Кай

Бессонная ночь отдавалась в висках тупой болью. Чимин впервые отправился в школу не подготовившись к занятиям, но это его волновало куда меньше, чем то, как теперь ему следует поступить. Он сожалел о сказанном и хотел отправить Чонгуку сообщение, но эта идея показалась ему слишком поверхностной. Пак наговорил ему гадостей при всех и считал, что при всех должен за это извиниться. В кабинете было шумно, но разговоры заметно приутихли, стоило ему перешагнуть порог. Чимин полночи представлял себе, как именно будет себя вести, но всё равно растерялся. На нетвёрдых ногах он подошёл ближе к компании парней, среди которых был и Чонгук. — Что тебе? — снисходительно взглянул на него один из одноклассников. Чимин сделал ещё шаг, становясь так, чтобы Чонгуку было его видно. Глаза их встретились. — Я прошу у тебя прощения, за то, что наговорил вчера. У тебя и у твоих друзей. Я сожалею, — произнёс он на одном дыхании. — Думаешь, можешь сделать это вот так просто? — хмыкнул Лухан. — Закрой рот, — рыкнул на него Чонгук, и вернул взгляд к Чимину. — Давай-ка выйдем. Чон слез с парты и, схватив Пака за предплечье, потянул его за собой. Чимин едва поспевал за ним, а от его крепко сжатых пальцев, казалось, останутся синяки. Они прошли до конца коридора, где Чонгук, оглянувшись по сторонам, завёл его в подсобное помещение. — Мне, правда, жаль. Я не должен был этого говорить… — сразу принялся оправдываться Чимин. — У меня с ней ничего нет, ты всё не так понял, — перебил его Чон. Чимин потупил взгляд, неосознанно сжимаясь. Он и так прокручивал увиденное в голове всю ночь снова и снова, а сейчас, стоя рядом с Чонгуком, предчувствовал продолжение сей драмы. — Ты всё неправильно понял, — повторил Чонгук и подошёл к нему вплотную. Вторая часть марлезонского балета. — Разве? — Пак поднял на него растерянный взгляд. — Мы с Юнсу близки, но не так, как ты подумал, между нами ничего нет. Я тебе клянусь. Напряжение сгустило воздух. Чон с трудом сглотнул, неосознанно сжимая руки в кулаки. Он клялся Чимину в том, что только отчасти было правдой. Сейчас его и Юнсу связывал лишь безобидный флирт, но было время, когда между ними было нечто большее, чем ни к чему не обязывающая дружба. Ложь — не слишком хороший способ оправдаться. Можно наврать с три короба случайному знакомому, но если лжёшь человеку, без которого сложно представить свою жизнь, то неизбежно загоняешь сам себя в угол, потому что рано или поздно правда всё равно всплывёт. Однако страх лишиться Чимина совсем, толкал Чонгука на любые крайности. А ситуация была действительно не из приятных. Потому что есть большая разница между быть просто оставленным и быть преданным. Когда отвергают — это похоже на рану, которая болит, но всё же постепенно заживает, когда отвергают — это можно понять и осмыслить, найти причину, сформулировать объяснение, в крайнем случае, свалить всё на судьбу. Предательству же невозможно найти оправдание — это рана, которая не излечится никогда. И таких ран у Чимина уже несколько. — Пожалуйста, поверь мне. Всё не так, как могло тебе показаться со стороны, — полушёпотом произнёс он. Чимин слышал и не слышал. Чонгук смотрел ему в глаза и взгляд его был таким правдивым, что он почувствовал, как начинает прогибаться под ним, как тает, превращаясь в некую мягкую субстанцию. Ему захотелось обнять его, рывком, прижаться и спрятать лицо у него на груди. Его голос и эти слова, сказанные им, приносили облегчение… главное было не думать о том, как близко его губы были к другим губам… чужим… Его руки касались её… Снова невыносимо больно. Глаза защипало, образ Чонгука помутнел. — У неё есть парень, мы только друзья. Я ничего не сделал, просто обнял её, а она обняла меня… — Чон простонал на выдохе и мучительно скривился. В глазах Чимина стояли слёзы, смотреть на них было невыносимо. — Я ничего не сделал… — повторил он. Чонгук ощутил, как слабеют ноги. Ему вдруг стало тяжело говорить, голос осип, во рту пересохло. Чимин не заслуживал такого к себе отношения. Глупая гордыня не позволила вчера написать ему даже сообщения, и к чему это привело? Его