С момента возвращения Агаты в оперный театр прошла неделя. Мадемуазель Даэ, танцовщицы, мадам Жири и мсье Реми не знали как описать радость того, что девушка вернулась в целости и сохранности. Пенберова приняла решение не рассказывать никому о том, что с ней происходило. Как умела, придумала сказочку о том, что эти две недели жила в старой хижине недалеко от Парижа. Ссылаясь на то, что ей ну просто очень было необходимо привести мысли и чувства в порядок, Аське удалось убедить всех в своей честности.
Девушка была уверена, что только всё усугубит, если расскажет правду. И дело тут не только в потере доверия, но и в ревности Эрика. Этот человек из «любви» к мадемуазель Агате может сделать всё, не стыдясь даже убийства. Аська не хотела подвергать такой опасности всех тех, кто был так ей дорог. Пенберова просто продолжила свою жизнь в Опере так, как раньше: помощь прачкам, общение с подружками, репетиции вместе с хором и ночные беседы с Мег и мадам Жири. Наконец-то всё вернулось на круги своя… Ну, или почти всё. Работники оперного театра, оркестр, кордебалет и хор снова начали относиться как Агате как раньше. А почему? А потому что мсье Реми и Мег Жири, пока Аська отсутствовала, всё исправили. Теперь правда на стороне сероглазой девушки. Как они это сделали? Хм… Я не помню… Возможно, расскажу вам чуть позже… Ну, вот… Сейчас мадемуазель Агата была счастлива как никогда раньше, идя после окончания рабочего дня домой к Кристине. Как же давно она не оставалась с ночёвкой у шведки, не слушала её пение и лепет мадам Валериус… Аська успела соскучиться. Уткнувшись носом в свой шарф, она спешно шла за мадемуазель Даэ, которая была такой окрылённой. По словам самой хористки, всё дело в Рауле. Она не уставала говорить какой он милый и добрый, как девушка его любит и хочет всем сердцем ответить «Да!» на его предложение. Но не может. Ведь Филипп, сёстры и братья Рауля… Никто из семьи Шаньи не одобрит выбор виконта. — Кристина, вы мочь обручиться. Никто не иметь право быть вас осудить. Потом мочь пожениться в закрытый церемоний, — предложила как вариант Агата, которой удалось зажечь искорки в глазах мадемуазель Даэ. А ведь верно! Никто не в праве запрещать влюблённым обручиться! И чего это шведка сама об этом не догадалась?! — Агата, ты… Просто молодец! Спасибо, очень хорошая идея! Так и сделаем! Завтра обязательно скажу об этом Раулю! Подойдя к дому Кристины, Аська радостно предвкушала тёплую встречу с мадам Валериус, её горячий чай с булочками или печеньем, а потом уроки по вязанию. Да-да, именно по вязанию! Пенберова, будучи не особой любительницей заниматься чем-то трудным, наблюдала за тем, как старушка вяжет каждый вечер. И это у неё получалось великолепно. Долгое время русская не решалась попросить у мадам поучить её этому, то стесняясь, то из-за нехватки времени… Но когда наконец решилась, сероглазая не жалела об этом. Конечно, её навыки в вязании пока оставляют желать лучшего, но азы уже изучены, а это уже что-то… — Мадам Валериус, добрый вечер! — улыбаясь поздоровалась со старушкой Аська, ступив за порог дома Кристины. Мадам Валериус, чьи ноги нынче не так хорошо ходили как раньше, сидела в кресле-качалке в гостиной, занятая своим любимым делом. Услышав девичьи голоса, старушка отложила вязание и посмотрела на зашедших в гостиную девочек с радостной улыбкой. — Кристина, Агата, вот и вы. Не ожидала вас так рано, но очень рада видеть вас обоих, — пожилая женщина потянулась за костылём, чтобы подняться, но мадемуазель Даэ поспешно подбежала к ней и довела до диванчика, куда они вдвоём потом и сели, а Аська уселась отдельно в одно из кресел. — Мама, будьте осторожны. Доктор запретил вам резко вставать, — шведка была очень обеспокоена здоровьем своей приемной матери, и это было ясно. Но ухудшение здоровья мадам Валериус было более, чем очевидно — женщина не молода, и моложе не будет. Она стара, очень. И годы своё берут. Пенберова помнит, что когда Кристина и Рауль уедут в Трестрау, мадам Валериус скончается через