Кай

Устало вздохнув, Чонгук лениво потянулся и улыбнулся, переглядываясь с Чимином. Сегодня они весь день потратили на поиски подходящего подарка для Хосока, который праздновал в эту пятницу своё совершеннолетие. В конце концов, было решено сложиться и подарить ему новую гитару. Точнее сказать, купить её настоял Чонгук, а Чимин лишь добавил сколько смог. Он немного расстроился, несмотря на убеждения Чонгука, что это отличная идея, потому что вклад его был не равноценен, но вынужден был смириться и признать, что подарок и правда отличный. Чонгук провёл кончиком пальца по изгибу гитары и коснулся струн. Ещё несколько секунд он задумчиво смотрел на музыкальный инструмент, сожалея, что в своё время не увлёкся музыкой или любым другим искусством, ему хотелось бы обладать каким-то талантом. Даже Чимин, живущий бог весть где, занимался танцами и стремился к прекрасному. И определённо был прекрасен. — Ты часто думаешь о своём будущем? — спросил Чон, рассматривая фотографии на книжной полке Чимина, но тут же подумал, что вопрос его мог прозвучать странно. Пак закрыл шторы и включил напольную лампу. — Конечно, — ответил он слишком обыденно и бросил два джойстика на кровать. — А ты? — Не особо, — признался Чонгук. — Почему? — спросил Чимин и подошёл ближе. Чонгук пожал плечами и отвёл взгляд. Смотреть на Чимина становилось всё труднее, он испытывал неконтролируемый прилив грусти при его прямых взглядах и никогда их не выдерживал. Пак стал для него чем-то вроде сокровища в музее — смотреть можно, дотронуться нельзя. Это было паршиво. От одного вида, как тот покачивает неосознанно бёдрами или со стоном выдыхает, запрокидывая голову, Чон чувствовал, как становится тесно в районе ширинки. Полный провал. Но он ничего не мог с собой поделать. — Не знаю, как-то не задумываюсь над этим. На следующий год я поступлю в университет. Судьба моя уже предрешена, имеет ли смысл о ней думать? — улыбнулся грустно Чон и снова пожал плечами, принимаясь перебирать пальцами кружевную салфетку, покрывающую телевизор — в современных домах такого уже не встретишь. — Чонгук, что-то не так? — тихо спросил Пак, дотрагиваясь до его руки. — Нет, всё хорошо, — Чон отдёрнул свою ладонь, словно прикосновение Чимина его обожгло. — Давай что-нибудь посмотрим, мне не хочется играть. Он резко отвернулся и, взяв ноутбук Пака, сел вместе с ним на кровать, не сразу заметив, что Чимин остался стоять неподвижно. — Ты смотрел… — Чонгук осёкся, посмотрев на Пака, — Чимин, ты чего? Чимин всхлипнул и медленно моргнул, прогоняя слёзы, скопившиеся в уголках глаз. — Я настолько тебе неприятен? Ты заставляешь себя проводить со мной время? — спросил он каким-то не своим, хриплым голосом. — Что? — Чонгук отложил ноутбук и в несколько шагов оказался рядом с ним. — С чего ты так решил? — Ты не можешь даже смотреть на меня, не разрешаешь к себе прикасаться… Ты не чувствуешь, что я… не чувствуешь… — он не смог договорить и отвернулся, закрыв лицо ладонями. — Боже… — прошептал Чон, тяжело вздохнув. Он даже не подумал о том, что Чимин может интерпретировать его поведение именно так. Он снова обидел его, хоть совсем того не желал. — Нет, Чимин, нет. Это совсем не так, я вовсе не думаю о тебе плохо, мне нравится быть с тобой, — начал оправдываться Чонгук, но внезапно замолчал и внимательно посмотрел на друга, прищуриваясь. — Подожди-ка… Я не чувствую, что ты, что? Чимин стоял по-прежнему отвернувшись. Он не ответил, только судорожно вздохнул и принялся тереть лицо ладонями. — Не чувствую, что? — не сдавался Чон. — Ничего… Однако