***
В два часа дня обед готов, а на кухне невозможно чисто, и нет, Питер не появлялся. Стоит ли переживать о человеке, который призывает кошмары и способен спастись, падая с водопада? Может, и стоит – если человек добровольно стёр себе невесть-сколько памяти, будь его упрямство неладно. В два тридцать Северус сдаётся – определённо, его мучает совесть, и он посылает Питеру записку с вопросом, не нужна ли помощь. Почтовой совой, арендованной на аллее, и это бесит – почему у Питера с какой-то ведьмой в Министерстве есть связные блокноты, а с соседом – нет? Чары над засохшей кровью на запястье показывают, что Питер жив, значит, просто решает вопрос с путешествием? Или он, пока не разберётся, не спешит домой? Мог он предположить, что Северус стёр ему память? Это было бы, наверное, слишком параноидально начинать ритуалы его поиска на крови сейчас? Или нет, не параноидально? Питер не единственный, за кого Северуса мучает совесть. Но Питер жив, а вот Эжени – нет. В два сорок пять Северус, не очень понимая, зачем, аппарирует на Раффорд-роуд в Ливерпуле, в крохотную квартирку, в которую некому возвращаться. Ах, ну да, конечно, здесь же кот, его бы забрать... тот сбегает от Северуса на улице. Наверное, правильно сбегает, им не по пути. Скромную заначку хозяйки Снейп относит в ближайший питомник для животных, как взнос от этой самой Эжени Браун. Глупые действия, никому не нужные – но он делает, потому что у тех, кто умеет упорядочивать сознание, с памятью всё отлично. Возможно, ему было бы проще приказать себе забыть, но он предпочитает помнить – его жизнь не остановилась. Свои ошибки помнить необходимо, даже, если их образ выжигается где-то в подкорке последним умоляющим взглядом ничем не примечательной женщины – и он же, случайной поверхностной легилименцией. Эжени Браун было сорок восемь, она преподавала химию – и была злобной ядовитой стервой, что способна испортить отношения как с учениками, так и с коллегами. Два года назад она получила травму – и вышла на пенсию, живя на пособие по инвалидности, а когда угодила в больницу, о ней вспомнил только работодатель. У Эжени не было родных – старшие давно умерли, а в любви у неё не сложилось, так же, как не складывалось с друзьями и знакомыми, не успевающими, в общем, даже появляться в её жизни – настолько у неё был приятный характер. Всё, что было у Эжени – это её кот, а панические мысли её, когда она в страхе молила о пощаде, были, в сущности, о том, что жизнь прошла впустую. Что её питомца никто из квартиры не выпустит, да и о её пропаже никто не пожалеет, искать будет разве домовладелец, когда станет вопрос оплаты квартального взноса. И что во всём мире не найдётся никого, кто будет о ней что-то хорошее вспоминать, вообще вспоминать – да, ей хотелось жить, чтобы, может, что-то исправить. Не то, чтобы Эжени всерьёз верила, что надменные и злые люди, что умеют обездвиживать какой-то необьяснимой силой, её и впрямь отпустят – она видела, что было с другими, она боялась конца, она всё равно просила о пощаде – глазами. Что ж, Эжени Браун будет поминать как минимум один человек. Тот, кто её убил. Северус. Зеркало показывает Снейпу неприглядную картину, и он всматривается в отражение, чтобы понять, что изменилось. Там отражается маг, которому теперь куда в большей мере есть, в чём каяться – не работают никакие отговорки и оправдания, вроде борьбы за правое дело или того, что сваренный и подлитый яд – разные вещи. Маг, который попал по самое … с этой зависимостью, и который абсолютно точно знает, что жалость к себе не помогает что-либо решить. Он отворачивается от своего отражения. Братство – это не ерунда, у него с остальными связь, магический обет, за предательство тех, кто в круге, жизнь накажет. Магические узы ордена, хоть и не настолько сильны, чтобы привязывать намертво, но достаточны, чтобы создать явную коалицию. В мире древних семей, где постоянны только их интересы, а не союзники, это и впрямь объединяло, потому-то так серьёзно было с приёмом новых людей, а Ковены с подобной же структурой и вовсе новеньких принимают раз в полвека. Но в случае «рыцарей» это больше не похоже на братство. Кто в этом круге, Северусу необходимо разобраться заново. Кто под маской друга-интеллектуала Гебриеля, весельчака Тони, школьных знакомцев и всех остальных? Нормально ли то, что произошло, для «рыцарей», все ли из старших магов поддерживают лидера в подобных странных действиях? Кто из младших мог бы быть ему союзником в выяснении, откуда взялся этот рабский поводок, который его столь ограничил, и который толкает к выполнению приказов, а кто – уже достаточно испугался, чтобы доложить лидеру о ростках недовольства? Лестрейндж, имеющий с лидером разногласия, может ли реально что-то противопоставить, или это была иллюзия? Как узнать о Метке больше и не подставиться? Новое собрание не привносит понимания: нервничает только молодежь, с разной степенью успешности натянув на себя маски невозмутимости, будто неудобные костюмы. У Северуса тоже такая есть, отличная, окклюментная. Ему нужно понять, что кто знает и в чём притворяется… Потому что остальные, из старшей когорты, ведут себя как обычно, собрано, по-деловому, а встревоженными кажутся лишь в том ракурсе, что им тяжело договариваться между собой по