Прошла неделя. Кристина Даэ из первых рядов хора попала в последние. А мадемуазель Агата практически не появлялась на сцене. А даже если и появлялась, то только когда играла маленькие, практически незаметные роли.
Кристина только вышла из своей гримёрной, очень обеспокоенная чем-то. В последнее время Агата практически не сидит с ней и танцовщицами в гримёрной, давно уже не заглядывала домой к Кристине и мадам Валериус, да и вообще, её редко можно видеть в Оперном театре. А если и улыбалась удача встретиться с Агатой, то вид у неё был ужасный: глаза грустные и вечно красные, под глазами синяки, губы то и дело дрожат, а дыхание такое, словно девушка только что пробежала марафон. И теперь она не ходила в своём любимом синем платье. Теперь сероглазая ходила в тёмном платье с длинными рукавами, которое ей было немного великовато. Но похоже, что ей было всё равно. Всю эту неделю она помогала прачкам и уборщикам, появлялась то тут то там словно тень и не слова не говорила… Именно это мадемуазель Даэ и беспокоило. — Агата в последнее время выглядит такой уставшей. Какая-то истощённая, Бьянка говорит, что у Агаты часто болит голова и она засыпает на ходу. Ещё стала такой рассеянной и многое забывает. Что же могло произойти за эту неделю? И почему директора не позволяют ей выйти на сцену? Почему не дать ей главную роль? Мне и девочкам так понравилось, как она спела тогда… Надо обсудить это с директорами. Думаю, Агата сама не решится спросить их об этом, — блондинка уже хотела пройти по лестнице в сторону кабинета директоров, но остановилась рядом с проходом к ложам. После прощального торжества Кристина стала ещё больше бояться пятую ложу. Призрак Оперы и правда есть, и это он убил Вивьен Делоне в ту ночь. Сомнений никаких больше не возникало. Хористку уже много раз посещали мысли о том, чтобы бросить театр. Но если бы она так сделала, то больше не смогла бы встретиться ни с подружками, ни с Раулем. А для неё они были важнее всего, после того, как она была разделена небесами с отцом. Мсье Даэ покинул этот мир, ушёл от дочери на небеса, но так и не сдержал обещания — не спослал к ней Ангела Музыки, что смог бы обучить её пению небесному. Больно от этого было, ничего не скажешь. Но благодаря Карлотте и подружкам Кристина позабыла о душевной боли и лишь улыбаясь вспоминала о том, как она была счастлива с родителями. Ведь прошлого не изменить, жизнь продолжается — надо принять эти два факта. — Чего же Призрак хочет? Почему так поступает? Кристина нередко задавалась этим вопросом. Но на него не знал ответ никто. Даже мадам Жири, пожалуй, не могла на него ответить. А даже если и ответила бы, то ничего нового бы девушка не услышала. «Не тревожить Призрака и относиться к нему уважительно» — ничего нового и, казалось бы, ничего сложного. Мадемуазель Даэ набрала в лёгкие как можно больше воздуха и с решительным видом направилась к директорскому кабинету. Оказавшись у их двери, девушка замешкалась. Она до сих пор помнит, как новые директора выставили её и Агату за дверь. Не хотелось бы, чтобы подобное случилось и во второй раз. — Но если я смолчу, то не смогу помочь Агате. Ей и так досталось, — мадемуазель Даэ дважды постучала в дверь. Как и ожидалось, «мальчик на побегушках» открыл её. — Да, мадемуазель, по какому Вы делу? — спросил мсье Реми натянуто улыбаясь, на что Кристина решительным голосом ответила: — Мсье, мне срочно нужно к директорам. — О, понимаю. Мсье Моншармен и мсье Ришар сейчас немного заняты. Пожалуйста, проходите и подождите минутку, — мужчина в красном наряде пропустил хористку и она зашла в кабинет. Увидев, как мечутся оба директора из стороны в сторону, блондинка изогнула бровь в изумлении. «Что так их всполошило? Что-то серьезное, не так ли?» — подумала она, увидев как Фирмен взял со стола коллеги письмо и, скомкав его, выкинул на пол. — Треклятый призрак! Треклятое письмо! Меня раздражает одна лишь мысль о нём! — Арман был похож на исхудавшего бизона, у которого так и шёл пар из носа, а физиономия была красной как варёный омар. Кристина замерла: «Письмо от Призрака?!». — П-призрак отправил Вам письмо…? Мадемуазель Даэ и не думала, что привлечёт внимание своим вопросом. Однако, заметила, что