Моё благословение проклятием

То было время, когда на трон Лета рядом с Элнари, разбрасывающим семена, взошёл Вардгриф, уже собирающий первые трофеи урожая. — Смотрю, эти двое тоже награду свою получили, — сказал он, поглядев с небесного престола на Хродгейра и Бьорка, которые сидели среди берёзок, держась за руки, и любовались друг другом. — Не тот урожай им суждено собрать, — улыбнулся ясноокий Элнари. — Более богатая добыча их ждёт? — сощурился повелитель альф. И уточнил, когда кивнул омежий покровитель: — Но то будет битва долгая и тяжёлая. — Они справятся… Однако юный Бьорк уже с трудом справлялся со снами, в которых к нему являлся волк. Но только уже не просто брал рукой его ланьи пальчики, а оглаживал всего, пробуждая пламя внутри и опаляя разум. Омега начал просыпаться среди ночи весь мокрый от влажных снов. Неужели это оттого, что Хродгейр в мечтах так нежно смотрел на него своими голубыми глазами? Или потому, что в грёзах волк так жарко обнимал и поглаживал? А может, это по незнанию, ведь Бьорк не раз и не два представлял себе, как волчьи губы коснуться его собственных… Но тогда это будет означать, что не быть омеге хранителем руны! Не отправит его Секвойя в Облачную Башню в Сизых горах, чтобы там пройти обряд посвящения в жрецы. Его непреодолимо тянуло к волку. Да и волк маялся на этой невидимой привязи! Всё чаще после охоты Хродгейр торопился поскорее оставить добычу в своём селении и спешил под берёзки, где его ждал стройный мальчик со светлыми волосами и нежно-зелёными глазами. За одну его чистую улыбку альфа был готов забыть про усталость и напряжение, что были неизменными спутниками удачной охоты. В тот день, когда альфы вернулись с добычей, седой вожак радостно сообщил сыну: — Радуйся, Хродгейр! Клан Тюленей готов принять тебя! Вздрогнул волк, мотнул непокорно головой. — Ну-ну, — пожурил его отец. — Ты прослыл неисправимым соблазнителем. Поэтому многие отказались взять себе альфу, который не умеет сдерживать свою похоть. Теперь же какое облегчение! Тебе предстоит покрыть всех сыновей-омег славного Тетнинга, дабы они дали потомство. Так был сломлен этой новостью Хродгейр, что даже не заметил, как тихонько вскрикнул Ферт и недовольно сверкнул глазами в сторону брата. — И когда же мне предстоит отправиться в гарем сыновей Тетнинга? — мрачно спросил Хродгейр. Слова застревали в пересохшем горле, глаза застилала пелена хмари, а в голове завертелась огненным волчком мысль, что теперь уже он точно не скажет Бьорку, что чувствует… — Как только младший сын-омега Тетнингов, прелестный Иннсигли, войдёт в брачный возраст, — ответил Агнар. — Это случится не раньше следующей осени, а то и зимы. Весной, что придёт после той зимы, сватов пошлём. А пока придержи свою похоть. Тюлени весьма темпераментны. Сможешь ли удовлетворить всех четырёх омег? Тяжело вздохнул Хродгейр. Никак не думал он, что родители найдут клан, готовый принять его. И если раньше возможность стать мужем-альфой сразу четырём игривым тюленям с округлыми соблазнительными формами и глазами-блюдцами он воспринял бы как дар богов, то сейчас волка лишь снедала тоска по своему Берёзке. Но он так и не посмел раскрыться перед омегой. Побоялся, что Бьорк больше не придёт, не одарит своей нежной улыбкой и не положит светловолосую голову на его могучее плечо. Но сильнее всего альфа ненавидел себя за то, что обманывает мальчика. Одно успокаивало Хродгейра. Ещё весну, две осени и две зимы он может купаться в ласковой зелени глаз Бьорка. Ещё две весны, осени и две зимы они будут вместе. А ещё волк знал, что к тому времени, когда он последует на север, к тюленьим островам Салоарна, Берёзка отправится к южным Сизым горам, где примет ожерелье хранителя рун в Облачной Башне. — Ты словно чем-то обеспокоен, — сказал как-то юный омега, встретив волка среди берёз, одетых в золото осени. — Нам ведь не суждено быть вместе, — задыхаясь от обиды на богов, ответил Хродгейр. Омега провёл рукой по тёмным волосам альфы и мудро улыбнулся, будто желая поддержать. И кого? Хродгейра, могучего охотника, для себя не оставляя утешения. — Не всё в жизни