***
9го июля Нимфадора Тонкс была в печали – её разжаловали вновь до стажера, которым поручают только мелочёвку. И вообще, за ней собирались «присматривать», она показала, что лояльность у неё не та, что должна быть, исходя из стандартной субординации. Повезло, что не обвинили, скажем, в похищении Поттера, но приятного всё равно мало. Да и день катастрофически наперекосяк: её бы точно убили, если бы не портключ. Ещё в конце июня Нимфадора тоже не ощущала, насколько всё серьёзно. Задание казалось простым – всего лишь притвориться две недели Гарри Поттером. Тонкс с радостью занималась бы более важными вещами, весь аврорат, да и не только он, стоял на ушах из-за участившихся терактов предположительно магического происхождения – куда бы их не вызывали, там намечалась драка или необходимо было вызывать ещё и людей для обезвреживания опасных артефактов, что могли привести к жертвам. Но профессор Дамблдор убедил её, что безопасность Гарри очень важна – по пророчеству именно он победит Тёмного Лорда, хотя, конечно, его стоит защищать и обучать, он пока всего лишь подросток. Его спрятали, но этот факт не хотели афишировать даже «своим», опасаясь утечки информации. Теперь Тонкс понимала, что она провалилась по всем пунктам. Дурсли «не замечали» огрехов в её поведении, незнания местоположения вещей в доме и неуверенности в обращении со, скажем, пылесосом, потому что они не были Дурслями. В доме на Тисовой чуть больше недели жила четвёрка авроров – и все под чужими личинами. Разница была лишь в том, что о Тонкс знали, а она о «Дурслях» – нет. У коллег была своя задача и другое начальство, когда защиту дома сломали Пожиратели, их смогли задержать. Да, без эксцессов не обошлось, хоть сколь тихо старались действовать обе стороны, – когда двое нападавших осознали, что их здесь ждали, они пустили все силы на то, чтобы всё же проклясть хотя бы Тонкс. Её спас, опять-таки, коллега, делавший ранее вид, что он – худощавая маггла средних лет, он бросил в Тонкс сложнейший в изготовлении портключ под паролем, перенёсший её прямиком к колдомедику, что сотрудничает с авроратом. Сама по себе ситуация была не то, чтобы плоха. Насколько Тонкс узнала впоследствии, авроры вернулись полным составом, захватив двух тёмных магов, и инсценировав смерть Поттера – раз уж в процессе задержания случился взрыв. Магглы, что приезжают в таких случаях, легко увидят в трансфигурированных «останках» с приложенным Конфундусом то, что нужно, и вскрытие проводить не станут. «Мёртвый» Поттер – это защита для мальчика на некоторое время, пока Тёмный Лорд не узнает правду. Плохо было то, что, за неимением доказательств обратного, профессор Дамблдор посчитает мёртвой её. Тонкс взяла на работе отпуск и все, включая родных, считали, что она проводит его на Фиджи. Никто не должен был знать о притворстве Поттером. Она подменила Гарри ещё в поезде перед тем, как экспресс подали на платформу. Сириус аппарировал крестника к себе на Гриммо – но что-то в этом всём было не так. Не так в моменте, что ранее профессор Дамблдор утверждал всем и каждому о наличии на доме Дурслей чар, завязанных на жертву Лили, а вот в этом году предпочел для мальчика Гриммо и прикрытие-подмену на две недели. Не так в том, что Пожиратели напали раньше ожидаемого, вдвоём, а не большой компанией во главе с Волдемортом в день перемещения «Гарри». Северус предупреждал о возможности нападения, но они с директором полагали, это будет по-другому, так сказал ей Альбус. И, конечно же, всё было не так в факте непредвиденного вмешательства аврората. Может, и Поттер не на Гриммо, может, Сириус ведёт какую-то свою игру. О «подмене» Поттера были осведомлены только Тонкс, Блэк и сам Альбус, но, вдруг, Сириус что-то кому-то рассказал? Тонкс желала обсудить вопрос о Гарри с кем-то постарше, если не с Альбусом, то хотя бы с Кингсли. Но она не могла. С неё, как и с колдомедика, что её лечил, взяли обет молчания и обет не появляться в Англии, не передавать вестей ещё неделю. Как раз до конца отпуска, который она, повинуясь начальству, досиживала на том самом Фиджи, вынужденно отдыхая и восстанавливаясь от последствий проклятия. Тонкс казалось, что это – верх глупости. Пока Альбус не знает достоверной картины, а Тёмный Лорд восстал, Фиджи – последнее место, где она должна быть. Здесь абсолютно нечем заняться, даже сплетни недоступны. И Ремуса нет.***
Северус не любил сплетни сами по себе, да и тоже посчитал бы их вопиющей тратой времени в той обстановке, что была в Британии. И, разумеется, он ни за что не стал бы сплетничать с Альбусом о Поттере. Поттер занимал слишком много места в его мыслях, чтобы говорить о нем с кем-то столь опасным. Северус всегда мог вспылить, когда задевали его гордость. С возрастом он научился держать себя в рамках, и давно уже реагировал на провокации лишь пронзительным взглядом и изящным сарказмом. Или запоминал на будущее и, впоследствии, находил возможность опустить обидчика в ответ – к его тридцатилетию людей, что не остерегались его задевать, не осталось вовсе. Ну, кроме Альбуса – но тот играл в «добряка», не считать же Минерву, с которой издёвки всегда были обоюдными? К сожалению, Поттеру задевать Снейпа удавалось интуитивно – и последний их разговор вылился в настоящий взрыв. О, Северус выслушал этого психа, с чистым взглядом вещающего ему страшные вещи, а, будучи