директора были явно не рады её присутствию. — Реми, просили же никого не впускать! — Моншармен не скупился на недовольный крик, на что «слуга дирекции» виновато поклонился: — Прошу прощения, мсье Моншармен. Но мадемуазель заявила, что дело срочное… — мужчина в парике осекся, услышав стук в дверь: — Извините!.. Подойдя к двери, мсье Реми открыл её и чуть было не свалился с ног. В директорский кабинет буквально влетели двое человек в сопровождении комиссара. Первыми вошли, судя по всему, супружеская пара. Мужчина и женщина средних лет. Женщина была смуглой, худощавой, кареглазой блондинкой. Её короткие кудрявые волосы были убраны под дорогую белую шляпку, которая идеально подходила под её белоснежный образ. Белое платье, белое пальто с меховым воротником какого-то зверька, белые сапоги на невысоком каблуке, а руки в белых перчатках. Сама женщина была не особо привлекательна, и даже пудра с помадой не могли скрыть её недостатки. Зато её супруг, несмотря на свой возраст, выглядел солидно. Короткие седые волосы прятались под серебристым цилиндром, белая рубаха, серый деловой костюм и белые, начищенные до блеска туфли. Он был полноват, что придавало ему забавный вид, а его детские пухлые щёки и зелёные глаза… Были чем-то неописуемым. Ну и, конечно же, неизменный игрой господин комиссар Мифруа. Полноватый мужчина, которому явно не было дела до своей работы. Женщина в белом уже миллион раз пожалела, что пригласила именно этого комиссара, но, увы, свободных людей у жандармерии больше не было. — Прибыли мсье и мадам Делоне, и мсье комиссар, — объявил Реми, на что мсье Ришар кивнул и пригласил супружескую пару войти. Кристина же стояла как вкопанная. Она никогда не видела родителей Вивьен и никогда не смела думать, что танцовщица из богатой семьи. Мадемуазель Даэ даже решила немного повременить со своим вопросом. Ей самой было интересно, зачем же пришли Делоне сейчас и где были десять дней назад, когда их дочь нашли мёртвой. — Оперный театр в действительности собирается закрыть глаза на то, что тут происходит?! Ну, подождите, я ещё жалобу в академию отправлю! — женщина в белом ходила по кабинету из стороны в сторону, недовольно выкрикивая эти слова. Нельзя сказать, что она пришла поговорить спокойно. В отличии от её супруга, который был спокоен и пытался успокоить жену: — Генриетта, дорогая, пожалуйста успокойся- — Эти люди закрыли глаза на смерть нашей деточки, скинули всё на «самоубийство», даже не вызывали жандармерию чтобы хоть как-то разобраться, а ты мне говоришь успокоиться?! — Мадам, давайте спокойно обсудим всё. По какому Вы вопросу? — мсье Ришар не задавал ничего сверхъестественного, но этот вопрос чуть не довёл мадам Делоне до нервного срыва: — Нет, милый, ты вообще их слышишь? Они даже не знают почему к ним пришли! — Господа, мсье Делоне неделю назад обратился в жандармерию с просьбой о расследовании уголовного дела. А мадам заявляет, что её дочь, мадемуазель Делоне, не совершала самоубийства. Кто-то убил её, — комиссар Мифруа пытался выглядеть серьёзным. Хотя как может человек с его выражением лица, и с коробкой эклеров в руке, быть серьёзным? — В действительности, это было убийство. Все артисты оперного театра готовы это подтвердить. Я имею ввиду… Вивьен не такой человек, чтобы закончить свою жизнь вот так, — вмешалась Кристина о чём сразу же пожалела. Мсье Моншармен и мсье Ришар так и говорили ей своими взглядами: «Какого чёрта ты вмешиваешься?! Твоего мнения никто не спрашивал!». Но кто мог знать, что её слова воодушевят мадам Делоне: — Да, прекрасно! Комиссар Мифруа, я требую чтобы Вы продолжили расследование дела. Мне всё равно сколько времени это займет, главное, чтобы убийца моего дорогого цветочка был найден! Я хочу чтобы он отдал богу душу у меня на глазах! Этот человек должен быть наказан с крайней степенью жестокости! — Господа, вы разрешаете? Видите ли, я не могу ничего здесь трогать без вашего позволения, — комиссар Мифруа лгал. Ему было позволено, у жандармов имеются таковые права. Но ведь надо же лентяю для отвода глаз так сказать. — Если нужно, то пожалуйста, продолжайте расследование. И, мсье комиссар, останьтесь. Нам нужно обсудить детали, — мсье