***
Зато Эрик сейчас ощущал спокойствие. Сердце снова билось как тихая, душевная музыка, а в глазах загорелись детские искорки восторга. И причина вполне очевидна: Пенберова вновь воспользовалась свободной минуткой и спустилась сюда, даже не подозревая об ужасном. В комнате Призрака Оперы уже не так пахло, как раньше. Или же русская просто привыкла к этому запаху. Но почему-то сейчас эта мрачная комната с черепами и гробом-кроватью казалась девушке такой…родной?! — Любовь моя, Вы вернулись? Я так рад, — ледяная рука убирает прядь непослушных пепельных волос в светлую полоску за маленькое ушко, и вызывает у их хозяйки милое смущение. — Я же быть говорить Вам, что иметь спуститься когда время быть. А вообще… Я хотеть поговорить с Вас, Эрик, — серые глаза посмотрели на мужчину неописуемым взором и фантом напрягся. Неужели случилось что-то плохое? Директора взялись за старое? Кто-то ещё? Ну, кто бы то ни был, он поплатится! — О чём же, Агата? Надеюсь, Вас больше никто не смел обидеть? — Нет-нет, что Вы?! — Аська заметно напряглась, когда Эрик нахмурил брови и хрустнул костяшками пальцев. Он не шутил, он не был таким человеком. Он бы не постеснялся ещё разок пройтись по чужим черепам. Но, на его разочарование, и на радость Пенберовой, в этом нет необходимости: директора рты заткнули, на русскую и мадемуазель Даэ больше никто не зыркает недобрыми глазами. Все наладилось. Но времени было всё меньше. — Эрик, я хорошо знать, что у нас иметь остаться только половина месяц февраль. Затем быть март. И я очень надеяться, что Вы мочь быть исполнить для меня кое-что… — Агата покраснела до самых кончиков ушей. Она не знала, как уговорить Призрака Оперы, чтобы он в такие кратчайшие сроки написал слова к своей работе и согласился исполнить её для оперного театра. Эрик ведь поклялся: «Как только я закончу её, то лягу вместе с ней в гроб и больше никогда не проснусь». Но эта клятва в прошлом. Фантом теперь желает жить. А значит, ничего ему не стоит отказаться от этой работы. Но перед этим её надо продемонстрировать публике. Даже сама «гречанка» сказала, что «Торжествующий Дон Жуан» слишком великое произведение, чтобы просто сгинуть в подземельях театра. — Чего же Вы хотите, любовь моя? Я готов сделать всё — только скажите, — порой Аське казалось, что всё сказанное Эриком — правда. Что он действительно её обожает настолько, что готов ради неё и звёзды с неба украсть. Да, неизвестная мне, так оно и было. Этот человек любил её, как невинный юноша — искренне и нежно. — Ваше «Торжествующий Дон Жуан»… Мочь Вы писать арий для меня? Я иметь исполнений Ваше произведений в конец недели. Ведь следующий неделя — последний. Я очень хотеть красиво уходить. И чтобы люди услышать Ваш творений. Оно красиво, Эрик. Пожалуйста, я не хотеть, чтобы оно пропасть тут, быть под земля, — Пенберова не рассчитывала, что Призрак Оперы пойдёт на уступки. Даже на его лице сейчас, когда он снял маску, было заметно удивление и напряжение. Эрик не хотел никогда больше показываться на людях. Для всех в этом мире, кроме Хатима и мадемуазель Агаты, он был мёртв, стал фантомом оперного театра. — Агата, Вы понимаете о чём меня просите? Вы просите меня выйти к людям, чтобы они выставили меня на посмешище? Чего Вы этим добьётесь? — от таких слов Аська нахмурилась. Вот снова Эрик за своё?! Почему везде всегда копает поглубже? Почему везде пытается найти подвох? — А может я иметь план на Ваш спасений! Если б я Вас не любить, я б не быть делать так! А я делать! Я хотеть иметь петь с Вами, Эрик! Как Вы того и хотеть! — Пенберова перешла на крик, сама не слушая, что говорит, — Я быть разрываться! Стараться! А что итог вне?! Ничего! Вы, Эрик, совсем не хотеть иметь мне понять! Совсем! Вы только о себе и иметь думать! Глаза девушки покраснели, но ещё могли сдерживать слезы обиды. Русская искренне не понимала, почему сама не всё это так реагирует. Но ей и правда было обидно. «Стараешься для этих вонючих ублюдков, помогаешь им всю свою жизнь, а они в благодарность в грязи топят! Ааргх! Все вы, мужики!.. Все одинаковые! И похрен мне на этот грёбаный этикет! Я могу говорить, что захочу! Я не могу больше! Мне надоело! Сколько можно издеваться! Реми сосаться лезет постоянно, этот ещё в рабыни хочет записать! Что со всеми вами не так, кобели?!». — Агата, — Эрик