каким-то потаённым уголком души Чонгук знал истинный ответ на свой вопрос. Чимин никогда раньше не реагировал на его выходки так остро, он прощал безоговорочно любую грубость, а теперь его это ранило. Он осторожно потянул парня за предплечье, разворачивая к себе лицом. Чимин медленно поднял на него виноватый взгляд, янтарь в его глазах продолжал намокать. Чонгук понял в секунду — так и есть, они больше не друзья. — Что я не чувствую, Чимин? — вновь спросил Чон совсем тихо. Вопрос его повис в воздухе как нарушенная клятва. Это был тот момент, когда он мог бы получить всё то, чего желал, если бы только осмелился попросить. Короткий миг — и всё изменится, но он выбросил белый флаг, потому что страх потерять совсем — сильнее. — Прости меня, — только и сумел вымолвить Чон. Не совладав с собой, он сделал то, о чём так давно думал — провёл пальцами ему по щеке и поразился, какая у Чимина мягкая кожа. — И ты меня, — шёпотом сказал Пак, перехватывая руку Чонгука, сжал легонько его ладонь и тут же отпустил. Чон тихо качнул головой. Он почувствовал лёгкое покалывание, что распространилось от кончиков пальцев на всю ладонь, за которую мгновение назад держал его Чимин. — Посмотрим фильм? — спросил он, ощущая, как нарастает между ними неловкость. — Ты выбираешь, — согласился Пак, стараясь больше не встречаться с Чонгуком глазами. Чонгук уже не мог ничего выбирать и включил первое, что хоть как-то привлекало названием. Он был не в силах отделаться от ощущения руки Чимина в своей руке, странное покалывание стремительно добралось до лопатки и охватило всё тело. Они сели рядом и не двигались, смотря в экран так сосредоточенно, будто искали разгадку тайны сотворения вселенной в кадрах семейной комедии. Недосказанность между ними по-прежнему держала обоих в напряжении. Чон задумался, должен ли он сделать сейчас первый шаг, как сильно он этого хочет и готов ли нести за свои действия ответственность. Чимин слишком не смел, он никогда не решится сам и сумеет принять, так или иначе, любой исход. Чонгук посмотрел на него украдкой и завёл неуверенно руку ему за спину. Он почувствовал, как Чимин задержал дыхание на вдохе, и обхватил его смелее. Пак склонил голову и боязливо прижался к его плечу. Он был таким миниатюрным, что когда Чонгук сомкнул вокруг него руки, то почувствовал, как сердце его дрогнуло от осознания того, как запросто тот помещается у него в объятиях. «Вот и всё», — подумал Чон, понимая, что отрезает себе все пути назад, крепче сжал кольцо рук и спросил шёпотом: — Можно мне остаться с тобой? — Сегодня? — уточнил Чимин, перебирая в руке ткань его футболки. — Сегодня. И вообще. Остаться до тех пор, пока я могу оставаться с тобой. Чимин поднял голову, застенчиво взглянув на него. Чон заметил, что нижняя губа его начинает дрожать. Он и сам разволновался, сердце его забилось так быстро, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Чонгук посмотрел ему в глаза, осознавая, что умалчивать больше нет смысла. — Ты нравишься мне, — признался он в чувствах и впервые в жизни сделал это искренне. — Я ещё никогда не встречал человека лучше тебя. Он замолчал, и Чимин опустил голову, прижимаясь к его груди. Конечно, он не мог не услышать биение его обезумевшего сердца. — Останься, — произнёс тихо Пак. Он уткнулся носом Чонгуку в шею и замер. В его дрожащем дыхании чувствовалась крайняя взволнованность, его пальцы сминали тихонько тонкую ткань футболки и цеплялись за него как за нечто эфемерное, нечто такое, что вот-вот должно было исчезнуть. Ему понадобилось некоторое время, чтобы