некоторым вопросам. На фоне происходящего – а точнее, затишья и отсутствия новых приказов, попыток разобраться в деталях чар связущего знака, варки зелий, чтобы заработать, Северус больше думает о себе и своей жизни, чем о прошедшей в Исландии ночи. Однако о ней он тоже не может не думать. Питер будто милосердно даёт ему передышку, и нет никаких причин считать, что зелье пощадило его память. Зла на Северуса он не держит, присылая ему птицу в первый же день довольно быстро – сообщает, что ему нужно вновь уехать по работе, и удивляется, что Северус спрашивал. Снейп, читая такое, не знает, какие подозрения у Питера вообще возникли, понимает разве, что разговор с ним отложили на некоторое время. А ещё, решает настоящую дилемму, как для тёмного мага – сохранить ли кровь Питера на будущее, как сделал бы любой трезвомыслящий, или срочно отмыть руки и отчистить одежду, чтобы неповадно было даже думать о каком-либо ритуале, пусть и поиска? Ночь в палатке указывает Северусу на то, что он многого о себе не знал. Пару лет назад, будучи весьма пьяным, он, не задумываясь, разукрасил Питеру рожу при малейших поползновениях, а теперь, очевидно, что-то изменилось. Но что? Наоборот, казалось бы, он распробовал нормальные отношения с девушкой, даже более свободные, чем предполагается до свадьбы, с чего бы бросаться на парней? Твердя, как мантру, что он – не узколобый маггл-работяга, и не трепетная пятнадцатилетняя хаффлпаффка, передёргиваясь от самой мысли, что он «из этих», Северус, тем не менее, попытался не убегать от проблемы и разобраться. Впрочем, вывод, который он после этого сделал, мало отличался от его первого мнения. Череда образов знакомых и полузнакомых магов, вызванных перед мысленных взором, не будила у него ни малейшего отклика с сексуальным подтекстом – в то время, как с ведьмами таких вопросов не возникало. Широкоплечие они там, эти мужчины, высокие или стройные, смазливые вроде Малфоя или брутальные вроде Флинта – Северусу было абсолютно одноф.гственно, он продолжал не разбираться в мужской красоте и не воспринимать свой пол в горизонтальной плоскости. Пожалуй, сами воспоминания о перевернувшей всё с ног на голову ночи его заводили – но исключительно в том контексте, что тело ещё помнило ощущения, никак не потому, что ему нравился Питер или другой абстрактный парень. Образы Питера, что-то чёркающего в документах или слушающего музыку, сидящего на диване в гостиной, были абсолютно обыденными, зато что до того образа, когда ему снесло крышу от страсти… Северус был в замешательстве. Снейп в упор не понимал, почему изначально практически спровоцировал Питера на секс, но и отрицать, что ему было хорошо, не мог. Его шаблоны трещали по швам – он всё равно не представлял, как можно решиться на пид.рский перепихон. Это же и впрямь, будто кактусы жрать, для того, кому нравятся девушки. В конце концов, единственное адекватное объяснение своему поведению, которое он нашел, – Питер ни при чём, виной всему банальный недотр.х, как говорил ловелас Бэзил, проживавший когда-то с ним в комнате в слизеринских подземельях. Северусу было не по себе от того, что он пошел на поводу у концепта «приласкали-встал», безотносительно к тому, с кем он был, но факт существовал. Предположительно, его тело расценило факт «активной» позиции, как достаточный, и… Нет, об этом и впрямь не получалось думать как-то… спокойно и отстранённо. По-хорошему, наверное, Северусу нужен бордель, а ещё лучше – интрижка. Раньше Снейп считал себя несколько консервативным в том плане, что без симпатии это смысла не имеет, ему казалось, с утренними вопросами он справлялся, но, очевидно, недостаточно – иначе с чего бы такая реакция на неподходящего человека? Но Северусу сейчас не до интрижек – он пытается заново собрать своё понимание действительности, разобраться с тем, насколько сильно он зависим и есть ли у него варианты. Так что мысли о Питере свелись к сумбурному смущению, неловкости и иррациональной злости на то, как обернулось. Технически, Северус мог спрятать воспоминания о случившемся с Питером подальше и нормально чувствовать себя в его компании, тем более, если Питер ничего не помнит. Однако, он подумывал всё же о том, чтобы съехать, это проще, и даже начал присматривать жильё. Он ведь уже может себе позволить и кое-что подороже, а проблемы с соседом не ко времени? Конечно, с Питером, чтобы с жилищным вопросом разобраться, следовало поговорить после его командировки – и Северус это планировал. В середине ноября сосед вернулся в Англию, в доме появилась новая еда, и кое-какие вещи в гостиной лежали не так, как Северус их оставил, но они, видно, с утра разминулись. А часа в четыре того же дня, Питер, как он умеет, вновь поломал все шаблоны и планы: Северус застал его на полу, трясущимся в страшном ознобе и в каком-то полубессознательном состоянии, и вынужден был пытаться привести его в норму. Второй случай за месяц! Когда Питер несколько пришел в себя, и узнал, кто перед ним, он попросил у Северуса зелий посильнее, из тех, что действуют на эмоциональную сферу. Северус не очень понял, что он хочет, но призвал из своих запасов – умиротворяющий бальзам, веселящую настойку, и ещё кое-что, а Питер, едва просмотрев флакончики и опознав по подписи лёгкий приворот, схватился за него. Приворот без активатора действует с учётом только одного объекта: тот, кто его выпил, начинает страдать исключительным нарциссизмом, и Питер зачем-то на это пошел, как Северус понял, осознанно. Битый час Северус пытался выяснить, какого х.