Тихое место

      «Бл., Питер, где мы?» – Спрашивает Гарри, удивлённо осматриваясь. Ощущает он всё через давящую, неприятную толщу мути: интуиция даёт знать о страшном. Что произошло, пока Питер был один? С тех пор, как он ушел на собрание?       «Хорватия, схрон Кемаля.» – Отвечает ему Питер, мрачно прикуривая – судя по пепельнице, давно не первую сигарету.       Гарри охр.невает. По его подсчётам, 25е октября. А они в чёрти где.       «Что вообще происходит?»       «Понятия не имею, тебе виднее. Это ты у нас должен быть в курсе будущего, и знаешь, что? Я не могу уже, колись давай! Мне кажется, я с ума сойду от таких предчувствий!»       «Но что было раньше?»       «Глянь сам. А потом я жду ответов. Гарри, меня это задрало, нельзя так жить. Хоть скажи, что именно должно произойти…»              И Гарри «смотрит», пока Питер в зеркале. Тот же день, когда они начали разговор с Северусом. Аластор собирает часть орденцев в доме Дингла, перед этим Питер с Гарри и поменялись. После собрания Хвост не спешит уходить – давно не видел ребят, там и Джеймс с Сириусом, хозяин налил всем пива… Патронус от Мэдоуз, нападение на дом Боунсов. Орденцы знали, что могут напасть, старший Боунс хорошо подгадил традиционалистам в Визенгамоте, один из его сыновей в Ордене – да, это ожидаемо. Да, была усилена защита, да, был план отхода, да, они были начеку три недели… Что толку, когда именно сегодня там только сами Боунсы и Доркас, потому что Лонгботтомов, как позже выяснится, срочно вызвали по работе, а Эммелина, что на подстраховке для побега, и вовсе, пропустила дежурство? Что толку, если именно сегодня враги нашли возможность через Министерство отрезать дом от каминной сети, да ещё и колдуют запреты на аппарацию на любого взрослого? Конечно, там нужна помощь – даже в виде четырех подвыпивших парней, чудом задержавшихся в ставке и аппарирующих как есть – без верхних мантий, а кто-то в тапочках, главное ведь палочки с собой…              У Эдгара двое детей. Ни-разу-не-боец-Питер тоже идёт, хотя предчувствие говорит ему, что поздно. Там много, очень много врагов, и они были готовы к тому, что пожалует подкрепление. Питер попадает под удерживающее заклятье – плохо, но, в любом случае, они не для того появились, чтобы тут же аппарировать вон… Он оборачивается крысой и спешит к дому, ищет, как пролезть. В комнатах он пытается ориентироваться на эмоции – дети где-то прячутся. Он лихорадочно думает, что будет делать, когда их найдет – трансфигурировать малышню и пытаться вынести куда-то? Мелкие ещё, это может сказаться на здоровье, но с другими идеями не очень... Второй этаж. Вот, что-то из спальни. Может, под кроватью...              Он не успевает, катастрофически не успевает. Дом складывается пополам, все рушится, он тоже падает, да и на него что-то падает.       Крыса быстрая, но не настолько, лапки скользят по ломающемуся паркету, он превращается в попытке увернуться от шкафа. Перекрытия тоже не выдерживают и увлекают его за собой на первый этаж, а он горит... Когда стены рушились, погас страх, на который он бежал, да и ему, взрослому волшебнику, не выбраться, даже, если не упадёт в огонь, тот преследует живых – но здесь оказывается фигура в темном плаще. Питер, выдернувший себя выше Левикорпусом, дальше от пламени, видит, как оно чуть опадает, и в этот момент он чувствует, что его больше не держит – ничего не держит, ни защита дома, ни то заклятье... Конечно, он аппарирует, что здесь ловить? Последнее, что он видит перед переносом – как в пламя со сжатого кулака Пожирателя капает кровь, и это усмиряет огонь и жар достаточно, чтобы его не задело…              Кошмар, какой кошмар, думает Гарри...              Это был Северус. Он и Хвоста прикрыл, и тоже должен, обязан был выбраться, он же жив в будущем...              Возрат в ставку позволил узнать о живых – ушла только "подмога", Эдгара, оказывается, убили еще, когда Хвост только нырнул в подвал. Доркас, оставшись в окружении в одиночку, даже, когда пробили щиты, не сдалась, наколдовала Адское пламя. И не смогла его удержать – да, застала врасплох своих противников, но потом оно перекинулось на дом, на тех, кого оттянули на себя орденцы, чуть не достало и их...       Питер смог исчезнуть тогда, когда тому, кто навесил на него запрет аппарировать, уже просто было не до Хвоста, да и остальные вывернулись похожим образом. Джеймс сказал, он видел Волдеморта – примерно, когда рушился дом, он и убил Доркас. Это было последнее, что видел Поттер, пытавшийся пробиться через пламя к подруге, перед тем, как сам вынужден был бежать.              Похороны и поминки – вот, где должен был быть после этого печального собрания Хвост, но он довольно поспешно ушел, чтобы спрятаться за тридевять земель, будто бы опасность и впрямь могла грозить лично ему. С чего бы именно ему? И всё же, Питер несколькими взмахами палочки собрал в свой безразмерный рюкзак те невеликие пожитки, что у него в доме, а не всегда с собой, и решил залечь на дно где-то за пределами Англии – так советовало его чутьё. Да не только оно, на нитке Гарри по прошествии ночи проявились тревожные предупреждения. «Беги». «Тебя ищут». «Не пиши пока, я с ними». Зачем ищут и почему его, с такими исходниками не спрашивают… А теперь он в Хорватии, да.              Их разговоры отравлены – как Гарри ни пытается заверить Питера, что они выгребут, ему самому тяжело себе верить, увеличение эмпатии Питера за счёт того, что у Гарри такая же склонность, пусть и скромнее, играет теперь дурную роль: они чувствуют неотвратимость грядущих ужасов. Питер пытается добиться от него ответов, но Гарри их не знает, он уже давно абсолютно ничего не знает. Так и приходится говорить, они с Питером встречались четырежды, всё как-то вскользь и при сумбурных обстоятельствах. Гарри, оказалось, ничего не знал о его жизни до того, как перенёсся в прошлое – он в этом клянётся, вгоняя Питера в ступор: насколько же далеко Гарри рос от родных и их компании…              Кому-то всё очевидно. У Питера, вроде как, будет Метка. Вот, сейчас его ищут, если сообщал Северус, то понятно, кто. Вероятно, найдут – но у Питера ни желания быть Пожирателем, ни знания о том, что им нужно. Хвост понятия не имеет, что он – Хранитель Тайны у Поттеров, Гарри – ТОЖЕ, он не помнит колдовства, хотя может подозревать. Но это подозрение возникло только потому, что так сказал ему Сириус на третьем курсе. Сириус, который обвинил Питера во всем, что приписывают ему. И Гарри ему безоговорочно тогда поверил – потому что видел крысу, и потому что ему сказали о том, что Петтигрю прятался в этой форме годами. Тот же директор и не думал опровергать – хотя уж председатель Визенгамота мог поднять дело Блэка в любой момент...              Это сейчас кажется таким бредом. Какой волшебник будет столько прятаться крысой? В Британии? Особенно прохвост-Питер, меняющий личины, понимающий немного в амулетах, разбирающийся в маггловском мире, тот самый, который, чуть что, и в Хорватии? Какой хозяин за столько лет ни разу о рабе не вспомнит – да, анимагическая форма отлично глушит почти все виды поиска, но вот как раз против связи раб-хозяин не пойдешь. Зачем Альбусу крыса, неужто, от неё толку больше, чем от человека? Кончик длинной бороды торчит тут и там в самых разных делах – а уж в этом, так точно. И то, что видно на поверхности, что рассказывает в будущем «светлая» сторона – самый ненадёжный в мире источник. И эти рассказы станут «известным, запретным для нарушения видимой картины исходником», который должен узнать Поттер-подросток… Но в каждом кусочке информации о Питере, полученном в прошлом-будущем, Гарри теперь сомневается – на этой «светлой стороне» полно на редкость наивных людей, отказавшихся взрослеть.              