понять, что Чонгук действительно здесь, с ним и никуда не исчезнет, что руки его обнимают, держат, гладят и не собираются отпускать. Медленно он расслабился, прикасаясь губами к горячей коже, и мерно глубоко задышал. Они заснули в объятиях друг друга, а проснулся Чонгук один. Он посмотрел на часы и неосознанно улыбнулся. Целых десять часов. — Уже проснулся? — спросил Чимин, увидев его на кухне, выключил закипевший чайник и достал с сушилки ещё один стакан. — Ещё пару недель, и будешь вставать в семь утра, — улыбнулся он, наливая чай. Ещё пару недель, и я уеду домой, — подумал Чонгук, и ему понадобилось совершить некое усилие над собой, чтобы суметь улыбнуться в это мгновение в ответ. Странно, но после той откровенности, что случилась между ними, после стольких слёз и признаний ничего не изменилось. Чимин остался прежним Чимином, мягким и ненавязчивым. Чонгук тоже вёл себя осторожно, позволял себе изредка держать его за руку и обнимать со спины. Пока этого было достаточно. Времени оставалось немного, но торопиться не хотелось. Почему-то он чувствовал, что с Паком должно быть именно так. Он не целовал его, не водил в кафе, не приглашал на свидания, не делал ничего из того, что делал раньше для своих девушек, но всё равно чувствовал, что влюблён. Влюблён так, как никогда прежде. Его наполняла особенная, отличительно нежная любовь, и он очень боялся всё испортить. Поэтому больше никаких ночёвок — Чон не такой невинный, как Чимин. В конце недели они, как и было запланировано, посетили вечеринку по случаю дня рождения Хосока. Чонгук был удивлён, когда его представление о празднестве не совпало с действительностью. Никакого дешёвого пива и травки, никаких непонятных девиц и пьяного угара. Это было мероприятие семейное, тёплое и уютное. Мама Хосока очень потрудилась, украсив летнюю беседку и деревья светодиодными лампочками. Сад выглядел просто восхитительно, и большая часть людей собралась именно там. Кто-то расслабленно двигался под лёгкую музыку, кто-то просто разговаривал, шутил и смеялся. Чимин чувствовал себя как рыба в воде. Все знали его, мужчины здоровались с ним за руку, женщины обнимали, целуя в лоб или в щёки. Его любили. Да и как его можно было не любить? Когда все собрались в доме за общим столом, Чон заметил, что любой обращённый на Пака взгляд мгновенно теплел и обретал мягкость. Чимин был солнцем, лучистым, запасающим и хранящим в себе свет, этот свет он изливал на окружающих, помогая любому, даже самому зачерствевшему сердцу вновь уверовать в красоту сего мира и взлелеять в себе утраченную доброту. — Ну и ну… — восхищённо произнёс отец Хосока и забрал из рук сына гитару. Чон быстро догадался, кто привил Хосоку страсть к музыке. — Хороша… — улыбнулся мужчина, осматривая музыкальный инструмент. Юнги чуть прищурился, взглянув на Чонгука, словно пытался разгадать какой-то подвох с его стороны и поджал недовольно губы. Нет, это было не просто недоверие, Мин его на дух не переносил, но делал вид, что всё в порядке. И только Чимин, по странному стечению обстоятельств, вечно стоящий между ними служил для обоих всесильной нитью примирения. Плевать на Мин Юнги, Чон чувствовал себя счастливым, смотря на искреннюю улыбку Хосока, оказывается это приятно — радовать других. Ещё приятнее было ощущать близость Чимина. Он заражал его любовью, заражал воздушно-капельным путём, без всякого инкубационного периода. Чон был уверен — нет на свете ни одного врача, способного помочь ему унять эту странную сладкую боль, которая охватывает грудь, стоит их глазам встретиться. Его