уже на взводе и не поверив в некоторые моменты, сломал его окклюментные щиты… Это, как и некоторые слова, было излишним. Поттер просто ушел, осознав, что Северус близок к его убийству. А Снейп, которого оставили разбираться с новым знанием, за прошедшую неделю чуть остыл, многое обдумал, и теперь, как это уже не раз случалось в его жизни, болезненно сильно жалел о сказанном в запале. Да, Северусу стоило догадаться раньше, пусть это всё и было абсолютно невероятно. Если и существует какой-то человек, способный из обычной жизни сотворить балаган, смертельную опасность и абсурд, перевернуть всё вокруг с ног на голову, а потом скромно сказать: «оно как-то само» – так это Поттер. Поттер, у которого талант попадать в неприятности и выносить Северусу мозги. Поттер, который, оказывается, в своём эгоизме совершил огромное количество преступлений против человечества и совести, прыгая во времени, в тела трёх разных людей – чудом при этом умудрился всё же не уничтожить ветку вероятности. Поттер, который просто-таки подчинил всю молодость Северуса своим правилам, который никогда не рассказывал правду – чтобы признаться сейчас, что именно он и есть мордредова ось Северусовой жизни. Встали на место все его пятнадцатилетней давности оговорки и ремарки. Получили объяснения все чувства дежавю и странности – Северус уже очень долго любил именно это несносное наказание, просто относительно взрослую версию, отразившуюся когда-то в других людях. И он раньше никак не мог понять, что не так с младшей, пока мальчишка не подрос и не изменился. Ещё в июне он был лишь Поттером, раздражающим фактором, на которого у Снейпа завязана клятва. Но за два часа до отправления Хогвартс-экспресса вдруг выяснилось, что уже-не-совсем-подросток пережил многое пятнадцать лет назад, то, что сказалось на нём очень сильно, делая его узнаваемым не на уровне наития, а с первого взгляда. В том, что он пережил, был Северус, влюблённый в него всем сердцем… Снейпу в первый момент показалось, что отец этого недоразумения продал бы душу за такую знатную шутку. Но это всё не было издевательской шуткой – он вообще предпочитал Северусу не врать, только преступно недоговоривал. Поттер ушел, а Снейп был вынужден запечатать вызванный разговором гнев очень глубоко, потому что его пожелал срочно видеть Альбус. Альбус, который, повинуясь своей извращенной логике, сделал его директором – и следующие три дня Северус метался между необходимыми для этого действа ритуалами и Министерством. Второй хозяин о нём тоже прекрасно помнил, приказав в кратчайшие сроки взять под контроль некоторых людей – и Снейп вынужден был повиноваться поводку. Тех, кто мог наложить хорошее Империо, было в их поредевшей компании ограниченное количество, собственно, он сам, Яксли, МакНейр и ещё Лорд, если бы пожелал. Остальных лич посылал по другим делам – а количество дел впечатляло. За этой всей кутерьмой Северусу не хватало возможности куда-то выплеснуть своё возмущение на тему того, что сотворил Поттер. И только 3го июля Снейп нашел в себе силы откупорить чудом (ну то есть, отличным заклинанием Неразбивания) уцелевшие во время их разговора флакончики с воспоминаниями, что он принёс – и стало ещё тяжелее. Из воспоминаний Северус узнал о том, что родители Поттера живы – и что с их новыми образами он сталкивался. У Поттера, видно, были ограничивающие его клятвы о неразглашении, но из-за этих непонятных вывертов с «одержимостью» настоящего Питера Петтигрю, Поттер смог показать саму подмену. На словах он заверял, что с Петтигрю история была сложной, и просил его не винить во всякого рода предательствах, потому что, по мнению этого путешественника во времени, по-другому поступать было затруднительно. Северус понял, что Поттер был в Годриковой Лощине в роковую ночь, но воспоминания о ней предоставлять не спешил, а, когда Северус смотрел легилименцией, он их не видел… Зато видел маленького себя глазами Лили – и уже услышал достаточно, чтобы понимать, что это может значить. Одним флакончиком с памятью Поттер наделал столько, что описать тяжело. Он подтвердил все свои обещания насчет Лили – спустя пятнадцать лет, после того, как Северус её оплакал! Он обесценил клятву Северуса Альбусу – что бы ни произошло, Альбус был явно последним, кто спешил Лили на помощь. Да, узы всё ещё были, оказывается, вообще все Поттеры живы, но Северус больше не верил в то, что Альбус исполнял свою часть сделки, и он чувствовал, как сила её от этого ослабела. Поттер убедительно доказал, что Северус зря столько лет своей жизни потратил на школу, отказываясь из-за этого кабального обещания от нормальной карьеры и достаточного общения с родными людьми. А еще Поттер снял с его души огромный камень вины в смерти подруги – она спаслась, хотя и с потерями, потому что влезла неясно зачем в чужой ритуал. И заставил усомниться в том, с кем же Северус дружил вообще… Что делать с самим Поттером, который столько натворил? Северус на него иррационально – или, наоборот, объяснимо, зол. Взаимные чувства – и слишком много тайн, неясно что с настоящей Ивонн Палмер, и, скорее всего, спасение его, Северуса, детей от смерти в младенчестве. Безграничная наглость гриффиндорца – и крепкие, во многом всё же в духе его факультета, простые принципы. Казалось, Северуса может разорвать от этих противоречий – и он вынужден восстанавливать