случается так, как мы хотим, — со светлой грустью сказал он. — На всё воля богов. И нельзя на них обижаться или гневаться! Они лишь дают судьбу той жизни, что подарили родители. Ты сам выбираешь, как прожить эту жизнь и как воспользоваться своей судьбой… — Ты хочешь сказать, что каждый, как кузнец, сам выковывает свой клинок, которым он завоёвывает трофеи? — Хродгейр поднял темнеющие от сильных чувств глаза на омегу. — Да. Учитель говорит так, — ответил звонким голосом юноша. — Мне ведь при рождении боги дали силу Берканы. Поэтому мне и суждено развить её так, чтобы не осталось ни малейших уголков её тайны для меня. Я живу ею. Она — моя путеводная звезда. — Но почему твоя Беркана причиняет нам обоим столько страданий? — отчаянно оскалился волк. — Что ты такое говоришь?! — всплеснул руками Бьорк. — Это величайший дар Акельма! И ради того, чтобы прикоснуться к Знаниям, я готов отказаться от всего земного! — Я не готов! — грозно рыкнул волк, притягивая к себе омегу. И вот уже приоткрытые влажные губы юного ученика задрожали в предвкушении неизвестности. Весь он мелко затрепетал, почувствовав жар, исходящий от тела Хродгейра. Прильнул к волку в ожидании сладкого прикосновения губ, даже не замечая, как опровергает тем самым собственные же уверения в смирении. — Нет, — выдохнул Хродгейр, чуть оттолкнув от себя омегу. — Я не могу так! — в его голосе было столько боли и горечи, что Бьорк, поскуливая, снова потянулся к нему. Прижаться… Отдаться… Насладиться… — Ты же хочешь этого не меньше, чем я, — наконец, осмелев, ответил омега. И поразился своей слабости. Неужели он готов ради познания волка бросить учение рун? И так стыдно стало Бьорку! От смущения его щёки запунцовели. Однако сила разума так и не смогла совладать со шквалом желания телесного: сплестись с волком так же, как они переплетали пальцы. — Ты говорил, что это сладко и приятно, — тихонько сказал омега. — Покажи мне, как это бывает на самом деле, — и сильнее прижался к Хродгейру. — Маленький, я не могу, — проговорил волк ласково, сам не в силах сопротивляться своему влечению. Но всё же отстранил от себя омегу. И добавил с такой горечью и болью, что Берёзка чуть не заплакал: — Не могу я с тобой так, оленёнок… Бьорк шумно выдохнул, словно лесной пожар опалил все внутри. Но не получилось выдохнуть это влечение. Не справившись с этим притяжением, он вжался в волчье тело, обвил руками крепкую шею и уткнулся в широкую грудь. — Что же ты со мной делаешь? — Хродгейр и сам, будто почувствовав взаимную тягу и будучи не в силах её преодолеть, гладил омегу по спине и зарывался лицом в светловолосую макушку. — Как же ты сладко пахнешь лесом… Бьорк затих, вдыхая терпкий волчий аромат, и вдруг почувствовал бедром его твёрдый напряжённый член. Охнул и чуть отстранился, заливаясь краской и пряча в ладошках свои нежно-зелёные глаза. — Ох, оленёнок, — как опоённый, прошептал Хродгейр, коснувшись губами омежьей шеи за ухом. — Какой же ты сладкий! — Он, словно в мороке, притянул к себе Бьорка, положил ладони ему на зад. — Какой желанный… Зацеловать бы тебя всего. Вылизать и овладеть… Омега лишь тихонько заскулил. Как же он хотел познать ласки и поцелуи Хродгейра! Как же он хотел узнать его больше… — Нам нельзя… — простонал Бьорк, отстраняясь и чувствуя, как напрягается его собственная плоть и начинает истекать сладкой смазкой его невинная дырочка. — Нельзя, мой избранный, — нехотя согласился альфа, потираясь щекой о мягкие светлые волосы омежки и вдыхая его аромат. — Но мы же можем просто дружить? — наивно спросил мальчик, заглядывая в ставшие совсем синими глаза Хродгейра и чувствуя, как их сердца стучат в унисон. — Как скажешь, Берёзка. Их безумно тянуло друг к другу. Чары, наброшенные на этих двоих Лириеном и Кордеком, развеялись, словно утренний туман над рекой. А их чувства неожиданно для всех дали сильные всходы, тянущиеся к солнцу и крепнущие день ото дня. Как прорастает здоровое семечко, попав в благодатную почву. Но у каждого была причина не позволить расцвести этому цветку. Хродгейр готовился уйти к Тюленям, Бьорк — в Облачную Башню. Каждый