Кай

Сердце Чонгука дрогнуло, когда он, сойдя с трапа самолёта, ступил на родную землю. В последний раз он прилетал в Корею несколько лет назад, чтобы заключить сразу несколько важных сделок, требующих его личного присутствия. После того, как Чон окончил университет, отец отдал ему огромную долю акций, сделав своей правой рукой. Как и мечтал. Лев вырастил достойного львёнка. К сожалению, стать моложе и здоровее старикам не помогут даже деньги. Уже тогда Чон старший заметно сдавал, отчего им и было принято решение передать часть дел сыну. Возвращаясь в своих воспоминаниях в прошлое, Чонгук со стыдом для себя отмечал, что долгое время вообще не воспринимал заболевание отца, как нечто серьёзное. Сахарный диабет у каждого третьего, — считал он. Подагра — что это? Болезнь суставов? Чонгук поздний ребёнок, его отец был уже далеко не молод. А разве не у всех стариков болят суставы? Чон Джэсон никогда не пребывал в унынии относительно состояния своего здоровья. Для него болезнь не была наказанием. Он воспринимал её как данность, и её существование было столь же безусловно, как существование самой жизни или смерти. Жизнь забавная штука… — подумал Чон, когда отец его впервые оказался на больничной койке с весьма неблагоприятным прогнозом. В тот момент она показалась ему явлением слишком переоцененным: отчего все считают, что будут жить вечно и ведут себя так, будто им даровано бессмертие? Будучи полным сил и непоколебимый в своём могуществе Чон Джэсон высмеивал любого, кто так или иначе уверовал в некие высшие силы, но когда собственная судьба его заклинилась, то он вмиг принялся повторять, что спасёт его только разве что исключительное чудо. Но чудес не свершилось. Диабет разрушал его организм с катастрофической быстротой, таща за собой целую орду сопутствующих заболеваний. Чонгук соврал бы, сказав, что новость о критическом состоянии отца, повергла его в шок. Если быть откровенным до конца, то, по его мнению, старик и так продержался довольно долго, учитывая, что органы его отказывали один за другим. Чонгук покорно принял на себя все обязательства по части семейного бизнеса, а сразу после понял — жизнь не просто переоценена, она на деле и вовсе никудышная. Слишком коротка, бессмысленна и запредельно печальна. Порой ему даже хотелось её покинуть. Скорбные лица помощников и секретаря, прибывших в аэропорт только добавляли тоски. Официальная причина его возвращения — формальное принятие полного управления холдингом на себя, но негласно все уже понимали — настало время последнего прощания, именно за этим Чонгук и вернулся из Америки. — Как прошёл перелёт? — спросила Чон Юна, целуя его вскользь в щёку. — Неплохо, — ответил Чонгук, садясь за столик напротив неё. Он знал, что мать его непременно назначит встречу именно здесь. Место встречи изменить нельзя. Этот ресторан был её неизменным выбором при организации всех бизнес встреч, при проведении каких бы то ни было переговоров и при заключении любых контрактов. Чонгук по своему предназначению тоже относился к вышеперечисленному. И иногда, в моменты слабого душевного равновесия, ему очень хотелось спросить у матери, была ли у неё на момент его зачатия составлена необходимая программа? Был ли у неё план конкретных мер по достижению конкретных целей, включающий оценку всех расходов и доходов? Просчитала ли она все риски его деятельности, как отдельного предприятия и провела ли она прежде корреляционно-регрессионный анализ? — Ты остановился в отеле? — спросила женщина, но в вопросе её не было искренней заинтересованности. — Нет, я планирую поехать домой, — вздохнул устало Чон. Чон Юна подняла на него взгляд, отрываясь от страниц меню, и несколько раз одобрительно кивнула. — Да, оцени обстановку, нужно решить, что делать теперь с семейным особняком. Чон не подал виду, но в груди неприятно кольнуло. «Домой» — могло бы значить поехать к матери. Однако она и мысли об этом не допускала и ни на минуту не забывала, какова истинная цель приезда её сына. Чон Юна говорила быстро, строго по делу, не отвлекаясь на дежурные улыбки и долгие взгляды. Обмусоливание одних и тех же тем, связанных с рынком, показателями продаж и предстоящей «инаугурацией» окончательно вогнало Чонгука в тоску. Где-то в параллельной вселенной есть люди, которые возвращаются с работы домой и не говорят о работе, — подумал он.

