Кай

Без особого желания Чонгук присел на кожаный диванчик напротив Минхо. Он предпочёл бы быть сейчас в обществе совсем другого человека и совсем в другом месте. Но время от времени ему нужно было посещать скучные светские вечера, благотворительные концерты, шумные вечеринки Роя и прочие мероприятия, в которых не было никакого смысла, кроме одного — демонстрации себя, своей власти и возможностей. Короли должны являть себя народу. Это обязанность, которая возлагается вместе с короной. Чонгук со скучающим видом осмотрел помещение и присутствующих. Лесть, лукавые улыбки, притворный смех. Чимин прав — все они пустышки. Им неизвестно, что такое настоящая дружба и ничего неизвестно о любви. Имея высокий достаток, они умудрились изобрести новый вид нищеты — у них не было сердца, они были лишены всего человеческого. И ещё неизвестно кто на самом деле беднее — те, у кого ни копейки за душой, или те, у кого нет души. — Давно тебя здесь не видел, — улыбнулся как-то хищно Минхо. — У меня сейчас много дел, — уклончиво ответил ему Чон. — Да… понимаю, понимаю… Лухан издал какой-то нервный смешок, обращая на себя внимание Чонгука. — Ну ты молодец, что находишь время на своё любимое занятие, — продолжил Минхо, не сводя с него глаз. — О чём ты? — О благотворительности. Тебе ведь это нравится, Чонгук? Помогать сироткам? У Чонгука свело желудок. — Скорее это в твоей компетенции, — усмехнулся он, продолжая изображать отстранённость. — Не в моей компетенции водить их в кино, — на лице Минхо появилась та самая ехидная ухмылка, с которой он смотрел на тех, кто открыто оплошал. Он видел их. Неприятный холодок пробежал у Чонгука по спине. Ему хватило доли секунды, чтобы включить инстинкт самосохранения и выдать: — Сиротка навязался мне сам. Минхо поднял бровь и продолжил выжидающе смотреть. — В смысле наш сиротка... типо втюрился в тебя? — спросил Лухан, помявшись. Очевидно, он хотел употребить слово «педик», но был слишком труслив, чтобы выразиться так при Минхо. Его тупость раздражала. С ужасом Чон подумал, что до встречи с Чимином, тоже был таким. Исходя из своих примитивных рассуждений, он на полном серьёзе полагал, что самое дорогое — значит самое лучшее. И как же глупо было считать себя лучше или даже просто другим, только потому что у него было то, чего не было у остальных. — Точно, — ответил Чон, вальяжно развалившись в кресле. — Ты запретил обижать сиротку, но он меня достал. Я сводил его в кино, потому что он обещал после этого отстать. Но тот всё равно закатил мне истерику тогда в классе. — Сиротка не из таких… — протянул Минхо. Его взгляд был таким пронзительным, будто он знал что-то наверняка и был готов хоть прямо сейчас ткнуть Чонгука носом в его ложь. Но вопреки всем худшим ожиданиям он вдруг усмехнулся и сказал: — Надо же, каким двуличным может быть человек… Чонгуку стало дурно от собственного вранья. Ему даже сначала показалось, что фраза Минхо была брошена в его адрес, а не в адрес Чимина. Во всяком случае, так это было бы правильнее. Он тонул в пучине лжи без права на спасательный круг. Погружался в неё всё глубже и глубже, чувствуя, что ещё немного и достигнет дна. Он постоянно следил за тем, что думают о нём другие, но что если за всё это время лицо, являемое им миру, превратилось в маску, которая на самом деле скрывает пустоту, а жизнь его похожа на бесконечное блуждание во мраке. Он жаждал любви матери, любви отца, любви всех, кто был рядом, но любовь эта была для него всегда чем-то недосягаемым, а сердце его всегда, в конечном счете, окружало печальное и труднопостижимое безлюдье. Все вокруг молчали, наблюдая скрупулёзно за их разговором, и наверняка прокручивали в голове каждое слово. Казалось, даже музыка стала тише, настолько велико было напряжение между ним и присутствующими. Однако Минхо видимо было мало. Он уже положил Чонгука на лопатки и, судя по выражению его лица, теперь собирался прикончить. — Так значит, тебе нет до него дела? — криво улыбнулся он, не разрывая с Чонгуком зрительного контакта. Чон помедлил пару секунд и твёрдо произнёс: — Никакого. — Вот как?! Минхо чуть прищурился, казалось, он видел его насквозь. Он не поверил ему, Чон понял это по его взгляду и в эту же секунду осознал кое-что ещё, пожалуй, самое неприятное — они больше не друзья. — Да с чего бы? Это ты постоянно впрягаешься за него. — Он нужен мне. — Зачем же? — Для финального аккорда. Чонгук с трудом продолжал изображать равнодушие, хотя прежде был в этом весьма и весьма хорош. — Предлагаю повеселиться, — продолжил Минхо вкрадчиво, чуть притягиваясь вперёд. — Ты ведь не против немного подшутить над сироткой? Теперь на этот вопрос уже невозможно было ответить «нет». Чонгук вспомнил, как однажды проиграл Минхо в шахматы 5 раз подряд.