Моншармен попросил мсье Реми проводить супружескую пару на выход. И хотя Генриетта не собиралась уходить, её муж всё же уговорил её обговорить всё дома. — Извините, могу ли я теперь-? — Кристина замолкла на полуслове, когда ей не дали договорить, а приказали «рабу системы» выгнать её. — Реми, выведите мадемуазель Даэ! Сомневаюсь, что её дело такой же чрезвычайной важности, как это! — мсье Ришар был серьёзен и его серьёзность не могла не пугать мужчину в парике. Он шёпотом извинялся перед хористкой, когда выпроводил её на выход. Уповая на то, что у него такая работа и что надо же как-то зарабатывать на жизнь. Когда мужчина закрывал дверь, Кристина отчётливо слышала последние фразы директоров: — Треклятый Призрак! Вот ведь привязался к нам, мерзкое чудовище! — Да ещё и дело об убийстве мадемуазель Делоне на голову свалилось. — Ну почему мы ввязались во всё это с самого начала?! — Даже и слова сказать не дали. Но я так просто не сдамся. Агата поддержала меня в трудные минуты, когда я тосковала по папе… Теперь моя очередь. Я уверена, что именно из-за директоров она так измотана. Я должна что-то сделать. Но что? — Кристина не знала, что и предпринять. Она не имеет тут никакого влияния, да и директора её считают пустым местом. Вернувшись в фойе девушка увидела, как Агата уходит на выход из театра и последовала за ней. Как выяснилось, сероглазая девушка с пепельными волосами шла к конюшне, где сейчас находился её любимый конь — Цезарь. Что Кристина, что Агата периодически подкармливали этого прекрасного белогривого коня. — Здравствуй. Я снова пришла. Вот, во время перерыва успела сбегать за морковкой. Хочешь? — Аська говорила с лошадью на русском языке — всё равно бы Цезарь её не понял. А если бы и понял, то Пенберова бы его не поняла. Так что девушка говорила с конём так, как ей было проще. Достав из плетёной корзинки одну морковку, Агата протянула её Цезарю, а лошадь аккуратно приняла оранжевый овощ из руки девушки, съела его и с благодарностью фыркнула, легонько толкнув русскую. — Не за что, Цезарь. Сегодня кучер тебя не бил сильно? Ничего не болит, мальчик? — Аська осторожно погладила животное и взглянула в его прекрасные тёмные глаза с длинными ресницами. Пенберова считала, что только лошади обладатели прекрасных очей и шикарных ресниц, да и их зубы всегда ровные…пусть и пахнут травой и никогда не чистятся. — Агата, вот ты где, — улыбнулась Кристина, зайдя в конюшню. Она знала, что Агата частенько тут сидит во время перерывов и кормит лошадей. А потом, если время позволяет, вместе с Жамм кормит котиков в специально отведенном месте. — Привет, Кристина. Как репетиция сегодня? — Аська с грустью вздохнула, отойдя от Цезаря и повернувшись в сторону идущей к ней шведки. Мадемуазель Даэ проигнорировала её вопрос. Сейчас было важнее самочувствие девушки. А оно точно не хорошее. — Агата, что-то случилось? Мег говорила, что тебе нездоровится. Но сказала, что ты не рассказываешь ничего. Агата, мы ведь волнуемся. И я, и Мег, и Жамм, и Сорелли. Мы все за тебя переживаем. Пожалуйста, если тебе плохо, покажись врачу. — Врач не мочь помочь, Кристина, — Аська отвела взгляд и сложила руки на груди, поёжившись. Да, она слегка простыла. Оно и понятно. На дворе уже сентябрь, а она по-прежнему ходит в летней одежде, стесняясь попросить что-то потеплее у мадам Жири или же потратить заработанные деньги на одежду. Или, может, Аська боялась, что за пределами театра её ломаного французского никто не поймёт? Тоже вариант. Кристина подошла к подруге и, приложив свою руку к её лбу, охнула: — Агата, да у тебя жар! Почему ты не отпросилась и не пошла на больничный? Сама же говоришь, что со здоровьем играть нельзя! — Кристина, я чувствовать себя хорошо. Просто переживать. Переживать за тебя. Аська отвернулась, снова переключившись на Цезаря. И зачем она вообще начала этого разговор?! Кристине не стоит знать о том, что с ней может произойти! Что она может завраться, при попытке спасти всех от Призрака Оперы, к примеру… Не хочется об этом говорить, да и смысл?! Пенберова уже смекнула, что говорить о том, что она знает всю историю и что будет, что произойдёт после того или иного действия — не вариант. Зачем? Чтобы