я происходит, и уговаривал Питера пойти к колдомедику – но тот упёрся рогом. Северус смог вытянуть из него несколько моментов: тот знает о причинах своего приступа, он прямым текстом говорит, что сам – забывчивый долбо.б (самокритично, под приворотом-то), что не в ладах с тупой арифметикой… и, главное, это состояние – не результат какого-то проклятия или воздействия, оно относится именно к здоровью Питера, а значит, беспокойно думает Северус, может повториться. Северус ловит себя на мысли о том, что желание съехать вдруг улетучилось – кто этому придурку поможет, если..? Через несколько дней (воистину идиот) просит сварить ему зелье Малодушия – кошмарную вещь, которая напрочь отбивает эмоции, превращая человека в почти куклу – хоть и способную исключительно рационально мыслить. Оно выдаёт настолько сильный удар по гормональному балансу, что без последствий не обходится, обратная реакция после приёма нешуточная. Оно. Очень. Опасно. «Нет» срывается с языка быстрее, чем Питер успевает договорить, и тот, будто уловив испуг Северуса, заверяет его, что он «для себя», а не кому подлить. И это он полагал, что Северуса успокаивает? Да бл., согласиться сварить яд для врага Питера морально проще. Снейп вспоминает, что в школе Петтигрю резал себе вены – у этого человека в голове непонятно что, и действия под стать. Нет, оставлять его без присмотра – безрассудно. Особенно страшно, когда в Гильдии после отказа Северуса сварить эту дрянь, появляется аналогичный заказ «кому-нибудь, кто возьмётся». И не спрашивайте, почему Северусу есть до этого дело – ответа он не знает. По дружбе и в духе добрососедства, он так думает.***
День, мягко говоря, не задался с самого начала – он вернулся в тело резко, не тогда, когда Гарри глянул в зеркало, раньше, чем они договаривались. Состояние по возврату было плохим, перед глазами всё плыло, бедро дико болело, а из головы выметались мысли. Питер абсолютно не понимал, что происходит, но над ним кто-то склонился, и, следуя инстинктам в непонятной ситуации забиться куда-то в нору для разбирательства, он аппарировал домой. Пошло не по плану, его выбросило на побережье, а рана на ноге углубилась – он едва успел остановить кровотечение, потому что расщеп пришелся на бедренную артерию. Через несколько мгновений он выяснил, где находится Гарри – почему-то не в зеркале, а рядом, потом ему написала Грета из Министерства, уточняя, цел ли он и где шляется – после того, как полчаса назад выпрашивал у неё связаться с Рейкьявиком ради портключа. Что Гарри делал вместо него полчаса назад не вспоминалось, тем более, в другой стране, он же должен был быть в Англии... Дальше – больше, за выяснением отношений они смогли дешифровать следущее: зеркало, что было в кармане штанов, разбито, похоже, он на него неудачно упал. Руны стёрты залившей его кровью – вот и причина, по которой Питера выдернуло назад, и хорошо, что Гарри встроил такую «защиту от дурака». Они что-то приняли, Гарри утверждает, что самостоятельно, но действие зелья слишком сильное – дикая интоксикация, и это после того, как, по словам Гарри, Северус запихнул в Питера безоар и реанимировал какими-то чарами. Питер, находясь в плывущем перед глазами сознании, забывает почти полторы недели – а Гарри-то тоже из них не всё помнит, он же их не жил. Зато из-за чего весь сыр-бор, ясно: у Гарри никуда не пропала память о последнем времени, из-за отравления его вышибло из тела раньше, чем зелье начало действовать, как задумывалось. Он вынужден признаться Питеру, что они с Северусом повздорили после совместно проведённой ночи – а то Питер сам не догадался, с тем, как поясница стреляет. Ну не с.ки ли оба, ему же теперь последствия разгребать?! Питер выгораживает Северуса перед Гретой по просьбе Гарри – хотя ему хочется придушить, пожалуй, всех, но, наверное, дома проще разобраться. Потому что сегодня ему ещё к этой Грете идти и порталы забирать. Полторы недели в утиль – а завтра в Амстердаме заседание суда, и он ничего не помнит по делу, которое вёл, нужно зайти в контору и смотреть бумаги. Да ещё Мириам, судя по записям, оставляла новый заказ пару дней назад – он, похоже, расчитывал сразу заняться, как будет на континенте. Аарргх, Гарри пытается сгладить вину, как может, и Питер выясняет, что на его «лапочке», оказывается, можно в один момент хоть за палаткой, хоть в Британию – спрашивается, почему он рискует, когда ввозит в страну незаконное, и вообще морочится с портключами? Впрочем, когда он понимает, что Гарри за перемещение платит помногу и не в денежном эквиваленте, мысленно соглашается: портключи как-то приятнее. Питер мотается в Британии по делам, а, когда в контору к нему заходит Ремус, с радостью соглашается сходить с ним пообедать – поесть-то и забудешь с такой жизнью, хотя уже три с копейками. Они ещё только успевают сделать заказ в небольшом кабаке, как к Питеру прилетает сова – обалдеть, Северус за него переживает. Неожиданно. И впрямь, вопрос взаимоотношений разгребать и разгребать, хотя… он же не помнит и не догадывается