прикосновения, его кроткие взгляды и ласковые улыбки вызывали у Чонгука плохо контролируемые приливы нежности. И когда маленькая ладошка Пака сжала его руку под столом, он принялся исступленно поглаживать его пальцы, едва сдерживаясь, чтобы не забыться и не обнять так, как обнимают только любимых. — Давай прогуляемся? — шепнул он Чимину на ухо. Пак тихонько кивнул, потупив взгляд, и провёл по своей руке ладонью, прогоняя мелкие мурашки. Боже, как же Чонгуку захотелось усадить его к себе на колени… — Я буду ждать тебя в беседке, — произнёс он, поспешно поднимаясь. Вечер выдался на редкость тихим и очень тёплым. Гирлянда переливалась бело-лунными огнями, напоминая роящихся светлячков. Из открытых окон доносился смех и голоса, перебравшихся в дом гостей. Чимин появился через несколько длинных минут. Он улыбнулся, становясь напротив, и прикусил нижнюю губу. Смущается, — заметил Чонгук, взял его за руку, притягивая ближе, и судорожно выдохнул, обнимая за плечи. — Ты заскучал? — спросил Чимин. — Хотел побыть с тобой, — признался Чон. Желания их совпадали, но Чимин был слишком робким, чтобы в этом признаться. Впрочем, Чонгук это знал и без слов. — Потанцуем? — несмело предложил Пак, и покачал бёдрами в такт тихой мелодии, звучащей из колонки, оставленной в саду. В глазах его было звёздное небо, бесконечное, манящее в свои чёрные глубины. Чонгук затаил дыхание. Что бы кто ни говорил, всё начинается со взгляда. Теперь он точно это знает. — Если ты научишь меня, — ответил он, укладывая ладонь на его пояснице. — Просто двигайся вместе со мной, — прошептал Пак, обнимая его за шею. Чон принялся осторожно переступать с ноги на ногу ему в такт. Они закружились в тихом танце. В полумраке, под звуки медленной музыки, он прижал к себе Чимина и уткнулся носом в его волосы, неожиданно подумав о том, что не случалось в его жизни момента прекраснее, чем этот. Он любил его, и это было самое лучшее чувство, что ему когда-либо доводилось испытывать. Музыка остановилась. Чимин улыбнулся и отступил, медленно скользя руками по его предплечьям. Чонгук и сам не понял, как это случилось. Он только что стоял перед ним, а в следующее мгновение, вместо того, чтобы отпустить, притянул ближе и взял за руку. Чимин поднял на него взгляд, зрачки его были расширены, он глубоко и мерно дышал. Чон замер, глаза вмиг стали влажными, он слышал только стук собственного сердца. Вокруг всё померкло, истончилось и исчезло, как исчезают смутные образы теней в кромешной темноте. Они остались вдвоём, в невероятной дали от всего, в нерушимой тишине и покое. Румянец на щеках Чимина и близость его горячего дыхания казались единственной явью в этой гипнотической сомнии. Творилось некое волшебство, всепроникающее и тончайшее, как запах его сладких духов. Чонгук не мог противиться этому волшебству, да и не хотел. Чимин был самым прекрасным созданием, какое он когда-либо встречал, в глазах его сверкала целая вселенная, а на губах застыла нежная улыбка. Всем своим существом Чон желал лишь одного — чтобы этот момент длился вечно. — Чимин… — прошептал он едва слышно. На секунду ему показалось, что он, может быть, совершает ошибку, но он отогнал от себя эту мысль, чуть склонил голову и коснулся мягких губ Пака. Их робкий поцелуй не продлился долго и совсем не походил на те, что были у Чонгука раньше, однако всё равно мог считаться самым прекрасным из всех. Когда Чимин крепко обнял его за шею, прижавшись своей мягкой щекой к его щеке, он понял, что будет помнить это мгновение до конца жизни, что бы ни случилось с ними дальше.