понимал, что это неизбежно. И оба не решались заговорить о расставании… — Ох, маленький, да что это такое ты со мной делаешь? — вздыхал Хродгейр, всякий раз прижимая к себе омегу, но не давая волю своим инстинктам, что требовали взять Бьорка. Изо всех сил сдерживал своего внутреннего волка, не позволяя ему овладеть возлюбленным. — Со мной тоже что-то происходит, когда рядом ты, — смущенно признавался Бьорк, каждый раз оказываясь в волчьих объятиях. Таял, как снег весной, и готов был впустить Хродгейра в своё сердце, порой думая, что уже сделал это. Жаждал познать его телом. И одновременно боялся и стыдился этого желания. Как бы ни лгали сами себе, эти двое уже не мыслили жизни друг без друга. Их долгие разговоры неизменно заканчивались осторожными объятиями. Бьорк замирал и тихонько поскуливал, когда чувствовал рваное жаркое дыхание волка на своей щеке, его горячий язык, бесстыже ласкающий шею, и сильные руки, обнимавшие так крепко, что хотелось слиться с альфой, позабыв о своём высоком предназначении. Хродгейр вспыхивал, ощущая в руках трепет оленёнка, его сводил с ума этот нежный и чистый, но сильный духом омега. От тепла Бьорка в его объятиях не только разгоралось пламя плотского влечения, но и нечто неведомое заставляло заполошно биться сердце. Нестерпимо хотелось целовать этого омегу. Впервые в жизни Хродгейр не мог понять, отчего он больше сходит с ума — от желания овладеть омегой или рассказать о своих чувствах к нему. Но оба понимали, что лишь одну весну, две осени и две зимы им осталось быть вместе… По возвращении в селение Бьорк поспешил к учителю. — Скажи, Секвойя, почему мне не позволено любить? — спросил он, смахивая слёзы с изумрудных глаз. — Я ждал, что ты придёшь с этим вопросом, — ответил учитель, гладя мальчика по голове. — Знаю, что разумом ты всё понимаешь. Но твоё сердечко говорит тебе совсем другое, — ласково сказал он. — И не только оно, — с трудом признался омега. — Я видел в поселении волков, что лекари живут триадой, — добавил он и густо покраснел. Секвойя лишь улыбнулся, устремив взгляд мудрых глаз к небесам. — Эти трое поменяли высшие духовные знания на земную помощь. — Но почему я так же не могу? — всхлипнул мальчик, немного успокаиваясь под тёплой морщинистой рукой. — Ты сам должен выбрать свой путь, ученик. Когда-нибудь ты сделаешь выбор. Это ведь тоже познания твоей руны. Каждый путь — духовный и земной — имеет свои преимущества, — объяснил учитель. — И Беркана подскажет тебе, как ты должен действовать. Но последнее слово будет только за тобой. Ты сам в ответе за свои поступки, решишь ли ты остаться лекарем и знахарем в поселении или примешь ожерелье жреца в Облачной Башне. В любом случае только ты выбираешь, слиться тебе телом с любимым или душой — со своей руной. Захлестнула волна Бьорка, пробежала по всему хрупкому телу, скрутила в горящий жгут. Как бы хотел омега познать и руну, и волка! Но лишь одно ему суждено испытать. С Хродгейром ему хорошо: тело пылает, признания чуть ли не срываются с губ. Но Берёзку страшит неизвестность. А изучением рун он занимается сколько себя помнит. Это похоже на заплыв в речке, когда с каждым разом можно отплывать от берега всё дальше и дальше. Познания альфы же для него так же неведомы, как море. — У тебя есть время всё обдумать и сделать правильный выбор, — успокоил мальчика Секвойя. — Но какой выбор правильный? — осторожно спросил Бьорк. — Тот, который сделаешь ты, — всё так же загадкой ответил учитель и снова тепло улыбнулся, уверяя ученика, что он примет любое решение омеги. У Хродгейра же не стоял вопрос выбора. — Пока ты безуспешно гоняешься за Ланью, — сказал как-то Агнар, — твой брат готовится занять место вожака стаи. — Но покуда именно я вожу стаю на охоту, — возразил молодой альфа, сверкнув голубым льдом в глазах. Отец остановил его жестом. — Сын, ты должен понять, что, когда ты уйдёшь в клан Тюленей, сам станешь тюленем. — Пора изучать традиции и обычаи твоего нового клана, — сказал лис Фроди, волчий бета, криво, с едва заметным сожалением улыбнувшись. — И самое время начать дарить женихам подарки, — добавил орёл