***

Чимин остановился посреди прохода и замер. За его партой сидел Чонгук. Он посмотрел по сторонам, ища подвох. Может быть его, наконец, пересадили ближе, обратив таки внимание на то, что он не слишком-то выдался ростом. Однако свободные места были лишь рядом с Минхо и Айрин. Ни с кем из них Пак не желал бы оказаться рядом. Если Минхо презирал его, не считая за человека, то Айрин просто сочилась ненавистью и смотрела на него так, словно готова была прибить. Сесть же сейчас с Чонгуком показалось ему самым худшим вариантом. В свете последних событий все точно решат, что между ними что-то есть. — Можно сесть с тобой? — спросил несмело Пак у Минхо. Тот поднял голову, встречаясь взглядом с его испуганными глазами, и отрицательно покачал головой. Чимин совсем растерялся. — Садись на своё место, Чимин, — вздохнул Минхо, видя его смятение, и переглянулся с Чонгуком. Он назвал его по имени. Отчего-то это испугало Пака ещё больше. Он неосознанно прижал руки к груди и перевёл глаза на Чонгука. Тот кивнул ему на свободное место рядом с собой. — Что случилось? — спросил шёпотом Пак, осторожно опускаясь на стул. Я должен быть к тебе ближе, что бы в конечном итоге моё предательство нанесло тебе наибольший урон, — подумал Чон, но лишь отрицательно покачал головой. Чимин хлопнул своими пушистыми ресницами, смотря на него с любовью. Они уже несколько месяцев вместе, а он так и не научил его лгать и притворяться должным образом. Чонгук почувствовал, как сжимается его сердце и отвёл взгляд. Он не имел ни малейшего понятия, как теперь выпутываться из всего этого дерьма, в которое оказался втянут сам, и в которое должен втянуть Чимина. — Я всё уладил, — сказал он тихо. — Уладил? — непонимающе взглянул на него Пак. — В том смысле, что я могу быть рядом с тобой? — Да. — Как? Вопрос Чимина застал его врасплох. Ему казалось, что он будет просто рад и не станет ничего спрашивать, но после стольких скитаний и игр в прядки, вопрос его был вполне логичным. — Не волнуйся об этом, — качнул он головой, не зная, что ещё может теперь ему сказать. Может быть от того, что Пак уже привык занимать самое последнее место в школьной иерархии, а может быть случившиеся перемены оказались слишком внезапны, но он не испытал должного облегчения. Напротив, беспокойство овладело им настолько крепко, что всюду чудился подвох. Он вглядывался в чужие лица, вслушивался в голоса за спиной, вздрагивал от случайных прикосновений. Но ничего не происходило, и отчего-то это заставляло волноваться ещё сильней. Сердце заходилось от тревоги даже рядом с Чонгуком, а когда тот отошёл по делам, он и вовсе запаниковал. С глазами испуганной лани Чимин вошёл в школьную столовую. Всё было как прежде. Он вдруг ощутил жалость к самому себе. Чужая жестокость лишила его чувства гордости, превратила в забитую собачонку, которая только и может трусливо поджимать свой хвост в ожидании очередного пинка. Никого не бойся. Представь, что я всегда с тобой, за твоей спиной… — прозвучал в голове голос Юнги. Чимин почувствовал, как заныло где-то под левой лопаткой. Боже, он отдал бы полжизни, чтобы ощутить сейчас большие тёплые ладони на своей спине и то чувство защищенности, в которое кутал его Мин… — Куда собрался? — услышал он знакомый голос Лухана. Чимин остановился, крепче сжимая поднос. Парень опустил руки ему на плечи и легонько их сжал. — Ты теперь сидишь на другом месте, — сказал он, подталкивая Пака к столу, где обедала вся честная компания его обидчиков. Чимин готов был сквозь землю провалиться, оказавшись рядом со своими одноклассниками за одним столом, да ещё и один, без Чонгука, который, как назло, неизвестно где застрял. Обычно Пак сидел один, там, где никто больше сидеть не хотел, например, у выхода или непосредственно перед кухней, тихо обедал, а после незаметно исчезал. Сейчас же, когда он сел по левую руку от места ДжейКея, то незамедлительно приковал к себе внимание едва ли не всех присутствующих. Боже, меня за это