ни о чём, да? Это, вообще-то, удобно, Питер и правда, что там у них с Гарри было, не помнит – нет в его мозгах и следа, а сознание Гарри, видно, воспринимает это теперь так же, как и память о нём до появления в 76м. Так что Петтигрю предпочитает от решения проблемы с Северусом, чем бы она ни была, откосить, ему стесняться нечего, не барышня кисейная. Может, всё не так чтобы плохо, тем более, он свалит надолго, опять нужны китайские монахи, с ними быстро никак не бывает, а там, наверное, и Северус, и Питер подуспокоятся. Но Хвост всё равно сегодня ещё зол – и впервые в жизни срывается на ком-то, незаметные и тихие ведь не срываются. Ремусу достаётся за всех, пусть за себя и больше всего. Потому что тот вываливает на Питера ворох проблем – как всегда, расчитывая, что Питеру можно присесть на уши. У Ремуса, значит, всё кошмарно, постоянной работы нет, с отцом он ругается в том числе из-за этого, и – о ужас и свежая новость – он оборотень! А ещё, представляешь, Питер, ему великий человек Альбус доверил кое-что важное для общества сделать, но пока не удаётся… Иногда Питеру хочется заорать в голос, чтобы кто-то проснулся: Сириус, ходящий с загадочным видом, Джеймс, который тоже вострит лыжи в направлении идиотизма – семья есть, а туда же! Ремус вот ещё сам себе противоречит, что, проблем мало, зачем он ввязывается в компанию Альбуса? Ну как никто не видит, что там не шутят, вокруг Дамблдора одни интриганы, информаторы и те, кто провоцирует, аккуратно распуская сплетни, – а такую доверчивую молодежь, как его друзья, могут привечать разве для других дел – махинаторы-то в драки лично лезть не собираются..? Зубы сводит, когда слова Питера игнорируют – понятно, он очень уж много не может сказать под поводком и множеством Неразглашений, но почему бы его друзьям не прислушаться к нормальным, обывательским мыслям о том, чтобы жить спокойно, никуда не влазя лишний раз?! Ах да, Ремус. Обычно Питер поддакивает, когда с ним разговаривает – так у Ремуса повышается настроение. Обычно Питер проникается его нелёгкой долей. Но сегодня довели даже из-за особенностей восприятия легко сочувствующего чужим проблемам человека. Он впрямь должен Ремуса жалеть? Честно, он? Из-за тёрок отца не оборотень, но раб, растущий в не самом дружелюбном месте, в нищете поболе, чем Луни, да ещё и битый не раз, если не успевал смыться – по множеству причин, бывало даже, из-за… кхм, нетолерантности, если не о школе говорить, где его прикрывали. Сказал бы на это Питер, который научился свои проблемы решать (где не научился, принимать последствия), что кое-кто д.рьма мало хлебал, и, даже с предыдущим не в силах справиться, в новое лезет. Хр.новый день, в общем, с Ремусом он тоже повздорил. Хорошо, за почти три недели за границей остыл. Если бы ещё новости для Альбуса были поспокойней – так нет, ф.гня мутится и, кажется, Питеру впрямь пора переживать, что тот припряжет друзей для чего неудобного – а те и не заметят. За плохим днём следуют новые – получше, приятнее, обычные, а то и хорошие. Хотя очередной случай, когда Гарри в теле без Питера, встреча с Лили сразу после возврата в страну, даёт прикурить. Больше они не рискуют – Гарри либо в новеньком зеркале, либо они вдвоём, без вариантов. Особенно проникается Питер другим днём, которого Гарри так долго ждал. Они плывут в ледяной воде. Они пробиваются через тёмные чары на входе в пугающую пещеру. Они. Прыгают. По. Каким-то. Теням. Через. Озеро. Они весь день кукуют в этом сумрачном подпространстве, стараясь игнорировать ментальных паразитов и ещё какую-то нечисть. И всё, чтобы потом подраться с инфери! И отбить у них… труп брата Сириуса. С зельем Забвения у Питера связаны не лучшие ассоциации, но он рад, что они его пьют, поф.гу на защиту от легилимента, которому нечего будет читать, Питер просто хочет убрать из головы этот кошмар.***
Никогда раньше выбор подарка на Рождество не приводил в такое замешательство. Не то, чтобы Северусу часто было из чего выбирать – он первый год как не дико ограничен в средствах, но и людей, которых хочется поздравить, мало. Ни мамы, ни Лили, а отцу, как и подавляющей части знакомых, достаточно будет письменных пожеланий, разве некоторым приятелям сова понесёт небольшие довески. Но в начале зимы, когда мистер Фарсингтон, находясь «на мели», предлагает Северусу в оплату сложного зелья взять сопоставимый по ценности фолиант из его коллекции, взгляд непроизвольно останавливается не на потенциально интересных трактатах о зельях и чарах, а на работе по проклятым артефактам. Он всё-таки берёт книгу, хотя уже тогда кажется, что это блажь, уступать в своём интересе ради подарка соседу более личного, чем упаковка шоколадных конфет. Мысль воспринимается всё глупее уже спустя пару дней – зачем? И правильно ли дарить человеку с раздвоением личности что-то, что понравится только одному состоянию? Или это не так работает у психов? Северус не знает. Питер продолжает доставлять на удивление мало хлопот – просто ведёт себя, как раньше, и подарить ему что нормальное на праздник и впрямь хочется. Питер после приезда не распрашивает Северуса об Исландии и как они там оказались вообще, не припоминает вопрос оставленной невесть где палатки и разборок с портключем, в итоге, футболка, которую стоило бы отдать, так