Ари, муж-омега Агнара. Молодой альфа только непокорно фыркнул и покачал головой. Впервые ему указали, что у него нет права выбора. Что через пару лет он уйдёт к Тюленям, и Бьорк навсегда останется лишь в его мечтах, лёгких и недосягаемых, как облачка на горизонте. — Подарки, говоришь? — не своим голосом переспросил он. — Да, Хродгейр, — ответил Ари как-то сочувственно, словно понимая, что чувствует молодой волк. — Сначала это могут быть полевые цветы… — Полевые цветы! — рассмеялся старый волк. — Скажешь тоже! Разве ж вынесут ромашки и васильки дорогу до самого Седого моря? — Агнар, — мягко произнёс омега, — цветы можно нарвать и у самого моря. Там же можно собрать ракушки для бус. Хродгейр вдруг весь обратился в слух. Он и не понимал раньше, что омегам надо дарить маленькие презенты! А тут отчим рассказывает, как можно завоевать омегу! — Потом можно делать более ценные подарки, — продолжил Орёл. — Рукавички из шкуры животного, которого ты сам завалил. Или тарелки, которые сам обожжёшь на огне и раскрасишь. — А потом тебе предстоит самому выковать обручальные кольца, — напомнил Фроди. — Целых четыре! Альфу как молнией прошибло! Кольцо! И вспомнились мудрые слова отцовского беты, что можно немного остудить свой огонь в кузнице. Хродгейр незаметно для всех достал из мешочка, что носил на груди, кусочек Кордекова металла и уголёк берёзы, сжал в руке. И сдавило его сердце так, что стало невыносимо больно. Словно он заживо горел в пламени проклятия мрачного божества! Он извинился перед родителями и поспешил в кузницу. Альфа почувствовал лишь немного успокоения, когда в мехах разгорелся огонь. Волк смотрел, как плавится застывшее проклятие Кордека. Будто сам сын Агнара растекается от чувственного пламени, что он всё чаще замечает в зелёных глазах маленького оленёнка. Удары молота в мускулистых руках отбивают ритм влюблённого сердца, каждый вздох наполняет грудь новой надеждой. Обгоревший кусочек дерева Бьорка, словно бережно укрываемая тайна их обоих, исчез в застывающем металле. Могучий волк посмотрел на то, что он хотел сделать. Пламя из горнила отразилось в его небесно-голубых глазах, улыбка тронула суровую линию тонких губ. До чего ж славное вышло колечко! Его он и подарит Бьорку! Но сначала — Хродгейр помнил наставления отчима-омеги — он преподнесёт любимому букет ароматных цветов, что наполнены мёдом ранней осени. — Они чудесны, — сказал омега, приняв из рук волка цветы. — Но зачем надо было лишать жизни этих цветущих бабочек? — спросил он, оглаживая поникающие головки цветов. — Тебе не нравится? — растерянно, как нашкодивший волчонок, удивился тот. — Хродгейр, не обязательно срывать цветы, — ответил Берёзка. — Они могли бы дать нектар пчёлам, убежище мошкам, могли дать новые семена… — Мальчик с сожалением погладил сморщивающиеся лепестки. — Прости, я не подумал, — обнял омегу Хродгейр. — Больше так не буду. А если я подарю тебе вот этот цветочный луг? — Он обвёл рукой сочно-зелёные волны травы с яркими искрами цветов. — Весь-весь! — Так куда лучше, — кивнул Бьорк, улыбаясь своей завораживающей улыбкой, в которой хотелось утонуть и смотреть на небеса с алмазом солнца, как через воду со дна реки. Омежка, всё так же одаривая волка чистой и открытой улыбкой, уселся у берёзы и сплёл венок из подаренных альфой цветов. — Если помнишь, сегодня — первый день полноправного предводителя собирателей, — сказал оленёнок. — Вардгриф очень любит не только сам принимать дары, но радуется, когда… когда других альф тоже одаривают. Хродгейр подошёл к Бьорку, легко поднял его на ноги и не сдержался: широко прошёл языком по нежной шее омеги. Мальчишка вздрогнул, тихонько вскрикнул и неожиданно потянулся навстречу, уткнулся носом в волчью ключицу, неловко посопел и все же коснулся её губами. — Это слишком дорогой подарок, маленький, — чуть хрипло прошептал Хродгейр, отираясь щекой о шелковистые волосы омеги, вбирая в себя его свежий запах, его невинное тепло и чувствуя ответное влечение. — Вот мой подарок, — тихо сказал Бьорк, водружая на всклокоченные тёмные волосы волка венок из полевых цветов. В ответ альфа