хотел было протянуть руку к своему ангелу, попробовать успокоить, но Аська шлёпнула его по ней. Призрак оперы посмотрел в глаза девушки и сразу прочёл ярко выраженные обиду и злость. — Нет, больше ничего не говорить! Не хотеть — не надо!.. До свидания, Эрик, — резко развернувшись, сеголазая «гречанка» бросилась бежать к лестнице наверх. Мужчина последовал за ней, но Пенберова уже закрыла за собой дверь. -…простите мне мою дерзость, любовь моя, — Эрик произнёс это тихим шёпотом, на одном дыхании. А потом, нахмурившись и прогнав всю тоску с лица, надел на лицо маску и направился в комнату, что могла бы служить тюрьмой для Мелек. Но турчанки тут не было и сейчас это «башня» для несчастного мсье Реми. Для парня, что страдал от неразделённой любви, и в итоге попал в капкан Призрака Оперы. Теперь мужчина с янтарными глазами может спокойно срывать на нём всю злость, и тем самым отомстить за то, как паренёк прикасался к объекту обожания фантома. Мсье Реми будет страдать.***
В это же время в семейном поместье Шаньи также было неспокойно. Тишина была нарушена, гончие псы лаяли и выли, два кота носились из стороны в сторону, сёстры графа и виконта негодовали от того, что происходит, а Филипп уже терял терпение стучась в комнату младшего брата. — Рауль, открой сейчас же! Ты ведёшь себя как несносный мальчишка! О жениться с простушкой не может быть и речи! Не позорь семью! — граф был вне себя от гнева после слов младшего Шаньи. Сегодня на завтраке виконт заявил, что последует совету иностранки. И когда одна из сестёр поинтересовалась, что за иностранка и что за совет, то юный мсье ответил и ей, и брату: «Я не поплыву в экспедицию. Я принял решение, Филипп. Я люблю Кристину Даэ всем сердцем, и хочу жениться на ней. Меня не волнует, что Вы обо мне подумаете после этого вечера. Можете выгнать меня из поместья, мне всё равно. Я больше не появлюсь здесь.». И после этих слов Рауль, не желая больше терять время, направился в свою комнату собирать вещи. — Рауль, прекрати этот абсурд! Ты готов вот так всё бросить?! Честь семьи, поместье, свой статус… Ради кого?! Сейчас же выходи и извинись за то, что говорил за завтраком такие смехотворные вещи! — Филипп стучал по деревянной двери. Его кулак уже покраснел, рука болела, но сорокалетний граф не прекращал кричать и звать брата. Сёстры же предпочли унять животных и не вмешиваться. Филипп — глава семьи Шаньи, и все в этом доме слушаются его. Все, кроме своевольного виконта. — Я и не думал, что Вы меня поймёте, Филипп. Вам ведь тоже плевать на мадемуазель Дюпон, на её чувства… Я не такой, как Вы! Я люблю Кристину и готов проститься со всем, что было мне привычно ради неё! — Рауль закрыл второй чемодан, спрятал в кармане пиджака два билета на поезд и, выйдя на балкон, посмотрел вниз. Выйти через дверь не выйдет — граф там, не даст уйти. Только один выход — прыгать с балкона. Но юноша очень боялся высоты. С самого детства. Когда он был младше, Кристина очень любила лазать по деревьям и часто звала мальчика поиграть с ней, но он, боясь высоты, не рисковал. Но всё это в прошлом! Рауль де Шаньи больше не слабый мальчишка! Теперь он офицер морского флота — юноша, кому не ведом страх! Ну же, Рауль! Побори этот глупый страх! Мадемуазель Даэ тебя ждёт! — Кристина… Всё ради Вас, Кристина, — сказав это, виконт прикрыл глаза, сжал ручки чемоданов и сделал шаг в воздух… — Рауль??! — в этот же миг дверь слетела с петель, а в комнате юноши появился его старший брат. Ворвавшись сюда, он испуганным взглядом бегал по комнате и сразу же увидел открытый балкон. Подбежав к нему, Филипп увидел Рауля, который быстро отряхивался, поправлял воротник рубашки и потом, вновь схватив чемоданы, понёсся искать свободный экипаж… Ему повезло. Виконт очень удачно приземлился. Посадка была мягкой — в цветочные кусты. — РАУЛЬ! — граф кричал вслед младшему брату, но тот даже не обернулся. Теперь для него не существует всех этих предрассудков. Теперь он свободен. — Простите меня, мсье. Но я не смог бы жить так, как Вы хотели.***