несколько недель. То есть, если посчитать, то жить ей осталось где-то месяца три-четыре, ни больше. — Ой, что же мне это тогда, не вставать совсем что ли?! Кристиночка, не надо так обо мне беспокоиться. Со мной всё будет в порядке, — мадам Валериус всегда была добра и ласкова по отношению к своей приемной дочери, которую она любила, как родную. Аська, глядя на такую картину, отвернулась и позволила волосам спрятать её лицо. Она снова плакала сегодня. Снова ей приснился сон о маме. Её дорогая мама, что всегда была помощником и другом… Русская видела, как женщина бегала по пустому, серому городу, зовя дочь по имени. Она кричала, пока не сорвала голос и не упала на колени прямо в лужу. — Мам… Мам, я здесь, — подошла к ней Аська, так желая обнять женщину, что дала ей жизнь, но не смогла. Руки девушки проходили сквозь женщину, которая совсем её не замечала. От этого Пенберова очень испугалась и всеми силами пыталась докричаться до матери: — Мам?! Мама! Мама, ты слышишь меня? Мама?! Мама, я здесь! Я тут, перед тобой! Я попала в игру, мама! Я тут застряла!.. Мам…? Прошу, ответь… Мама, не молчи, подними голову, посмотри на меня… Посмотри на меня и скажи, что видишь меня и слышишь… Девушка и сама упала на землю, но вода в луже даже не шевельнулась. Аська опустила в неё свою руку, и ничего не изменилось. Она не чувствовала холода или тепла воды, не чувствовала порыва ветра, что вырвал из рук её матери какие-то бумаги. Когда Пенберова побежала за листами, чтобы поймать их, её дочь последовала за ней. Грязный и слегка изорванный по краям лист лежал на грязной, влажной от дождя земле. Но всё равно, на нём был виден напечатанный текст. Этим листом оказалась страница из газеты. Аська была крайне этим удивлена, ведь в её доме газеты никогда не лежали. Все новости её родители и она сама узнавали из интернета. Сероглазая девушка смела бы плюнуть на такое, если бы не новость в газете… «Тело девушки было выброшено из озера на берег. В её кармане был найден телефон. Экран был разбит и из него торчало что-то напоминающее лазурит.» — Ч-что…? Какого… Какого черта?! — Аська внимательно начала рассматривать фотографию под статьёй. Но её мать уже сложила лист и со слезами на глазах пошла дальше по улице, изредка хватаясь за сердце и всхлипывая. Парочки секунд Пенберовой хватило, чтобы запомнить кое-какие детали: на сотовом телефоне погибшей девушки был чехол с изображением метки из игры «Assassin's creed». А у Аськи чехол на телефоне точь-в-точь такой же, не отличить. Даже те же две царапинки в левом уголке были. Ещё у утопленницы были золотые серьги… Ну, точнее, одна… А в разбитом экране телефона торчал тот же камень, что и в кулоне, который Аське отдала та бабка на улице. -…та мёртвая девушка — это я??! — вздрогнула от своих собственных слов Агата, чувствуя, как к горлу подступает ком. «Гречанка» резко поднялась с кресла и также резко упала на пол, потеряв сознание. Этим она сразу же привлекла внимание Кристины и мадам Валериус. — О, боже, что случилось?! — старушка схватилась за сердце, в то время как хористка кинулась к подруге, начиная трясти её за плечо. Мадемуазель Даэ трясла Агату, звала, но девушка не отвечала. — Мама, пожалуйста, последи за Агатой! Я бегу за доктором! — шведка вскочила с места, торопясь. Каждая секунда была на счету. Надо было помочь «гречанке» как можно скорее.***
Кристина сидела вместе с Раулем в одной из лечебниц и никак не могла успокоиться. Пришедший в дом к мадам Валериус врач рассказал неутешительные вести и Агату увезли в больницу. Мадемуазель Даэ поехала вместе с ней, и случайно наткнулась на пути в больницу на виконта, который как раз ехал к своей возлюбленной. Сейчас Шаньи сидел и легонько обнимал за плечи свою любимую, не зная даже, как её утешить. Он не знал сероглазую девушку с пепельными волосами в светлую полоску лично, и не мог сказать точно, что чувствует. Раулю разнорабочая оперного театра показалась довольно тихой и трудолюбивой девушкой, а также одной из хороших подруг его любимой. Так