Кай

Чимин посмотрел на себя в зеркало, застёгивая неторопливо пуговицы на рубашке, что обошлась ему в жалованье за целый месяц. Никогда ещё он так бездумно не тратил свои сбережения. — Боже мой, как ты похож на мать… — прошептала тетушка Юн, смахивая с его плеч невидимые соринки. Она положила ладонь на его щёку и провела по ней большим пальцем. Чимин приластился к её тёплой руке. Он очень любил её и сейчас чувствовал это острее, чем обычно. Она заменила ему мать, заботилась о нём и утешала. Пак не знал, как правильно выразить ей свою признательность, поэтому просто обнял её так крепко, насколько мог себе позволить это сделать и сказал: «Я люблю тебя». Когда он выпустил её, то заметил у неё в глазах слёзы, она растроганно улыбнулась. — Я тебя тоже, мой мальчик, — услышал он в ответ её мягкий голос. У тётушки Джухи была одинаковая с Юнги улыбка — добрая и ласковая. И губы. У Юнги были такие же красивые губы, нежные, с приподнятыми уголками… Раньше Чимин этого почему-то не подмечал. Пак сел в такси, Юн Джухи продолжала смотреть на него в окно, прижав к груди руки. Она расстроилась, что не смогла поехать вместе с ним из-за работы, как бы он не убеждал её, что всё в порядке. Впрочем, Чимин и сам не был до конца уверен, что всё в порядке. Разговор с Минхо оставил неприятный осадок. Это всего лишь выпускной, — подумал он, пытаясь успокоить своё разволновавшееся сердце. И только один человек мог бы сейчас унять его тревогу. Пак закрыл глаза и представил лицо Юнги, его мягкую полуулыбку и добрый взгляд лисьих глаз. Я скучаю, — сказал он мысленно его образу и, открыв глаза, заводил пальцем по экрану телефона, набирая несмело сообщение. Чимин: Сегодня у меня выпускной. Я знаю, что обидел тебя, но мне очень хотелось бы увидеться с тобой. Я до смерти соскучился. Пожалуйста, прости меня. Сообщение отправлено. Чимин тут же закрыл переписку, боясь узнать, что Юнги прочтёт и не ответит. Уже на пороге школы он столкнулся с Минхо, что до сих пор был для него словно чёрная кошка. Тот отчего-то застыл, смотря на него безотрывно. — Привет, — тихо произнёс Чимин. Теперь он чувствовал себя крайне неловко рядом с ним. — Привет, — прошептал одними лишь губами Минхо. — Чонгук уже здесь? — Мм, здесь. Минхо кивнул в сторону актового зала. Он явно был не в духе от решения Пака прийти, но промолчал. Чонгук встретил Чимина крепким объятием. Чимин сдержанно улыбнулся и опустил взгляд, пробуя кончиками пальцев на ощупь плотную ткань его дорогого пиджака. — Мне очень нужно поговорить с тобой… Он не успел закончить, в микрофон заговорил ведущий, громко объявляя начало официальной части выпускного бала. — Что-то случилось? — шёпотом спросил Чон. — Давай позже, — вздохнул Чимин, наблюдая, как на сцену поднимается директор школы, — это очень личное, мне нужно поговорить с тобой наедине. Чонгук кивнул. Он встал немного позади, рука его легла ему на поясницу. Взгляд Чимина упал на Юнсу, она стояла в нескольких метрах от них и без какой-либо заинтересованности смотрела на сцену. Он огляделся по сторонам, кожей чувствуя внимание остальных, и непроизвольно задержал дыхание на вдохе, встречаясь глазами с Минхо. — Кажется, нам не стоит стоять вместе, — шепнул Пак Чонгуку. — Почему? — Все смотрят на нас. — Нет, все смотрят только на тебя, — Чонгук как-то грустно улыбнулся и на ощупь взял его за руку. — Ты сегодня здесь самый красивый. Чимин смущенно улыбнулся в ответ. — Мне не нравится, когда на меня так смотрят, — сказал он, крепче сжимая его ладонь. Чон, не слова не говоря, потянул его за собой. — Мне тоже не нравится, когда на тебя так смотрят, — произнёс он, стоило им оказаться в стороне ото всех. Небольшой