мальчик сам сегодня пришёл просить у него прощения, унижаясь в сотый, нет… в миллионный раз. — Мы с ней, как ты и твой бледнолицый друг. Между нами только дружба. Понимаешь? Крайне неудачный пример, — подумал Пак и прерывисто вздохнул. Чон взял его за подбородок и, не находя больше слов для оправданий, поцеловал в губы. Лишь слегка коснулся и сразу отстранился. — Я люблю тебя, — сказал он, используя свой последний и единственный аргумент. Пак прикрыл глаза, склоняя перед ним голову. Чонгук прижал его к себе, запуская пальцы в волосы. Немного погодя маленькие ладошки легли ему на спину в ответ. С минуту они стояли молча, потом Чон коснулся губами его макушки и тихо произнёс: — Давай побудем сегодня вдвоём? Только ты и я. И больше никого. Хочешь? — Да, — шепотом ответил Чимин. Чонгук прижал его к себе крепче, вновь целуя в волосы. Пак судорожно выдохнул, едва слышно простонав. Ему очень хотелось спросить кое-что ещё, например, то, почему Чон не объяснился перед ним сразу или то, почему никогда не пытался защитить его, а делал это Минхо, но он быстро подавил в себе тягу продолжать этот разговор. Слишком ласковыми были объятия Чонгука, слишком желаемым был этот мир между ними. Чон первым вернулся в класс. Чимин вошёл спустя несколько минут, лицо его было заплаканным и бледным. Он прошёл к своей парте, ни разу ни на кого не взглянув, и сел, сразу уткнувшись в учебник. — Что ты сделал ему? — спросил Минхо у Чонгука уже к концу урока, из-за чего это выглядело так, будто он думал об этом всё это время. — Ничего, просто сказал пару слов. — Нет, до этого. Что ты сделал ему, что он так взбесился? — Тебя это волнует? — Мм… волнует. Чонгук хмыкнул, посмотрев на друга, но на лице того не было ни капли насмешливости. — Я обидел его, — признался Чон, замечая, как дёрнулся нервно в этот момент уголок губ Минхо. — Как? — спросил он. Его вопрос всколыхнул в Чонгуке волну ярости, которую он с трудом мог сдержать. Минхо негласно присвоил Чимина себе, но тот отнюдь ему не принадлежал. — Не пытайся меня контролировать, — предупредительным тоном произнёс Чонгук. Ещё несколько секунд Минхо не сводил с него своих потемневших глаз, потом криво улыбнулся и пренебрежительно перевёл глаза на молоденькую учительницу, вальяжно откидываясь на спинку стула.

***

Обычно Чонгук всегда спрашивал, есть ли у Чимина предложения или предлагал что-то сам, они сразу договаривались о том, как проведут время, но сегодня он не произнёс ни слова, увидев Пака, и молча выехал со двора. — Куда мы едем? — спросил Чимин, вспоминая о том, что Чон обещал ему побыть с ним наедине. — Ко мне. — В смысле к тебе домой? — Да, хочу побыть с тобой вдвоём. Голос Чонгука звучал как-то расстроено. Пак чувствовал себя некомфортно рядом с ним. Всё потому что считал, что ему теперь никогда не исправить того, что он сделал. Чон доверился ему, рассказал о своих чувствах и переживаниях, о которых прежде не рассказывал никому, а он вывалил его откровение на всеобщее обозрение. Оказавшись в доме Чонгука, Чимин почувствовал себя ещё более неловко. Ему ещё никогда не приходилось бывать в таких домах, где все вещи вокруг казались настолько дорогими, что страшно было до них дотронуться. — Не представляю, как ты выжил у бабушки Суа, — протянул Чимин, оглядываясь по сторонам, и улыбнулся. — С трудом, — вздохнул Чон и откупорил бутылку красного вина. — Твой отец не будет против того, что я здесь? — Мы практически не пересекаемся с ним дома. Если нам нужно переговорить, мы обычно сначала созваниваемся. — Ох… — удивился Пак. В его понимании это было по меньшей мере неправильно, родные люди не должны выкраивать друг для друга время в бесконечном списке дел. Но они были воспитаны по-разному, и это он тоже понимал. Чонгук взял два бокала и проводил Чимина в свою комнату. Пока он разливал вино, Пак прошёлся по периметру, рассматривая интерьер его спальни. Он нажал на кнопку включения аудиосистемы, заиграла спокойная мелодия. Чимин покачался тихонько в такт. — Почему на самом деле ты бросил танцы? — спросил Чон, обнимая его со спины. — У меня ничего не получается… Я