посчитали сумасшедшей? Нет, она этого не хочет. Она только-только тут обустроилась, только-только оправилась от критик рабочих или некоторых актёров за её акцент… Не охота терять всё это. — Я благодарна тебе за заботу, Агата. Но позволь и мне о тебе позаботиться. Ты себя совсем не бережешь! «О, Кристина, зайка, знала бы ты какой я была тварью! Я была стервой, лентяйкой и лгуньей! Та тварюга из реального мира ни в какие сравнения не идёт с Агатой, которую ты или кто-то ещё привыкли видеть. Агата такая застенчивая, такая трудолюбивая, такая заботливая, так любит животных… Крис, нет, я не такая! Знала бы ты меня настоящую, ты б меня ненавидела! Я ничуть ни лучше Вивьен!» — рыдала в своих мыслях Аська. Ведь всё то, о чём она думает — правда. Она была ужасной девушкой, сестрой и дочерью. Не любила парня, домашнюю работу помогала матери делать через громкое «НЕ ХОЧУ!», нередко забывала закапать глазки своему больному котику… Её комната всегда была в пыли, на рабочем столе раскиданы тетради и копии страниц из учебников, вещи в шкафу скомканы… — Цезарь, прости… Просто прости, хорошо? Я очень плохой человек, — Аська начала вытирать глаза и шептать на родном языке эти слова, после чего прижала голову коня к себе. Тот не был против. Девушка всегда аккуратно гладила его, перебирала пальцами его белоснежную гриву, смотрела ему в глаза как в глаза человека, а не животного. — Я хотеть в поле. Снова поискать светлячки. Было приятно, — Агата горько улыбнулась, на что Кристина согласилась сразу же: — Конечно, если тебе от этого станет лучше, то так и поступим. Завтра выходной, впятером можем поехать за город, на твою любимую поляну. А то через месяц уже станет холоднее и трава засохнет. — Спасибо, Кристина. Что бы я делать без вас всех?! — Пенберова позволила себе обнять подружку и наконец успокоиться. Всё будет хорошо. Всё будет замечательно. Аська справится. Она всё исправит.***
Весь день субботы пятеро подружек провели вместе на природе. Сорелли, Агата, Кристина, Мег и Жамм… Только эти пятеро, никого больше. Кругом деревья, что к середине сентября начали сбрасывать листву, которая перекрасилась в золото и алые «лепестки», падала на землю, а после плясала, водила хороводы на ветру. Трава на земле уже потемнела и стала более сухой и жёсткой, но по-прежнему пахла свежестью и дождём. Пока Сорелли и Жамм снова спорили о письмах графу Филиппу де Шаньи, а Кристина как завороженная смотрела на крохотную пёструю птичку на дереве и пыталась запомнить её пение, Мег с интересом смотрела на то, как ловко пером по бумаге водит Агата, записывая туда что-то новое. — Новая история? — поинтересовалась танцовщица, заставив девушку занервничать, глупо улыбнуться и только потом ответить: — Эм… Да, новый историй. Просто у меня так выходить… На природе идея приходить часто и быстро. На природе мне писать легче. — А про что ты пишешь на этот раз, если не секрет? — мадемуазель Жири продвинулась поближе к подруге и с любопытством заглянула в страницу. Как всегда, там был текст написанный не очень красивым почерком, а внизу страницы красовалась нарисованная безликая дева с птицей в руках. — О деве, что быть обречена на вечные страдания. В последний момент её покинуть все: семья, друзья, жених… Все. Она быть ранена в лесу, оставлена всеми умирать и только животные, что жить в лесу, спасти её. Из-за жестокость людей, дева ослепнуть и эта птица стать её глазами и голосом. И если птица чирикать — значит дух дева петь песнь каждому пришедшему, — Агата пожала плечами, показав на крохотную историю, — Глупо, я знать. — А мне нравится. Ты умеешь описывать мысли персонажей, Агата. Я могу представить, насколько этой девушке было больно, — Мег вздохнула, легонько проведя пальцами по месту, где у девы должно было быть лицо на рисунке, но его не было. Как будто Аська намекала, что так может произойти с каждой. — Что это вы там читаете? Что это? Мег, покажи! — Жамм, которая уже устала спорить с Сорелли о грамматике, вдруг заметила около четырёх листов в руках прима-балерины и стала наблюдать, как та перебирает их. Аська застыла. Кажется, сейчас ей придётся показать свою писанину и остальным тоже. Просто Мег ей стала уже практически