закуток у сцены почти не освещался, и полумрак скрыл их от чужих глаз. Пока Чимин, слегка выглянув, смотрел на край сцены, слушая пожелания и напутствия, Чонгук обнимал его со спины дрожащими руками. Пак списал его мандраж на возбуждение, признаться честно, он бы тоже предпочёл нудным речам уединение с ним, к тому же у него накопилось много вопросов, на которые Чонгук непременно должен был ответить. Официальная часть закончилась, гордые родители и довольные учителя разошлись, и свет тут же приглушили, приготавливая всё необходимое к началу вечеринки. Чонгук нетерпеливо прижался к его губам, закрывая собой от слабого света. Поцелуй его был коротким и взволнованным. Он вздрогнул, когда заиграла тихая музыка, и, склонив голову, прислонился своим лбом ко лбу Чимина. — Потанцуй со мной, — попросил он, тяжело дыша. Пак положил свою ладонь ему на плечо и прижался теснее. — Ты помнишь, однажды мы уже танцевали с тобой вот так… тогда ты впервые меня поцеловал… — шепотом заговорил Чимин, двигаясь вместе с ним в такт музыке. — Это одно из моих лучших воспоминаний, — ответил Чон, чуть отстраняясь, чтобы взглянуть на мягкие черты Пака. — Все мои самые лучшие воспоминания связаны только с тобой. На мгновение он замер, потом сжал его в объятиях. Чимин чувствовал, как колотится под его ладонью сердце Чонгука. Смутное предчувствие беды прокатилось волной, заставив его вцепиться пальцами в пиджак Чона. — Что не так? — спросил он прямо. Чонгук испуганно посмотрел ему в глаза и схватил его за запястье. — Чимин… мы уходим… — произнёс он вдруг. — Куда? — Не знаю… возвращаемся домой… — Сейчас? — Да… сейчас. Чон решительно шагнул вперёд, вытягивая его за собой в зал. Чимин зажмурился, попав под блуждающий луч прожектора, и едва не споткнулся, стараясь поспеть за Чонгуком. — Вот вы где! — подскочил к ним Лухан, перегородив собой путь, отчего Пак чуть не наткнулся на Чонгука. — Идём, ты как один из лучших учеников должен сказать пару слов со сцены. — Официальная часть уже закончилась, — непонимающе посмотрел на него Пак. — Ну и что, ты остался единственным, кто ещё этого не сделал, — Лухан схватил его за руку, потащив за собой. — Нет, я не могу… нет… — Чимин крепче сжал другой рукой ладонь Чонгука. — Я боюсь выходить на сцену… нет… да никому здесь не нужны мои слова благодарности… — отнекивался он, но Лухан уверенно тащил его вперёд. Уже около самой сцены Пак вдруг понял — Чон не сжимает его руку в ответ, а молча идёт за ним следом. — Поднимайся, — дёрнул его наверх Лухан. Чимин почувствовал, как ладонь Чонгука выскользнула из его руки. — Давай, скажи нам пару слов! — толкнул его к микрофону бывший одноклассник. Чимин испуганно сжался в свете прожектора, судорожно пытаясь найти глазами родное лицо Чонгука в толпе, хоть тот и стоял прямо посередине зала. Ему понадобилось ещё несколько секунд, чтобы увидеть рядом с ним Юнсу. Он замер, наблюдая, как она делает ещё один шаг, становясь к Чону вплотную. Рука её скользнула ему за спину, его — легла ей на плечо. Под непроницаемым взглядом чёрных глаз, что ещё мгновение назад смотрели на него с любовью, он почувствовал, как холодеют руки. Собственный пульс эхом отдавался в ушах. Пак обвёл растерянным взглядом толпу, что замерла безмолвно вместе с ним. Минхо вдруг привлёк его внимание к себе. Он грубо оттолкнул в сторону Тэёна, стоящего перед ним, и шагнул решительно к сцене, протягивая к нему руку. Его громкое: «Уходи», — эхом отдалось в голове. Это было последнее, что увидел и услышал Чимин, прежде чем интуитивно зажмурился, когда отвратительная вонючая жижа вылилась на него откуда-то сверху. Смахнув с лица склизкие ошмётки непонятной