улыбнулся, сгрёб своей ручищей руку юноши и расцеловал каждый его нежный палец. — Спасибо, милый оленёнок, — с придыханием сказал Хродгейр. — Твой отдарок тоже слишком дорогой, — прерывающимся от безумного влечения голосом прошептал Бьорк. Его мутило от желания оказаться в объятиях волка. Он страстно желал испытать то, о чём рассказывал альфа, то, о чем грезил в самых тайных своих снах. Очень хотел познать всполохи пламени внутри себя и безумно жаждал выплеснуть свои чувства. Хродгейр сжал в руке кольцо, сделанное из божественного металла и уголька. Но решил не смущать омегу ещё больше. А может, просто побоялся отказа Берёзки. Поэтому могучий волк полез в сапог и достал небольшой кинжал. — Вот мой отдарок, — он протянул мальчику клинок. — Возьми. Может, пригодится… Это моя работа. Бьорк, прикрывая свои нежные глаза, кивнул в знак благодарности. Коснулся мягкими губами щеки Хродгейра, пробуждая в нём вихрь желания и едва сдерживая своё. И снова обоих тянуло друг другу, уносило хмельным осенним ветром, туманило голову шёпотом опадающих листьев и топило в аромате созревших плодов. И снова волк и лань не решались сплестись в стонах плотской любви, хоть и желали этого больше всего на свете. Даже признаться в своих чувствах опасались. Словно боялись, что эта невидимая тонкая связь раствориться в первых морозных днях. Но всё равно продолжали встречаться. И вот уже с берёзок в заповедных Кущах облетели последние листья. Тонкие ветви покрылись снежными украшениями, а землю укрыло пуховое белое одеяло. На опушке весело потрескивал костёр, словно знак свыше, что разгорелись чувства, их нужно лишь питать. Хродгейр и Бьорк, как обычно, сидели обнявшись и разговаривали. Омега угощал волка чаем из трав, что собрал весной и осенью. — Чудесные твои травки! — восхищался альфа, отхлёбывая дымящийся ароматный чай из глиняной кружки, то лёгкий, как дуновение весеннего ветра, то терпкий, словно осенние плоды, то яркий и нежный, будто из перехода весны в осень. — Это потому, что каждая трава собрана в определённое время и в определённом месте, — пояснил омега, прикрывая ресницами свои сияющие глаза. Хродгейр пил чай, словно касался губами губ Бьорка, словно выпивал его самого. И как бы ни решался пойти дальше в своих ухаживаниях, очень опасался испугать оленёнка. А потому лишь делал подарки, более приличествующие для женихов. Альфа одарил ученика жреца заячьей шапкой и рукавичками из беличьих шкурок. Бьорк улыбался, благодарно тёрся щекой о могучее плечо и принимал эти дары. Хоть и знал, что они от чистого сердца, но недолго продлится это время наслаждения в волчьих объятиях. Частенько Хродгейр угощал омегу припрятанной добычей. — Ну какой же ты Лань? — говорил альфа, смеясь, когда Бьорк с жадностью хватал кусочки копчёного мяса из рук возлюбленного и так же жадно облизывал крупные пальцы. — Мой папа из клана Рысей, — весело ответил мальчишка. — Они ведь тоже охотники, как Волки! Конечно, Хродгейр знал, что, выходя замуж, омега из другого клана принимает посвящение в члены клана своего супруга. Становится одним из тех, кому принадлежит его альфа. Так же случалось с бетами, если кто брал в семью третьего. У его собственного отца был бета из клана Лисиц! И после свадьбы прошёл ритуал обращения в волка. Но при этом так и остался хитрым лисом! Останется ли он волком в душе́, уйдя к Тюленям? Или тоже станет милым лежебокой, как эти дети островов? Несмотря на зимнее время, Хродгейр часто ездил на Тюленьи острова. В такие дни Бьорк занимал себя изучением свитков, но очень тосковал по своему волку. Он знал, к чему готовят голубоглазого альфу, и знал о своём предназначении. Понимая головой, что не быть им вместе никогда, омега надеялся, что чудо возможно, особенно когда его омежье сердечко стучало так заполошно. С такой надеждой на чудо, что мечты об этом чуде, казалось, заискрятся, как застывшие снежинки под зимним солнцем. И как бы Бьорк ни гнал от себя мысли об альфе, образ волка всё чаще являлся к нему во снах. Хродгейр что-то нежно шептал на ушко, опаляя жаром. Горячей волной проводил руками по всему телу