как родная, живут под одной крышей… А Кристина, Сорелли и Жамм… Они ведь тоже… Ничего не поделаешь, придётся показать и им. Пенберова знала, что её «бред» нравился далеко не всем, но поражалась, что танцовщицам и хористке он пришёлся по душе. А может они просто не хотят обидеть и притворяются?! Девушка и не знает. Но приятно видеть, что её труды и показанные на бумаге мысли без внимания в этом мире не остаются. Кто знает, может, если Аська тут задержится, стать писательницей? Тоже будет неплохой заработок… Агата просто надеялась, что, со временем, она наконец научится грамотно писать на французском, да и говорить на нём будет без ошибок. Когда этот день придёт, то девушка сможет облегчённо вздохнуть. Ведь один груз с плеч наконец спадёт. Вот бы все её комплексы улетучивались вот так. Хотя, об этом стоит подумать позднее. Остаток дня пятеро девушек потратили на поиски разноцветных листьев, которые Агата после соберёт и положит в какую-нибудь книгу. Там листья полежат немного, а потом Аська, как раньше в реальности, начнёт гербарий собирать. В конце концов, жизнь тут не сильно отличается от той, что у неё была… Только порой скучно без любимой музыки и интернета… — Будь сильной, Ась, всё пройдёт! Ты выберешься. Первая часть истории уже за плечами, осталось ещё четыре, — Аська уже была дома с Мег, когда размышляла над этим. Сейчас она раскладывала собранные с подружками листья по книгам с радостным, но таким усталым лицом. Присела на край своей кровати и давай вспоминать, что там в игре было, — Так, вроде как в этой части Карлотте надо вернуться… Потом она будет катить бочку на Кристину, что та её якобы предала… Потом Призрак сбросит люстру в зрительный зал и экономка директоров отправится к лебедям… Начнётся пожар и Кристину похитят. Значит, мне надо быть где-то рядом со сценой и поймать момент.***
А в следующий понедельник мсье Моншармена и мсье Ришара ждала целая куча новых писем: письмо с красной печатью, письмо от семьи Делоне, письмо от мадемуазель Алонсо и рекомендательное письмо от графа Шаньи.
Мсье Реми распечатал каждое по просьбе директоров и понял, что первое снова от так называемого Призрака Оперы, второе от мадам Делоне, третье от Карлотты и последнее от Филиппа де Шаньи. В первом снова упоминались условия контракта, во втором некая угроза-предупреждение чтобы директора не смели закрывать расследование, а искали убийцу до победного конца, в третьем Карлотта Алонсо заявила что ей уже лучше и через пару недель она вернётся, а в последнем граф рекомендовал некую мадемуазель на главную роль. — Ничего интересного… Ничего… Минуту, Агата?! Это не та иностранка, что с горем пополам говорит на французском? — Арман нахмурился, стоило ему увидеть имя девушки в письме графа. — Она самая. Как странно. Зачем графу рекомендовать простолюдина? — Фирмен внимательно перечитал письмо графа чтобы убедиться, что никакой ошибки нет. Не знали эти двое, что Филиппа это попросил сделать его младший брат — Рауль, а его в свою очередь попросила об этом Кристина. Какая, оказывается, операция провернута… Хорошо, что господам Ришару и Моншармену об этом не узнать. А посему Агата будет играть главную роль в сегодняшнем представлении. Но только сегодня! Директора решили убедить девушку в том, что ей здесь не место. Чтобы она опозорилась и сама ушла из Оперного театра, а иначе эта бродяжка запятнает репутацию театра и директоров и пустит по миру. — Реми, оповестите мадемуазель об этом. Она сегодня выйдет на сцену и исполнит главную партию. В самый последний раз~ — мсье Моншармен усмехнулся также, как и его коллега. Услышав приказ, мужчина в парике замешкался, а потом с горестным вздохом кивнул. — Вас понял, мсье Моншармен. Всё сделаю, — выходя из кабинета слуга услышал, что Мсье Ришар добавил: «Выйдет на сцену без репетиции, без знания сценария, без подготовки. Как же она растеряется. Какой позор, какое отношение к работе!». Но что мсье Реми мог сделать? Хоть ему и приятна мадемуазель Агата, хоть он считает её неплохим человеком… Надо же как-то выживать, верно? — Мне не по себе от этого… Зачем же так с ней? «Подлецы, верно? Я бы не стал терпеть такого обращения... Ха, вы потеряли коня, мадемуазель!».