в голове бережно отложенные воспоминания, порой за давностью лет зыбкие, исказившиеся. В тщетной попытке понять, зачем. Зачем он это сделал? Как можно пойти на то, чтобы жить на месте матери? Как можно пять лет морочить голову Питеру – а заодно и Снейпу? Как можно потом прыгнуть в тело женщины, просто ради того, чтобы с Северусом встречаться? Наделать парадоксов, обижаться на Снейпа за то, что он предложил держаться на расстоянии – зная, что Снейп – двойной шпион и осознавая, с насколько опасными людьми он сталкивается? Как можно так всеми играть? Северус думал – всё то время, что не был занят выживанием в роли, собственно, двойного шпиона, и, чем на большее количество вопросов находил ответы, тем больше их становилось. Поттер смыслит в некоторых аспектах тёмной магии? Потому что Ив – очень даже. Откуда, научился, будучи на месте Питера или… ещё хуже, в другом прошлом? Этот человек, в таком случае, в своём ли уме, создавать множественные вложенные петли? Что именно произошло год назад, когда он присутствовал при возрождении Лорда? О, недоговаривал-то подросток складно, но Северус теперь понимает: это чудо природы, да плюс другой занятный персонаж, Питер собственной персоной… они могли натворить что угодно, особенно, если договорились. Эмоции накатывали, сталкивались друг с другом, то утихая, то усиливаясь, пока сознание рассматривало всё это под множеством углов – с 5го по 8е его не вызывал ни Лорд, ни Альбус, и это было к месту. Гора бумажек для Министерства, что свалилась на него в комплекте с новой должностью, по крайней мере, не требует постоянного контроля разума – Северус был не уверен, что он мог бы его обеспечить. Главное – не рвать и не жечь от избытка чувств. И всё же, чем больше времени проходило, тем меньше аргументов оставалось, чтобы не признавать, что версия происходящего, которой Поттер поделился, выглядит правдивой. Он активировал опасный артефакт случайно – и просто боялся убить маленькую мать или свести её с ума, допустив ошибку. У него договоренности с Петтигрю и хорошие отношения с ним – все, что они делали, было обычно согласованно, и оба они отчаянно хотели, чтобы Поттеры жили. То, что в жизни и Лили, и Питера мелькал Северус – такая же случайность, парень вовсе не планировал доводить его до ручки американскими горками отношений. Он сдался на милость обстоятельств – и именно на них на самом деле Снейп сейчас зол. Поттер пытался сделать, как лучше, просто в жизни у любого действия много последствий – он не мог предугадать любви, только попробовать её игнорировать. Но кто тогда ждал бы самого Северуса? Какая-нибудь пресная, по сравнению с ним, Мануэлла? Или и вовсе никого, кто смог бы немного разогнать тоску по Лили? Что до Ивонн, то со словами Поттера реальность не сходится – нет, всё же играть десяток лет потерю памяти столь достоверно не может никто. Ивонн не знала о их прошлом, не знала, что она – Поттер, а Поттер и впрямь не понимал, почему Снейп, услышавший историю об артефакте, набросился на него с расспросами о ней, вплоть до того, чтобы применять менталистику. Поттер ещё не Ивонн, хотя всё может быть, если он решился на новую безголовую авантюру за последние дни – и где-то ошибся, заплатив за желаемое потерей себя. Теперь эта гипотеза казалась очень вероятной, быстро обойдя предыдущую, о том, что потеря памяти – плата за какой-то ритуал, позволивший после смерти занять чужое тело. Как никак, она куда лучше вписывается в характер этого человека. Прошло чуть больше недели – и Северус уже всеми силами мысленно его оправдывал – не потому, что Поттер поступал верно, не потому, что не он один виноват в этой чудовищной ситуации, в которой они оказались, но потому, что Северусу хотелось простить. Он не знал, как это сделать, как все принять, он подумал бы, что это невозможно, но… Между ними было столько всего потрясающего просто потому, что Поттер всегда прощал. Оставил в прошлом не слишком удачное первое свидание, принимал как должное всё то время, что Северус разбирался в себе, знал, что Северус ненавидит ребёнка Джеймса Поттера за факт существования – но закрывал на это глаза, создавая для них счастье. Проглотил годы придирок в школе и предвзятого отношения, все равно каким-то чудом рассмотрев в молодом Северусе достойного любви человека. Простил и ситуацию с детьми – хотя Ив поверить во все рассказы Северуса должно было бы непросто, прощал каждый день все непостоянство их отношений, в которых Снейп приходил, когда мог – но со стороны могло показаться, что, всего лишь, когда хотел, не считаясь сильно с чужим удобством. Взбесился только, когда понял, что Северус очень уж пристально следит за ним же, учеником – не иначе, как неизвестно откуда взявшимся бабьим чутьем ощутив, что Снейп считает Поттера «своим» раньше, чем сам Снейп. Хотя, видит Бог, Северусу и в голову не приходило присматриваться к мальчику немногим старше сыновей в таком вот смысле. Похоже, простил младший Гарри и эту безобразную ссору – Северусу кажется, что он прыгнет (или уже прыгнул!) в прошлое от отчаянья, надеясь на какой-то шанс… Но это безумие – прыгать в прошлое, да и с этим явно пошло не так все, что только можно! Прощать Поттера – нелегкое дело, его постоянно хочется выдрать ремнем за импульсивные действия, а потом посадить под замок, чтобы оградить от опасности. Как в насмешку – Северус пытался спасти Ивонн от участи очередной мелкой пешки в большом конфликте, пошел на ухудшение отношений – а теперь оказалось, что уж центральнее пешки, чем более ранний вариант Ивонн, найти невозможно. Но, наверное, не это главная проблема, а то, что Северус вдруг понял: он не прав в своем восприятии. Ивонн была домашней, хрупкой, доброй – и он забыл кое-что из того, что знал о ней раньше. Он пренебрег фактом того, что она ненавидит контроль над собой, недосказанность, и что она очень понимающая, даже в вопросах его грехов. Он позволил себе не дать ей полной информации – и поплатился за это её обидой. Но он никогда не обидел бы ее намеренно, не существует ситуации, в которой он мог бы поднять на нее руку. А вот Поттера он приложил магией о стену, на Поттера беззастенчиво накричал, облив оскорблениями, Поттеру бесцеремонно снёс окклюментные щиты. У Поттера неимоверно раздражающее лицо, слишком похожее на лицо его отца – и этим всё сказано. Из-за него, и из-за имени, Северусовы мысли сворачивают на эпитеты вроде «несносное безмозглое нечто» – хотя, если подумать, ни одно из этих слов, по правде, не применимо. Северусу стало не по себе: оказывается, для него внешнее столь важно, что понадобилось больше недели, чтобы вспомнить, кто внутри. Осознать существование Гарри. Гарри, которого Северус никогда не рассмотрел бы и в упор – это стало возможным только тогда, когда он казался Снейпу и не Гарри вовсе. Гарри, к сути которого он был преступно безразличен, предпочтя смотреть на успехи в квиддиче и глаза подруги. Гарри, которого стоило прощать – и любить его лично, не беря в расчет его родственников… и у которого неизвестно как вымолить прощение за очередные собственные промахи. Потому что Северус не может просто отпустить Ивонн, никогда – он её любит, и уж точно не теперь, когда она совсем на него не злится. Потому что он-то, Северус, не может раздвоиться, да и с Ив его связывает на десять лет больше всего… Но как Гарри должен принять такое, если ему сказать? И правильно ли не говорить и не пытаться объясниться вновь? Так же, как Северус не упоминал Питера при Ив, понимая, что она ничего не помнит, а его сумбурный, отдающий сумасшествием рассказ ничего не прояснит, сделав только хуже? Но чем дальше, тем больше кажется, что любой раз, когда Северус молчит, смахивает на попытку подпереть шатающийся стол миной – авось всё выровняется и никогда не рванёт… Да только нет никакого Гарри, с которым можно поговорить. Нет никакого несовершеннолетнего колдуна, который, соответствуя чужим ожиданиям, подчиняется правилам. Альбус и Волдеморт не знают, с кем связались – но Северус ни за что им не скажет. Волдеморт желает его тихо убить, не создавая мучеников в глазах населения. Альбус надеется на паршивое пророчество, желает его спрятать – Снейп был бы за, да только ту же Лили он спрятал недостаточно. А Гарри Поттер, по обыкновению, делает, как хочет, и посылает всех на… На Тисовой улице Нимфадора Тонкс бездарно играет другого человека – и, когда Керроу совершают нападение, Волдеморту будет доложено о смерти Гарри. Альбус не хотел, чтобы Северус знал, сейчас, по крайней мере – его в детали плана не посвятили, но что ж Снейп, его от подделки не отличит? Волдеморт, правда, не спешит узнавать новости, в том числе о пленённых соратниках – но Северуса не вызывают, и он не рискует искать аудиенции сам, это, как показывает практика, смертельно опасно. Кто на Гриммо, куда Северус к неудовольствию Блэка (и Альбуса), нагло наведался, без разницы, интересен разве сам факт, что Гарри организовал подмену на кого-то, кто вхож под Фиделиус, не более. Эта подмена для фениксов – тоже не Гарри, где настоящий – не знает никто. Оно, может, к лучшему, но Северус хотел бы знать. Им нужно поговорить ещё раз – больше, чем раз, поспокойнее. И Северус всецело на его стороне в том, что грядёт, но как Гарри помочь? Когда сам же его и послал куда подальше, и он… подчинился, пропав с карт, избегая чар поиска и передачи сообщений, не веря в то, что он Северусу всё же очень важен, отрезая любому – и ему тоже – все возможности связи. И при этом он в смертельной опасности. Гарри часто в смертельной опасности – Северусу было бы куда легче жить, если бы Гарри не тянуло всё время умереть. Но, наверное, если бы Снейп так за него не боялся, обида преобладала бы сейчас в его мыслях дольше. Северус решился просить помощи. Тем более, Марина тоже имеет право знать больше. Её поддержка не помешает – с обеими версиями Гарри. От Ив, что, похоже, тоже что-то узнала, предупредив его не лезть в интригу с убийством Гарри, прятаться так же недостойно. Северус может не до конца понимать, что именно Марина чувствует, и чем именно ей отвечает Ив, почему с ним вновь открыто флиртуют после того, как обе смертельно обижались больше года… женщины вообще думают одно, говорят другое, делают третье, а в их эмоциональном диапазоне он уж точно не разберётся… Но так или иначе, Марина, сколь ни ухудшились у них отношения в 95м, смирила гордыню, пришла с рассказом в начале лета – и она же помирила их с Ив… Теперь его очередь. Исчезнув прессу за прошедшее девятое число и мелкий мусор на столе, Северус постановил себе поискать связное зеркало. Вот, как допьёт кофе. В новой должности два плюса – никто его больше в его замке не сможет прослушивать, и ещё… он не обязан вести уроки, если найдёт идио… хм, энтузиаста, что будет это делать вместо него. Сейчас, правда, предстоял тот ещё разговор немого с глухим – Гарри взял с него клятву о неразглашении его секрета, «за который дают срок в Азкабане» ещё в 81м. Тоскливо подумав о том, как Марине придётся задавать наводящие вопросы и пытаться угадать ответы по мимолётным реакциям (потому что явные он себе позволить не может, опасаясь отката от магического обещания), Северус начал гадать, как вообще подвести разговор нужной стороной к нужному человеку. Но, неожиданно, с этим помогла сама Марина. Потому что как раз в тот момент, когда он собирался допивать, тёмная поверхность кофе пошла рябью и отразила её лицо. Сообщившее ему, что им нужно встретиться. Да-да, чтобы поговорить о Гарри Поттере.***