Конечно, Альбус не ходит с транспарантом, на котором написано, что он лицемерный психопат, не жалующий сторонников и использующий их для любой грязи, если, по его мнению, это способствует «искоренению тьмы». Сам Альбус искренне думает, что это не так и он желает всеобщего блага, просто иногда приходится идти на жертвы. Альбус мастер манипуляций, и может корректировать эмоции, например, подогревая веру в успех, усыпляя сомнения. Но мог бы он столь много, если бы его подчинённые на всё имели личное мнение, а не смотрели в рот из-за репутации? Задавались вопросами?       Тот же Ремус – из тех, кто выполнял поручения посложнее, чем боевого характера, и давно должен был понять, что не все отвечают нормам морали. Он не на поводке, он мог бы спорить… Но он считает себя обязанным Альбусу за возможность учиться – хотя что ему теперь с дипломом делать, он же его не использует? Луни выбирает верить в директора. Он закрывает глаза на неправильности в поручениях, отходит в сторону, когда нужно принять решение, потом сожалеет, стыдится приходить к друзьям, что куда честнее в своих желаниях просто помогать аврорату. Но всегда находит оправдания, что «так было нужно». Он держится за свои убеждения и уверенность о том, что всё содеянное им – для блага, лишь бы не смотреть правде в глаза: он увяз. У кого-то другого другие причины, но вера в директора у всех одинакова, и информацию они Гарри-подростку всегда предоставляли такую, что и у него формировался «светлый образ», однобоко…              В 90х из старых газет любой способен узнать, что на семью МакКиннон напали оборотни Грейбека, как и то, что общину нанимал мистер Трэверс. В 90х эта стая вне закона, а за голову каждого её члена назначена награда – шутка ли, они способны к обороту среди бела дня и, одновременно, агрессивны! К оборотням отношение на порядок хуже, чем было в 70х. Здесь, в прошлом, Питер не знает в точности последнего задания Марлин – но знает, что оборотней она привечала сама, её сестра и родители были убиты вместе с ней из-за того, что Марлин выбрала плохое время для встречи, когда они были дома.       Он знает это потому, что их с Ремусом послали проверить, что там. Знает, ведь он забирал у Марлин из рук хомут – обращающий, подчиняющий. Питер не то чтобы хорош в славянских волшебных знаках, но он много сталкивается с артефактами, и класс предмета на глазок определил – а уж Ремус и подавно догадался. На него подействовало, он перекинулся, хотя была неделя до полнолуния, Хвосту только и оставалось, что стать крысой и переждать его бешенство. Они оба прекрасно поняли, почему гости, скорее всего, клявшиеся на входе не вредить, разорвали семью – обратить-то их обратили, но не подчинили.              Гадкий ход, но ещё гаже – то, что, когда дело пошло не по плану, руководство посчитало хорошим выходом представить всё для аврората так, будто нападавшие действовали по своей воле, а не под проклятием. Не перетянув принудительно этих оборотней на свою сторону, орден скрыл улики. Питер сделал как всегда, что приказали, молча, докладываясь отдельно Альбусу, показав Марлин исключительно жертвой в глазах остальных орденцев, но перестал понимать Ремуса вовсе. Тот тоже оборотень и оценил прелесть насильственного оборота, но и не думал оспаривать приказ (он, в отличие от Питера, мог): просто согласен делать и такие подставы, считая, что в той общине отморозки… с Фенриром, и вовсе, личные счеты. Неужели, он не понимал, что делает хуже в принципе всем оборотням?              В месте, где Гарри с Питером сейчас находятся, ограничение на совиную почту – чары тормошат птиц, сбрасывая следилки, на одном из барьеров – что немного тормозит доставку и доводит птиц до нервного тика. Блокноты добивают ограничено. Так что Гарри пересылает сообщения Северусу через ту же нить, не письмом – сложные чары, шерсть не была предназначена для такого, но зато он точно увидит. И это – самое неприметное сообщение для окружения двойного шпиона, что Гарри может сделать.              Он чувствует себя так, будто откатился из времени СМС и чатов, что уже три столетия доступны любому накладывающему Протеевы чары, ко времени телеграфа. Мало слов за раз, невозможно долгая пауза из-за того, что такое заклятье забирает много сил – Питер почти истощен перепиской. «Я в порядке», «Не появляйся в стране», «Я уже далеко», «Встретимся после Самайна, лучше – за проливом»… Северус считает, лучше поговорить в ноябре… Может, прав. О тех вещах, что они взялись обсуждать, не пишут в письмах – тех самых, которые кто-то ещё может прочесть, тот же директор, перестраховывающийся насчёт тёмных магов, Снейп ведь живёт в школе и вся почта там может фильтроваться…              Гарри думает, Северус что-то новое услышал в своих кругах. Может, то, что Волдеморт непременно желает убрать «детей пророчества» пораньше. Да, Снейп не мог быть уверенным, что охоты за ними – и за теми, кто может иметь о них информацию – не будет после праздника. Но Гарри знает, что это так – уж Волдеморт очевидно охоту прекратит. Гарри полагает, что он сможет встретиться с Северусом после всех перепетий Самайна. Скажет ему о себе, скажет ему о том, как спрячет Лили (сейчас-то он ещё не знает). Он не может себе представить, что должно произойти, чтобы Альбус приказал им быть крысой годами – это глупо. Питеру это в здравом уме в голову не придёт, а значит, будет и немного времени на разговоры Поттера… Так и так, Гарри после них вынужденно вернётся в 96й.              Сердце колотится, «сидеть и не дёргаться» помогает только курево и Умиротворяющий бальзам – настолько давит пресловутое ощущение лажи. Гарри, в отличие от Питера, получает заряд хороших эмоций – среди безбожно коротких сообщений мелькает нечто совсем не в стиле Снейпа, который не очень жалует «сопливый трёп». «Я тебя люблю». Он никогда этого не говорил столь прямо, да и... «просто так», он вообще не фанат часто и подробно обсуждать свои чувства, как и Гарри. Они либо понимают друг друга идеально, находясь на одной волне, или не понимают в корне, как было, когда Гарри был мелким – третьего не дано.              Гарри и Питер курят до вечера, пытаясь разговаривать. Гарри даёт ему обнадёживающие, обтекаемые советы на будущее – он предупреждает, тяжелый период будущего. Говорит то, что касается их встреч, начиная от конца третьего курса Поттера. Как себя лучше вести с ним, мелким Гарри, он же не будет с Хвостом знаком.       И тем не менее, они сходятся на том, что Гарри стоит обождать сейчас в зеркале, Питер вновь кликнет его через пару дней. Без Гарри эмпатия чуть ниже, значит, Хвост, хотя бы, сможет спать. Гарри думает, что, что бы ни случилось, он окажется в доме Поттеров на Самайн – даже, если Петтигрю никто так и не завербует. В его голове не укладывается, как бы подобное могло произойти, если Питер предупреждён и хорошо спрятался, отнюдь не в Британии, и даже его родные отдыхают в Испании до середины ноября.              Он предпочёл бы малодушно не знать – но он узнает всё. После того, как среди привычного транса безвременья в ловушке чары-«будильник» на зеркале уведомят, что Самайн уже наступил.             