***

С некой опаской Чонгук вошёл в пустой дом. В общем-то, в нём всегда царило безлюдье, даже во времена его юности, но сейчас в своей застывшей тишине и нетронутости он выглядел пугающе безлико. Шаги его отдавались эхом. Он поднялся наверх, в свою комнату — в ней совсем ничего не изменилось. Всё та же мебель, те же шторы, то же покрывало на кровати. Он подошёл к столу и пару раз щёлкнул выключателем лампы. Несколько коротких вспышек озарили их с Юнсу фотоснимок. Чон слышал, она вышла замуж. Какое счастье, что не за него. Ведя рукой по столешнице, а затем по книжным полкам, он добрался до своей некогда крутой аудиосистемы. Сейчас она казалась ему устаревшим барахлом. Чон не был здесь почти с десяток лет — девять, если быть точнее. В последний свой визит, он предпочёл остановиться в гостинице, не желая слушать бесконечные наставления по поводу предстоящих сделок. Он дотронулся до кнопки включения, но отчего-то не решился её нажать, будто бы это могло каким-то образом перенести его внезапно обратно в прошлое. Он лёг на мягкую кровать, повернулся на бок и закрыл глаза, представляя, что сейчас не один… Чонгук несмело провёл ладонью по пустой половине, вспоминая, как лежал когда-то точно также рядом с тем, кого любил. Вот так вот просто. Лицом к лицу. И медовые глаза безотрывно смотрели на него в ответ… — Я предупреждал тебя, сучонок? — прорычал Юнги, решительным шагом направляясь сквозь толпу прямиком к Чонгуку, он выглядел так, словно готов был выступить в одиночку против целой армии. — Я тебя предупреждал?! — повторил он, резким выпадом хватая Чонгука за горло и сжимая пальцы с такой силой, что реально стало нечем дышать. Чон тут же выставил открытые ладони, останавливая ринувшихся к нему на помощь одноклассников. Почему-то он думал, что они смогут поговорить, ну или Мин, по крайней мере, скажет ещё хоть что-то. Однако стоило учесть прошлый опыт, вполне доказывающий, что этот парень не из разговорчивых. Юнги поморщился и точным движением ударил его под дых. Чонгук попытался поймать ртом воздух, когда пальцы Мина разжались, выпуская его горло, но в одно мгновение оказался на асфальте, не устояв от прямого удара в лицо. Юнги тотчас же оседлал его и с размаху заехал по челюсти. Потом снова… И снова… Кровь затекала Чонгуку в горло, он захлёбывался ей, но уже почти не чувствовал боли. Его лицо онемело, превратившись в одну сплошную рану. Он явно был не первым, кому Юнги бил морду. Движения его были быстрыми и резкими, Чон не смог бы увернуться, даже если бы захотел. Но он и не хотел. Потому что заслужил. Потому что это меньшее наказание, какое он мог бы понести за содеянное. Картинка поплыла. Образ Юнги начал мутнеть, он уже не мог различить его разъяренного лица. Однако смог краем глаза заметить Минхо, умиротворённо наблюдающего за происходящим. Он стоял в стороне, даже не пытаясь вмешаться, а по его примеру затихли и все остальные. Когда дело приняло такой оборот, никто больше не пожелал влезать в чужие разборки. Тяжело дыша, Мин схватил его за волосы, чуть приподнимая голову. — Чимин позвал меня на свой праздник… — запыхавшись, заговорил он, для Чонгука его голос звучал слишком глухо, будто бы тот находился где-то за стеклом. — И что я узнал, приехав? Вы облили моего мальчика помоями! Моего мальчика, — смог заметить Чон. Его мальчика, — повторил внутренний голос. — А ты… тот, кто должен был оберегать его и защищать, сидишь здесь, оплакивая свою разбитую машину… Юнги поднялся и поволок его за загривок по асфальту, чтобы с силой впечатать в раскуроченный капот. Чонгук сполз по нему вниз и прижался к радиаторной решётке. — Тебе повезло, конченный ты ублюдок, что я не приехал раньше. Если бы я увидел это своими глазами, богом клянусь, я бы убил тебя… Кажется, Юнги ударил его снова, во всяком случае, Чон видел, как тот занёс кулак, а потом наступила темнота. Непроглядная мгла, в которую толкнул его вовсе не Мин. Он сам, добровольно шагнул в эту чёрную бездну, где отныне никогда больше не будет ни любви, ни нежности. Чонгук медленно открыл глаза. Ладонь его всё ещё покоилась на пустой половине кровати.