субстанции, он открыл глаза и посмотрел вверх на опрокинутое ведро, покачивающееся на верёвке, с него всё ещё стекала чья-то вчерашняя недоеденная овсянка вперемешку с лапшой из обеденного супа. Кислый запах кухонных отходов, видимо провисевших здесь всю ночь, вызывал рвотный рефлекс. — Ну наконец-то, ты там, где и должны находиться отбросы, среди помоев! — громко сказал Лухан, поднимаясь к нему на сцену. — Неужели ты, правда, думал, что тебе есть место среди нас, дешевка? Или что ДжейКей действительно будет с тобой? Лухан развёл руки в стороны, вальяжно подходя ближе, он видимо возомнил себя ведущим шоу «Растопчи и вытри ноги». Однако Чимин даже не взглянул на него. Его глаза были прикованы только к одному человеку, чьи губы повторяли без устали: «Я люблю тебя». Чонгук не дрогнул и не отвёл глаз. Рука его по-прежнему покоилась на обнаженном плече Юнсу, он был холоден и спокоен. Будто это не он дрожал рядом с ним мгновение назад. Чимин попятился на нетвёрдых ногах. Чужой смех звучал белым шумом. Этот смех, понял он внезапно, никогда и не смолкал. Пак вдруг почувствовал ненависть к самому себе, за собственную дурость. Как мог он быть таким недальновидным? Как мог совсем потерять бдительность. Минхо был прав — он отупел рядом с Чонгуком. Почему он не прислушался к Юнги? Почему позволил себе быть таким глупым? Чимин схватился за живот, стараясь сдержать крики и рыдания, вырывающиеся наружу. В груди жгло, будто он вдыхал раз за разом раскалённый воздух, казалось ещё немного, и его лёгкие превратятся в пепел. Чонгук. Его предательство просто не могло уложиться у Чимина в голове. Как хладнокровно и методично он проделывал это с ним… Как мог он так поступить? Внутри всё словно оборвалось. Нож, который не ждёшь, всегда ранит больнее. Это было в тысячу… нет, в миллион раз хуже того, что Чонгук сделал в прошлом. Чимин прижал к губам тыльную сторону ладони, он больше не мог сдерживать рыдания. Слёзы вырвались из него с громким стоном, больше похожим на вскрик. Пак отвернулся, собираясь сбежать. — Куда собрался? Ты сегодня гвоздь программы! — схватил его за шкирку Лухан и резко дёрнул на себя. Чимин потерял равновесие, от падения его спасла шёлковая рубашка, крепко зажатая в руке Лухана. Однако пуговицы её не выдержали напряжения и разлетелись по паркету. Лухан тут же счёл отличной идеей сорвать её окончательно. — Что это? — брезгливо искривившись, воскликнул он. — Что это за уродство? Чимин обнял себя руками, не зная, как ещё мог бы прикрыть свои безобразные шрамы. Он поднял глаза на Чонгука. Тот продолжал стоять в стороне, однако равнодушие на его лице теперь сменилось ужасом. Пак смотрел на него, умоляя взглядом помочь, и мучительно ждал, что тот сделает хоть что-то, во имя всего того, что между ними было. Но ничего не произошло. При взгляде на него, Чимин вдруг ощутил, как былая острая боль начинает медленно отступать, трансформируясь во что-то другое… более ужасное… Но что бы это ни было, он почувствовал себя лучше. Пак поднял рубашку и, набрасывая ее на себя на ходу, решительно направился к выходу. Он прошёл мимо застывшего Чонгука и вышел из зала, не оборачиваясь. Никто больше не сможет сделать мне больно, если я сам буду причинять боль, — подумал Чимин, распахивая пожарный шкаф в вестибюле, и сорвал с креплений топор. Он знал, где паркуется Чонгук, найти его машину не составило труда. Так становятся жестокими, — шепнул внутренний голос. Чимин замахнулся и воткнул топор в лобовое стекло, осколки посыпались на дорогие кожаные сиденья под рёв сигнализации. Издав гортанный рык, он снова замахнулся, вонзая остриё топора посреди капота. — Успокойся! Тихо! Тихо! — зарычал