***

      Шесть дней до заката солнца 31го октября 81го года изменили Питера до неузнаваемости, прогнав через все его образы, включая «полное ничтожество», «гадкую продажную шкуру» и «расчётливого вруна». Чтобы остановиться на «загнанной в угол крысе», у которой в глазах отображается нечто первобытное, и которая пищит на нереальных нотах, пытаясь согнать злость и страх… Такая крыса с трудом держит в голове, что Гарри ничего не знал об этих днях, и едва ли слушает его слова, отнюдь не сразу соглашаясь оставить Поттера одного в теле для осознания воспоминаний. Поттера, ругающегося, что его не позвали вопреки договорённости, и оттесняющего Хвоста. Крыса не считает, что короткий ритуал Гарри, из тех, что он всегда проводил – то, на что есть время. Она считает, что времени нет ни на что.              Два дня были спокойными – за исключением «переживательного» состояния. А на третий Питер быстро собрался и абсолютно добровольно вернулся в Британию, безоговорочно согласившись сделать всё, что написали ему в письме – хотя запредельная интуиция сильного эмпата вопила: наиболее «простой и благоприятный» исход будет, если не открывать конверт. В случае открытия она советовала вскрывать вены, чтобы потом не мучиться.       Питер сделал самый важный выбор в своей жизни: собственное благополучие или шанс. Он прочёл всё. Потому что адрес был написан кровью миссис Петтигрю – она же и прислала письмо. Не передать словами, что он почувствовал, уловив знакомый с детства шлейф магии…              Чары показывали, что мама ещё жива.       Да, Питер явился, куда приглашали, собрав всё гриффиндорство, которое у него когда-либо было. Он мог бы гордиться – с ним возжелал говорить сам Тёмный Лорд. Тот был зол, что искали так долго, хотя Хвост слабосилка, данных о котором полно в Министерстве, юрист же, и который работал в открытую, ни под каким Фиделиусом не сидел. Кто-то догадался надавить на семью, но и это у них заняло почти неделю, и получилось случайно. Один из тех, кто искал, по личным делам был на континенте и пользовался в путешествии поисковыми чарами исключительно, чтобы потом иметь возможность сказать Лорду, что пытался. Дознание Волдеморт решил провести лично, безо всяких бездарей.              Хвоста не нужно расспрашивать – он готов сказать всё. Его прижимает к полу давящей чудовищной силой чужой магии и пониманием: не уйти. Мама тоже здесь, всё очень цивилизованно, мягкий стул, жесткий Петрификус тоталус, дикий, панический ужас в её глазах – и в ощущениях Питера. На неё уже походя насылали Круциатус. Раньше. А Волдеморт заводит философскую беседу о том, считать ли любовь к кому-то силой или слабостью.              Слова Питера малоинформативны – что он нового может сказать? Поттеры? Фиделиус, Хранитель – мистер Блэк, об этом уже давно все, кому нужно, знают – и Питер знает, что они знают. С Питера мало толку в его поисках, Блэк же из тёмной семьи, что-то на себя из дядиных авторских чар от поиска накладывал, и дом его тоже прикрыт. Питер может ему написать, но Сириус очень редко читает, понимаете? Для экстренного есть Патронус, а блокноты, не на крови заклятые и сбоящие в защищенных местах, ненадёжны, так, для трёпа… Только Питер Патронус не умеет, вот они и встречаются с лета чаще на общих сборах, чем по личной договорённости. Лорд легко отличает ложь, Питер отвечает искренне. Заход легилименции на тему друзей Питера тоже многого не даёт. Волдеморту больше ничего не интересно. Нет, так нет. Досадно. Тот несчастный блокнот он может призвать за секунду, живой мальчишка для переписки совсем не нужен.              Питер чувствует, что это – конец. Пытать маму вновь, кажется, не будут – но их убьют обоих, Лорд не в настроении, что «помощь» Питера столь скудна. Да и была бы другой, всё равно бы убил.       О, все попрошайки мира обзавидовались бы, всё актёры Бродвея мечтали бы о мастер-классе, как играть просьбы – Хвост-то не играет. Он умоляет о пощаде, вовремя перемежая нытьё всем, что может вспомнить из актуального. Питер, как один из очень ценных информаторов Альбуса, как человек, присутствующий на собраниях фениксов и понимающий состояние дел, способен много чего сказать – и он говорит, не переставая. Плачет – он боится, мама боится, а Лорд… что-то вроде забавляется, но это не совсем то слово. А ещё, косвенно предавая интересы хозяина, Хвост чувствует немалое давление поводка – неудивительно, что мольбы со всхлипами.              Его должны были убить – но он всё же привлекает к себе немного внимания. Лорд начинает думать, может, и впрямь, это трясущееся ничтожество способно быть полезным. Ничтожество же, почувствовав слабину, переходит к заверениям, что оно будет самым-самым верным слугой, только пожалуйста, отпустите женщину… С подтекстом «хорошо бы под обет, что ваше братство тёмное её больше не тронет. Конечно-конечно, наше братство, такая честь для меня…» Ох, ну какие «верные» слуги из вот таких?       И всё же, настроение у Лорда впрямь чуть меняется. Со стороны показалось бы ближе к легкомысленному. Он разъясняет глупому, за что все так не любят предателей. Они же предают вновь и вновь – а значит, если Питер хочет служить, Лорд вынужден позаботиться о хорошей мотивации. Питеру выжигают на коже Метку, и он счастлив её получить… это всё ещё шанс. Он согласен, на что угодно согласен, лишь бы только…              Понятия «чего угодно», к несчастью, слишком жестоки. «На Самайн Альбус желает провести ритуал над ребёнком Поттеров, в свою пользу» – сказал его Лорд, бледно улыбаясь. – «Расстрой этот его план, или умрешь утром первого ноября. И не вздумай о моих словах болтать.»              Тёмный Лорд, даже, будучи невменяемым, отлично мотивирует людей. Кнут у него простой, как дверь: он наложил на Метку чары по типу «соглашения», гарантирующие Питеру эту самую смерть в случае провала и трёпа о поручении. Пряник ещё круче: к ужасу Петтигрю, он всё же накладывает что-то на мать. И обещает «за успех вернуть, как было»… Врёт, безразлично врёт – Питер понимает это даже среди убийственно страшных ощущений, что бушуют вокруг. И всё же, Волдеморт милостиво их отпускает. Женщина в полуобморочном состоянии – и шарахается от Питера, когда тот хочет придержать её за локоток.       Милость Волдеморта безгранична: он не уточняет, какой метод Петтигрю должен выбрать, чтобы попытаться спасти свою шкуру, на которую Лорду плевать (Лорд не верит в успех такого исполнителя), хотя он и называет приоритетный. Убийство ребёнка – без разницы, с родителями или без. Сдача Хранителя Поттеров «братьям», коли кишка тонка сделать самому. Отвлеченно для Питера, если прикинуть альтернативы с точки зрения магии и личных рисков, это не самый плохой выход – хотя это и очевидное предательство друзей.              Есть аспекты, которые Лорду не так-то просто учесть. Он не копался в голове Хвоста достаточно, чтобы знать, что Петтигрю – раб Альбуса. Понятие «расстроить его план» само по себе противоречит тому, что Питер вынужден беречь жизнь, магию и даже интересы хозяина, не делая (и лишний раз не думая) того, что ему мало-мальски заметно во вред. Поводок Альбуса намного приоритетнее, против Альбуса он никуда. А что Метка? Он не может предать устав братства (которого никогда не читал), но в том уставе, в отличие от предательства заявленных при создании организации интересов, нет даже фатального запрета на убийство «брата». Хотя такое аукнется потом отстроченным откатом в виде какого-то крупного невезения. Как знать, может, вся эта ситуация – накопившаяся расплата за то, что Питер годами отказывался быть идеальной куклой для Альбуса.              Однако, у Питера есть прямой приказ, подкреплённый магией Метки – и вот здесь верх берёт поводок Лорда, не нарушить. У Хвоста богатый опыт, ограничения теперешнего положения ему интуитивно куда понятнее, чем тому же Северусу, который не был кому-то подконтролен с малых лет, и с двумя поводками осваивался «по ходу». Нет причин верить Волдеморту насчёт того, что Дамблдор хочет ритуал – но, если он прав, вмешиваться Питеру и впрямь безопаснее до того, как ритуал будет – пока Питер не уверен, и, соответственно, меньше перечит интересам хозяина.              Да, убийство мальчика без разбирательств мотива Дамблдора – то, что реально может спасти от сильных откатов, связанных с Альбусом, и от смерти, связанной с «мотивацией» от Лорда. Отличный выход Лорд предложил, предупредив, что именно в таком случае приказ он точно посчитает выполненным, и Хвост ещё поживёт. Всё в этом выходе хорошо, кроме той мелочи, что речь о невинном карапузе. Малыше, которому и полутора нет – и том самом, что поддерживал Питера в любом начинании со школы, сыне лучших друзей, брате крохи, что Питер счёл за честь покрестить. Ещё бы, ему даровали право стать близким человеком этому ребёнку, не просто другом семьи, вместе с возможностью любить, растить, заботиться. Это очень ценные узы для Питера, что не видит возможности в обозримом будущем иметь собственных детей и который в натянутых отношениях с матерью его племянников. Всё это не считая того, что эмпату такие вещи, как убийства… Хуже собственноручно только пыточные накладывать – ведь многое почувствуешь.              Вмешательство в ритуал по факту, если его дожидаться, наоборот – очень плохой выход. Дичайшие откаты из-за сознательности действия. Плюс стандартная опасность из-за вмешательства… Риск убиться, риск потерять магию, риск повредиться рассудком, риск потерять себя – проще найти, чем в случае вмешательства в чужой продвинутый ритуал или в случае ошибки при его проведении не рискуют.              До Самайна прорва времени, чтобы он придумал, что делать, тем более, прятки от Пожирателей потеряли смысл. Многое только что потеряло смысл. Но в первую очередь ему необходимо разобраться с тем, что произошло с мамой. Произошло исключительно по его вине – то, куда он вляпался, то, с кем дружил, то, какую жизнь он вёл, то, насколько он был неосторожен… вот что привело к тому, что мама попала под удар.       