омеги. Покрывал поцелуями, заставляя распаляться и скулить, требуя остудить его пламя, что скручивало жгутом, обжигало искрами и проливалось невинной росой. — Не могу…. — признался Бьорк учителю, сворачивая свиток. — Не наполняют меня знания. — Это оттого, что все твои мысли заняты другим, — ответил наблюдательный Секвойя. — С тем огнём, что разжёг в тебе волк, очень трудно сосредоточиться на учении. Мудрый учитель понимающе улыбнулся, его тёмные глаза тепло глянули на ученика, морщинистая рука прошлась по острому плечу. — Видно, сильно запал тебе в душу волк, раз тело так настойчиво требует его самого, — сказал учитель, обнимая мальчика, от которого уже стало пахнуть слаще, чем обычно. — Смогу ли я, Секвойя, выдержать такое? — со слезами на глазах спросил Бьорк. — Как я справлюсь с этим пламенем внутри? Как всё странно для омеги! Его трясло, словно Хродгейр был рядом. Мысли путались, в горле катался огненный ком и проваливался в живот. Опалял низ живота и растекался по всему телу мелкой дрожью. В заду хлюпало и кипело, небольшое омежье естество затвердело и торчало колом. Безумное желание оказаться в объятиях альфы жгло, как укусы сотен пчёл, и сводило с ума, как полуденное солнце в дни перехода от весны к осени. Мальчик метался на шкурах, заливая их своей первой течкой, жалобно звал своего волка и проливал горькие слёзы. Два солнца и три луны не отходили от него Секвойя и папа, который решил не оставлять сына в такой момент. Оба заботливо обтирали тело взрослеющего парнишки прохладной водой и отпаивали отваром из успокой-травы. — Слишком силён в моём сыне зов природы, — тихонько сказал папа Бьорка Секвойе. — Как бы не вышло чего худого, — и он успокаивающе погладил сына по взмокшим светлым волосам. — Он сам должен сделать выбор, Трот, — ответил учитель. — Да за что ж моему мальчику такие страдания? — заламывал руки старший омега. — Почему же боги избрали его хранителем руны и в то же время дали такую чувственность? Секвойя посмотрел на ученика, мечущегося в бреду и зовущего Хродгейра, потом на его папу, который от недосыпания и волнений лишь моргал покрасневшими глазами. — Это есть испытания, данные богами твоему сыну. — А что тот волк? — спросил Трот, в котором забурлила его урожденная рысья кровь и который был готов растерзать любого, кто обидит его потомство. — Да и альфе тому не легче, — невесело усмехнулся Секвойя. — Страдает он не меньше нашего Берёзки. Но будь спокоен, Трот, эти двое не переступили черту. — И будем молиться Налусу, чтобы он дал им благоразумия держаться друг от друга подальше, — взволнованно ответил Трот. Если бы Лань-из-Рысей знал, что едва Бьорка отпустит течка, а Хродгейр вернётся из очередной поездки на Тюленьи острова, влюблённые снова встретятся! Потеснивший на троне Лета зимнего Игена солнечный Элнари призвал покровителя бет усмирить свои снега. А людей омежье божество заставило припрятать свои тёплые одеяния до того времени, когда владыка зимы начнёт делить престол с Вардгрифом. На опушке берёзовой рощи снова встретились Хродгейр и Бьорк. — Ты будто стал взрослее и пахнешь немного по-другому, — заметил альфа, обняв парнишку при встрече и осторожно вдыхая его обновлённый запах в ямке за ухом. Заглянул в зелёные омежьи глаза и провалился в омут страсти. Словно перезимовавший под снегом росток сбрасывает своё снежное одеяло, так и Бьорк сбросил своё отрочество. Явил миру пленительную юность, какой может позавидовать любой омега: гибкий и стройный, с нежно-зелёными глазами и похожими на бутон губами, которые хотелось целовать. — Нет больше маленького оленёнка, — прошептал Хродгейр, сходя с ума от травяного аромата омеги. Бьорк покачал светловолосой головой. — Есть только омега, который нестерпимо хочет познать альфу. Но нельзя, — всхлипнул он. — Нельзя, — эхом отозвался волк. И тихонько зарычал от бессильного отчаяния. Потёрся щекой о шею омеги. Шумно вдохнул его запах. Бесстыже провёл языком по изящной шее. И ещё больше распалил лань. Да и сам почувствовал, как с новой силой запылал в нём огонь желания. Теперь уже оба жались друг к другу. Альфа оглаживал хрупкую