Марина Забини была вдовой со стажем. О списках требований для выбора мужа ей рассказала третья свекровь (всего их было четыре, потому что у некоторых пожилых мужей матери успели скончаться до счастья познакомиться с такой невесткой, как Марина). Третья свекровь, по мнению Ив, была самой интересной из них всех – она тоже была замужем пять раз, а ещё в её списке обязательным пунктом стояло не денежное состояние мужчины, а состоятельность в постели. Список Марины модифицировался со временем – поначалу ей нужен был некий якорь, защищающий её от магических последствий того, что сделал Забини своей изменой. С проклятыми было просто – с ними мало кто хотел связываться, но они очень спешили жить и с радостью цеплялись за возможность быть с Мариной. Так-то у неё и сложились ничуть не тяготящие её циклы замужества-вдовства – хотя, когда она была уверена, что последствия сошли на нет и она готова жить, как нормальные люди, Марина и выдвинула другие требования к шестому мужу. Его смерть – неожиданная – её зацепила. Марина прекрасно умела уживаться с умирающими, привязываясь к ним достаточно, чтобы проводить с ними время было не в тягость – но оставаясь достаточно холодной, чтобы не сильно горевать после их смерти. Четыре из пяти своих замужеств по расчёту она планировала, уже зная, что муж умрёт в пределах полугода – и была морально готова к такому повороту. К смерти Ивонн она готова не была. Конец 94го, запомнившийся яркой ночной гулянкой… Сполохи самбуки, которой они выпили почти две немаленьких бутылки, чёрное кружево корсета и пенной юбки Марины, что наколдовала ей Ив после полуночи, чтобы их наряды «соответствовали». Тяжелый рок и вкрадчивый авторский нуар, аккомпанирующие их посиделкам в сказочном замке, в котором чары тишины и запертая дверь, кажется, спасли психику теоретически спящих Блеза, Джеймса и Питера, что и не догадывались, насколько круто умеют кутить мамы. Саркастичные шутки над собой, когда они изрисовывали доску мелом, пытаясь воссоздать эти самые «списки, чего хотелось бы от хорошего мужчины», множество вариаций зловещего хохота – потому что Ив процитировала Петунию («когда тебе совсем грустно в пустом доме, добавляя каждый новый ингредиент в кастрюльку, представляй, что это – сверхсложное снадобье, что поможет захватить мир, и смейся»)… Та самая Петуния, украденная из собственной постели в час ночи, с непередаваемым выражением лица смотрящая на творящийся беспредел – но не отказавшаяся ни от того, чтобы присоединиться к отвязному небольшому шабашу, ни даже от нового откровенного наряда – который впоследствии она за пределы спальни не выносила, да и краснела каждый раз при его упоминании. Тёплый дождь, наколдованный Мариной, под который они подставляли лица, сидя на причале в просыпающихся уже доках… Дождь, соперничающий с декабрьским снегом. «Вы не уговорите меня на черного кота! Да вообще на кота – никогда и ни за что, вы хоть знаете, сколько с них шерсти!?» – В то время, когда близился рассвет и пора было примерную домохозяйку возвращать домой. «Есть ещё шанс, что она согласится когда-нибудь на книззла или, хотя бы, обычного сфинкса» – Заговорщический комментарий от развеселившейся Ив, когда они махали миссис Дурсль на прощанье, прижимая к себе продрогших котят с какой-то помойки – которым потом повезло годами получать рыбу и молоко по первому требованию. Косые лучи утреннего солнца, преломляющиеся на витражных сводчатых окнах, раскрашивающие вечерние записи в розоватые и оранжевые тона. Неожиданный вопрос, которым дамы задались, смотря на них, и обсудив за ночь каждую из вариаций того, что «все мужики – козлы»… Зачем им, собственно, вообще мужчины, а правда ли есть хоть один из пунктов, для которого они так уж необходимы..? Позже Марина думала о том, что она не даром годами и до того держалась рядом с Ив – с ней было хорошо, она, как и Блез, как и дети Ив, к которым Марина привязалась, привносила в жизнь достаточно огня и тепла, чтобы Марина воспринимала свои дни счастливыми. Зима после этой попойки была тем более интересной, хотя глобально Забини, всё же, предпочитала мужчин. И, тем не менее, в сердце каждой из них нашлось то самое, особое место для другой – что-то теплое, что вызывало желание помогать и заботиться в любой ситуации, что-то позволяющее считать друг друга очень дорогими людьми. Да, Ив вполне научилась жить без Северуса, даже почти счастливой. Она любила его очень сильно – но были и другие люди, ради которых, рядом с которыми ей хотелось жить. Ей казалось, что Северус от неё отказался, но Ив