***

      Его колотит, и даже завораживающее порханье когтей в неаппетитных потрохах не может отвлечь его от ужаса мамы, что никак не успокаивается. Конечно, он здесь, где ещё? Ему нужен результат в любую цену, он совсем не уверен, что Мунго может предоставить ответы.       Так же, как и аврорат, хоть и очень старается, с годами становясь продвинутей (но и продажней), не всегда может поймать преступников, колдомедики не всегда способны вылечить – и так будет до тех пор, пока существует неравенство знаний тех, кому доступны библиотеки и опыт предков, и тех, кому – нет. Это неравенство есть, и на взгляд Питера в нём нет ничего зазорного и неправильного, это просто жизнь, в которой кому-то везёт больше – но и в которой у любого есть возможности всё изменить… Вот только сегодня им с мамой слишком крупно не повезло, и это не что-то обычное, с чем могут справиться простые методы.       Меб задумчива: не проклятие. Но что-то такое она видела, давненько уж… два-три столетия назад?              – Ты помнишь формулу? – спрашивает она.       Хвост неуверенно кивает. Формулу – нет, Лорд колдовал невербально. Но он помнит каждый миг движения палочки, каждый грёбаный момент впечатался в его память намертво. Он тщательно повторяет, показывая Меб. Той приходится применять какие-то чары, чтобы видеть – потому что он не колдует и магию она не воспринимает. Она не уверена в выводах.       – Может, он тебе что-то оставил? – Вновь уточняет она.       Питер судорожно достаёт из кармана мешочек – взял, потому что Лорд что-то над ним колдовал и издевательски предложил не терять. Это был второй по важности вопрос, но Питер ещё не смотрел.       На стол высыпается горка сиклей. Меб проводит над ними рукой и фыркает. Тридцать штук.       – «Твой Лорд», говоришь… Мальчик Томми, полагаю? По молодости, когда он здесь мелькал, был смешно пафосен. Но мне казалось, он давно перерос. Это абсолютно на него непохоже, глупое поведение, нерационально так самоутверждаться. Дешевая театральность его погубит.       – Мне нет дела до его молодости. Тем более, это не человек. Нежить. Меб, моя мама, если ты хоть что-то понимаешь…              – Ты уверен, что он не-жив? Бездушен? Это интересный вариант, он мне важен для твоего гадания.       – Чувства – большей частью гормоны, но есть кое-что ещё. У него ничего нет настоящего, человеческого, как бы похоже не выглядело, я отчётливо чувствовал нечто… не то, ему было лень даже окклюментный щит набросить. Там не только души нет, там и тело условно-живо. Омерзительно. Да, я уверен. Было бы хорошо что-то почитать, но это сейчас мне вторично.       Меб задумчиво кивает, вновь всматриваясь в потроха и водя когтями. А после – поворачивает к нему лицо и говорит обнадёживающее:              – Думаю, я знаю, что с ней.       Ну, обнадёживающее до того, как она продолжает.       – Ты знаком с термином «смешение сознаний»?       Питер холодеет. Один из самых страшных эффектов при кривом ритуале – уж лучше сквибство.       – Как такое возможно? Это же случалось… так давно… И в ритуале должно участвовать несколько человек… И там очень узкий спектр ритуалов, все запрещены с восемнадцатого века… Тот, кто выживает, если пошло вразнос, необратимо изменяется, получая память и черты всех участников, так? И сходит с ума? Но… Но… Мама не…       – Нет, конечно, у неё другое. Я рада, что ты не пренебрегал историей и что не нужно тебе все на пальцах разъяснять. Есть вариант, как не сойти с ума. Это вот смешение – эффект от того, что под влиянием бушующей магии нарушается целостность ментальных тел. К выжившим, которые потеряли меньше других, могут пристать осколки от тех, кого ритуал убил. Некоторое время после случившегося возможно подправить, убрать лишнее, залатать дыры, как-то так, если простыми словами. В идеале, это должен делать тот, кто хорошо знает пострадавшего – само заклятье не очень сложное, там в другом проблема. Насколько я могу разобрать, эти чары на твоей маме и использовали.              – Я не понимаю…       – То, что не было для такого предназначено, применено к человеку, у которого всё было в порядке. Теперь что-то оторвано, сломано. Если колдовавший не-жив, это могло быть сделано «просто так», у нежити необъяснимые порывы, зацикленные идеи, нет морали и иная логика, любые сделки с ней держатся лишь на отголосках чувства долга того, кем она была при жизни. На самых сильных установках воли бывшего человека. Удивительно, что он вообще вас отпустил. Можно сказать, это поведение нежити, которую что-то сдерживает. Смертей маловато, как для вошедшей во вкус. Или, они ещё впереди. Почти тот же эффект мог быть от мощного Обливиэйта. Но использовано другое – и у твоей матери ещё больший шанс получить психическое расстройство. Да ты сам видишь, насколько она не в себе.       – Он сказал, если я преуспею, он вернёт, как было. Ты говоришь, заклинание простое. Я знаю маму очень хорошо! Как всё исправить?! Я могу всё исправить?              – Сядь, Питер. «Как было» не станет никогда. Это не столько ментальная магия, сколько духовная. К ней нужен дар. Ты не увидишь, как нужно латать. Он, скорее всего, не видел, как ломал. Это делали при поддержке обученных шаманов или сверхопытных медиумов, которые направляли. Никогда не получалось в точности воссоздать личность пострадавшего, создавалась новая, включающая черты всех участников ритуала. Да, основное было от исходного, пытались сделать максимально похоже на то, что было, но при наличии любой схожести, что-то цеплялось почти намертво – не всё удавалось отделить, особенно, если дело касалось пар ведьма-ведьма, колдун-колдун. Чужой жизненный опыт, чужие наработанные навыки, и магия частично чужая – и во всех случаях проблема прогрессировала, сутки-двое упущенного времени сказывались сильно. Кроме того, люди не были лучшими специалистами по таким проблемам. А сейчас и вовсе, нет больше людей-шаманов в Британии, они мудры и всегда едут туда, где нужны. Никогда не навязывают помощь тем, кто её не просит. Есть умельцы, но со времени последней войны с ними, гоблины почти не берутся оказывать такие услуги магам. Потому в восемнадцатом веке ритуалы этого типа и запретили законодательно – хотя вот то же распространение драконьей оспы можно было таким унять. Может, за огромные деньги ты сможешь кого-то найти для консультации через Гринготтс.       – Но у тебя там нет контактов, – нахмурился Хвост.       – Но у меня там нет контактов, – подтвердила карга, доставая из стопки пергамента на каминной полке лист и начиная что-то писать. – А ты, если я права, спешишь. Попробуй договориться с общиной за проливом, через француженку. Эрренгельд. Полугоблин. Она мне кое-что должна. Возможно, сделает лично, я не знаю, умеет ли, о таком не особо распространяются. Но она моя коллега, понимаешь?              – Ох, не волнуйся, – криво улыбнулся Хвост. – Я принял судьбу, когда прочёл нечто заведомо для меня опасное. Что я должен тебе?       Меб посмотрела на него одним из самых нездешних из своих слепых нездешних взглядов.       – Не сегодня. Забери сикли. Покажи тем, кто будет лечить. Пригодится. И я слыхала, у Эрна из лавки напротив портключ на континент в… шесть вечера. Четыре минуты, а?       – Спасибо, – выдыхает Питер, сгребая то, что дала ему Меб, в карман. Ему не терпится бежать, может, он хоть что-то исправит… Он тянет маму за руку – а она продолжает упираться и отшатываться от него, как делала это, когда он аппарировал её в переулок и вёл к знакомой карге.       Меб странно улыбается и замысловато щёлкает пальцами – Питера и его мать аккуратно выбрасывает из лавки, прямо под дверь Эрна. Дверь за ними, скрипнув, захлопывается.              Эта карга повидала множество людей на своём веку, и множество их судеб. Людей, которым везло на справедливость, и тех, кому нет. Сегодняшний поворот её личной судьбы чрезвычайно перспективен.              Эрн соглашается взять двух человек «в довесок». Когда-то они с мамой Хвоста неплохо общались. Эрренгельд читает поручительство Меб – и тоже соглашается помочь. В виде исключения, как она говорит, лично.       «Хо’роошшшъ, – шепчет она, скаля свои заостренные зубы. – Менталист, а? Кучненько, хоть и вслепую… Инте’ресно бы познакомиться.»       Из сиклей, что оказались якорем для тех самых постепенно «рассеивающихся» вырваных осколков, Эрренгельд способна воскресить не всё – потому что «кучненько». Она очерчивает круг, жжет травы, стучит в бубен – и миссис Петтигрю становится лучше. Её глаза больше не растеряны, не безумны, она впервые за всё время реагирует на происходящее, как нормальный человек. Впервые за вечер говорит.       – Кто ты? – Спрашивает она у Питера подозрительно. Она шарит по мантии в поисках палочки, чтобы защищаться. – Зачем ты меня сюда привёл?              Сердце Питера пропускает удар. Вот как…       – Воспоминания о сыне и п’ривязанность к нему выламывали, как п’рио’ритетную цель, остальное зацепилось случайно. Случайное и п’роще всего было ве’рнуть. Чем больше в’ремени п’роходит, тем меньше можно починить. Ещё лучше уже невозможно. Однако, её состояние стабильно.              Каждое слово полугоблинши – новая рана в груди. Неприязнь в чувствах мамы – соль. Позже выяснится, что её последнее воспоминание о сыне – то, как у неё его забрали. В рабство. Ребёнка она любит – но это было столько лет назад. Она больше его никогда не видела. Наверное, он мёртв. Кажется, её это уже отпустило. Она совсем не соотносит того мальчика с этим взрослым, пронырливым мужчиной, что проволок её сквозь какой-то кошмар. Что валялся в ногах у страшного тёмного мага и заверял: он хочет ему служить. Она помнит это смутными размытыми образами – зато чувствует при этих воспоминаниях ужас.              Питер перечисляет имена. Он спрашивает, помнит ли она дочь. Любимого человека. Внуков. На всё ответы положительны – и она переживает, ведь была с семьей дочери на отдыхе, а потом её похитили, они, наверное, с ног сбились…       Что ж. Нож в сердце поворачивается ещё разок. Он обещает вернуть её к ним так быстро, как выяснит, в каком они сейчас городе. Но женщина всё так же недоверчива.              – Я понимаю, не помнит, – переводит он побитый взгляд на Эрренгельд. – Но мы родные люди. Неужели, не осталось ничего подсознательного? Почему она меня столь боится?       – У неё с тобой тепе’рь связана ог’ромная т’равма. Она будет дезо’риентрирована ещё некото’рое время, и твоё п’рисутствие может сделать хуже. Оставь её на д’ругих. Выжди подольше. В подавляющем большинстве случаев многолетняя п’ривязанность важнее страшного момента, но нужно в’ремя. Вот, когда вы вст’ретитесь через год-два…       – Mercie, – вздыхает Питер. Это какая-то… надежда. Хотя в голову уже приходят черная мысль, что, возможно, матери и лучше не помнить такого сына, которым он стал. Нечистого на руку, серого в суждениях, нахлебавшегося грязи. Обвешанного поводками. Есть ли кем гордиться? Сам он теперь ожидал оглашения своего приговора. – Сколько я должен?       – Я возьму сдачу, – кивает колдунья на злополучные сикли. – Идите.              По-божески, как для заклинательницы. По сути, с него не взяла ничего. Сегодня они его удивительно жалеют, что не в их правилах, – думает Питер, беря недоверчивую, далекую от него маму под локоток и выводя её из этого дома.       Лучше бы он не оборачивался на пороге. Не видел бы, как расплавилось колдовское серебро. Как появился полупрозрачный призрак миссис Петтигрю. Как колдунья поймала его в кулак, ломая, поглощая образ – и морщинки вокруг её глаз чуть разгладились.             