разорвут, — подумал Пак, потупив взгляд. Кусок в горло не лез. Он стал молиться богу, чтобы Чонгук пришёл, как можно быстрее. — Чего такой грустный? — спросил Тэён. Чимин поднял голову, несмело посмотрев на парня, чтобы убедиться действительно ли с ним он разговаривает. — Он такой всегда, — ответил за него Лухан, в его голосе всё ещё чувствовалась неприязнь, несмотря на то, что он сам усадил его за этот стол. — Привыкай, сиротка, теперь это твоё место. Прекрасно, — мысленно отметил Пак. Ему захотелось расплакаться, не от счастья, конечно. Они все его ненавидели, а он их, но теперь им придётся терпеть друг друга до самого выпускного. Благо, до него оставалось не так уж и долго. — Кстати, почему ты сирота? Что случилось с твоими родителями? — не унимался Тэён, хотя и так уже всем было известно, что с ними случилось. — Не твоё дело. Ешь молча, — рыкнула на него Айрин. Вот уж от кого, а от неё Чимин точно этого не ожидал. — Мы попали в аварию, я выжил, они — нет, — ответил всё же Чимин. — Ты сильно пострадал? — У меня был пневмоторакс, я разбил голову и получил ожоги, но в целом мои раны не несли угрозы для жизни. — Пак говорил, не поднимая глаз, ему хотелось встать и уйти, но он не мог этого сделать с полным подносом нетронутой еды, боясь показаться грубым и нарушить установившийся между ними и без того хрупкий мир. — Что такое пневмоторакс? — спросил тихо Тэён. — Сломанное ребро воткнулось мне в легкое, оно заполнилось кровью, а в плевре скопился воздух, и из-за этого я не мог дышать. Какое-то время все молчали. Чимин кожей чувствовал на себе их взгляды. Ему стало казаться, что он угодил в ловушку к хищникам. Вопрос лишь в том, кто бросится на него первым. — Тебе нравится в Сеуле? — спросил неожиданно Минхо, меняя тему. Пак впервые за всё это время поднял голову, кротко посмотрев на него. — Нет, не нравится, — качнул он головой, слабо улыбнувшись. В его улыбке было столько отчаяния и безысходности, что у любого бы сжалось сердце. У любого, но не у Минхо. — Я думал, все люди из маленьких городков мечтают уехать оттуда, — сказал он и чуть склонил голову, рассматривая Чимина, как диковинного зверька. — Есть люди, которые покидают маленькие города, чтобы потом мечтать туда вернуться, — произнёс Чимин, с удивлением замечая, что, оказывается, может смотреть в его глаза без страха. — Большие города слишком жестоки для таких, как ты? — Города не могут быть жестокими. Только люди. — Мы становимся такими, потому что вынуждены выживать, здесь сложно быть победителем, если ты мягок. Что-то щёлкнуло у Пака внутри. Он не понимал, что именно придало ему смелости так долго смотреть безотрывно в ненавистные глаза Минхо, и что сподвигло его продолжать этот диалог с человеком, который скорее всего до сих пор считал его дешёвой шлюхой. — Нет, вы становитесь такими, потому что вам сложно сохранить в себе теплоту тогда, когда легче быть холодным, равнодушие всегда удобнее. Щёки Чимина вспыхнули от внутреннего негодования. Минхо не смог сдержать улыбки. — Ты из тех людей, которые мечтают вернуться? Напрасно. Ты полюбишь Сеул. Тебе просто ещё не доводилось увидеть этот город в полной красе. — Любовь к какому-либо месту определяется чувствами, которые пришлось в нём испытать, а не самим этим местом. Нигде, ни в одном городе мира, я не буду счастлив также, как в родных местах. — Что же там такого прекрасного? Неужто звёзды светят ярче? — В городе детства звёзды всегда светят ярче. — Уверяю тебя, здесь они ещё ярче. — Может быть, но на них не взглянуть, потому что глаз к небу не поднять, иначе споткнёшься. Жизнь здесь учит смотреть только себе под ноги. — Пак Чимин, у тебя непременно есть ответ на каждое моё слово. Я тебе фразу, ты мне две. Кто бы мог подумать… — покачал головой Минхо и задумчиво повторил: — Кто бы мог подумать… Чимин зарделся и опустил голову, мгновенно лишаясь всей своей смелости. Он был несказанно рад, что Чонгук, наконец, появился и спас его от желания провалиться сквозь землю.