что он, чисто из людской солидарности, поехал вместе с Кристиной. — Рауль, что же делать? Я не верю в то, что не могу ей помочь. У меня такое ощущение, будто я виновата в том, что Агате так плохо. Она никогда не жаловалась, но говорила, что по утрам у неё болит голова. Ночью я слышала, как она плакала во сне. Я хотела узнать причину, Рауль, но я не могу. Я не хочу, чтобы Агата снова мучилась. А если в прошлом она пережила потерю пострашнее моих?! — Кристина не знала, что и думать. Аська никогда не рассказывала о своих недугах и о том, что ей снится. Если её не спросить, конечно. А её мадемуазель Даэ никогда не спрашивала, считая, что этим обидит свою подругу. «А надо было! Надо было поинтересоваться!» — корила шведка сама себя, пока Рауль не осмелел и не прижал её к себе. Виконт раскраснелся, а руки его дрожали. Он сейчас всем своим видом напоминал варёного рака, и не мог проронить ни слова. Да и не нужно ему это было. Ему нужно было только это мгновение — обнять Кристину и позволить ей услышать биение сердца Рауля. А стучало оно так, как никогда раньше. Словно быстрая, ритмичная музыка, что слышна далеко не каждому и не всем доступна. Но мадемуазель Даэ была удостоена такой чести. — Рауль, — хотела было что-то сказать блондинка, подняв свои большие глаза на возлюбленного. Но Шаньи не хотел сейчас ничего слышать. Только ощущать Кристину рядом, больше ничего. — Кристина, простите… Прошу прощения. Но давайте посидим так, пусть даже совсем недолго, — паренёк уткнулся лицом в макушку хористки, чувствуя как её мягкие волосы щекочут нос. Ему так это нравилось, что не хотелось отстраняться. Эти секунды были прекрасны для них обоих. И для виконта, и для Кристины. Но вошедший врач заставил влюблённых отстраниться друг от друга и ждать от мужчины хоть каких-то новостей. Он видел, как измотана мадемуазель Даэ и как Шаньи пытается поддержать её. Доктор решил начать с хорошей новости: — Это не похоже на какую-то смертельную болезнь. Думаю, послезавтра она уже сможет вернуться к нормальному течению жизни. Но сегодня и завтра я вам советую оставить мадемуазель тут. Пусть немного отдохнёт. — Доктор, но если это не болезнь, то что с ней? — Рауль спросил это первее Кристины. Буквально снял с её языка этот вопрос. Но девушка не расстроилась. Она лишь ждала от врача ответа. И седой мужчина в смешных очках себя долго ждать не заставил: — Как бы понятнее выразиться… Мадемуазель просто очень сильно перенервничала. Такие нагрузки на сердце вообще нельзя делать. Не знаю, что такое должно было произойти, что она так сильно распереживалась. Ну, не огорчайтесь вы так! Просто сделайте так, чтобы эта мадемуазель больше не нагружала своё сердце. Если это продолжится… Мне будет очень её жаль. — В каком смысле? — наконец выдавила из себя Кристина, хотя знала ответ на этот вопрос: — Если юная мадемуазель продолжит переживать, плакать и бояться, сердце может не справиться с такими нагрузками. Она может тяжело захворать, а то и хуже… Именно это Кристина и боялась услышать. Но было ясно: надо как-то помочь «гречанке», заглушить её страдания. Вот только как, если никто в этом мире не знает причину её слёз?! Нет-нет, дело тут далеко не в Карлотте или Призраке Оперы… — Это всё эти директора, — нахмурилась мадемуазель Даэ, сжав свои хрупкие руки в кулаки. Она знает, что надо делать. И делать это надо завтра же!***
Мег стояла у входа в театр и мялась на месте. Через пятнадцать минут начнётся рабочий день и надо бы зайти внутрь и подготовиться. Но нет! Мадемуазель Жири сейчас не собиралась это делать! Сейчас в её тёмных глазах не было намёка на стеснение или неуверенность в себе. Сейчас она не дрожала и не сутулилась. Прима-балерина стояла ровно, уверенно, крепко прижимая руки к сердцу. Укутавшись в своё тёплое зелёное пальтишко, Мег выдохнула изо рта пар, который растворился в холодном воздухе ноября. Холодно на улице, что тут скажешь. Но уходить нельзя, надо начать дело! Вчера, поздним вечером, мадемуазель Жири получила письмо от Кристины. В нём