***

      Засыпать в последние дни становилось слишком сложно. Питер пробовал очищать сознание – он долго этому учился у Гарри, но сказывались особенности дара, было очень тяжело такое осваивать. Сейчас эти невпечатляющие умения помогали. Если комбинировать вместе с Умиротворяющим бальзамом, от которого его уже тошнило, и речитативным напевом для медитации, выученным у древнего старика в Тибете. В общем, он всё же пытался – потому что не спал больше суток. Но всё равно проснулся от кошмара.              Был вечер 29го числа – он лёг утром, и отнюдь не ранним, проведя много времени с пострадавшей матерью, связываясь с родственниками, что тоже в Испании не сидели на месте, пытаясь выяснить, куда пропала миссис Петтигрю. Поиски с использованием её вещей не помогали – с личных предметов осторожные волшебники стараются убирать свой след, чтобы не удавалось наводить порчу, если, скажем, гребень попадёт в чужие руки. Мама Питера была осторожной – жизнь в Лютном её многому научила, хоть и не повлияла на неё столь сильно, как на её сына. Она попала туда отнюдь не зелёной девчонкой и знала, что между людьми могут существовать отношения иного характера, чем купле-продажные, учила этому и мальчика. Но миссис Петтигрю, хоть и осмотрительно, старалась жить максимально спокойной жизнью, никогда не была бойцом, и, когда на рынке среди шумных туристов ей встретился Пожиратель, который ею заинтересовался, она не смогла многого противопоставить.              Конечно, Питер нашел сестру. Ей мать, в отличие от него, обрадовалась. Да ему вообще здесь были не рады – чего только не высказали на попытку объяснить, что случилось. Питер с сестрой так и не ладил, несмотря на то, что последние пару лет они хотя бы виделись. Мать пыталась их потихоньку примирить, но на него до сих пор проецировалось отношение сестры к отчиму, отцу Питера, хотя сестра… прикладывала усилия, чтобы пытаться судить брата по лично его поступкам. Проблема была в том, что и он казался ей слишком мутным, как для порядочного человека, очень похожим на отца – несмотря на то, что Питер хорошо относился к её детям и максимально нейтрально вёл себя с ней. Мутный мужчина с фамилией Петтигрю уже заставлял её мать страдать и платить по его счетам. Питер не уточнил, ради чего маму похищали, а тем более, заколдовывали, заверил, что он смог её отыскать и она в относительном порядке… но сестре показалось, что история повторяется…              Нет, он не рискнул поделиться произошедшим, заикаться о радикальной группировке. У него не было уверенности, что они в достаточной мере близкие люди, и сестра не проявит исключительную законопослушность. Мать смотрела на него волком и ожидала, что он уйдёт. Ещё неизвестно, что расскажет она – хотя Эрренгельд его заверила, что она почти не воспринимала всю эту беготню, да и тёмных магов помнит смутно – это тоже выломали. Питер поспешил исчезнуть, пока дело не закончилось авроратом. О, «выждать время и не появляться маме на глаза, чтобы не травмировать» – это очевидно. Никто его в семье не хочет видеть, будто он теперь лишний – вот, что он чувствовал, пока сестра поливала его обидными словами. Пусть и испытав облегчение при виде пропажи, она на уровне наития угадала корень беды…              Давно уже Питер не чувствовал себя настолько плохо – несмотря на все усилия хоть немного успокоиться, случившееся захлестывало его, тянуло в омут из вины и самобичевания, а предчувствия плохого отнюдь не собирались утихать. Питеру казалось, что люди, с которыми он встречается взглядом на вокзале и в экспрессе, обязательно должны заподозрить, что с ним что-то не то. Но он вернулся в свой дом без происшествий – да, выглядел очень забито, но до Хвоста не было дела… По пальцам пересчитать тех, кто мог бы и впрямь о нём волноваться.              В этих условиях Питеру невозможно на что-то надеяться: его предчувствия очень плохие, а вера в будущее размылась в чёрноту. Гарри ещё летом осторожно советовал ему уладить некоторые вопросы. В частности, обсудить вопрос аренды с Агнесс, рассчитаться до ноября и предупредить, что, скорее всего, съедет, – или он уведомит позже. То же самое касалось и Мириам, Хвост попросил её на всякий случай присмотреться к тем, кому можно будет передать его работу, так как Питер, возможно, вляпался (хотя в его интересах сделать всё возможное, чтобы выгрести, никого не подставлять и продолжать сотрудничество, сейчас или позже). Такие действия и тогда настораживали, несмотря на то, что Гарри был не уверен в полной корректности его информации из будущего… Но теперь это походило на закрытие гештальтов. Питерова интуиция пессимистична, у него впечатление, что будущее не наступит или столь тёмное, что лучше бы его не жить.              В Гринготтс в арендованной на двадцать лет ячейке, в которую не было доступа никому, кроме Питера, и которая не могла быть отчуждена даже по наследству эти годы, уже вторую неделю лежала шкатулка, в которой хранились: несколько галлеонов, несколько зелий, артефакт-переводчик, артефакт, отслеживающий кровный поиск, артефакт в форме металлической руки – Питер так и не знает, что он может, и артефакт-часы. Как несложно догадаться, это всё тоже упаковывал Гарри, который сказал, что Питер может забрать переводчик и определитель поиска вновь по прошествии первой недели ноября и пользоваться, если посчитает уместным, но сейчас лучше, чтобы это было спрятано. Ещё там было письмо, написанное Гарри – под последующим Забвением (снова, и это уже за.бало), и дата, когда его полагалось читать. Сейчас Питер едва ли верит, что он до этого лета 95го доживёт.              Напрасно, конечно, не верит. Гарри, собирая эти вещи, знал, всё с ним будет норма… ну, короче, Питер справится. Что до артефактов – это, всё же, его побратим. Он не ангел, но и не плохой человек. Он оказался куда лучше, чем Гарри о нём думал до переноса в прошлое – в отличие от того же папы, который в некоторых аспектах разочаровывал. И Гарри многое Питеру должен – он так считал. Гарри не знал, что будет на Самайн, и не возненавидит ли он Хвоста – и себя вместе с ним, но Гарри делал, как чувствовал. Он до сих пор настолько наивен, что всё ещё верит в лучшее в некоторых людях. В то, что он чего-то не знает, и что во всех этих преступлениях есть какая-то кошмарная ошибка, которая всё объяснит.              В любом случае, даже при самом неприглядном будущем, Гарри украл некоторое время Питера – и для самого Гарри оно, вообще-то, было большей частью хорошим, последнее, и вовсе, счастливым. Он думал об этом давно – и о том, что хорошие поступки не полностью перечёркивают плохие, но это справедливо и для обратного. Он должен уважить то, что было с 76го. Уж в одном он Питеру может помочь – облегчить ему бегство от Барти и Альбуса.              Рукой он сможет управлять как той, что потеряет, она – отличный проводник, идеальный для трансфигурационных пассов, Гарри старался, чтобы в этом Питер не терял и без палочки-концентратора. Рука с помощью наложенных на неё чар способна самовосстанавливаться при повреждении – нужно только прикладывать некоторые компонетны, Гарри это всё описал. Протез, на который Поттер убил уйму времени, на его взгляд, идеален. И он будет принадлежать только Питеру – даже, если тот решит на Гарри напасть. То будет его выбор, но Гарри казалось, что, несмотря на то, что обоим есть за что друг друга из-за этой временной петли винить, может случиться, у них будет шанс и желание сохранить как побратимство, так и перемирие. Братьями же не разбрасываются…              К сожалению, Питер всех этих мыслей не знал – беспредметные обсуждения, пока даже с пожирательством ничего не прояснилось, Гарри считал, не ко времени. Питер верил в то, что видел, – а видел он чёрную полосу и продолжал чувствовать тревогу. У него было чуть больше двух дней, чтобы решить вопрос с Поттерами – теперь, когда маму он оставил в надёжных руках. И Питер начал лихорадочно думать, потому что не верить Лорду в вопросе того, что Хвост умрёт, не приходилось.              