не собиралась наполнять каждый свой день страданиями. Дни стоили слишком дорого. Марина тоже узнала только в конце 94го. То, что Ивонн предпочитает держать в секрете, «не напрягая» никого. То, что не говорит Северусу – потому что за пять лет отношений любая, даже очень современная для 80х англичанка, предполагала бы, что мужчина определился. И, если его определённость в пользу «свободных отношений» и «просто помощи с учебой детей», то и ей нет пока смысла рассказывать ему о всех своих проблемах. С 91го, когда ситуация вконец обострилась и потребовала что-то предпринять, Ивонн прекрасно справлялась с ритуалами для поддержки своей жизни и сама. Да, она сказала Марине. О том, почему для неё списки требований к мужчинам не совсем актуальны. Она вышла бы замуж, разве, из тех же соображений, что женились бывшие Марины. Но самым главным пунктом в брачном договоре был бы скрупулёзно прописанный текст о заботе после её смерти о мальчиках. Мужчины, правда, увидели бы в такой женитьбе не очень много выгоды – разве, материальную. Так, зимой Марина поняла, почему Ив регулярно выглядит нездоровой, почему на новолуние предпочитает не встречаться, будучи занятой. Почему научила сыновей ходить Путями – хоть как это опасно, почему львиную долю времени пишет сотни страниц текста в толстые тетради – не хочет, чтобы что-либо полезное и, может, способное спасти жизнь мальчикам, из её знаний, потерялось навсегда. Поняла, почему Ив поощряет их самостоятельность, почему старается заработать побольше, берясь за сложные проекты, и почему все долгосрочные вклады только на имена детей. Почему она порой разговаривает с ними на очень серьёзные темы – в надежде, что это хоть немного подготовит их к тому, что они осиротеют. Поняла, почему теперь, когда дети уже в Шармбатоне, все каникулы Ив старается провести с ними – у них не так уж много совместного времени осталось, и она хочет, чтобы оно не пропадало впустую. Ив не отказывает себе и им в радостях, Ив спешит жить – пока у них есть возможность. Марине казалось, что она умеет жить рядом с теми, кого снедает неснимаемое смертельное проклятие. Но ни один раз до этого ей не было столь грустно от осознания того, что кто-то умрёт. Они обе думали, что времени достаточно много, но в 95м ситуация сильно усугубилась, настолько, что они вынуждены были сказать Джеймсу и Питеру правду. Что они больше не уверены, смогут ли всегда успевать вовремя принимать меры. Не уверены, сколько ещё Ив повезёт прожить. Ив не боялась за будущее сыновей – она делала всё, что могла, для него. Помимо какой-либо помощи из сентиментальности есть и очень прагматичные соображения. Джеймс был связан с Мариной узами наставничества, и та обязательно позаботится о нём до совершеннолетия, может, и дальше. За Питера горой аптекари Прованса – очень уж им удобен его «шипящий» приработок. Мальчики – смышлёные ребята без долгов за учёбу и с состоянием, которое Ивонн завещает. У них есть ещё и отец, как бы редко он не появлялся последнее время в их жизни… Они справятся. Лето 96го приблизило их к черте столь стремительно, что Марина поступилась принципами – и пошла к Снейпу. Её снадобий и ритуалов, что проводила Ив, больше не хватало. Но Марина – не Ив, которая за годы с момента, как узнала, что есть непонятная магия, сводящая её в могилу (и никто не смог найти причин), успела свыкнуться с грядущим. Марина хотела купить им больше времени. И она была права, Северус, узнав правду о состоянии Ив, ужаснулся – и ни миг не сомневался, предлагая, что делать. Северус не умел воскрешать, но уж держать на грани мог – так же, как удержал когда-то саму Марину. Маги живут очень долго, тем более, стремящиеся свою силу развивать, изначально сильные, как Снейп и Забини, коли не подставятся, проживут и три столетия. Но что толку с множества дней, если ты не можешь разделить их с теми, кто тебе дорог, если ты теряешь тех, кого любишь? Они оба согласны были менять два своих дня на день Ивонн. Марина уже когда-то отказывалась от, фактически, бессмертия, дарованного ей природой, в пользу жизни с шансом на любовь, её выбор был осознанным. А Северус и вовсе, просто не мог допустить второй смерти любимого человека – в ситуации, в которой он способен что-то менять. Единственное, чего он боялся – так это того, что, подставившись из-за подчинения личу, он утянет за собой и Ив. Что ж, он обязан был не подставляться. Девятого июля Ивонн уже должна была быть мертва – но за две недели до девятого числа её удержали тёмной магией те, кто не собирался мириться с таким поворотом. И всё же, Марину что-то тревожило. Последний год Ив часто хмурилась и чёркала на пергаменте, будто пыталась разобраться с какой-то сложностью. Марине казалось, она нечто узнала о причине своего нездоровья – но на прямой вопрос Ивонн грустно качала головой и говорила, что новые сведения делу не помогают. Третьего числа Ивонн простилась с Петунией. Пятого – с неожиданно (и недавно) появившимся в их жизнях человеком по имени Эйден Акселсон. Человеком, которому Ивонн безгранично доверяла (хотя Марина не слышала о нём до этого лета), человеком, с подачи которого (ну и, разумеется, ради безопасности детей), обе ведьмы рискнули внести свою лепту в противостояние между восставшим Волдемортом и стареющим Альбусом. На детей, Ивонн, казалось, не могла насмотреться – и с ними она тоже