***
Небольшой экипаж наконец затормозил и сидящие в нём люди выглянули в окошки. Их взору предстал прекрасный, совсем не изменившийся за всё это время, театр Парижа. Именно тут всё и началось восемнадцать лет назад. Именно тут и обитал так называемый Призрак Оперы который, если верить рассказам Хатима, исчез в одну из ночей, при этом затопив театр. Опера не работала целых полгода. Однако потом, благодаря Академии Изящных Искусств, её восстановили. Сейчас здание снаружи выглядит также, как и тогда. И при взгляде на статуи ангелов на стенах, или каменные изваяния пегасов на крыше, мадам Агата не может сдержать слёз. — Мамочка, почему ты плачешь? — тихонько спросила у женщины её дочь, на что сероглазая дама в синем платье улыбнулась и обняла маленькое, худенькое дитя: — Это слёзы счастья, Элла. Подумать только… Я не могла даже подумать о том, что когда-нибудь сюда вернусь. — А разве Вы не приезжали сюда все вместе? — также тихонько спросила девица в чайном платье, — Тео мне рассказывал, что он и Элла нередко сюда ездили. И даже однажды сумели проникнуть в пятую ложу… — Мадемуазель! Пожалуйста! — парень с пепельными волосами злобно шикнул на девушку и отвернулся к другому окну, через которое можно было увидеть жилой район и множество домиков. Блондинка же не поняла, что такого сказала. Тео так повысил голос… Словно скрывал их с сестрой похождения в оперу от родителей. — Мы знали, что они сюда ходили и ходят. Сами же не ездили с ними, до сегодняшнего дня, — мужчина в тёмной накидке напрягся в плечах, когда вспомнил о своём прошлом. Наверное, он так же сих пор и жил бы здесь. Под оперным театром, в одиночестве. Жил, если бы не упавший к нему ангел, который спас его от горькой, незавидной судьбы, — Я, конечно, никогда не был в восторге от их поездок. Но, как говорит моя любимая Агата: «Что сделано — то сделано». — Давайте ну будем тратить время впустую? Предлагаю отправиться внутрь и провести юную мадемуазель туда, где всё и началось, — наконец пожилой Перс устало зевнул, взяв в руки трость. Выйдя из экипажа, шестеро человек направились в это респектабельное место. Внутри всё было совсем не таким, каким помнила Агата. Здесь всё изменилось: цветы в каменных горшках, статуи, красная ковровая дорожка от самого входа до лестницы в зрительный зал, пол теперь был зелёного цвета, стены украшены настенными растениями… Насколько русская помнила, так выглядел театр в игре MazM на тот момент, когда сюда пришёл Детектив. Тут этот светловолосый мужчина, как и юная мадемуазель в чайном платье, искал ответ на простой вопрос: кто же он такой этот Призрак Оперы? Если подсчёты Агаты были верны и история из игры хоть немного останется неизменной, то Детектив должен сюда прийти только через двенадцать лет. Но по какому вопросу он придёт? Ведь в игре он расследовал загадочную смерть мсье Бюке по просьбе его дочери, Эллен Бюке. Но Жозеф, вроде, ещё жив. Возможно, у него уже даже внуки есть… Честно говоря, женщина с пепельными волосами понятия не имела. Она не виделась со старшим помощником режиссёра ровно столько же, сколько со своими любимыми подругами — восемнадцать лет. Сейчас, оказавшись в театре, Агата ощущала приятное, щемящее чувство ностальгии. Кристина, Мег, Сорелли, Жамм… здесь всё и началось. Здесь взял начало путь русской девушки. — Агата? — своё имя взрослая Пенберова услышала за своей спиной. Кажется, голос прозвучал со стороны входа в зрительный зал. И когда женщина в синем платье обернулась, то не могла не раскрыть рта в немом восторге. Там, у большого прохода в зал, стояла женщина в коричневом платье. Да, она была не так молода, как восемнадцать лет назад, но её привычная прическа и вечно меланхоличные глаза выдали её — это была Мег Жири. Или точнее уже баронесса Кастелло-Барбезак. — Мег? Ты что ли? — сеголазая женщина сразу ощутила чувство детского восторга и, сорвавшись с места, быстрым шагом направилась к старой подруге. Их радостную встречу со слезами и крепкими объятиями я могу описывать долго. Но не у всех нас есть так много времени, верно? Именно поэтому я отделаюсь