её близкая подружка рассказала балерине, что случилось с её названной сестрой. От таких новостей у Мег тоже чуть ли не случился сердечный приступ. И она, и Сара Жири решили: «Всё, хватит! Надоело молчать! Если директора хотят войны с рабочими и актёрами — будет им война!». Но сначала надо было уладить ещё одно дело, и именно им мадемуазель Жири хотела заняться. Когда на горизонте появилась повозка, а из неё вышла высокая, смуглая сопрано парижской оперы, танцовщица сразу же потеряла всю свою смелость. Как она сможет заговорить с Карлоттой?! Она ведь женщина… Боевая, грубая… «Ты это делаешь ради себя, ради Агаты, и ради всех остальных! Смелее, Мег!», — говорила себе девушка, после чего уверенным шагом направилась к женщине. — Мадемуазель Алонсо, куда Вы? — поинтересовалась она, на что Карлотта повернулась в сторону прима-балерины. Не ожидала она её увидеть. Но и не особо была рада встрече. Испанка сделала своё дело только что — разорвала контракт с Оперным театром. После того позора на сцене женщине было так… Неловко. Но лучше найти другое место, чем забросить любимое дело. — Мне не до этого, Мег. Я больше никак не связана с этим местом, — увидев на лице молодой девушки удивление, Карлотта засмеялась: — Да, представляешь?! Я разорвала контракт с театром. Через месяц уезжаю в Рим, в Италию. Так что, больше не увидимся. Счастливо, Hasta la vista!.. Замолкнув на какие-то пару секунд, мадемуазель Алонсо недовольно усмехнулась: — Ещё кое-что: когда Кристина и Агата сюда явятся, скажи, чтобы хоть с остальными обращались по-людски! — Мадемуазель Алонсо, Агата Вас не предавала также, как и Кристина! — внезапно даже для себя самой воскликнула Мег, заставив сопрано выглянуть из кареты и вопросительно на неё посмотреть. Заметив её заинтересованность, мадемуазель Жири продолжила: — Вы можете мне не верить, это Ваше право, мадемуазель Алонсо. Но перед тем, как покинуть театр и Париж в целом, заедьте к господам Дебьенну и Полиньи! Они то скажут Вам правду. Правду, которую нынешние директора от Вас укрыли, сказав ложь, которая всё испортила. Мег не стала задерживать ни себя, ни Карлотту. Она пошла в театр и всем сердцем надеялась, что её слова что-то да вбили Алонсо в голову. Оказавшись в помещении, девушка заметила свою мать, которая неплохо так поглядывала на незнакомого ей смуглого мужчину. Кажется, мадам Жири персом была заинтересована. Ну, даже если так и было, танцовщицу это точно не касалось. Сейчас мадемуазель Жири направлялась в гримёрную, чтобы обговорить с подружками детали. — Мег, ты пришла! — Жамм была первой, кто встретил девушку у входа в комнатку, при этом держа в руках пухлого серого кота. Девушка гладила его и обнимала, так снимая стресс. — Мег, наконец-то, что-то ты долго. Ничего не случилось по дороге? — с беспокойством спросила Сорелли, вместе с Кристиной подойдя к прима-балерине. Темноглазая девушка только мотнула головой: — Всё в порядке, девочки. Кристина, я надеюсь, что теперь мадемуазель Алонсо не будет задевать тебя и Агату. Давайте лучше приступим к обсуждению плана. Есть у кого-нибудь идеи? — Да. Я уже начала распространять информацию о директорской лжи и мсье Фонта мне в этом помог. Весь хор откажется выступать, — вставила словечко Кристина улыбаясь. Мадемуазель Дюпон её в этом поддержала, еле сдерживая злорадный смех — так сильно ей хотелось поскорее увидеть обречённые лица директоров. — Умница, Кристина! А мы с Жамм, я думаю, настроим на забастовку всех танцовщиц кордебалета. Мег, попроси маму уговорить работников театра, а мсье Реми убедит оркестр и охрану… — МСЬЕ РЕМИ??! — удивлённо вскрикнули трое девушек, посмотрев на старшую танцовщицу с глазами как у испуганных долгопятов. От этого Сорелли больше не могла сдержать смеха: — Да, вы не расслышались, девочки! Мсье Реми так переживает за Агату, что решился пойти против директоров… Хотя я сама в нём уверена не до конца. — А если он нас предаст? А если выдаст?! Ах, он злодей! Обманщик! — пискнула малышка Жамм Луи, чуть не задушив котика в своих руках. Она никак не смогла поверить в то, что паренёк в смешном прикиде искренне хочет им помочь в борьбе с господами Моншарменом и Ришаром. Не знали они все, что у слуги были свои личные цели и нравственные принципы.***