и лежит на полке у Снейпа – он тоже малодушно не поднимает тему. Любая неловкость в общении, кажется, родом именно из его головы – Питер спокойно с ним здоровается, делится страницами утренней газеты, изредка комментирует отвлечёные темы… разве, чуть более пресно и скучно. Северуса такой – со всех сторон удачный – поворот событий, когда Петтигрю ничерта не помнит, почему-то раздражает. Через некоторое время Северусу ещё и почти не хватает, как он расценил в начале ноября, опасных разговоров – но их негде взять, когда другое, более безбашенное состояние Питера давно не попадалось на глаза. Питер без яркого проявления своих загонов будто линялая и неполная копия себя самого – шутит, но ему далеко до двусмысленных фраз, генерируемых даже в упоминании об анизотропии магического поля в зелье при направленном помешивании, улыбается, но не легко уголком губ и всё же заразительно, а чуть криво и несмело, смотрит доброжелательно, но как-то не так. Пусть раньше было по-другому не за каждым разговором, но теперь нет вообще, и оттого постепенно становится тоскливо. Как и от отсутствия хаоса на кухне (столь раздражающего) – в конце концов, после творческого порыва в приготовлении чего необычного, Питер всегда тут же возвращал всё вокруг в чистое состояние. На сам праздник, Северус, не наблюдавший, чтобы Петтигрю хоть раз сел за какую поделку с середины осени, всё же дарит ему и фолиант, и шоколад. Что характерно, получает он тоже два подарка – поди пойми этого человека. Отложив в сторону сладкое (домашнего печенья и так в доме полно, хотя Питер и забрал часть, как уехал праздновать с семьёй), Северус напряженно рассматривает тёплую золотую нить длиной почти в двадцать дюймов. Ему магией поклялись, что артефакт не несёт для него лично никакого вреда, несмотря на то, что имеет лёгкий ментальный фон – ещё бы, заявлено, что, если нить надеть, как цепочку, она уйдёт под кожу и будет хранить от кошмаров. И не подпускать дементоров на пару ярдов, заодно. Нить подозрительно напоминала огненную гриву незабвенной Шерри – а ведь, по логике вещей, потусторонние иерархией ниже как раз и должны кобылы опасаться. Такие обыденные вещи, как подарки – не самое оно, что занимает все мысли Северуса в декабре. К этому моменту он понимает, что как бы похожи ни были новые собрания «рыцарей» на те первые, на которых он присутствовал, что-то произошло – безвозвратное. Раньше лидер вёл себя иначе, теперь он склоняется к мнению Лордов, а не к более осторожному. Люциус как-то вернул себе некое расположение, а ещё собирается на время уехать во Францию – но там явно и семейные вопросы, у Северуса вновь заказы на поддерживающие зелья для Леди Малфой. Неожиданно пропадает Регулус, и Северус, который как раз был близок к выводу, что Блэк из тех, кто не смирится, и можно было бы с ним говорить о поводке, теперь боится, что тот прямо пошел против руководства. Перед Йолем Северуса задействуют в масштабной кровавой акции (да, курс у них резко поменялся относительно летнего) – здесь ему приказывали не убивать, а прикрывать тех, кто это делал, и обеспечить безопасный уход от авроров. Наверное, потому ему совсем не прилетит от Договора, как другим – на второй запланированный рейд, не желая столь сильных откатов, даже подрядят наёмников. Но происходящее Снейпу отвратительно: бессмысленная бойня случайных магглов, что ничего не могут противопоставить. Северус по жизни уже редко помогает без выгоды для себя или незнакомцам, и никогда – тем, кто может помочь себе сам, но, несмотря на то, что разбегающиеся люди как никогда похожи на животных, ему их жаль. Может, он кого и прикрывает из стыда за то, что делает, незаметно, расчётливо – капля в море. В кого вырос тот подросток, что вытаскивал кого-то из горящей машины быстрее, чем думал? Его братья по ордену разбрасывают вокруг заклятья – режущие, взрывные, и даже левитацию – таков приказ Лорда Лестрейнджа, который это безобразие координирует. Авроры не так уж и спешат на такие мелочи, но всё же реагируют в пределах нескольких минут – много нарушений Договора в одном месте, колдовство на глазах у магглов. Когда завязывается драка, они бегут, оставляя за собой кровавый след – и простых заклятий для чьего-то убийства вполне достаточно. Как ни странно, террористический подход не так уж и плохо работает – их действий испугались… И им пошли на уступки – та же самая угроза законопроектов, рассмотрение которых до Йоля удавалось лишь затягивать, больше не висит. Пока за ними сила. О наездах на магглов за ненадобностью забывают. Начало января 80го спокойное, несмотря на смерть Лорда Лестрейнджа, – Северусу не верится, что спокойствие продолжится, и в этом он прав. Восьмого числа он получает призыв о помощи – по Метке, и переносится к дому Гебриеля. Тот, как и Северус, полукровка, и мэнора у него нет. Был полукровкой – свой День рожденья Северус проведёт на похоронах – всей семьи. Когда он аппарирует, однако, ещё идёт бой – на дом напали, неясно кто. Северус, как и остальные, снова в маске (с начала рейдов так уж повелось являться даже на собрания), а вот нападающих можно узнать… Потом, если в думосбросах рассматривать лица, уточнять алиби, действительно ли это те люди, или, может, кто-то под чарами. Стычка весьма масштабна – нападавших много, но те, кто аппарирует на помощь, их теснят. Подкрепление с обеих сторон Северуса несказанно пугает: он видит среди новых противников Лили – он её со школы не видел… И этот .