***
Чонгук провёл кончиком пальца по предплечью Чимина. Тот посмотрел на него, слабо улыбнувшись, и поёжился, покрываясь мелкими мурашками. — Обними меня, — сказал тихо Пак и первым прижался к его мерно вздымающейся груди. — Ну, чего ты… — прошептал Чонгук, поглаживая его по волосам. Чимин крепче обхватил его за спину, промолчав. Он долго лежал неподвижно и горячо дышал ему в шею. — Чонгук, — позвал он и нерешительно поднял взгляд. — Что? — Ты уже был с кем-то близок? Чон вздохнул, смотря в его смущённые глаза. То, что Чимин называет близостью, никогда таковым для него не являлось, он трахался как животное, руководствуясь одними лишь инстинктами. — Да, — ответил он, заправляя Чимину за ухо отросшие волосы. — А я ещё ни с кем не был, — признался Пак. Чон ласково улыбнулся и поцеловал его в переносицу. Сказанное Чимином и так было очевидно, но он почувствовал, как эта откровенность усилила возникшую между ними интимность до предела. — Я хочу, чтобы ты был у меня первым, — произнёс Пак. — Буду, — Чон ощутил, как Чимин задержал дыхание. — Но не сейчас. — Почему? — ожидаемо спросил он, заметно теряя уверенность в голосе. Чонгук опрокинул его на спину, ловко устраиваясь сверху, просунул руку под поясницу и прижал к себе теснее. Чимин сдавленно выдохнул под тяжестью его тела и широко распахнул глаза, ощутив пахом чужую эрекцию. Колени его тут же дрогнули в интуитивной попытке сжаться. — Не думай, что я тебя не хочу. Ты самый красивый, — Чон улыбнулся, звучно чмокнув Чимина в губы, — самый милый, самый нежный, самый лучший… — он замер под мягкостью его взгляда и затаил дыхание, к глазам неожиданно подступили слёзы. — Я тоже люблю тебя. Вот почему. Я не трону тебя, пока ты не будешь готов. Сейчас не время, ты сам это знаешь, — зашептал Чонгук, склоняясь ниже к его лицу. — Я боюсь, — тоже шёпотом сказал Пак и, прикрыв глаза, коснулся на короткое мгновение его губ. — Я просто боюсь потерять тебя. — Не отдавайся мне вот так, не приноси себя в жертву. Никогда. Чонгук перекатился обратно на спину и посмотрел с какой-то обреченностью в потолок. — Тех, кто не хочет быть рядом, ничем не привяжешь — ни телом, ни душой. Я хочу быть с тобой, потому что… потому что я… — Чон вдруг разволновался и, повернувшись к Чимину лицом, принялся поглаживать по руке. — Я, может быть, веду себя с тобой не совсем так, как должен, может быть, кажусь тебе странным, ты прости меня, Чимин. Со мной такое впервые, я никогда раньше никого не любил. Я, признаться честно, вообще ничего не знаю о любви… Несколько секунд они просто смотрели друг на друга в тишине. Чимин почувствовал, как Чонгук напрягся. Его рука остановилась на предплечье Пака и легонько его сжала. — Мои родители не такие, как твои, — заговорил он тихо. — Когда я был маленьким, меня не целовали, не гладили, не обнимали. Мои родители в разводе, я крайне редко вижу свою мать, но даже когда это случается всё ограничивается её расспросами о моих успехах. Я должен быть успешным. Это единственное, что мне вдалбливали в голову с самого детства. На протяжении всей своей жизни я только и слышу о том, как и в чём должен соответствовать. Отец хочет видеть во мне образцового сына, наследника, способного продолжить семейное дело. Иногда я чувствую себя собакой, которую гладят только тогда, когда та приносит палку или выполняет команду. Мне неприятно разочаровывать их, но я часто делаю это назло. Я много лгу, много притворяюсь и порой поступаю очень нечестно, но уже не могу себя изменить, вседозволенность мне слишком понравилась. Чонгук замолчал и медленно склонил голову, прислоняясь к плечу Чимина. Ласковая рука тут же заводила ему по волосам, успокаивая. Он зажмурился, вдыхая глубже. Чимин обхватил его, прижимая к себе, и Чонгук тихонько простонал, обнимая в ответ. — Будь хорошим сыном для своей матери и гордостью для отца. Когда тебе будет сложно, помни о нас. Помни, что ты всегда можешь быть частью моей семьи, — сказал Чимин, перебирая пальцами его короткие пряди волос. — Мы не заменим тебе твоих родных, но ты знай, что здесь тебе всегда рады. У нас не принято бросать любимых, мой дом — твой дом. Всегда. Что бы ни случилось. Чонгук сжал в кулак его футболку, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. Чимин был таким добрым, заботливым, любящим, он был хорошим… был именно таким, каким Чонгук хотел бы быть сам, но уже никогда не сможет…***
