибо, – улыбнулся его бывший сосед и подошел к дивану, собирая какие-то мелкие кусочки. Он положил их в шкатулку, которая всё время, пока они пили чай и разговаривали, стояла на столе. Северус туда тоже из интереса заглянул.       – Питер, это что, скелет руки? – Спросил он непроизвольно, а во рту у него пересохло. Когда Северусу открыли дверь, ему не показалось.       – Я пока не уверен, – абсолютно спокойно ушел от ответа Петтигрю. В его глазах, как всегда, не мелькало ни малейшего намёка на то, что Северус там искал. В тот вечер Снейп ушел – хотя ему хотелось встряхнуть его и выспросить правду. В любом случае, тогда он уже знал, что «заходить ещё», немотря на всё плохое, что с ним случается, он постарается почаще.              Питер на памяти Северуса не делал артефакты, не производил расчёты, не пёк пироги с прошлой осени. Нет, была пара случаев, когда Северусу показалось… с теми же стихами... Но это было очень мимолётно, а летом ничего подобного не случалось ни разу. Северус почти убедил себя, что этого вообще не случалось, и что зелье Забвения попросту стёрло что-то безвозвратно. По правде, он уже задавался вопросом, не привиделась ли ему вся эта "ненормальность" – если бы она была, за столько времени Питер просто не мог ни разу её не продемонстрировать, раньше она, казалось, проявлялась не меньше нескольких раз в месяц...       Питер давно уже выглядел исключительно вменяемым и у него полностью отсутствовали любые признаки депрессии или суицидальные склонности. К сожалению Северуса, этот хороший момент чётко коррелировал с отсутствием интересного собеседника. Нет, Питер был ничего, они всё равно приятельствовали, но им было практически не о чем говорить, кроме каких-то домашних вопросов. Сегодня Северус рад был зайти в гости, но с тех пор, как он начал работать в школе, они послали друг другу, кажется, по одному письму – и этого, вроде как, было достаточно.       Но, оказывается, стоило наведаться неожиданно, как он увидел это снова – пусть и на пару мгновений, пока ему сказали невзрачное приветствие. В шкатулке, будто подтверждая, лежал недоделанный артефакт. Питер на самом деле вновь бывал в том состоянии, которое Северус никак не мог выбросить из головы.       В том самом, в котором у него в глазах отражалось что-то такое яркое, смелое, весёлое, и при этом тёплое… Что-то, что неуловимо напоминало Северусу о детстве – он нечто подобное видел в глазах у Лили, той, ради которой до сих пор готов на страшные вещи. Подобное, но Северусу казалось, будто бы там есть ещё что-то… исключительно для него – даже сегодня, когда во взгляде почему-то боли было больше, чем тепла.       Это что-то мелькало в глазах его приятеля Питера – очень давно, но и теперь, Северус был уверен, что ему точно не показалось. Он уходил в Хогвартс, радуясь этому неожиданному открытию, как ребёнок – будто бы есть чему радоваться в том, что у Питера всё же психическое расстройство. Будто бы это нормально – относиться к его вариациям по-разному. За этой необъяснимо сильной для себя самого радостью Северус даже забыл подумать о том, что именно сегодняшнее открытие меняет.