Истории о тихом воронёнке

      Вечера субботы в их доме шумные.              Не то чтобы в остальные дни недели было тихо, но Акааши работает полный день в офисе, Бокуто нашёл работу в качестве тренера волейбольной команды старшей школы, а Шоё на несколько часов каждый день уходит в детский сад. Хотя они всегда стараются проводить время вместе, когда собираются дома: вместе ужинают, раскрашивают с Шоё картинки и рассказывают как провели день. Но все же они устают (ну, устают настолько, насколько люди с таким запасом энергии как у Бокуто и Шоё могут устать), поэтому субботние вечера отводятся для семейного времяпровождения.              И будь Бокуто с Акааши прокляты, если они не дадут их сыну семью, которую тот заслуживает.              Каждую субботу они стараются искупать Шоё в таком количестве любви и заботы, чтобы тот ложился спать, чувствуя, что он там, где и должен быть. Они играют с ним в игры, смотрят фильмы, раскрашивают — занимаются всем, чем их ребёнок хочет заниматься.              Потому что теперь он их сын, и они сделают всё, чтобы он знал это.              И каким-то образом, субботние вечера всегда оказываются шумными. Бокуто выкрикивает всё, что он проговаривает, даже если на жестовом языке. Телевизор всегда работает на полной громкости, даже если Шоё ничего не слышит. А время от времени раздаются звуки крушения, даже если Акааши постоянно говорит им «перестать буянить, иначе кто-нибудь пострадает, и, богом клянусь, если пострадает Шоё, то мы разводимся, Котаро, не навреди моему сыну».              Но весь этот шум меркнет в сравнении со смехом Шоё.              Разливаясь по квартире, он заглушает любой другой незначительный звук. И громче всего он, когда Шоё вертится на полу, отчаянно хватаясь за живот в попытке сдержать вырывающиеся из него визги.              Это показывает Акааши и Бокуто, что они всё-таки что-то делают правильно.              — Прекрати! Прекрати! Пожалуйста, прекрати! — умоляет Шоё, пока Бокуто безжалостно его щекочет, скользя пальцами по животу малыша и не давая ему отдышаться. Бокуто не прерывает свою пытку, чтобы ответить. Вместо этого, он поднимет футболку Шоё, чтобы дунуть в его животик.              Шоё взвизгивает, и в качестве последней попытки выбраться — пинается ногами. Одна из его ножек попадает по шее Бокуто, и мужчина стонет, падая назад на ковёр и драматично хватаясь за шею. Широкими глазами Шоё смотрит на то, как его папа катается по полу, и обращает свой беспомощный взгляд на Акааши.              — Хватит, Котаро. Поднимайся и вставляй уже фильм, — громко вслух говорит Акааши, поскольку его муж слишком занят театрально умирая, чтобы посмотреть на его руки. Шоё наблюдает за его губами в надежде разобрать, что тот говорит, но он всё ещё не так хорош в понимании вербального английского языка.              — Кейджи, — жалуется Бокуто и прерывает свою актёрскую игру, чтобы посмотреть в глаза мужу, — я умираю, а тебе всё равно.              — Мне будет не всё равно, если ты умрёшь. Нам нужно заботиться о нашем ребёнке — представляешь, как тяжело платить по счетам одному?              Бокуто издаёт стон, но всё же поднимается, чтобы вставить фильм. Когда он замечает у своих ног глядящего на него широко раскрытыми глазами Шоё, то улыбается. Он берёт Шоё под руки и поднимает высоко в воздух, недолго кружась. Шоё радостно кричит и смеётся, когда Бокуто приземляет его на колени Акааши. Прежде чем пойти и вставить диск в проигрыватель DVD, Бокуто наклоняется над головой Шоё и чмокает мужа в губы.              — Люблю тебя.              — Я бы тоже тебя любил, если бы ты поставил фильм, — отвечает Акааши. Но он говорит это, улыбаясь в губы Бокуто, так что его муж думает, что Акааши всё-таки его любит.              После того, как фильм (наконец-то) вставлен, Бокуто отходит в сторону от телевизора и дразнит пальцами Шоё, который нетерпеливо ёрзает на коленях у Акааши. Акааши тихо сидит, гладя волосы Шоё в попытке того успокоить и делая вид, что ему самому не интересно то, что вот-вот произойдёт.              Из-за того, что Шоё не может услышать диалоги в фильмах, и всё ещё мал, чтобы успевать за субтитрами, Бокуто взял на себя обязанность переводить на жестовый язык каждый фильм, что они смотрят вместе. Он стоит рядом с телевизором, передавая каждое слово, произнесённое персонажами. Выходит тот ещё спектакль: зачастую Бокуто носится по гостиной во время сцен с битвами, театрально позирует во время музыкальных номеров и драматично падает, когда кто-нибудь умирает. Шоё наблюдает за каждой секундой с тихим восхищением, и даже Акааши замечает, что его самого завлекает энтузиазм переводчика.              Вот почему ближе к концу фильма во время сцены с поцелуем, он особо не возражает, когда Бокуто втягивает его в проявление любви. Он утыкается в него носом, прежде чем прижаться к нему своими губами, целуя томно и медленно.              Акааши, в конце концов, отстраняется, потому что «чёрт, они занимаются этим прямо на глазах у трёхлетнего сына, разве это не признак плохих родителей?», но Шоё смотрит не на них. Его глаза прикованы к экрану телевизора, в полном замешательстве наблюдая за тем, как главные герои целуются.              Бокуто мягко щёлкает Шоё по лбу.              — Что такое, малыш?              — Они целуются, — показывает Шоё. — Мальчики не целуют девочек. Мальчики целуют мальчиков — как ты и папа.              На секунду Акааши даже не знает, что ответить.              — Черт, он никогда не встречал натуралов, — рядом с Акааши шепчет Бокуто. И они оба внезапно разражаются смехом. Это просто настолько непривычно. Более 90% населения мира гетеросексуально, но Шоё только когда-либо встречал геев: Асахи и Ною в детском доме, Акааши и Бокуто дома, Сугу и Даичи, Куроо и Кенму; даже Яхи Хитока — няня Шоё — встречается с Шимизу из их офиса.              — Как так получилось, что у нас нет ни одного друга-натурала?