больше не могу ступить на сцену, не могу даже войти в танцевальный зал, — тихо произнёс Чимин, тяжело выдохнул и развернулся к нему лицом. Глаза Пака так стремительно наполнялись грустью, что Чон вмиг пожалел о своём вопросе. — Я просто хотел, чтобы они увидели меня на сцене… — ещё тише сказал Чимин, принимаясь разглаживать невидимые складки на рубашке Чонгука. — Я хотел, чтобы они прожили это важное для меня мгновение вместе со мной… А теперь… — он трудно сглотнул и поморщился. — Тихо, тихо… — зашептал Чон, заправляя прядь волос ему за ухо. — Прости, что спросил, прости. — Мне кажется иногда… я думаю порой… что это я убил их, — признался Чимин и прижался к нему, крепко обхватывая руками. — Ты не должен винить себя. Это лишь печальное стечение обстоятельств. — Но я не могу перестать об этом думать. Чонгук тяжело вздохнул. — Я понимаю, — прошептал он, погладив его по волосам. — Понимаю… Какое-то время они молчали. Чон похлопывал его тихонько по спине ладонью. Потом Чимин слегка отпрянул, грустно посмотрев на него. — Давай выпьем, — устало сказал он. Чонгук отступил от него, чтобы вернуться с вином. Чимин не ощутил особой разницы между тем, что было в его бокале сейчас и тем, что продавал Луи в своём баре. Он совсем не разбирался в винах и в их качестве, да и пробовать подобные напитки ему приходилось крайне редко, обычно это были какие-то торжества. С друзьями же они всегда пили только пиво. Поэтому он совсем не ожидал, что уже после второго бокала его разморит. Чимин забрался на кровать с ногами и приложил ладонь к щеке. — Ты чего? — улыбнулся Чон. — Щеки горят. Чонгук осторожно подобрался ближе и дотронулся до другой его щеки. — Горячий… ты не заболел? — в глазах его промелькнуло беспокойство. — Нет, это вино так действует на меня, — сказал Пак. — Вино? — переспросил Чон, замечая, как расширяются зрачки Чимина при его прямом взгляде. — Вино, — повторил тихо Пак, продолжая смотреть на него не моргая. Были мгновения, когда Чимин настоящий немного недотягивал до Чимина из его представлений. Но в этом не было его вины. Просто образ, созданный Чонгуком в тоске, был идеализирован настолько, что никакая реальность уже не могла с ним сравниться. Однако сейчас, когда Пак смотрел на него с таким благоговением и томностью, он был в сотню раз лучше того Чимина из его фантазий. Чонгук уронил осторожно его на спину и, не разрывая зрительного контакта, лёг на него сверху, вдавив своим весом в кровать. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, потом Чон убрал ласковым прикосновением с его лба волосы, освобождая лицо, и опустился ниже к губам, но не коснулся их сразу. Они дышали друг другом. Чимину показалось, что Чонгук пахнет грозой, тёплым летним ливнем и ветром. Чонгук прикрыл глаза, целуя его в улыбку. Они были слишком близко друг к другу, чтобы Пак не почувствовал, как твердеет Чонгук под плотной тканью штанов, и как тот прижимается к нему всё сильнее с каждой секундой поцелуя, трётся об него всё откровеннее. Чимин тяжело задышал, его желание нарастало вместе с темпом движений чужой эрекции у его паха. Чонгук вдруг остановился и посмотрел на него, словно решал, готов ли тот или нет. Его взгляд просил разрешения. Чимин протянул к нему руку и молчаливо погладил по лицу. Грудь его поднималась и опускалась — часто и резко. Он сдвинул брови, губы его были влажными, он выглядел так, будто терпел мучения. Но мучения эти были приятными. — Не останавливайся, — произнёс он, задыхаясь, и принялся стягивать с Чонгука футболку, но едва не спрыгнул с кровати, когда тот начал проделывать тоже самое с ним. — Пожалуйста, оставь, — попросил он, стараясь увлечь его поцелуем. — Ты стесняешься меня? Мы ведь уже когда-то спали в одной кровати, — проговорил Чон, целуя его в шею. Чимин покрылся мурашками. — Пожалуйста, — попросил он вновь, оглаживая его обнажённую спину. Чонгук выпустил из рук футболку, возвращаясь к его припухшим губам. В ней Чимин будет или без неё уже не имело значения. Он точно знал, чего хотел. Сейчас ему нужно было большего. Ему нужен был Чимин. У него зубы свело от возбуждения, и