говорила. Восьмого числа она обновила своё завещание – в нём и так было множество вариативных пунктов, но это изменение было веским. В список людей, что могут опекать Питера и Джеймса, был внесён мистер Акселсон – как и Питер Петтигрю. Марина ничего не имела против кого-либо из них, да и, больше помощи с детьми – не меньше, но сам факт… Тем более, все возможные опекуны, включая Марину, стояли в приоритетах теперь выше, чем Северус – покуда не будет снято его обязательство, о котором они теперь все же знали точно. Что стоило ему признаться близким о своей ошибке раньше, до того, как из-за сомнений начались проблемы? В общем, тот факт, что Ивонн не в восторге от их решения поддерживать её жизнь (слишком дорого, по её мнению, они платят, а ведь плата со временем будет расти), был ясен сразу. Но, исходя из её действий, становилось понятно: она хочет разорвать связь в одностороннем порядке. Она рассыплется в прах, что развеется по ветру, им даже не останется, что хоронить – вот, что будет, если отменить чары теперь, когда она уже точно превысила лимит отведённого ей судьбой времени. Если Марина хочет уговорить её жить ещё, ей нужна поддержка всех – вплоть до прямого шантажа с помощью детей и Снейпа. Свой любимый кинжал, купленный больше восьми лет назад, Ивонн завещала Гарри Поттеру – парню, которого еще в 95м сильно недолюбливала. Но летом 95го она задумчиво просила Марину не отказывать Поттеру в помощи, если та ей не в тягость – и Марина с ним увиделась, что изрядно повеселило. А летом 96го Ив настаивала принять его, когда он просил о встрече третьего числа. Да вообще, не отказывать ему во встречах – возможно, когда-то он Марину удивит. Марина была не против – и новая встреча подбросила пищи для размышлений. Не меньше, чем тот факт, что в зубодробительном вариативном завещании Ив есть пункты с «если», что могут привести управлению её деньгами до совершеннолетия детей именно Гарри Поттером. Гарри Поттер очень, очень просил помочь учением и советом его дочерям – через годы, когда это станет актуальным. В плату он предлагал Марине записи самого Салазара Слизерина – известный колдунишка здесь, на суше. Оригиналы и переводы со старого языка, что Поттер сам сделал. Кое-что из забытых рецептов, полезных ей, как зельевару, и свитки по химерологии, что привлекли бы её мать – и её ученика. Яды редких животных Поттер тоже предлагал, может, предложил бы и больше – было видно, что он просто не знает, что ещё могло бы сыграть в пользу того, чтобы они подписали соглашение. Марина согласилась. Меркантильных соображений бы хватило, как и самой по себе некой солидарности к маленьким морским ведьмам, как и просьбы Ив. Но было и ещё кое-что: подросший Гарри Поттер и Ивонн Палмер были столь похожи, что Марина не могла списать это на совпадение. Гарри Поттер, который увяз в конфликте с Волдемортом, и тоже не забыл о том, чтобы составлять завещание в пользу максимальной защиты своих детей. Последние две недели происходило что-то, что Марина не полностью понимала – но что-то важное, это несомненно. Ей требовалось поговорить об Ивонн Палмер со вторым человеком, который её хорошо знает. И о Гарри Поттере – слишком подозрительно похожем.***
Разговоры о Гарри девятого числа были сверхпопулярны – пока в «Норе» его поминали, а в Хогвартсе думали, как спасать от упорного желания сложить голову, в гостиной добротного старинного дома, закрытого множеством щитов – на всю паранойю МакДорадов, Блэков и Поттеров – две самые, что ни на есть, блондинки, просто сплетничали. – …Так что он меня откровенно пугает, – закончила свой рассказ Миртл. Ей, в отличие от других, вообще не нужно было менять внешность – она училась в другой школе, и она росла, через пару лет в ней так и так никто бы не узнал бывшее привидение. И, тем не менее, следуя переменчивой моде – и оценив внешность «родителей», Миртл сочла за лучшее поправить несправедливость. Теперь её когда-то редковатые чёрные косички превратились в пепельное каре, и только две пряди шириной в три дюйма, обрамляющие лицо, были натуральными. Выглядело, будто это, наоборот, колорирование чёрным. Глаза Миртл сейчас казались зелёными – она уже почти полгода носила цветные линзы, корректирующие заодно зрение, и единственное, что о них думала, так не поменять ли на, скажем, фиолетовые. Ей было почти пятнадцать и она, уже пройдя ту стадию, когда никак не могла избавиться от прыщей, теперь нашла новую черту своей внешности, в которой могла сомневаться. – Это ожидаемо, – ответила ей вторая блондинка, Луна, невозмутимо нанося на ногти переливающийся всеми цветами радуги лак. – Ты вот, говоришь, он был миленьким на втором курсе. Но это для нас прошло три года, для него – куда больше. Смотри, он начал обращать внимание на свой внешний вид и не чураться расчётов, да вообще, учёбы, после хронопутешествий на втором курсе, стал спокойнее и самодостаточнее, пожив в нормальной семье на четвёртом. Ах, ну да, ещё полюбил готовить. И это эффект от переноса сознания в человека, живущего другой жизнью, с другими привычками, на период меньший, чем его последнее путешествие. Не знаю, Миртл, сколько мальчика-Гарри могло остаться в том Гарри, что есть. Он меняется под действием происходящего, и это нормально, тем более, на него действуют и другие факторы, вроде чужого опыта и памяти. Не ожидать же, что у него