спину парнишки, его упругие ягодицы, собирал губами омежий зов с тонких запястий, выпирающих ключиц. Чувствовал, как напрягаются ланьи соски под тонкой тканью рубахи, как наливается силой аккуратная плоть и подрагивают мальчишеские бёдра. — Нельзя мне усмирять похоть никак, кроме как силой духа, — простонал Бьорк, задыхаясь и несмело касаясь кончиками пальцев груди волка под рубахой. — А я сам всё устрою, — вдруг хитро пообещал Хродгейр, словно гипнотизируя ставшими совсем синими от чувств глазами. — Тебе ничего и не придётся делать самому, — он осторожно коснулся мягкой шёрстки вдоль позвоночника омеги, едва сдерживаясь, чтобы не обрушить на Бьорка всю свою страсть и не напугать его. Парнишка тихо вскрикнул и выгнулся, вжимаясь бёдрами в бёдра волка и чувствуя, как наливается силой его крупное естество. Затем уткнулся носом в широкую волчью грудь, вдыхая его терпкий аромат хищника и неумело проходя пальцами по вздымающимся бокам со шрамами. Хродгейр осторожно касался губами шеи мальчишки, слегка мазал языком по выпирающим из рубахи ключицам над амулетом ученика. Но его сильные руки настойчиво оглаживали выгнутую спину. Альфа покатал между пальцев набухшие омежьи соски и проник под плотную ткань штанов, унося разум омеги далеко, а его самого превращая в светящийся комок желания. Несколько нежных поглаживаний по крошечному заду заставили Бьорка тихонько заскулить. Мальчишка сильнее вжался в волка, рвано и шумно дыша. А уж когда настойчивые волчьи пальцы прошлись между сочащихся половинок, у него и вовсе вырвался требовательный стон. — Сладкий, — мечтательно прошептал Хродгейр, облизнув мокрые пальцы и не сводя с лани синих-синих глаз. И снова запустил руку в штаны мальчишки. Теперь его пальцы переместились к гладкому паху и оглаживали пылающее естество. Бьорк сходил с ума от этих ласк, часто дышал и сглатывал. В голове было пусто, а внизу живота всё горело. И если бы не сильная волчья рука, поддерживающая дрожащего омегу, он бы упал на землю без чувств. Волк и сам распалился. Едва сдерживал себя, глушил рычание в плече мальчишки, старался не напугать его своей страстностью и немаленькими размерами напрягшейся плоти. — Я же… Никогда… — выдохнул Бьорк. — Я знаю, маленький, — отрывисто дыша, ответил Хродгейр. — Для меня такое тоже впервые. Он не переставал оглаживать невинную промежность, собирая кончиками пальцев ароматную смазку. Коснулся шелковистых яичек, погладил их. Затем растёр на головке первые выступившие капли и легко провёл вдоль плоти. Рвано дышащий Бьорк вдруг вскрикнул и выплеснул свой жар в широкую ладонь Хродгейра. Обмяк и повис на руке альфы, как выделанная шкура, оставленная сушиться на солнце. — А как же… Как же ты? — несмело спросил лань, заглядывая в сверкающую синь волчьих глаз. — Ты ведь… Альфа лишь отвёл пылающий взгляд и обречённо помотал головой. — Не хочу напугать тебя, Бьорк, — сказал он, зная, что нежного омежку может устрашить его вид во время соития. — Не боюсь тебя, — Бьорк несмело запустил тонкую руку под штаны волка и погладил мускулистое бедро. Хродгейр запрокинул голову, втянул воздух сквозь зубы и закусил запястье, заглушив стон-рычание. Омега неумело провёл пальчиками по паху волка, чуть задержался и коснулся крупных яиц. Ойкнул, но решительно провёл рукой по ним, заставляя Хродгейра дышать чаще и порыкивать. — Давай я покажу как, — сгорая в нетерпении прохрипел он, накрыв тонкие омежьи пальцы, обхватил свой крупный член и задвигал кулаком. Привалился спиной к стволу дерева, увлекая за собой Бьорка, и еле сдерживался, чтобы не застонать в голос, чувствуя, как касаются его пылающей кожи несмелые пальцы любимого. Наконец завыл, спрятал пылающее лицо в волосах омеги и выстрелил упругой струёй. — А ты тоже сладкий, — сказал Бьорк, растерянно улыбаясь, после того как слизнул с пальцев попавшее на них волчье семя. Альфа лишь обнимал Берёзку подрагивающей рукой и поглаживал расфокусированным взглядом снова посветлевших, как небо после грозы, глаз. — Что же мы с тобой наделали? — простонал он, едва выровняв дыхание. — Ещё немного познали друг друга, — ответил Бьорк