баный олень здесь, куда он её втянул?! Зато им на помощь приходит сам Волдеморт – Тёмный Лорд, как теперь называют лидера «нежелательных лиц в плащах и масках», и это прозвище исключительно ему идёт. Да и на «рыцарей» его подчинённые больше не тянут. Но долго они не задерживаются – с момента, как спасать больше некого, они вынуждены уводить уже своих раненых. Скоро прибудут авроры… Возвращаясь домой, Северус долго стоит под душем – но это никак не помогает прогнать из головы белый шум. Он устраивается в кресле в гостиной, находясь в полнейшей апатии: что творится вокруг… Геб был его другом, и жену его жаль. А на завтра будут и ещё некрологи – кого-то из нападавших точно достали. Северус сидит, невидяще смотря в одну точку и возвращается в какое-то осмысленное состояния много позже, из оцепенения его выводит высокий голос соседа, картаво выговаривающего что-то мелодичное. – Питер? – Удивлённо переводит он взгляд, ориентируясь на звук, а сосед лишь хмыкает в ответ. Он встаёт и направляется на кухню, начиная что-то доставать из шкафчиков, и бросает на ходу странное, что Северусу не сразу удаётся осознать: – О, ты очнулся. Знал, что тебе понравится Ноэль. Хотя, у меня вообще есть только её томик и Аполлинера, но его стихи час назад явно не пошли. Ты знал, что его, как и Пикассо, когда-то обвиняли в краже Джоконды? Снейпу на такое удаётся только нерешительно покачать головой и спустя пару минут машинально взять из рук соседа тёплую чашку с какао. – А что тебя сподвигло… Читать стихи вслух? По-французски? – Всё же спрашивает он. – Произношение тренирую, – непринуждённо пожимает плечами Гарри, игнорируя ехидный комментарий «ага, ради чистого удовольствия, два часа» от Питера в их общей голове. Не говорить же, что «Северус в печали» действует на нервы чётко определённым образом, с желанием его из печали вытащить – даже несмотря на старую обиду. Тем более, Гарри его давненько не видел и, раз уж так попало… – Вообще, я французов не очень жалую, мне мало где импонирует ритмика. У Рильке вот намного лучше, или у По… Впрочем, я в принципе не по поэзии. Уже хорошенько за полночь, знаешь? Так что тебе, конечно, всего самого, но ты, может, не сиди долго? Я уже спать… – Говорит Гарри, тихонько пристраивая Северусов подарок на угол стола и махая на прощание. Уж со второго раза он догадается, когда вовремя уйти. Северус провожает его удаляющуюся фигуру рассеянным взглядом и греет руки о чашку. Сейчас нет сил размышлять о соседе, утром, всё утром. Правда, Питер утром пропадёт – как окажется позже, почти до двадцатых чисел февраля. В январе по стране прокатывается убийственный ураган – тёмные маги мстят, жестко, быстро и без особой подготовки, хотя «Тони» пытается снизить для них риски некоторым планированием. Мстят тем, кого удалось опознать, и почти всем из старых списков "под подозрением", как только видят, что много имён совпадает. Северус боится за Лили, но пока то, что это были именно Поттеры, а не кто под личиной, не доказано, их – и другую молодёжь – до второго случая не трогают. Лидер проявляет нетерпение и злость – приказы чёткие и немного сумасшедшие, но никто больше не спорит. Все видели, что было в прошлый раз – Северус уже не сомневается и в том, что они все на поводках, ведь даже Антонину изрядно досталось, когда он выразил недовольство перед рейдом. Но теорий, что в связущих чарах изменилось, тоже нет – хотя он ищет, да, наверное, все ищут. О январских нападениях трубят газеты, с которыми даже некому работать – Гебриеля больше нет, а Северус занят латанием пострадавших. Кроваво, страшно, непредсказуемо, очень одномоментно – авроры сбиваются с ног в расследованиях, а следов нет. Помимо Метки над домами, Северус бы и такого не оставлял, но приказ есть приказ. Непонятность нападений – удел обывателей, это для них какой-нибудь милый старичок – один из них, а для организации Волдеморта – замечен в сотрудничестве с Альбусом, вероятный противник, пусть даже он с палочкой у дома Геба отсутствовал. Одномоментность происходит потому, что они поделили имена – да, двоим-троим ломать чью-то защиту очень опасно, но выбора у них после приказа Волдеморта особо нет, так что вынуждены действовать группками по разным целям параллельно, применяя фантазию – зато шансов, что на помощь жертвам успеют прийти, куда меньше. Что до кровавости – у кого как, большей частью, наоборот, тихие убийства, хотя есть те, кто ввязывается в серьёзный бой, да и вот в исполнении того же Снейпа тишины не случается. Ему одновременно везёт и не везёт – в отличие от большинства других случаев, его жребий – из тех, кого уже давно планировали убить, так что данные о защите и дома, и противника долго собирали. Как взломать, придумали бы, Эван с этим и сам бы справился, но защита дома – ещё не всё. Розье вообще к хозяину не подходил – два домовых эльфа, шутка ли их сдерживать. Оно в принципе на магов нападать на их территории чревато. С хозяином дрался Северус – тот отнюдь не спал, силой не обделён, а что до его защиты… Да как у всех магов, что долго пожили. После множества ритуалов, при сформировавшемся, стабильном