никакая тоненькая тряпочка его уже не остановит. Ощущение мягкой кожи на губах, каждый тихий стон в ответ на его действие и то, что он позволяет ему прикасаться к себе вот так — сводило с ума. Чон отпрянул и, ловко справившись с застёжкой, принялся стягивать с податливого парня джинсы. Он положил свои ладони по обе стороны его бёдер и наклонился, целуя его под пупком. Живот Пака был гладким и выглядел мягким, но на самом деле был упругим и подтянутым. Чонгук откровенно наслаждался, прикасаясь к нему и к его плавным изгибам по бокам, но вскоре не удержался и погладил его пах. Пак вздрогнул. Ничего более волнующего он ещё никогда не испытывал. Волна возбуждения заставила его задышать чаще, когда Чонгук склонился ещё ниже, целуя внутреннюю часть его бедра. Уже знакомый трепет наполнил низ живота, но это всё было просто ничем, по сравнению с той истомой, что он чувствовал между ног. Чон подцепил пальцами резинку его боксеров, медленно стягивая её вниз. Чимин и не заметил, как трусики спустились по его ногам. Но очередной поцелуй в самый низ живота немного привёл его в чувства. Ещё не поздно остановиться, — успел подумать Пак, прежде чем ощутил, как мягкие, тёплые губы обхватили головку его члена. Он почувствовал жар его рта и схватился руками за покрывало, сдерживая желание толкнуться навстречу. Всего несколько глубоких движений, и Чимин запустил пальцы ему в волосы, больше не в силах себя контролировать. — Чонгук… — взмолился он, запрокидывая голову. — Я сейчас… Чонгук вмиг отвлёкся от него. Чимин посмотрел в потолок, переводя дыхание. Прохладная влага коснулась его кожи, и он снова крупно вздрогнул. — Шшш… не зажимайся, — прошептал Чон. У него были умелые руки. Слишком умелые. Но Чимину не хотелось думать о том, как тот приобрёл такие навыки, и сколько таких, как он, лежало на этой самой кровати. Не сейчас. Сейчас он был заворожён этими новыми ощущениями, курсирующими по его телу. Чонгук навис над ним, посмотрев в глаза. Во взгляде его больше не было нежности, они горели пламенем совсем других чувств, им овладела страсть, безумное желание, граничащее с животной похотью. Тело Чимина приняло его, он ощутил его нежность и жар изнутри и отозвался несдержанным стоном, хватаясь за хрупкие запястья. Пак задрожал под ним, постанывая от боли, дыхание его стало частым и поверхностным, но постепенно замедлялось и становилось глубже. От мысли, что он делает ему больно, закружилась голова, но вместе с тем это возбуждало его ещё сильней. Ему не хотелось медлить, но Чимин был ему небезразличен, Чон не мог просто взять его. Он выходил из него медленно и также медленно проникал снова, хоть тело его и изнемогало, желая большего. Через пару минут Чимин задвигался с ним в такт, и от него невозможно было отвести глаз. Его движения бёдрами напоминали танец. Он был так красив, что дыхание перехватывало. Чон притянулся к его губам, сцеловывая с них очередной стон. Пак зажмурился, доходя до исступления. Он едва успевал сделать вдох, в перерывах между длинными поцелуями. Он чувствовал вкус Чонгука, его тепло, сам тёрся о него и вжимал в себя, словно они всё ещё были недостаточно близки. Чимин не знал, как долго их тела будут находиться в этом неистовстве, но был уверен, что закончится это чем-то особенно прекрасным. — Скажи, что ты всегда будешь моим, — попросил вдруг Чонгук, прижимаясь к нему настолько плотно, насколько это было возможно. — Я… — голос Чимина сорвался от очередного глубокого толчка. От этой близости ему стало совсем нечем дышать. — Скажи, Чимин, — требовательно прошептал ему в губы Чон. Разве это не очевидно? — подумал Пак, посмотрев в его затуманенные глаза, положил руки Чонгуку на влажную поясницу и вдавил его в себя. — Скажи, — прошептал Чон снова, качнув бёдрами. — Всегда буду твоим, — произнёс Чимин и затаил дыхание. Пульсирующее ощущение где-то глубоко внутри достигло своего пика. Волна удовольствия накрыла его, проносясь от центра живота и распространяясь по всему телу. Приятная нега разлилась под кожей, пульс зашкаливал. Он ещё никогда такого не испытывал. И ему хотелось ещё.