и вновь прижался к волку. — Хродгейр, я знаю, что ты должен уйти к тюленям. А мне нужно в Облачную Башню. Но что-то внутри меня говорит, что все это — такой же прекрасный путь изучения моей руны. — Только бы это не стало проклятием, — сказал волк, подняв к себе личико омеги и заглядывая в его невозможные глазищи. — Сможем ли мы сдержаться? — На всё воля богов. И мы можем только выбрать путь, по которому идти. Выбор пути… Хродгейр вздохнул. Да ему же не дали этого выбора! Отец велел взять замуж тюлений гарем. — Пойми, сын, — сказал Агнар, когда они ехали на острова Салоарна, — мне и самому не хочется, чтобы ты покидал стаю. Ты же вместо меня водишь охотников за добычей. Они признаю́т тебя вожаком. По праву моего первенца. — Но только по закону вожаком должен стать мой брат, — отозвался Хродгейр, мрачно глядя на отца. — Зачем же ты тогда признал меня? — Молодой был, — вздохнул седой волк. — Думал, что с моим неуёмным нравом не найти омегу. А вышло вон как. Потом думал, что Ари приведёт в этот мир бету или омегу. Ничего не ответил молодой альфа. — Чувствую, что недолго мне осталось гулять по Дорнвальду, — продолжал Агнар. — Не хочу, чтобы стая рассорилась из-за того, кто станет вожаком. Поэтому, чтя закон, оставлю наследником Ферта. А ты должен уйти. — Отец, почему тюлени? — в отчаянии спросил Хродгейр. — У нас договор. Они помогли моему деду отбить Дорнвальд у людей, — ответил Агнар. — А теперь у Тетнинга есть только сыновья-омеги, а Большому Тюленю нужны наследники. Настала моя очередь отдать долг. Оба волка отвели взгляды друг от друга: Агнар — полный горького сожаления, Хродгейр — наполненный тоской и отчаянием. Если бы молодой альфа ещё заметил такое же тоскливое отчаяние в светлых глазах брата! Ферт, пряча предательские слёзы, молчал и смотрел на горизонт, всё больше и больше цепенея отчего-то, по мере того как волчий отряд приближался к стойбищу тюленей. Хродгейр даже начал себя уговаривать, что его вспыхнувшие чувства к оленёнку пройдут. Всё равно им не суждено быть вместе. Лань уйдёт к Сизым горам познавать науку рун. Поэтому альфе лучше всего смириться с приказом отца и стать мужем тюленям. Тем более что омежки такие милые! Все четверо любезные, всегда так тепло встречают волков. Угощают разными яствами, чудесно поют, чарующе танцуют и развлекают гостей умными разговорами. А сами такие красивые: белокожие, с огромными тёмными глазищами, милыми вздёрнутыми носиками и соблазнительными округлостями. Но ни один из сыновей Тетнинга не смог завоевать сердце молодого волка! Никто не сумел вытеснить из его мыслей омегу из Берёзовых Кущ. Никто не разжёг в нём такое же желание, как хрупкий Бьорк… Мрачно, словно на тризне, сидел на пиру Хродгейр, ожидая, когда уже можно будет покинуть застолье. И вдоволь тоскливо повыть на луну, оплакивая свою горькую судьбу и нежные чувства Бьорка, которому он так и не решился подарить колечко с угольком внутри, но которое всегда носил при себе. Наконец, когда танцы и пение сыновей Большого Тюленя сменились хмельными песнями, Хродгейр покинул чертоги Тетнинга и сбежал, чтобы рассказать морскому ветру о своей любви, сжигавшей его дотла и в которой он боялся признаться. — Жаль, не быть нам вместе, — услышал волк мелодичный голос одного из своих женихов, что доносился из-за большого камня на берегу моря. Альфа осторожно подкрался к камню, зашёл с подветренной стороны и напряг слух. — Ох, Сеала, милый, как же мне больно об этом думать! — ответил голос, в котором Хродгейр узнал своего брата. — Как бы я хотел поменяться местами с братом! — Фрет, я не хочу делить тебя со своими братьями! — капризно заявил юный тюлень. — Да я и сам этого не хочу, — согласился волк. — Но разве это всё важно нашим родителям? Послышалось грустное всхлипывание тюленёнка и ласковый шёпот Ферта, успокаивающего омегу. Хродгейр отполз подальше, уткнулся носом в траву и чуть не завыл от тоски. Получается, что отцовский договор с Тетнингом сделает несчастным не только его, но и брата, а также юнца Сеалу, второго сына Большого Тюленя. Альфа беззвучно стонал и без слёз оплакивал свою любовь…