— Мсье Реми, я даже не знать, что сказать… Спасибо, наверное, — Аська краснела и старалась скрыть свою улыбку, чем заставляла темноволосого парня хохотнуть. Пенберова пришла в себя в больнице ближе к вечеру и никак не ожидала, что проснется именно тут. Смотрящий за ней врач рассказал ей всё, как есть. От узнанной информации у девушки снова заболела сердце и седоволосый мужчина дал ей выпить травяной настойки. Если не изменяет память, мятной была… После одного стаканчика Агата стало немного легче. А ещё легче ей стало, когда доктор объявил, что к ней гости. Аська ожидала кого угодно: Кристину, Мег, Жамм с Сорелли… Но никак не Реми. Слуга дирекции сегодня пришёл в тёплом пиджаке, коричневом шарфе и немного изношенных брюках. И сегодня он вновь был без своего парика. Русская в мыслях даже подметила, что без парика, когда он такой естественный, Реми очень даже ничего. Эй-эй, что это за лицо такое?! Просто симпатичный внешне паренёк, вот и всё! Никаких симпатий или ещё что-то в этом роде! — Мне так приятно видеть, что я хоть как-то смог поднять Вам настроение, мадемуазель Агата. Пожалуйста, не губите себя так. Вам надо заботиться о себе, — Реми подвинулся поближе к Аське, поставив принесённый им «гречанке» букет белых роз в банку с прохладной водой. Да, сегодня слуга дирекции решился на такое — принести цветы в больницу мадемуазель. И ни какие-то там, а её любимые — розы, белые. Парню с трудом удалось это узнать от одной из её подружек, но мсье Реми был счастлив, увидев мадемуазель Агату с улыбкой на лице. «Вы прекрасны, когда улыбаетесь, мадемуазель. Хотел бы я почаще видеть Вас такой.», — мечтательно произнёс Реми в своих мыслях, помогая Пенберовой прикрыться одеялом. Девушка от такой заботы смутилась ещё больше. — Мсье Реми, а Вы не работать сегодня? Ещё и девяти часов нет. — Я ушёл с работы пораньше, потому что я так захотел. Я очень хотел увидеть Вас, мадемуазель, — темноволосый паренёк уже устал от этого официоза. Как бы ему хотелось говорить с Агатой на равных, обращаться на «ты», а не на «вы». И, словно прочитав его мысли, Аська засмеялась: — Реми, знать иметь… Ты мочь звать мне Агата. И говорить на «ты». Я быть разрешить. Услышав это, слуга дирекции не стал скромничать и сразу же обнял Агату. Мсье Реми обнимал девушку так, словно они друг другу не чужие. Обнимал так тепло и любя, что Пенберова даже невольно сравнила этого темноволосого паренька со своим бойфрендом. Тот тоже очень любил обниматься. Причём гораздо больше, чем целоваться. А Аська? Аська не была такой нежной и обнимала, и целовала своего бойфренда только потому, что не хотела обидеть. — Я… Мсье Реми, что вы делать? — старалась Агата это спросить как можно деликатнее, но слуга дирекции словно не слышал её. Он поднял девушку за плечи, тем самым заставляя сесть рядом. Потом, когда одеяло было убрано, темноволосый паренёк поднял его и укрыл им себя вместе с «гречанкой». Но чтобы одеяло полностью их прикрыло, пришлось обнять Пенберову, очень крепко. Так крепко, что Аська прижалась ухом к груди Реми. Прижалась так, что слышала, как сердце парня бешено колотилось. — Агата, прости, если заставляю тебя чувствовать себя неловко. Можешь считать меня грубияном, что не уважает личное пространство мадемуазель… Но я давно хотел так посидеть с тобой. Я ничего больше не прошу. Просто позволь посидеть с тобой так, пока врачи не объявят тихий час… Агата ничего не ответила. Лишь устало вздохнула и положила обе руки на плечи парня, а он скрестил свои руки на её спине. Кажется, мсье Реми готов отдать хоть всю свою зарплату за год за ещё один такой момент. Момент, когда никого нет вокруг. Уютная палата, запах белых роз летающий по ней, и хрупкая девушка в его объятиях… «Да, я шпионил за ними. Но только ради их же собственной безопасности!»