кто-то ему на ухо, и сильные руки обхватили его под живот, оттаскивая от изуродованной машины. Чимин шумно задышал, делая тщетные попытки вырваться из чужих объятий. — Возьми же себя в руки! — Повторил голос и чуть погодя шепотом добавил: — не доставляй нашей публике такого удовольствия… Со стоном расслабляясь, Пак обернулся. — Отпусти, — прорычал он, увидев за спиной Минхо. Минхо чуть ослабил хватку. В школьных дверях уже показался народ. — Отпусти меня. Я возвращаюсь домой, — хриплым голосом произнёс Чимин, вырываясь из его рук. — Я тебя отвезу… — Пошёл к чёрту, — оттолкнул его от себя Пак. — Не приближайся ко мне… Чимин сделал несколько шагов назад, словно выверял безопасное для себя расстояние и до последнего не разрывал зрительного контакта с ним, уходя с парковки, будто опасался, что тот ударит его в спину. Уже отворачиваясь, он увидел, бегущего к ним, Чонгука. Но никто не догнал его, никто не остановил. Чонгук не пошёл за ним следом. Впрочем, как и всегда. Брюки Чимина промокли, рубашка тоже была сырая, и когда первая волна гнева утихла, его пробила мелкая дрожь. Он озяб и сунул руки в карманы, быстро шагая по мостовой. Но вдруг остановился, как вкопанный. ОН СУНУЛ РУКИ В КАРМАНЫ. Чимин посмотрел на себя и попытался вспомнить, в какой именно момент Минхо набросил на него свой пиджак. Должно быть, он сделал это прежде, чем схватил, оттаскивая от машины Чонгука. Пак помнил воткнутый в капот топор, а вот как просунул руки в рукава чужой одежды — не помнил. Он заводил по пиджаку ладонями и вытащил из внутреннего кармана бумажник. Сойдёт за моральный ущерб, — подумал Пак, вытаскивая из него несколько купюр.

***

Уже рассвело, когда Чимин открыл глаза. Солнце заглядывало в окно электрички. Его лучи падали на мягкие сиденья и солнечными зайчиками скакали по бархатной синей обивке. Он мгновенно узнал родные пейзажи. Почти на месте. Пак вышел на нужной станции и побрёл по старой просёлочной дороге, в обход главных городских улиц. Долго идти не пришлось, в маленьких городах всё рядом. Лёгкий ветерок всё ещё нёс прохладу раннего утра. Чимин плотнее запахнул полы пиджака. Глаза неприятно щипало. Даже не видя себя со стороны, он знал, что они покраснели и опухли от слёз. Он плакал в такси, плакал на вокзале, плакал в электричке и грозился расплакаться снова. Волоча с трудом ноги по коротко стриженому газону, Пак прошёл мимо нескольких могил и упал на колени перед одним из надгробий. — О, мааа… — завыл он, ведя ладонью по высеченной лилии, украшающей чёрный мрамор с именной табличкой. Его мать любила лилии, в своё время она засадила ими весь палисадник. Теперь эти цветы лишь напоминание о ней. Чимин заторможено перевёл взгляд на могилу отца и завалился на бок. Земля была влажной от росы и холодной, но покорно впитывала в себя его слёзы, что скатывались с лица. Если бы у безысходности был бы запах, то она пахла бы сырой землей. Он зажмурился, стараясь не думать о том, что с ним произошло. Но это оказалось невозможно. Удар был слишком сильным. Чимин долго лежал неподвижно. Слёзы ушли, осталась лишь пустота. Ему не хотелось больше взывать к милосердию Господа и к любви, не хотелось больше обращаться к надежде. Безразличие. Равнодушие. Отчуждение. Так становятся жестокими. — Чимин! — прозвучало где-то вдалеке. Чимин подскочил, мгновенно узнав этот родной сиплый голос. — Юнги, Юнги… — зашептал он, интуитивно подаваясь вперёд. Мин бежал к нему напрямик, пересекая зелёную лужайку по диагонали. — Боже… Боже мой… Боже… — запричитал он, упав на колени рядом, и грубо прижал его к своей груди. — Я думал… думал, что уже не увижу тебя… Я никак не мог найти тебя… не мог найти… Его