Ему нужно просто не допустить встречи Поттеров с любым из хозяев – это спасёт и самого Питера. Хвоста очень напугало всё, что произошло – и он боится, что может не справиться дальше. Но нет… конечно, нет… он не рассматривает вариант выполнить рекомендацию Тёмного Лорда – убить Гарри ради спасения собственной шкуры… Это каким же дерьмовым человеком он должен быть, чтобы так предать? Он не… такой…              «А какой?» – Спрашивает его внутренний голос, столь похожий на голос Гарри – того, который сейчас в зеркале, и как раз сегодня должен был поменяться ненадолго с Питером, чтобы оценить обстановку. Поттер говорил, ему критично чуть другое время, на которое он «завёл будильник», и которое не пропустит, что бы Хвост не делал, но они договаривались, и обычно, сколько они друг друга знали, уговор работал.       «Насколько ты уверен?» – Не унимается какое-то новое, тёмное сомнение. «Насколько уверен, что не сделаешь ничего предосудительного? Единственное доказательство того, что с маленьким Гарри всё будет в порядке – это взрослый Гарри у тебя в голове, и то, может, ты просто давно и прочно сошел с ума. Ты не умеешь терпеть давление обстоятельств долго, ты всегда сбегаешь, но что, если бежать будет некуда?»              Когда Питер в себе сомневался – хотя такое было уже давненько (Гарри здорово поднял его самооценку), Питер как раз и спрашивал его, Гарри. Разумно было бы поступить так и сейчас, тем более, Гарри вся эта ситуация касалась напрямую. Но Питер не в состоянии полностью разумно мыслить – он вроде бы поспал, но, на самом деле, просто вынырнул из пугающего сюрреалистичного забытья, и сейчас вокруг него подобное – только с чуть более резкими красками. Хвост боится наперёд, и перед глазами стоит то, как всё это выглядит со стороны (конечно, в тёмных тонах).              Поттеры давно знают, что им необходимо прятаться ради ребёнка, Сириус – тоже. Питер успел перехватить Данга, тот удачно пробегал мимо окон лавки Меб, когда она гадала – у того с Патронусом всё в порядке, и Сириус почти сразу узнал, что Питер посеял их связной блокнот. Сириус понимает, что кто бы ему не писал, в случае чего – это не Хвост. Друзья Петтигрю неплохо скрываются не первый день, и убедить их что-то дополнительно сделать сейчас будет непросто, а срываться с места может, наоборот, оказаться глупой и фатальной идеей, что их подставит – за безопасными для путешествия с детьми каналами ухода за границу следят. Да и там, на континенте, может статься всякое – без подготовки бегство недостаточно мобильных магов, пусть Хвост и намутит им, скажем, портал, спорный вариант. Он же засветился, что, если его контакт потом расскажет о том, куда этот портал был, «новым братьям»? Не факт, что кровожадный до детских жизней Лорд, удовлетворится, кто защитит Поттеров там?              Что, если от предупреждений Питера отмахнутся? Хвост рядом с друзьями всегда оставался простаком, а Джеймс и Сириус годами воспринимали его немного снисходительно, и совсем не факт, что воспримут панические предупреждения серьёзно сейчас. Они очень верят и в свои силы, и в Альбуса. Питеру нужны веские аргументы – и Питер вздрагивает, подумав, что самый-самый аргумент у него на руке, под кожей, наливается тьмой и печёт, потому что Лорд что-то от кого-то требует, и по какой-то своей логике нежити заставляет чувствовать всех, что кому-то дан новый приказ.              Практичность, отсутствием которой Питер вообще не страдал, говорит ему, что самый правильный вариант, позволяющий выполнить условия Лорда (Хвост всё-таки не думает, что Альбус и впрямь будет колдовать над Гарри что-то нехорошее, но даже так…) – не делать ничего. Поттеры под защитой, и Альбус не вхож под Фиделиус – он расспрашивал Хвоста о защите этой семьи летом, получил тот же ответ, что и Лорд, и на этом успокоился. Выглядит так, будто Сириус его как Хранитель устраивает, хотя он и предлагал стать Хранителем сам. И Альбус никогда не был в гостях у Лили. У Лили есть резервный план отхода – который она вообще никому не говорит. Может, чрезвычайно сложный для колдовства портключ с паролем (а не на привязку к астрономическим точкам, то есть, ко времени, как обычный), зато он точно заказан давно. Лили костьми ляжет, но не отпустит малыша с кем-либо куда-либо в преддверии колдовской ночи. Во-первых, она над детьми сейчас что наседка, а во-вторых, типы ритуалов и праздничные обряды она разбирала в том числе с Хвостом, и Лили точно в курсе про Самайн. Так что на самом деле Поттеры – не приоритетная точка приложения усилий, самое разумное, что те могут сделать – продолжать не высовываться.              Важнее всего – сделать так, чтобы Сириус в любой, абсолютно любой ситуации не выдал того, что он знает – ни Лорду, ни Альбусу, на всякий случай. Тёмный Лорд упустил возможность выманить Блэка, угрожая Сириусу таким же образом, как он сделал с самим Питером. Но вряд ли он упустил её просто так – кажется, оба понимали, что, опасаясь подставить Поттеров, Блэк, даже при всём своём гриффиндорстве не придёт. Питер ему однозначно далеко не столь важен, как Джеймс. Тот самый Питер, от которого все отводили глаза, когда он сказал, что не успел вытащить детей во время обрушения дома – и удрал сам. Вряд ли его винили, всё-таки горящий дом, если кого и винить – так Эммелину, просто…              В общем, Питер должен убедить Сириуса, у которого шило в ж…, сидеть дома, игнорировать в том числе вылазки и тому подобное, в идеале – никому не попадаться на глаза. И не упоминая, что у Питера на руке Тёмная Метка. Сириус, Джеймс – люди, которые смотрят на мир под другим углом, чем сам Питер, они вполне могут не понять… Они считают, что ни за что не будут просить о таком знаке, выдавая очень много секретной, важной для их Ордена информации – а ведь теперь Питеру с ним жить, если он справится с первым приказом, последует второй, может, отнюдь не столь беспечно допускающий трактовки. Они бойцы, они не могли бы выбрать такой подход – скорее, напали бы, даже в безнадёжном случае. А уж что Альбус может подумать об этом повороте… На самом деле, шанс, что, увидев Метку, Питера будут презирать, огромен. Это убьёт их дружбу, даже, если он сейчас пойдёт виниться.              К несчастью, в голову Питеру, обдумывающего все эти вещи, приходит ещё одна мысль: «А что, если и Гарри, увидев воспоминания, не поверит, что ты ни за что его не тронешь? Ты и сам себе не полностью веришь, так? Он же тоже знает, что ты на самом деле любишь себя достаточно, чтобы выкинуть что угодно, если всё начнёт становиться плохо…» Питер прикусывает губу и одёргивает руку от зеркала. Если на фоне всего этого вот… Гарри скажет что-то такое же, как и сестра, Питер просто… не выдержит. Только не Гарри, он знает, что существует серое, но… всё же, его негативная реакция реальна, приказ, который дан Лордом, касается его напрямую, а Питер, к стыду своему, понятливо кивал.       Н-нет… Ему сперва нужно… нужно это уладить. Гарри можно позвать и завтра, так же?       И нужно выпить ещё успокоительного. Кажется, его перестаёт хватать. Эта вопящая интуиция сведёт его с ума.             