даре, с надёжными артефактами, большинство "стариков" обычные атакующие чары руками отбивать могут, не то, что щитами с палочки. От Авады вот, защиты нет, только Северус оправданно сомневается, что её выдаст – она из того капризного раздела тёмных чар, что требуют в плату нечто весьма определённое, под неё любые сильные эмоции не подходят. Или чистая ненависть, или возведение убийства в собственных глазах в ранг искусства, и, разумеется, нужно искренне желать смерти. Если как по-другому, бить, выполняя приказ или из расчётливой необходимости, может, и сработает, но самому легко годами жизни расплатиться. Так что Авадой отлично владеют отморозки, а у Северуса настрой не тот, и он применяет авторское, Сектумсемпру, ей и гнева с головой, а уж, чтобы была неклассичной и могла пробивать защиты, Снейп не один год над формулой работал. Так-то они с Розье и оставляют, уходя, труп в огромной луже крови. На Снейпа, взявшего на себя тяжелого врага, больше ничего не вешают, только зелий лечебных просят. Они же не половину Британии убивать собрались, вылазок едва ли больше дюжины, за три дня орден всех, кого приказали, убрал, пусть и не без последствий для себя – некоторых прокляли очень сильно. На этом бы, может, всё немного успокоилось, противостояние с радикально настроеными против "рыцарей" магами теперь перетечёт в вялотекущую вендетту – обоим сторонам недостаёт информации. Но в начале февраля несколько человек пытаются убить Тёмного Лорда… безуспешно, и то, как он их убивает, пугает даже таких крепких ребят, что стали его вассалами. Среди предателей Мальсибер и Эйвери – детей их Волдеморт не тронул, но всем ясно, что и им аукнется. И впрямь, когда вычисляют ещё одного старого интригана, им поручают это убийство – с уровнем подготовки двух вчерашних школьников, суицид. Им очень хочется жить, а потому и их фантазия пугает, уже британцев, читающих «Пророк». Каждый делает то, за что тёмных магов боятся другие маги – малефик на эмоциях выдаёт такой сглаз, что выкачивает из него все силы – зато пробивает и цель, насмерть, а менталист… менталист, чтобы они вообще добрались до нужного человека, накладывает удачный «Империус» на почти десяток других магов – и кое кто попадает под раздачу вместо них двоих. Потому что, если они не выполнят приказ, распробуют пыток – никто больше не может предугадать, что ждать от их не совсем уравновешенного лидера, который любого через связной знак легко способен достать и послать такую волну боли, что, может, и убьёт. Каждый из Пожирателей абсолютно верен, даже, если и вынужденно. Когда Питер возвращается из своей длительной поездки, они с Северусом оба уже изменились – Северус за зиму привык на всякий случай всегда выглядеть сдержанно-невозмутимо, так безопаснее, а у Питера… абсурдно, но на губах часто появляется какая-то новая лёгкая улыбка. В начале марта Снейп сталкивается с Джеймсом Поттером в маленьком магазине – слишком маленьком, чтобы они разминулись без перепалки. И домой Северус возвращается на взводе. Втягивая его уже во вторую хронопетлю, в которой они много общаются, Гарри и не думал, что без его влияния Снейп должен был чувствовать себя после такой встречи по-другому. Можно было бы предположить, что Северус, встретившись близко с тем, кто «отнял» у него Лили, потратил бы весь вечер на разного рода сожаления. Включил бы своё самоедство, к которому очень склонен, в тысячный раз подумал бы о том, что было бы, если бы он не обидел когда-то Лили, что, если бы они продолжали дружить? Может, был какой-то шанс, что Лили бы до него снизошла – тогда, будь он на месте Поттера, женатым на такой девушке, всё было бы по-другому. Да, он хотел бы стать Мастером, но он точно никогда не вошел бы в круг «рыцарей» – принимая это решение, он знал, что впереди могут ждать опасные вещи, пусть и подумать не мог, что им самим будут, как вещью, распоряжаться. Но он был один, без близких людей, а, будь у него Лили… Нет, никакой борьбы за лучшее будущее, он старался бы просто обеспечить ей безопасную жизнь, тем более, она так не любила его желание изучать тёмные чары… Он никогда не ввязался бы в то, что сейчас, хотя, может, и остался бы при этом порядочно беднее. И уж точно он бы не потащил Лили в прямой бой! Дальше мысли Северуса пошли бы по другому кругу, все его склонности к самоедству – они в том числе от общей неуверенности в себе, ведь, одно дело, знать, что ты гений, а совсем другое – что интересен кому-то просто как человек. Что ты не один бываешь виноват во всём на свете, из-за того, что ты так плох. Как знать, может, он бы потратил немало времени на мысли о своей ничтожности, и о том, что, что бы он ни делал, всегда получается не то, что хотелось. О том, что, действуя на эмоциях, а иногда и не успевая разобраться в собственных чувствах, Северус в порывах часто загоняет себя в глубокие ямы. Но, так уж сложилось, Гарри – как он многое в жизни делает, случайно, – Северуса сломал, изменил, вырвал из контекста пугающе верной вечной любви, научил легче сходиться с людьми, пусть и не смог избавить от сожалений о других ошибках. После встречи с Джеймсом Снейп не очень долго думал о Лили, о них, и о своей никчёмной судьбе – он только злился на Джеймса. Тот так и не научился ценить и беречь сокровища, которые