Не открывая глаз, Чимин почувствовал, что того тепла, с которым он засыпал, больше нет. Не было с ним и того запаха, что успел стать родным. Он открыл глаза и не нашёл в постели Чонгука. Что-то было не так, он понял это мгновенно. Чон никогда не встаёт так рано. Тревога змеёй обвила позвоночник, заставляя вскочить с кровати. Пак выглянул в окно, и сердце его ухнуло куда-то в пятки и там же замерло. Чон стоял во дворе Суа с дорожной сумкой в руках, его отец обнял старушку и пошёл к выходу, остальные последовали за ним. Чимин резко развернулся и рванул на улицу, выбегая холодным утром в одной лишь футболке и тонких, коротких шортах. Он распахнул калитку и, вылетая, врезался Чонгуку в твёрдую грудь. — Ты уезжаешь? Чонгук, ты уезжаешь? — испуганно спросил он, бегая глазами по его лицу. — Да, Чимин, — сказал Чон, с трудом выдерживая его взгляд. Глаза Чимина вмиг наполнились слезами, он протяжно простонал, приложив к груди ладонь, и рвано задышал. — Тихо, тихо, тихо… — зашептал Чонгук, заводя его обратно за калитку, чтобы скрыть от лишних глаз. — Ты знал? Почему ты не сказал мне? — сквозь слёзы проговорил Пак, хватаясь руками за полы его куртки. — Вот поэтому и не сказал, — покачал головой Чон и взял лицо Чимина в свои ладони. — Не плачь, только не плачь… Мы ведь говорили с тобой об этом. Я приеду, как только смогу. Я буду звонить тебе, а ты будешь звонить мне. — У меня плохое предчувствие… очень плохое… — Это просто тревога. Всё останется как прежде, я тебе обещаю. Чонгук чуть склонил голову, касаясь его солёной щеки губами. — Можешь пообещать мне не плакать? Ради меня, можешь? Чимин слабо кивнул и вздрогнул, когда раздался автомобильный гудок. — Мне нужно идти, — прошептал он и снова склонился, чтобы поцеловать его коротко в губы. — Я люблю тебя. Чимин разжал пальцы, выпуская его куртку, и взглянул на него смиренно. — Прости, — сказал тихо Пак, стирая с лица слёзы. — Я просто… Просто не ожидал. Тебе нужно было сказать мне. Но ничего… ничего… — завертел он головой. — Всё нормально. Возвращайся к отцу. Чонгук продолжал медлить, не решаясь отступить и выйти со двора. — Я в порядке, — закивал Чимин, замечая его неуверенность. — Буду в порядке, обещаю. — Ладно… — вздохнул Чон и попятился. — Я позвоню тебе. Пак едва заметно кивнул, обхватывая себя руками. Холодно. Кажется, вот-вот пойдёт дождь. Ну же, уходи… не стой раздетым на ветру, — взмолился мысленно Чон. — Уходи же! Но Чимин, сжавшись, продолжал стоять и уже заметно дрожал. Он смотрел на него безотрывно. Чонгук вновь остановился. Несчастное сердце. У него было чувство, будто Чимин протянул руку и сжал его в кулаке. Чон против воли первым отвёл глаза и вышел за ворота. Он сел в машину, молчаливо и грузно. Чон Джэсон о чём-то спросил, он отстранённо кивнул. Мысли его обрывками вертелись вокруг одного конкретного воспоминания, что картинкой застыло перед глазами — печальное лицо Чимина с мокрыми глазами, молящими остаться ещё хоть на мгновение. Машина плавно тронулась с места. Чонгук обернулся, посмотрев назад. Чимин вышел со двора и остановился посреди просёлочной дороги. Руки его были прижаты к груди, он смотрел ему вслед, и Чон был уверен, что плакал. Эту картинку он уже тоже видел. Колесо Сансары сделало ещё один оборот. — Что ты будешь делать, когда я уеду? — Я буду представлять, что ты здесь… со мной…