***

      Письма, бл.дство, придётся писать письма! Это же надо, ещё и вляпаться в следилку! На собственном пороге! Мордред, теперь хоть из дому не выходи, и какая зараза её здесь оставила? Хотя, очевидно же, какая… Но не стоит, нет, не стоит, перед тем, как её снять, пытаться аппарировать к друзьям для разговора. Хорошо, что он видел Данга до того, как её подхватил – мало ли, что она может! Питер не разбирается в том, насколько хорошо размывают след от таких продвинутых вещей чары, что стоят на домах Джеймса и Сириуса. Фиделиус, кажется, должен искажать – но ребята говорили, что они с хвостом домой не аппарировали. Надеяться, что это не так, а они просто не замечали, потому что у них нет татушек-друзей-контрабандиста?              Питер же не может переноситься к Поттеру в дом, где точно чары прикроют, как знать, какова будет реакция на калитку? Нежить есть нежить, что, если она пройдётся Адским Пламенем по всему поселению – уж против такого щиты на доме не выдержат, и, определённо, вопрос ребёнка Поттеров Лорд посчитает решенным! Что, если то же самое проделают с домом Сириуса? Да, узнать его адрес из головы Питера не получилось (потому что адреса, на самом деле, не существует), как и понять какие-то ориентиры (он не был у Сириуса со времён начала его пряток и вливания сил в заковыристую защиту изобретателя-Блэка), но не привёдет ли Хвост кого-то за собой, если сейчас пороется по вещам в поисках инструкций для визита на экстренный случай? Убийство Хранителя Тайны очень ослабляет чары, Хранителями становятся все вхожие, значит, Хвост тоже? И его используют для проникновения в дом Поттеров? Нет, идти в эти дома лично пока – риск.              Значит, сначала к Ллойду – но это должно быть невзначай… И следилку не стоит снимать до конца, лучше бы путанку, чтобы этот проклятый садист, что такое сделал с мамой, и дальше не воспринимал Питера всерьёз. О, конечно, Питеру страшно… Но это не значит, что он прогнётся больше необходимого – ну его нахр.н, что теперь, шпионаж в пользу Альбуса, постоянные откаты? Нужно пользоваться козырями, пока они не устарели, ситуация его в корне не устраивает. При мысли о шпионаже в голове что-то крутится… Питер напрягает память – в ней пятна… Любовник Гарри, который Питера предупредил, он, кажется, на той стороне… Не он ли унимал огонь в том доме, оберегая и Хвоста? Питер не может вспомнить, как он выглядит и как его зовут, хотя вроде бы, они были знакомы… – и эта неопределённость в памяти специально… Менталист, точно. Хорошо, что Питер его не подставил Лорду. Нужно запомнить эту мысль – может, с ним тоже стоит пытаться связаться насчёт этого кошмара...              Камины у ребят закрыты, а вот у других людей… Питер, чихая от золы, «стучится» к Батильде (ого какие они, оказывается, везучие – её Лорд тоже не видел!), и просит нескольких птичек. Раз уж тут по его дому чар всяких набросали, прямую отправку сов из дому могут и отследить (да, он параноик, но не значит, что неправ), а вот такое… Первым он пишет письмо Лили – уж до неё можно достучаться, она его поболе уважает, чем муж. Может, совсем прямо не скажешь, но достаточно чётко: Лили, вообще никого в дом не пускайте, хоть вы трижды ему доверяете, увидишь кого-то, кроме семьи – бегите. И детей из дому – ни на шаг до ноября! (Напиши он «увидите Альбуса», Питеру может магией прилететь, будь оно неладно это рабство и «блюсти интересы хозяина»). Первая птичка брошена через камин к старушке, а она, не мудрствуя лукаво, пускает её через забор соседям – Батильда же может зайти в их дом.              Исторически, Питер оказывается до ужаса невезуч именно в контексте писем-предупреждений Поттерам. Антисовиные чары, которыми усилили защиту дома, чтобы почта не указала их местоположение, он обошел – Поттеры получили чуть ли не первое письмо за лето и осень, переданное не лично в руки, и всё равно не повезло. Письмо попало на глаза не Лили, а её мужу. Джеймс уже был заморочен Альбусом на «защитный ритуал», и абсолютно, как многие простодушные люди, не умел читать между строк, пусть намёк и довольно прозрачен. Он Лили об этом письме даже не сказал – Хвост же не сообщил особо нового, только страху нагоняет. У Джеймса дела поважнее: они второй день с женой ссорятся насчёт помощи Альбуса (добрейшей души человек!), она ему что-то странное доказывает, что Альбус не мог такое предложить, здесь ошибка, а, если нет, она против категорически! Мозг Джеймса абсолютно отказывается принимать её ненормальные аргументы, а это письмо ему не на руку.              Единственный, кто сопоставимо невезуч – Питер из другой вероятности. Тот даже больше писем пытался слать, и всё не в лад. С детьми гриффиндорцев ещё сложнее, они предельно категоричны. Переживая, он всё-таки крёстный отец, Питер исхитрился послать ребёнку письмо в 1996м, а после – ещё два под конец учебного года СОВ, когда до него дошли тревожные сведения. Послать такие вещи в «светлый» лагерь, за которые, узнай кто в «темном», его бы пытали месяц и скормили змее! В Хогсмидт, в обход возможного интереса Альбуса, через чужие руки, под клятвы! И все эти письма были сожжены нераспечатанными недрогнувшей рукой – очень зря Питер подписался, да и к четырнадцати-пятнадцати годам пора уж подозрительно относиться к странным бумагам. Питера в мэноре Люциуса не то, чтобы жаловали – и редко оставляли одного. Да он вообще к тому времени едва ли видел хоть какой-то смысл в жизни, но всё же пытался писать… Уже Гарри Поттер, к которому всё-таки дошло в конце концов почти аналогичное послание, написанное из-за обетов молчания окольными намёками, его прочёл. Жаль, Гарри Поттеру в его семнадцать было далеко до того, кем он стал впоследствии, когда научился лучше видеть разницу между реальностью и демонстрируемым в чьих-то интересах картиной. Он счёл написанное ужасной шуткой, издевательством, он тоже очень плохо читал намёки – и он не поверил, тем более, как могло столько людей ничего не замечать? Через пять лет собственная ошибка стала большим ударом.              Что касается Питера этого мира, он думал, что всё идёт сносно… На Ллойда есть блокнот, тот без проблем согласен пересечься в баре, тот ловит намёки и жаргонный код на лету, он подправляет следилку – спадёт со временем, а пока будет сбоить, определяя для того, кто там на другом конце, местоположение Хвоста со всё расширяющимся радиусом погрешности. Питер немного тусит и выдаёт кое-кому ещё пару намёков, осторожно, чтобы его интерес выглядел деловым – в рамках того, что он делает, и неприметным несведущим. Потом Питер переносится к Аберфорту – уж в «Кабаньей голове» точно следилка сбоит, здесь такое место странное… Питер пропускает стаканчик пива, и невзначай просит связь с Сириусом – Аберфорт закатывает глаза, но уходит из общего зала, чтобы послать Патронус.              Сириус в своей сравнительно беспечной манере просто появляется, невзирая на то, что дело к полуночи, – и они разговаривают прямо там, в комнатах трактира. Они говорят о планах – Петтигрю некоторое время отсутствовал и не в курсе, но Сириус утверждает, что пока ничего нового. Они с Джеймсом думали подбить ребят на ответный удар – случившееся недавно очень всех задело. Но какой ответ, если Альбус вот уже третью неделю прочно занят, почти игнорируя всех, оставив руководство на Аластора, а тот пока говорит сидеть тихо – особенно Поттеру, и что недостаточно информации для вылазок. Сам Сириус понятия не имеет, как здесь помочь, и Питер рад такому повороту несказанно.              Он придумал отличный метод его занять – поделился интересной информацией из расчёта засадить его за исследование. Петтигрю говорит (надеясь, что на фоне новостей Бродяга не подумает о нестыковках), что, убегая из ада возле дома Боунсов, он краем глаза видел Лорда. И что он кое-что странное почувствовал, он же эмпат, а последние несколько дней на континенте, помимо своих дел, искал и уточнял, что бы это могло быть. Он полагает, что Тёмный Лорд – не человек. А значит, бороться с ним нужно соответствующе. Такие вопросы – в ведомстве не самой светлой магии… Дамблдор, может, и знает, он сидит над своими расчётами – но, конечно, Питер с ним свяжется. И всё же, идти полагается к Аластору, а Аластор и тёмные книги…              Блэк тёмные книги так же не любит, но он не столь дикий фанатик, как Моуди – понимает, что, если Питер прав, он говорит разумные вещи. У Блэка дома библиотека от дяди, он не всё разобрал, там вполне может оказаться кое-что из старого и тёмного. Сириус соглашается искать, конечно, нужно начинать поскорее. Такая теория о Тёмном Лорде, возможно, кое-что объясняет и да, необходимо проверить, есть ли в книгах в его доме, как минимум, что-то, что поможет теорию проверить. Сириус в достаточной мере загорается вопросом, и Петтигрю может пока не переживать: да, сейчас и впрямь засядет искать, и пока даже, может, молча – у них много людей в Ордене, которые плохо воспринимали происхождение Блэка, могут поднять шум на ровном месте. Питер намекает на Фиделиус, на то, что тёмные в поисках озверели, вдруг, кого-то прижмут и будут шантажировать? Спрашивать Блэка могут и свои – Блэк хмурится, конечно, он абсолютно точно никому не скажет, пусть его кто угодно спросит – хоть свои, хоть чужие. И нет, он ни с кем на эту тему не говорил, Питер, ты всерьёз думаешь, что среди нас есть предатель?       