Кристина и Агата стояли в гримерной. Русская помогала шведке собирать вещи. Чемодан был уже почти собран. Но с каждой положенной в него вещью, мадемуазель Даэ грустно вздыхала. От Пенберовой это не скрылось. — Кристина, не быть грусть. Так быть лучше. Вы быть жить счастливо, — Аська улыбнулась, вдруг достав из кармана платья какую-то маленькую книжечку, — Вот. Теперь я, Мег, Сорелли и Жамм быть рядом с ты всегда, Кристина. Недоумевая, блондинка взяла книжонку в руки. Открыв первую её страницу, девушка охнула: на ней была изображена она сама. Её портрет был сделан, судя по всему, углём. После портрета Кристины был портрет Карлотты Алонсо, Мег Жири, Сорелли Дюпон и Жамм Луи… А вот портрет безфамильной Агаты был не очень похож на неё саму. Но это было понятно — Аська всегда рисовала себя уродливее, чем она есть. — Спасибо, Агата. Я буду хранить его, — с благодарностью улыбнулась Кристина, приобняв подругу. А «гречанка» лишь с грустью улыбнулась. Да, она будет очень скучать по одному из своих любимых персонажей, будет тосковать по доброй натуре этой шведской хористки, но будет её любить и помнить, как одну из самых близких людей. Если удастся, Пенберова обещала себе иногда навещать мадам Валериус, чтобы старушка не печалилась, что её приёмная дочурка сбежала с виконтом. — А когда ваш с Раулем поезд быть приехать, Кристина? — Хотелось бы пораньше, но самый скорый поезд прибудет только через десять дней. Ни раньше, — русская сразу же оживилась. Отлично, значит, ещё не время прощаться! У неё ещё есть время всё сделать красиво. Аська не хотела переубеждать мадемуазель Даэ и виконта де Шаньи остаться — она их «выгоняет» из Парижа, чтобы спасти от Эрика. Жаль, что всех так не защитить. Да и не у всех её подружек такая бедень в отношениях. — О, Кристина, значит ты мочь прийти на последний важный день?! Это иметь очень хорошо! — радостная русская чуть ли не танцевала на месте, а Кристине оставалось только поражаться, как сильно девушка из Греции осмелела за это время. — Последний важный день? Что ты имеешь в виду, Агата? — Пойти. Я хотеть рассказать ещё и остальным! — Аська взяла девушку за руку и повела за собой в сторону знала, где кордебалет репетировал. Хм, а это идея! Надо чтобы в «Дон Жуане» Эрика было место и для балета! Почему Аська так хочет выступить перед людьми?! Потому что хочет чтобы призраку было приятно. Что? Нет, незнакомая мне, я говорю правду! Ну, не суть… Когда девушки покинули гримёрную, в неё тут же проник Перс. Кстати, ему еле удалось сбежать от мадам Жири, которая проявляла знаки внимания… А-кхем, да!.. Смуглый мужчина услышал где-то снизу жалобные крики о помощи, и не сомневался, что это дело рук его дорогого друга. Эрик снова над кем-то измывался и Хатиму это не пришлось по душе. — Не будь таким бездушным чудовищем, Эрик! Остановись! — Перс захлопнул за собой дверь и подошёл к зеркалу, чтобы открыть тайную дверь. Но, на его удивление, она не поддавалась. Неужели Призрак Оперы её запер?! — Так ты ничего не добьешься, — покачал головой смуглый мужчина, направляясь в подвал оперного театра. Однажды он видел, как Эрик пробирается в своё убежище именно через него. Так почему бы и Дароге не попробовать?! Хатим вернулся обратно в фойе, где тут же спрятался за колонной. Сара Жири сейчас была как никогда весела и что-то рассказывала Агате и своей дочери. И если Мег от её новостей была не в восторге, то Аська просто сияла… Или старалась делать вид, что рада. Ведь она знала, что мадам Жири с персидским мужичком ничего не светит. А жаль, её ещё один несостоявшийся пэйринг… Дождавшись, пока старая капельдинерша пятой ложи отвернётся, Хатим поспешил в сторону зала. В последний момент он уловил на себе взгляд общих чертах глаз «гречанки». И Дарога даже сказал себе, что этот взгляд слишком странный. Как будто девушка его где-то видела или знает. Но Персу не узнать, откуда он знаком русской. Забравшись за кулисы, мужчина проник в подвал. Тут всегда было сыро и темно, и нередко ходили слухи о том, что Призрак Оперы здесь убивает людей с помощью «горящей головы» и полчища крыс. Но Хатим в это не верил. Он слишком хорошо знал своего друга… Или всё-таки недостаточно хорошо? Наконец, спустя несколько минут блуждания, Перс наткнулся на открытый люк, откуда услышал тихий, хриплый крик. И голос кричащего был очень знакомым. — Снова Вы? Ох, вот Вам везёт попадать в неприятности, — покачал головой смуглый персидский мужчина, прыгнув в неизвестность… А люк закрылся прямо над его головой. «Что вы имеете ввиду? Нет, я не преувеличиваю!»