лёгким описанием в двух словах. — Полагаю, она чуть позже подтянется, — кивнул Хатим, подслушав, что женщины начали живо друг другу рассказывать о том, как живут и что случилось с ними за эти годы. Как и ожидалось, здесь неполадки в игре сошли на нет: Кристина и Рауль счастливы в Трестрау, Мег супруга барона, Сорелли лучший хореограф оперного театра, а Жамм…не суфражистка?! Мадам Агата очень удивилась, когда Мег сказала ей, что мадемуазель Луи теперь один из лучших переводчиков! Всё таки уроки английского, который сама русская успела подзабыть, даром с любительницей котиков не прошли! Что ж, вернёмся к основной теме… Дарога шёл вверх по лестнице, уже собираясь пройти в убежище Призрака Оперы через гримёрную Кристины. К его удивлению, она охранялась. Так что, пройти незаметно всей нашей толпе никак не удастся. — Пойдёмте за мной, — неожиданно произнёс мужчина в чёрной накидке, рукой указав в сторону коридора с ложами, — насколько я помню, он соорудил для себя целых три выхода из своего убежища. Хатим прав, один из них было в гримерной. Ещё один через подвал кишащий крысами. И третий кроется в пятой ложе. — Откуда Вам это известно, мсье? — удивлялась блондинка в чайном платье, следуя за мужем женщины в синем, изредка цокая каблучками. Поправив капюшон, человек горько усмехнулся: — Мне, как никому другому, известна личность призрака. Этим всё сказано. Когда Хатим, трое детей и мужчина в тёмной накидке вошли в ложу под номером «5», к ним наконец присоединилась Агата. Пятая ложа, в отличии от других, ничуть не изменилась. Её не закрывали, в неё не заходил никто все эти годы. Какой же пыльной она сейчас была. Прямо таки настоящее эхо из прошлого! Радовало среди всей этой печальной картины только то, что ничего здесь не украли и не открыли. Значит, тайна Призрака Оперы до сих пор осталось его тайной. — Сейчас, одну минуту, — все молча наблюдали за тем, как человек в чёрном подошёл к правой занавеске из красного бархата, отодвинул её, убрал со стены один из выпуклых камней, повернул какую-то крохотную ручку… И, когда послышался щелчок, перед глазами начал появляться тёмный проход и лестница, ведущая вниз. — Надо же! — воскликнула мадемуазель в чайном платье, но Тео поспешно заставил её убавить громкость: — Мадемуазель, тише! Нас могут услышать! Сюда строго запрещено входить и сейчас мы все нарушаем порядок! -… извините, — девушка виновато опустила голову, а после тихонько последовала за остальными. Ей казалось, что этот узкий тёмный коридор бесконечен. Здесь не было видно ни единого источника света. Здесь пахло сыростью, а в ушах через какое-то время был слышен шум воды. Это давало понять, что они уже близко. Оказавшись у берега подземного озера, мадам Агата снова выдохнула. Она вспоминала, как здесь поднялась вода, как театр затопило… Удивительно, что сейчас уровень воды вернулся, каким был раньше. — Это та самая лодка, папа?! — восторженно воскликнула вдруг Элла, забравшись в уже разбухшую от долгого пребывания на воде лодочку. Свечи на ней уже потухли, весло куда-то пропало, а алая ткань покрылась толстенным слоем плесени. — Элла, аккуратно, — юноша с пепельными волосами поспешил к маленькой черноволосой девочке, достал её из лодки и поставил ножками на землю. Что ни говори, а переживал Тео за сестрёнку. Лодка уже не та, что раньше. Возможно, скоро расползется… — Мы не сможем попасть в убежище Призрака другим путём, не рискуя оказаться в воде? — неуверенно спросила юная мадемуазель, добавив: — А то я совсем плавать не умею… — Да. Он тоже не умел, — кивнул головой бывший фантом этого места, усевшись на корточки перед озером и проведя по поверхности воды рукой. Она стала даже чище, чем была. И теперь, если приглядеться, можно разглядеть на дне озера немало черепов, — Много людей здесь утонуло из-за призрака. И он в том числе… — Мой дядя? — девушка предложила это как вариант, а мужчина в чёрной накидке кивнул, — Расскажите, как это было?! — А как же?! Я помню это, словно это только вчера было… «Не стоило ему вообще влезать во всё это. Если бы ни его излишняя любознательность, он всё ещё был бы жив…» Оперный театр укрыла ночная пелена. Все работники уже ушли. Это место сейчас практически пусто, только внизу, в подземелье, по-прежнему остались люди. А в гостинице на окраине Парижа виконту ещё не спится. Он сидел на кровати и перечитывал письмо, отправленное ему Кристиной этим утром. Рауль был счастлив. Его сердце трепетало в груди, а на губах застывала улыбка. Сегодня он наконец купил билеты для него с мадемуазель Даэ. Два билета на поезд до Трестрау. Разве не об этом они мечтали? Только они вдвоём, никто не помешает их счастью и любви… Идеально.