***

Из старых знакомых Чон мало с кем желал оставаться друзьями. Однако светское общество диктовало свои правила, и общение с определенными людьми было необходимым условием для поддержания важных связей. Но, пожалуй, никого из этих людей, мнущихся перед ним со льстивыми речами, он не мог бы назвать хотя бы приятным. Исключением Чон счёл лишь одного человека — своего партнёра и с недавнего времени хорошего товарища Ким Намджуна. Они были знакомы с детства, но в силу разного возраста и сфер влияния в бизнесе редко пересекались. По-настоящему сблизились же они в Штатах, когда встретились на одном мероприятии, организованным их общим знакомым. За долгие годы, проведённые в Америке, Чонгук пресытился всеми доступными развлечениями. И всё своё окружение в скором времени он окрестил пресной безынтересной субстанцией. Ничто не могло его увлечь, даже любовные связи. Женщины в его постели менялись так же часто, как простыни, парни — ещё чаще. Из личности полной любознательности и стремлений к лучшему Чон превратился в личность полную пристрастий и предрассудков, а сердце его порой изнывало от чувства, что всё распадается и гибнет. Ким Намджун же был для него как глоток свежего воздуха. Удивительно, но только рядом с ним Чонгук понял, что не обязательно впадать в пьяный угар или гонять на бешеных скоростях рискуя жизнью, чтобы почувствовать удовольствие. «Удовольствие в умиротворении, — сказал ему однажды Ким. — Созерцай красоту и любовь, стремись сохранить их в своём сердце, только это может сделать тебя счастливее». Намджун был неотделим от искусства и, что немаловажно, мог заразить своим увлечением любого. И когда тот вернулся обратно в Корею, Чонгук почувствовал, что медленно, но верно всё высокое и прекрасное снова покидает его жизнь, а сам он неотвратимо скатывается обратно в бездну порока и разврата. Намджун изменился с их последней встречи. Он возмужал ещё больше, а взгляд его приобрёл ту самую мудрую томность, которую можно было встретить у людей, обладающих определенным жизненным опытом. Но что поразило Чона ещё больше, так это то, что тот был не один. Его сопровождала очаровательная девушка с мягкой улыбкой и выразительными золотисто-карими глазами. Намджун так бережно прикасался к своей спутнице, что у Чонгука невольно сжалось сердце. Созерцай… Стремись сохранить… — произнёс Чон мысленно голосом Джуна. И тут же подумал: — но что же делать, если я уже не сберёг свою любовь? Есть ли какой-то план действий на этот случай? — Всё в порядке? — спросил Намджун. — Ты стал каким-то слишком задумчивым, Чонгук. — Всё в порядке, я рад вернуться домой. — Скучал по родным краям? — Скорее я скучал по тем временам, что провёл… с некоторыми людьми. Намджун покачал понимающе головой. — Иногда хочется, чтобы было всё как раньше, — вздохнул Чон, грустно посмотрев в сторону сотрудницы клуба, протирающей столик в VIP зоне. — Мы с Джуном завтра идём на одно очень интересное мероприятие, — заговорила приятным бархатным голосом девушка, нарушая долгую паузу. — Вы должны пойти с нами. Джун с огромным трудом достал билеты на это представление, это что-то невероятное. Чонгук посмотрел на Намджуна, и тот кивнул в солидарность своей спутнице. — Если это не опера. Четыре часа воющих утёсов и поющих деревьев я не выдержу. — Нет, это не опера. Танцевальный театр, — улыбнулся Ким. — Танцевальный? — переспросил Чон. — Да, танцевальный. Против танцоров ты ничего не имеешь? — Нет, против танцоров ничего не имею… — покачал головой Чонгук, ослабляя галстук. В груди невыносимо засаднило.