дарит ему жизнь. А ещё после встречи с Джеймсом Поттером, Северус подумал о Питере. Мародёры до сих пор дружат, перед столь запоминающейся (ну, по крайней мере, Снейпу) октябрьской ночью, Петтигрю как раз отмечал двадцатилетие, и он приглашал друзей – Северуса, следуя их соглашению, не было дома, хотя у них с Питером хорошие отношения. Но не остался бы он на такую гулянку, это же очевидно… Неожиданно, перед глазами у Снейпа всплывает картинка со школьных времён – Питер ходит за Джеймсом… Хвостом, да? Преданно заглядывая ему в глаза, теперь Северусу кажется, он понимает… тот был влюблён. Ещё более неожиданно, у него вдруг в голове складывается паззл: Питер отсутствовал значительно дольше обычного, а теперь часто рассеянно улыбается. Возможно, скоро уедет ещё, и кто знает, на как долго. «Конечно, – думает Северус, – определённо, не Джеймс. Но вполне мог найтись тот, которому на утро после жаркого секса скажут, что было весело, только без «но». Кто-нибудь, не сомневающийся в своей ориентации и не боящийся сказать вслух, что ему понравилось – признающий это сразу, а не через месяц-два. Кто-нибудь опытный, умеющий и Питеру сделать хорошо – Северусу впервые приходили в голову такие мысли, но ему тут же стало очевидно, что куда проще сделать больно. Кто-нибудь беспроблемный, не рефлексирующий на тему зависимости от жестокого человека и прочего. Кто-нибудь, кто пожелает отношений.» Питер – нормальный парень, и нет никаких причин желать ему одиночества, тем более, что он же не пытается притащить свою любовь в этот дом. Просто Северус вдруг живо представляет, что этому абстрактному «кому-то» может достаться общение не только с «обычным» Питером, но и вечера с его более весёлым аспектом, тёплые мелочи, которых сам Снейп не замечал, пока они не пропали, бесшабашные прогулки на пиках каких-нибудь гор и по пустыням, остроумные разговоры и даже… чтение каких-то французских стихов вслух (а ведь теперь мимолётные мысли о певучих строчках и кружка какао успокаивают нервы не хуже медитаций). И то, что Северус представляет, неожиданно бесит его до красных кругов перед глазами. Это никак не помогает ему самому урвать хоть одну новую встречу с «другим я» – Питер настолько нормален, что хочется и его за это поколотить. Весна 80го отличается для Северуса от весны 79го кардинально. В целом, если глядеть отстранённо, то партия Тёмного Лорда, из которой теперь, видимо, уходят только в мир иной, делает именно то, что собиралась. Они и дальше двигают свои политические интересы – цивилизованно, не начиная нового террора – незачем. Их имён не знают, их интересы не задеты, у них вообще перевес, хотя Северус понимает – стоит им оступиться, теперь, когда они действительно виноваты в резне магглов, нейтралы от них отвернутся. Но они неплохо справляются с нападками, по крайней мере, у авроров нет доказательств против кого-либо из них, их, может, и подозревают, но исключительно по наитию. Они продолжают противостояние с Дамблдором – и с радостью убрали бы и его, но он так же почти безвылазно сидит в Хогвартсе, и нет возможности. Большинство его влиятельных сторонников уже либо влияние потеряли, либо мертвы после январских действий – околозаконно пытаться теснить традиционалистов у него больше не выйдет. Но у него, оказывается, новые пешки, эти настроены по-простому – убивать. Северус по-прежнему много варит зелий на заказ, и это отвлекает от того, что изредка случаются стычки с другой стороной, которая также, как и «тёмные-претёмные» маги, не гнушается нападать на кого-то из них чуть ли ни на улице, пытаясь застать врасплох. Их пока спасает хорошая защита и некоторое инкогнито, которое удаётся поддерживать – не так уж просто узнать не то, что их имена (Альбус вполне догадывается, кто против него), но то, где они живут. С февраля и примерно до августа происходящее почти застывает, давая некоторую передышку, пока они снова занимаются политикой и сбором информации – но никто из «рыцарей» уже не такой, как был раньше. Весной 80го Северус неплохо зарабатывает, ведь долг давно выплатил. Теперь Северус Мастер, которого знают, теперь он неплохо развил свой дар, теперь его – много кого – тренирует Антонин, и у Северуса впечатляющий прогресс в боевых чарах, да вообще, в бою. Северус становится тем, кем он мечтал стать ещё год назад, и он среди тех людей, которых уважал, рядом с которыми хотел быть. И цели у них те же, что были раньше. Всё так, как он хотел – за исключением того, что это не так. Он не хотел становиться рабом, который не может отказаться от выполнения приказа и вынужден делать, даже если глубоко противно – чтобы жить самому. Приказы больше не похожи на бред, можно было бы мириться. Но Северус предпочитает не строить иллюзий, не существует больше ни братства, ни рациональности, только что-то утягивающее его в непредсказуемость. Многие из тех, кого он уважал, за зиму неуловимо меняются, будто некоторые наслаждаются как раз жестокостью. Нет, идеалы, которые были у Северуса до начала противостояния с Альбусом, всё ещё не теряют для него смысл. Но дорога, по которой он идёт, кажется ему теперь почему-то ведущей исключительно во тьму – и Северус не уверен, что, когда он заплатит цену за то, чего раньше хотел, эти желания ещё будут иметь какое-либо значение.