«Мой дорогой Рауль, я приняла решение. Одна моя добрая подруга однажды мне сказала: Если ты искренне любишь человека, если всем сердцем желаешь быть рядом с ним, то никогда не ставь между вами двумя преграды. Это означает только одно. Мой ответ на Ваш вопрос — да. Я поеду с Вами, Рауль! Жду нашей скорой встречи. С огромной любовью, Ваша Кристина Даэ»
— О, Кристина, — мечтательно произнёс юный мсье Шаньи, прижав к себе листок бумаги. Ему казалось, что он сейчас обнимает далеко не письмо, а свою любимую хористку. Теперь беспокоиться не о чем. Теперь Кристина и Рауль обручились, уедут жить в небольшой коттедж на берегу моря… А дальше — как бывает в конце любой сказки. Рауль не боялся уехать с пустыми руками, как и Кристина. Они оба покидали Париж без гроша в карманах. Но разве не так надо начинать новую жизнь?! «С чистого листа», с нуля. Да, будет трудно, они оба это прекрасно понимали. Но порой без трудности не построить той самой жизни, которую ты ждёшь…***
В особняке семейства Шаньи в каждом окне горит свет. Никто не спит. Никому не до сна. В особенности главе семейства — графу де Шаньи. Филипп уже обыскался своего нерадивого младшего брата. Нигде Рауля не сумел отыскать. Не думал он даже, что виконт спрятался в самой убогой, дешёвой гостинице. Граф был уверен, что его братец не настолько глуп. Ей богу, он же член семьи Шаньи! Ему никоим образом нельзя опускаться до самых низов! Но если учитывать тот факт, что Рауль собирается сбежать вместе с простой хористкой, то сомнений быть не могло — он где-то среди плебеев прячется. И задачей своей Филипп поставил найти брата и того, кто сподвиг юношу на столь безрассудный поступок. Мужчина помнил, как виконт разговаривал с какой-то девицей в синем, граф как раз после этой беседы Рауля домой уволок. Ему не удалось услышать всё о чём они болтали, но Филипп помнил, что эта «гречанка» мотивировала Рауля на побег из Парижа, побег от семьи, от долга перед усопшими Шаньи… Бросить всё, ради какой-то пустышки! — Как же это неразумно с твоей стороны, Рауль! Ты — Шаньи, для тебя честь семьи всегда должна быть на первом месте! — твердил своему брату Филипп. Но младший его никогда не слушал. Ну, чего не отнять у юного Шаньи, так это его необузданность. Все мужчины этой семьи были такими! Но сейчас речь идёт далеко не об этом. А о том, что граф обязан найти брата и поставить на место простолюдинку, которая почему-то решила, что может решать, как виконт должен поступать и с кем ему сбегать. Филипп принял решение поехать в театр на закате этого дня.За день до финального выступления
Как и собирался, граф де Шаньи прибыл к оперному театру в поисках брата. Он знал, что сейчас, в десять вечера, последние актёры расходятся по домам. И что, несмотря на последние деньки февраля, на улице в это время пока что светло. Это неплохо поможет в поисках. — Рауль должен быть здесь. Они часто встречались у входа в главный зал, — смекнул Филипп, заходя в помещение. Как и ожидалось, свет уже в погасили в половине театра. И только на первом этаже, в фойе, было светло. — Мой граф, это Вы? Что Вы здесь делаете? — этот голос мужчине хотелось бы услышать меньше всего. А когда он увидел, что к нему несётся радостная балерина в чёрной балетной пачке и пуантах, Филипп не смог не скривиться. Нет, мадемуазель Сорелли Дюпон казалась ему решительной, неординарной личностью. С ней было приятно развлечься и пройтись по улицам. Но до чего ж она достала Филиппа со своей любовью! Он — граф, она — простая танцовщица! Какая любовь, чёрт возьми?! Это какая-то ошибка! Брак всегда должен совершаться из выгоды для обеих сторон! Никак иначе! А что, по-вашему, важнее: честь семьи или же искренность чувств? Пожалуй, я буду с Вами солидарен. — Уйдите, не мешайте мне! — граф недовольно рыкнул, уворачиваясь от рыжеволосой девушки, которая в недоумении посмотрела на своего, как ей самой казалось, возлюбленного. Может, Сорелли сейчас послышалось? Нет, Филипп ей нагрубил!.. — Нет! Этот грубиян обижает Сорелли! — вскрикнула низкорослая танцовщица, побежав за графом, как будто неслась босыми ногами по раскаленному песку, — Не смейте задирать мою подругу! Вам никто не давал на это права! — А ну прочь с дороги! Кто Вы вообще такая — обыкновенная танцовщица! — Филипп мог бы влепить малышке Жамм пощёчину. «Пусть знает низший слой общества, как надо себя вести!», — решил он. Но его руку успешно успела перехватить мадемуазель Дюпон, всё ещё находящаяся в негодовании от такого поведения графа. — Не обижайте Жамм! Пусть я и люблю Вас, но я не позволю трогать моих друзей! — Я сказал прочь с дороги! Не видите, я спешу?! — Филипп вырвав свою руку из хрупких девичьих рук и направился в зрительный зал. Граф помнил, как месяца два назад «гречанка» упала тут. Как она пропала со сцены. Возможно, именно через люк она куда-то ушла. Мужчина забрался на сцену и попытался открыть люк, но безрезультатно — рабочие очень хорошо его прибили к сцене. Теперь больше никто туда не провалится! — Проклятье! Ещё эти курицы уже несутся сюда, — топнул граф ногой по люку, когда увидел бегущих к нему трёх танцовщиц. Он спешно удалился из зала через запасной выход для уборщиц, хоть и было для него это крайне унизительно. Но от погони оторваться надо было. Оказавшись в небольшом чулане, где уборщицы хранили свои вёдра и швабры, Филипп внезапно почувствовал странный запах. Не поддающийся описанию, не похожий ни на что аромат, от которого перед глазами всё просто заплыло. А когда графу в голову пришла мысль прикрыть глаза и хорошенько тряхнуть головой, стало значительно хуже. Голова начала болеть, в висках стучало, а перед глазами возник образ младшего брата, что так нагло улыбается. — Рауль? Какого черта ты здесь забыл? Я же тебе ясно сказал, чтобы ты вернулся домой! — но слова Филиппа остались без ответа. Виконт отвернулся от него и быстрым шагом пошел в неизвестном направлении. Разумеется, неизвестная мне, граф, как старший брат, последовал за ним. Однако, Рауль исчез у самого входа в гримёрную Кристины. И Филипп зашёл бы туда, если бы не три танцовщицы, что продолжали наступать на пятки. — Мсье граф, подождите, — позвала его Мег, но замерла вместе с подругами на месте, когда мужчина достал из кармана пиджака револьвер. — Это последнее предупреждение. Ещё шаг — и я буду стрелять, — старший Шаньи был человеком, что не станет угрожать, как думала Сорелли. Но, что же мы тут видим?!.. Он угрожает не только женщинам, но и своей, как считала бедняжка, возлюбленной. — Мой граф, как же так? Почему? Вы же говорили, что любите меня… — не хочу даже представлять себе лицо мадемуазель Дюпон на тот момент. Как же ей было больно! Глаза уже покраснели от слёз, губы дрожали во время разговора, сердце в груди стучало через раз, а дышать стало так тяжело… Что же Вы так на меня смотрите? Я по-вашему приукрасил? Я не имею такой привычки. — Любовь? Скажите мне, что важнее: честь семейства Шаньи или же Ваша детская видимость любви? — Филипп недовольно хмыкнул, увидев помутнение в глазах танцовщицы. Но ему этого, видимо, было мало. Он решил добить несчастную ещё одним внезапным признанием, — И ещё, Сорелли. Вы — всего лишь обыкновенная танцовщица. Как Вы вообще могли подумать о том, что человек высокого статуса женится на Вас?! И это был последний, сокрушающий удар по чувствам и сердцу мадемуазель Дюпон. Она была разбита, унижена и обижена во всех смыслах. Она так сильно разнервничалась после слов графа, что упала на пол без чувств. А мужчина, как ни в чём не бывало, зашёл в гримёрную и имел наглость закрыть за собой дверь