Питер неопределённо пожимает плечами: мол, такие идеи давно повисли в воздухе, последнее время смертность высокая… Он просит Блэка быть предельно осторожным, и не говорить вообще никому – от него зависит много жизней, а есть же столько обманных манёвров… Что, если кто-то выпьет Оборотное? Никто не застрахован, даже Альбус.              Питер уходит почти довольным: значит, Дамблдор и впрямь к Поттерам подозрительного интереса не проявлял – а до начала Самайна полтора дня! Похоже, у Тёмного Лорда просто абсолютно не все дома – но это не отменяет его опасности, как и проблемы с его приказом. Сириус начнёт искать методы упокоения. Хвост тоже поищет – ему нужны хоть какие-то шансы на хороший исход в будущем, потому что служить Лорду – то ещё развлечение. Альбусу, по-хорошему, тоже надо бы сказать, уж он-то может что найти, но Питеру страшно, что будет, когда хозяин узнает, сколько он разболтал. К моменту, когда придется сказать ему о Метке, принятой без приказа, Хвосту хотелось бы что-то иметь в свою защиту.              Он вновь пытается спать – силы в любом случае нужны. Заканчивается это снотворным... плохая идея, потому что кошмар всё равно пробивается, а времени потеряно много, почти весь день. Вечер он снова проводит среди мутного контингента – и ему в очередной раз очень, очень везёт, чуйка подтверждает: да, то, что нужно. Кое-какой справочник из условно запрещенных, что он спрашивал вчера, ему уже скопировали чарами – он вообще без подробностей и не особо ценный, потому реально достать, но за ночь можно составить общее впечатление о вариантах существующих немёртвых, пролистав. Куда важнее то, что к полудню должен вернуться один из Питеровых "коллег", который ему кое-что должен, а у того заказ на очень продвинутую, и, возможно, крайне полезную сейчас книгу. Позже, у Хвоста есть время с двух до пол четвёртого, чтобы найти то, что нужно – конечно, надолго чужой заказ ему бы не дали ни за какие долги, на книге магическая метка, в назначенное время её перенесёт обратно, и это отнимет у него возможность читать.       Так что он лихорадочно ищет днём – и находит, сверяется, борясь с давящей магией заколдованной книги, переписывает повторяющиеся катрены, разбирая витиеватый текст рукописного фолианта, переворачивая чернила на свой свиток, начиная сначала... Его чутьё ликующе подсказывает: это оно, точно оно, его спасение – но дело выглядит опасным, здесь необходим маг посильнее, чем он, катрены однотипны, но читать их долго, а нужно делать это в соседстве с нежитью. Хвост весь день дома, переписывается по блокноту с Сириусом – тот тоже дома, под защитой, тоже ищет. Питер говорит ему, что кое-что есть, ближе к трём, говорит, что ему нужно чуть больше времени, но потом им нужно встретиться... пускай бы снова у Аберфорта. Сириус соглашается, всё идёт хорошо, интуиция говорит, Питер на правильном пути... Глядя на беспорядочный нечитабельный почерк (зато успел до того, как исчезла книга), Хвост со вздохом садится переписывать нормально – и тут его накрывает...       Предчувствие беды усиливается, становится невыносимым, раскручивается спиралью, хотя казалось, всё шло хорошо – и у Сириуса всё было нормально ещё пять минут назад, и скучающая старушка мадам Бегшот, что, по каким-то своим соображениям прониклась шпионским духом, вот буквально только что послала "птичку": у Поттеров тишь да гладь – никто из дому не выходил, никто к ним не приходил. Что именно Питер упускает? Что делать? Все друзья сидят по домам, малышу пока не грозит ни Лорд, ни Альбус! Или интуиция об очередной, новой беде? Кажется, у Питера совсем нет времени разобраться, на фоне вновь беспокойного утреннего сна – мрачного забытья, он впадает в истерику.       Вот примерно в этот момент и срабатывает "будильник" Гарри. Он оказывается морально не готов к тому, что уже Самайн, в первую минуту осознания воспоминаний хочется шибануть зеркалом с Хвостом о стену, почему Питер не кликнул его сразу? Боже, ни на что нет времени, Сириус, Поттеры, Северус... Усилием воли Гарри обрывает этот психоз, кто-то же должен был оборвать. Питер жил в нарастающей истерике, у Питера личная трагедия и много дней страха, в том числе, встретить Волдеморта второй раз – теперь, когда очевидно, чем именно он занимается. Питер всегда старался решать проблемы сам, особенно, им же созданные, Питер всегда боялся потерять чьё-то одобрение... Гарри стоит быть снисходительнее – Хвост достал утром Эйфорийную настойку, отчаявшись совладать со всем этим самостоятельно и собираясь выпить несколько капель, чтобы скомпенсировать эффект от своего дара и дальше мыслить рациональнее. Гарри не должен его винить в том, что тот не нашел времени черкнуть Северусу пару строк, это для Питера сопряжено с нехилым анализом данных на тему того, кто такой любовник Гарри – и это исключительно результат их с Северусом действий...       Гарри призывает из рюкзака заготовленную для Самайна шкатулку и берёт кое-что почище настойки. Новые вводные меняют дело, значит, Питер должен появиться возле Альбуса и маленького Гарри не после того, как ритуал провели, а раньше, иначе, как бы он выжил? Чёрт, разумная идея следовать событиям некоторое время, чтобы вмешиваться уже в конце, с приходом Волдеморта, не остерегаясь задеть то, что должно случиться с малышом (ему же ещё нужно вырасти в такого же Гарри, над которым неясно сколько ритуалов провели), становится опасной. Гарри пишет в блокнот Сириусу – тот отвечает, что точно будет дома ближайший час, значит, проблема не здесь. Пишет бесцеремонное (первое за пять дней и сразу с места в карьер) сообщение Северусу – тот отвечает, что Альбус точно в школе, нет, никакого Поттера рядом. Значит, время на самом деле ещё не вышло. Гарри просит Северуса не волноваться – и спустя десять минут отправляет ему что-то более вразумительное, выловив одного из надоедливых голубей Батти, летающих по комнате, и забросив его через камин в покои декана Слизерина.       Да уж, на месте Снейпа он бы сейчас аппарировал сюда и открутил бы себе голову – но, слава Богу, Северус исключительно разумен. Он уже догадывался, что Гарри видел какое-то будущее. Они уже говорили, что Гарри здесь ради Поттеров – и можно объяснить ему, что вот прямо сейчас что-то намечается, у Гарри есть план (ох, если бы...), и он справится. Можно попросить его беречь в первую очередь себя, играть свою роль шпиона, он же там у Альбуса на виду, нужно остерегаться чего-либо, что может подставить его под арест – потому что, честно говоря, у Гарри нет никого дороже, Северус – это совсем другое, чем родные. Можно написать ему, что у него нет никого дороже. Можно попросить его не верить газетам, ждать новой вести... И только, если совсем ничего за ноябрь, открыть второе письмо, ровные строки которого быстро ложатся на пергамент. Гарри зачаровывает его, на всякий случай, на конкретную дату, и надеется, что Северус не вскроет сразу, как получит "Пророк" об убийстве Хвоста.       Минуты убегают, Гарри возвращает Питера, скоро закат, скоро начнётся колдовское время. Гарри говорит Питеру, что ему очень жаль, что так обернулось с миссис Петтигрю. Ему правда очень жаль...       Гарри показывает ему ответы Северуса и Сириуса – ещё с полчаса есть, и Поттер собирается проводить свой ритуал. Может, сегодня малыш станет крестражем – но взрослый ещё помнит, сколь муторно от этого избавляться. Питер в смешанных чувствах от отсутствия реакции Гарри на новости – подозревал, не знал точно, но и не осуждает... Чувства приглушены зельем, и на первый план выступает рациональность. Ему кажется, праздновать – это не ко времени. Ко времени, это срочно перебить ценный текст и отдать сведущим людям. Альбусу тоже, это в его интересах. Альбусу Питер уже написал, до того, как Гарри занял его тело... По его предположениям, такое дело уж точно может много кого заставить отложить планы, дать Поттерам столько времени, сколько возможно. Кроме того, видно, нужно оставаться рядом с директором и следить за происходящим – пускай его издёргает поводок, зато не убъёт Метка.       Гарри рассеянно кивает, погружаясь в транс на пару секунд. Так и есть: удивившие его записи ему очень и очень знакомы. Он накладывает чары на перо, делая его самописным, способным это из памяти Гарри воспроизвести, и оставляет его бегать по пергаменту. Ох, Питер, возможно, тебя и под зельем бросит в дрожь от страха, если ты узнаешь, что по поводу вероятного дальнейшего грядущего Гарри начинает предполагать. Конечно, интуиция должна была вопить, это будет опасная ночь.