что-то с запахом лаванды

Прижавшись горячей щекой к чужому плечу, Эд так и закемарил, пригревшись. Вымотанный и абсолютно потерянный после матча, а потом и после выступления, он похож был больше на лимон, чем на человека. Антону не в падлу его так подержать, чтобы не свалился, даже приятно очень — когда ещё возможность появится потрогать его побольше? Хотя, казалось бы. Он вечно лежит на его коленях, независимо от того, где они, в классе или где-нибудь в коридоре, вечно ласкается котом к прохладным ладоням, поглаживающим его по голове, и так приятно перебирающим спутанные, скажем, после сна, волосы. Эд его трогать любит, Антон — ещё больше, только Эда. И, выведя эту череду объятий, и странных, совсем уже как-то не дружеских обжиманий, в порочный круг, они замкнули его и по ныне варились внутри, плавясь тихонько каждый раз, когда могли друг к другу прикоснуться. А теперь Шастун мог еще и слушать чужое тяжелое дыхание где-то у себя на плече, мягко приобнимая свалившегося на него парня. Мог вздохнуть, глядя с улыбкой на его спокойную мордашку, а потом перевести взгляд на растрёпанные волосы и задумчиво прищуриться. Судя по тому, как активно Выграновский к нему жался, живым и не затисканным Антону отсюда явно было не сбежать, а поэтому, надо брать всё, что есть. Немного повернувшись, вторую ладонь он поднимает, и впутывается ею аккуратно в растрёпанную копну тёмных волос на макушке. Эд во сне немного хмурится сначала, а поэтому уже хочется одернуть себя и не лезть туда, куда не разрешали, но потом смиренно облизывает губы и устраивается поудобнее, пододвигаясь вплотную настолько, насколько это возможно. Ликующий Шастун растекается в улыбке, прикрыв глаза. Влажные прядки податливо приглаживаются его пальцами, пока Выграновский сопит куда-то в ткань свитера, виском потираясь во сне о мягкую ткань лилово-сиреневого, смешно морща нос и передвигая ладони подальше, чтобы удобнее обнять за талию. Непременно, происходящее здесь и сейчас является неопровержимым доказательством того, что Эд на самом деле не человек, а кот. Аккуратно потянувшись навстречу, Антон гладит большим пальцем его по лбу, наклонив немного голову, а потом усмехается совсем тихонько, боясь разбудить это чудо на своём плече. Невозможно адекватно смотреть на человека, который еще полтора часа назад ругался за сценой на дурацкие микрофоны, путался в проводах ногами и крыл всех, кто ему мешал стоять, трехэтажным матом, а сейчас — мирно посапывает и шмыгает носом, притираясь поближе. Плечо нагревается от жара, которым пышут щеки с таким необычным румянцем, которого Шастун ещё никогда на Эде не видел и даже не думал, что сможет увидеть, и парень невольно ёрзает. Почувствовавший угрозу потерять опору, Выграновский перекладывает лапки с одного места на другое, чуть пониже, двигает своим коленом антоново и вздыхает сонно, ткнувшись в шов носом. Антон гладит его по боку несколько лениво, зевая периодически и причёсывая лохматую темную челку, лезущую Эду в глаза. В какой-то момент ему вдруг начинает казаться, что улыбка на сонной мордочке уже и не такая сонная, а вполне себе осмысленная. Тут же растеряв свой запал, он отстраняет одну руку, неловко складывая её себе на коленку, но от поглаживаний по чужой толстовке не отрывается. — Ты ведь не спишь, да… — Я и не спал. Недовольно засмущавшись, Шастун, таким вздором обезоруженный и смущённый, вспыхнул в эту же секунду ярче, чем огни района красных фонарей. Довольный, как слон, Выграновский оторвал голову от его плеча, разомлевше улыбаясь и зевая куда-то в сторону. — Ты просто такой удобный, я подумал, что неплохо было бы воспользоваться этим и вдоволь належаться… Эд усмехается тихонько, поглаживая Антона по пушистому затылку, и улыбается хитрюжно, передвигаясь так, чтобы закинуть одну ногу ему на коленку, а голову вернуть на плечо. Несколько не соображающий, что творится с их позой и почему они в таком странном положении, Шастун подтягивается ближе, выпрямив спину, чтобы парень не ломал свой позвоночник в попытках улечься. — Жук ты, Эдик, самый настоящий жук. Жучище прям. Хихикнув, Антон вздыхает вдруг как-то мечтательно, кончиком пальца прочертив дорожку от чужого лба до переносицы, а потом отстраняет ладонь обратно, уперевшись ею в с край сцены, на котором они уместились. Всё ещё очень теплый и чем-то очень вкусно пахнущий Выграновский заставляет постоянно хотеть свалиться спать, прямо там, прямо на него, а желательно вообще с ним. Наверное, это не желание просто быть друг с другом? Наверное, это что-то… Большее? Прохладные пальцы скользят по мягкой ткани свитера, аккуратно приземляясь на дальнем плече, а Эд поудобнее устраивает голову, щекой потеревшись о краешек со швом. Антон вроде бы больше не возмущается, а тоже тянется навстречу и покорно принимает свою учесть подушки, насупившимся розовым помидором обнимая Эда в ответ. Странно кстати, что Шастун вообще не стесняется обниматься с кучей своих знакомых, сватов, братов, друзей, приходит к ним со своими тактильностями по двести раз на день, а сейчас сидит и медленно теряет самообладание в компании какого-то, прости господи, Выграновского. Очень странно, но почему-то это уже не кажется странным. — Ша-аст. — Мм? — А мы домой-то собираемся? Не в силах разлепить веки, он сонно потирается носом о плечо, а потом опирается на него подбородком и оказывается совсем неприлично вплотную к чужому лицу, горячим дыханием опаляя ухо, которое и без этого движения уже красное от смущения. Антон рефлекторно пытается отшатнуться, но аккуратные руки придерживают его ближе и не дают такой возможности. Удрученно вздыхает, а потом, погладив ещё раз по спине, приваливается виском к чужому лбу. Прикрыв глаза, судорожно перебирает всевозможные сцены дальнейшего развития событий в голове, покрепче сжимает мягкую тёмную ткань на лопатке, большим пальцем еще раз ведёт по ней, а потом облизывает губы и снова смотрит куда-то в прострацию. — Судя по тому, как ты ко мне липнешь, нет. — Кто тут еще к кому липнет…