с громким хлопком. — Сорелли упала в обморок?! Ох, будьте же Вы прокляты! — Жамм не поскупилась на такие слова и даже ударила кулачком несчастную дверь. А Мег, покачав головой, приподняла голову рыжеволосой подруги с пола. — Что ж… Раз до такого дошло… Думаю, лучше дать ей отдохнуть завтра. Подумать только, и всё в такой важный момент! Сорелли, мне так жаль, — мадемуазель Жири сочувствовала мадемуазель Дюпон от души. С девушкой просто поигрались и всё. Как там говорят: «Поматросил и бросил». Такого никому не пожелаешь. Но, увы, Сорелли была далеко не первой девушкой, что стала жертвой интрижек человека из состоятельного общества. Вот только этого представителя состоятельного общества совесть не грызла ни коим образом. Филипп осмотрелся в гримерной и лишь больше убедился в том, что Кристина — жалкая деревенщина, которая ничего, кроме музыки не знает. А потом, посмотрев в зеркало, мужчина увидел в нём Агату. Вид у неё был уставший и она несла в руках какой-то большой футляр. Граф не поверил своим глазам. Разве может зеркало показывать что-то ещё, кроме отражения? Может, если за зеркалом кроется проход. И Филипп понял это, когда обернулся в сторону двери и не увидел там «гречанку». А сама Пенберова пошла куда-то вниз. Это заставило Филиппа на ощупь искать «ручку от двери». Спустя несколько минут, ему удалось отодвинуть зеркало и открыть потайную дверь. Зайдя в тёмный коридор, граф и не заметил, как дверь за его спиной закрылась, а по помещению снова разлетелся этот странный запах. Но сейчас Филипп не обращал внимания ни на этот аромат, ни на головную боль. Он обратил внимание на смех где-то рядом. Смех юноши. Такой неприятный, я бы даже сказал злобный смех. Добравшись до берега подземного озера, мужчина увидел своего младшего брата, который со смехом прыгнул в воду, а после нырнул недалеко от тёмной «пещеры». Филипп наблюдал за этим, звал виконта… Ничего. Тишина. Только шум воды эту тишину имел смелость нарушать. И когда мужчина увидел, что юный мсье так и не выплыл, а на поверхности воды не были заметны пузыри, граф запаниковал. Хоть он был и гнилым человеком, ненавидел нищих и презирал низшие слои общества, своих родных он любил по-своему и всячески пытался оградить от опасности. — Рауль, держись! Я тебя спасу! — не зная, что и делать, мужчина забрался в лодку и начал быстро грести в сторону, куда нырнул его брат. По мнению графа, Рауль далеко уплыл — руки Филиппа уже устали и покрылись мозолями. — Давненько я сам не греб… А что это за звук? — граф прислушался. Звук был похож на… Как будто бы кто-то прыгнул в воду! А после этого появилась какая-то тихая, спокойная мелодия, которую напевал неизвестный голос, — Красивая мелодия. Неужто это тот самый Призрак Оперы о котором, как говорил мне Рауль, толкуют все работники театра? Филипп даже сам над собой посмеялся. Какой такой призрак?! Их не существует! «Да уж… Совсем как Рауль, уже скоро начну верить во всякие бредни», — засмеялся мужчина над самим собой. Из воды, как из глубин ада, вдруг вырвались тощие, бледные руки с чёрными пальцами. Мёртвой хваткой вцепившись в плечи графа, руки потащили его на дно озера. Филипп из последних сил пытался отбиться, вырваться, кричал имя брата… Никаких результатов. Вскоре у него кончились силы на отпор и попытки сопротивляться сошли на нет. Да ещё и ледяная озёрная вода сыграла тут не последнюю роль. А когда фантом убедился, что его жертва мертва, он с довольным видом вынырнул из воды, закинув труп графа де Шаньи в лодку. — Знакомые черты лица. Кажется, где-то я их уже видел. Ну, это неважно. Пусть пока побудет здесь. Избавлюсь от него после представления, — Эрик ухмыльнулся, посмотрев на перекошенное от испуга лицо графа, которое было мокрым и в мелких кусочках подводной растительности. Это было последнее убийство Призрака Оперы. Он поклялся. Поклялся своему ангелу, что больше чужая кровь не окропит его руки. И Эрик сдержит слово. Только бы его ангел был рядом и помог подняться на поверхность. «Что Вы говорите? У Вас к нему поменялось отношение?! Ну, знаете ли, я не удивлён.»