будут воздушные замки в голове после того, как он жил столько времени в неспокойный период конфликта Дамблдора с Волдемортом, не самым законопослушным человеком, замешанным в их делах? После почти года неприкаянным духом, привязанным к крысе, или самой крысой без возможности стать человеком, после всего, что он узнал? Он хороший парень, но вынужден заново искать ориентиры. Он в меньшей степени думает о том, что, если он не спасёт мир, никто его не спасёт, но толика цинизма со взрослением приходит почти ко всем. Или тебя заботит что-то конкретное? – Даже не знаю, как прокомментировать. Я уже сказала, что, несмотря на спарринги с папенькой и медитации, в которые он себя непонятно как всё же загоняет, вменяемым он не кажется. Злится, бушует, сквернословит – пусть я и наблюдала эту картину всего день, как-то очень уж… впечатляло. Особенно, когда они в документы закопались… – Пфф, Миртл, если это то, о чём я думаю, любой бы психовал и сквернословил, – пожала плечами Луна. – Гарри узнал в прошлом немало вещей, дополняющих картину, есть какие-то факты, из-за которых они боятся, что Гарри не переживёт своего опекуна. Помимо того, что его терзают демоны из прошлого, они пытаются одновременно состряпать выход в настоящем. И подстраховаться хотя бы с точки зрения наследства для детей. Ни у кого нет желания, чтобы возник казус подобно тому, что был у него. – Вот это тоже пугает. – Не преувеличивай, поругаются, да придумают, что делать. Джентльмены просто на всякий случай предпочитают держать дела в порядке. Вот, тот же Регулус перед смертью свои решил. – Я бы так не сказала, судя по тому, как изысканно ругается он. И вообще, где ещё эти джентльмены, четыре дня никакой связи… Ты не думаешь, что с ними могло что-то случиться? – Возможно, мальчишник, как бы так помягче… плавно перешел в запой. Мой отец всегда говорил, мужчины так стресс снимают, а они, на минуточку, недавно предотвращали беспорядки возможным масштабом на всю страну. – Запой? – Скептически переспросила Миртл. – Маменька с каждым днём волнуется всё больше, если они опоздают на свадьбу… Боюсь, лич покажется им разминкой. Луна на это хихикнула. Тон, которым Миртл обозначает Вальбургу, с которой у них настороженный нейтралитет, – непередаваем. Пожалуй, лучше только тот, что приберегает для фразы «братец Сириус». Но что поделаешь, Эйден всерьёз решил жениться, Вальбурга всерьёз согласилась – и все остальные вынуждены с их решением жить. Больше того, по идее, они женаты уже семнадцать лет как – проще всего Вальбурге было назваться несуществующей женщиной, имя которой, однако, Эйден проставил в записях о рождении Миртл, когда их подделывал. Конечно, Лира – это было иронично, как для характера Вальбурги. Но молодая фру родом из затерянных на севере Норвегии хуторов, переехавшая к мужу после того, как он обустроился в Британии и освоился с наследством, не должна была привлечь слишком уж пристального внимания. Если сравнивать с вниманием, что привлекла бы восставшая из мёртвых леди тёмного рода, как-никак Эйден, кузен Пандоры Лавгуд, в девичестве Акселсон, уже в Британии примелькался. Вальбурга не знает, как ей вести себя с Миртл – рождённой и растущей в тот же период, что и она сама, не в этом всё время спешащем поколении конца века. Воспитанной в совершенно других условиях, почти взрослой девушкой, удочерённой Эйденом по всем правилам. Как и Эйден, Миртл не может видеть мир с позиции аристократов. У Регулуса и вовсе, насчёт происхождения Миртл предубеждение – но вместе с тем, у неё с Блэками неожиданно яркие точки соприкосновения. Она тоже выпала из своего времени и строит своё счастье наново, служа для них невольно вдохновляющим примером того, что это возможно. Регулус пытается смириться с тем, что все, кого он знал, умерли или стали намного старше, бывшие «братья» – убийцами, кумир – личем, а потом он вернулся, из другого мира, чтобы здесь жить, что-то исправить, найти людей, способных вернуть самого Регулуса, больше не раба после своей смерти… Бывший Лорд и брат, что единственный может братство расформировать, и который именно это делает, в том числе с Регулусом, – а параллельно продолжает прикладывать усилия, чтобы перекроить законы магической Британии по своему разумению. И ещё, жениться на матери. Регулус ищет силы, чтобы принять новые реалии достойно, а после – выйти в свет с немного (сильные маги живут долго, потому много не нужно) более взрослой внешностью. И доказывать всем, что Лорд Блэк, пусть попал под проклятие, вынудившее его пропасть из страны на шестнадцать с половиной лет, не просто вернулся, но и ещё что-то из себя представляет, как человек. Регулус Миртл скорее нравится, чем не нравится, и, если у него наметится конфликт с Сириусом, Миртл на его стороне. Но Гарри из всех своих «почти родственников» она знает намного дольше и кое-чем ему обязана, вот и думает о его душевном равновесии куда больше, чем о Блэках. – Не переживай, – сказала Луна, улыбаясь как всегда, мягко и немного рассеянно. – Эйден не вчера родился, да и Гарри тоже, они прекрасно знают, что нужно делать, если кажется, что сорвало резьбу. Не сомневайся, на свадьбу успеют, так что пойдём заканчивать с подгонкой платьев, пока невеста достаточно покладиста, чтобы лояльно отнестись к ярким цветам. Отец считает, на свадьбу всегда стоит их надевать, это хорошая примета…