трясло. Он заикался и дышал так, словно пробежал не пятьдесят метров, а километра три. Зажав Чимина в кольце своих рук, Мин принялся покачиваться вместе с ним из стороны в сторону, коротко постанывая на выдохе. Несколько минут он молчал, только гладил его по волосам, скорее пытаясь успокоиться сам. Чимин уже не смог бы заплакать, даже если бы захотел, но он и не хотел, он обмяк в объятиях Юнги, будто только там и было ему место. — Почему ты не пришёл ко мне? Почему не позвонил? — спросил Мин, когда дыхание его немного выровнялось. — Ты сказал, чтоб я не смел приходить… — Да мало ли, что я там сказал в сердцах! Да разве я оставлю тебя когда-нибудь по-настоящему? Разве я смогу? Юнги чуть отпрянул, чтобы заглянуть Чимину в лицо, и погладил его по щеке, попутно заправляя прядь волос за ухо. Пак заметил свежие раны на его руках. Сбитые в кровь костяшки на кулаках Мина навели Чимина на определенные мысли, но он не стал об этом спрашивать, не желая больше даже думать о Чонгуке. — Как ты нашёл меня? — Не знаю… просто подумал, что ты мог бы быть здесь… чёрт… Мин зажмурился и резким движением уткнулся себе в локоть. Он шумно перевёл дыхание и вновь посмотрел на Чимина, ресницы его были мокрыми. — Я так обидел тебя, прости, — произнёс Пак, бегая глазами по мертвецки бледному лицу Юнги. — Прости, что не слушал тебя, прости за всё… — Тяжело принять то, что человек, которого ты любишь, любит кого-то другого. Этот само по себе уже горе. Но кто же в этом виноват?! Сердцу ведь не прикажешь. — Мин снова притянул Чимина к себе, укладывая его голову на своё плечо. — Я сглупил. Знал, что не время, знал, что ты ещё тоскуешь по нему и всё равно полез к тебе со своими чувствами… Давай просто вернём всё как было. Я буду твоим хёном, буду твоим лучшим другом. Что скажешь? Чимин теснее прижался к Юнги. — Скажу, что я счастлив, что ты вернулся ко мне. — Вот и отлично… всё будет как раньше, я тебе обещаю. Он похлопал легонько его по спине своей большой ладонью. Чимин почувствовал прикосновение его губ к своим волосам и прерывисто вздохнул. — Юнги, — произнёс он на выдохе, цепляясь пальцами за его куртку, — мне кажется, во мне что-то умерло. Слова его мгновенно отразились болью в глазах Мина. Похлопывающая Пака по спине ладонь вдруг замерла. — Мне кажется, что вся та часть меня, которая любила, которая хранила в себе что-то доброе, вся моя гордость и вся та страсть, что была во мне — всё куда-то ушло. — Признался Пак, грустно посмотрев на Юнги. Юнги хотел думать, что услышанное им, было сказано в сердцах, но в то же время понимал, что Чимин говорил правду. Пытаясь осмыслить случившееся, он чувствовал себя абсолютно разбитым, онемевшим и до смерти виноватым за то, что не смог уберечь ещё совсем наивное и оттого такое ранимое и хрупкое сердце самого что ни на есть близкого человека. Пак сжался в комок в его объятиях и сейчас казался ему таким маленьким и беззащитным, подавленным, сломленным, униженным больше некуда. С его левого уха потерялась серёжка, воротник его рубашки был порван. Это была новая рубашка. Мама сказала Юнги по телефону, что Чимин был таким красивым, собираясь на выпускной, что она не могла отвести от него глаз… — Да и плевать на эту любовь, от неё ничего, кроме боли и слёз, — улыбнулся горько Мин, собственные слова словно оборвали в нём какую-то струну, что отозвалась в его душе посмертной тревогой. — А с остальным мы как-нибудь справимся… Давай, вставай с холодной земли, ты простудишься. Он осторожно поднялся и протянул Паку руку. Тот вложил в неё свою маленькую ладошку и слабо кивнул. — Пошли домой, Чимин, — прошептал Юнги, набрасывая ему на плечи свою куртку. — Пошли домой…