Иллюзия Свободы

«Ах, какое мрачное сегодня утро»       Бордововолосый парень, что стоял на краю дороги, наблюдал за тем как его младшая сестрёнка закрывала массивные железные ворота ведущие в их двор на ключ.       Сегодня утром Танжиро заметил, что их калитка уж слишком громко скрипит, настолько, что некоторые проходящие мимо люди аж поворачивались, чтобы узнать источник этого адского рёва. Брюнет подумывал о том, чтобы смазать их после школы, а то если они просто заржавели, а не сломалась (или слетела петля, например), то будет не очень хорошо, когда мама, прийдя с работы в ночную смену, разбудит каждую бродячую собаку в районе пяти километров. Если дверь вообще согласиться открыться…       Вообще, Танжиро уже начал забывать, когда его голову начали посещать мысли сорокалетнего женатого мужчины. Ведь даже после смерти отца всеми домашними (и не только) делами заправляла его мать, от готовки, до починки крана или телевизора, но в возрасте лет одиннадцати-двенадцати юному Камадо стало стыдно, что при наличии в их семейном гнезде взрослого (нет) мужчины, его мать носилась по дому, выполняя все возможные обязанности, да ещё и после тяжёлой рабочей смены.       Так Танжиро начал интересоваться слесарством и готовкой. Сначала, понятно, выходило не очень, но сейчас он так наловчился, что даже начал подрабатывать слесарем, в этом случае ему даже повезло. Обычно, все очень ласково его встречают и дают неплохие чаевые за работу. Замужним дамам он напоминает своих детей, как впрочем и их мужьям. Одинокие девушки жалеют его, задумываясь о том, насколько парнишка молод для работы, либо из-за его привлекательной внешности.       А вот с парнями постарше обычно иначе. Чаще всего молодых и не очень людей выбешивает тот факт, что такой юнец понимает в починке больше их самих, из-за чего хрупкое мужское эго с треском рушится, а на Танжиро в итоге либо фыркают за «нитакую» работу, либо донимают глупыми вопросами, чтобы выявить непрофессиональность. Но брюнету было в большинстве своём всё равно. Главное чтобы платили. Чтобы его братья и сёстры могли себе ни в чём не отказывать…а любимый человек хотя бы вкусно есть.       Выйдя из размышлений, Танжиро заметил, что Незуко уже какое-то время ворочилась с замком, крутя ключём взад-впёред и тихо «цыкая», когда механизм вновь не поворачивался до конца. Всё это время розовый брелок «Кирби» бился о железные прутья ворот, тихо позвякивая и оставляя на пушистом украшении следы слегка потрескавшейся чёрной краски.       Девушка явно была мрачнее обычного. При том уже не первый день. Она почти перестала контактировать с братом, а если они и встречались, то Незуко пыталась максимально быстро закончить разговор или скрыться в безопасности собственной комнаты. От неё веяло холодом…и страхом. Танжиро знал почему.       И из-за этого его живот сворачивался в тугой узел, а ноющее сердце хотелось с корнем выдрать из грудной клетки. Чтобы с ненавистью сломать эти белоснежные рёбра, наслаждаясь тем, как они, словно печенье, жалко хрустят и ломаются на мелкие куски, без возможности на спасение оголяя то, что так усердно пытались защищать. Чтобы почувствовать под подушечками пальцев медленно стынущую густую кровь, полностью накрывающую холодеющие фаланги неописуемым теплом этой алой жидкости жизни. Чтобы лицезреть, как сокращаются эти алые, пульсирующие мышцы, словно часовой механизм, оттикивая последние секунды всё более стремительно угасающей жизни, чтобы почувствовать эту нескончаемую боль от того как рвутся лёгочный ствол и вены, умоляя прекратить это бессмысленное мучение, они бы держались до последнего, циркулируя остатки заражённой крови, чтобы позволить этому глупому куску мяса продолжить жить, хоть на немного, хотя он этого вряд ли заслуживает.       Хотелось выдавить себе глаза, медленно достать их дозатором для мороженого, аккуратно надрывая капилляры и вены, которыми те соединялись с организмом, чтобы отдать эти заполненные стекловидным телом сферы своей сестре. Чтобы та любовалась этими алыми хрусталиками, что как рубины сияли, когда их обладателю было весело, а сердце трепетало, и становились больше похожими на чёрные опалы, когда тот чувствовал бурлящий гнев в своём сердце.       Чтобы она снова улыбалась. Забыла о той ночи. Всё, что вырвалось из раненого любовью сердце. Всё, что слетело с этого глупого языка. Отрезать бы его и замариновать, как те бычьи, что томятся у них в сарае. Чтобы кровь медленно и болезненно заполнила глотку, заставляя мозги перегреваться и молить о скорейшей смерти, чтобы из-за асфиксии потерять возможность говорить навсегда. Чтобы эта мразь больше никогда не смогла сделать другим больно. Тем, кого он так сильно любит.       Танжиро аккуратно подошёл к Незуко, максимально тихо и спокойно, как к раненому дикому зверю, после чего слегка наклонился к ней: — Тебе помочь? *щёлк* — Нет, спасибо. Сама справилась, — монотонно проговорила девушка, доставая ключ из дверного замка.       Она сразу же отпрянула от калитки, свернув на дорогу, при этом обойдя тело стоящего сзади брата. Избегая зрительного контакта.       Понимая это, Танжиро слегка передёрнуло внутри. Он спокойно повернулся к своей сестре и аккуратно взялся за рукав её чёрной формы: — Незуко…ты всё ещё обижаешься?       Юная Камадо остановилась, но всё равно не повернулась, а Танжиро отпустил её рукав, сделав пару шагов назад. Чтобы дать девушке пространство и дать возможность понять, что он ей ни в коем случае не навредит: — Я не обиделась…честно…– тихо, почти шёпотом, выдавила из себя Незуко, крепче взявшись за лямки своего портфеля. — Но…тебя ведь что-то тревожит? Танжиро пытался говорить максимально спокойно и сдержанно, чтобы никак не расстроить или испугать свою сестру.       Хоть она и была лишь немного младше его, парень считал её своей маленькой сестрёнкой, поэтому серьёзно заботился о её моральном состоянии, если бы не его слабость, не его глупость — то ничего этого сейчас бы не происходило. Значит он должен был поговорить со своей сестрой и всё ей объяснить, сделать так, чтобы она не волновалась. Даже если придётся соврать. Самое главное — это чтобы она была счастлива.       После этих слов девушка крепко сжала дрожащие губы и резко повернулась, устремив свои потускневшие розовые глаза прямо в бордовые радужки Танжиро: — Танжиро, почему ты продолжаешь делать вид, что ничего не произошло?       Голос девушки дрожал, но звучал очень уверенно. От этого у брюнета пересохло в горле: — Ты о…?       Девушка ещё несколько секунд просто вглядывалась в глаза брата, после чего снова отвернулась: — С того самого дня я не могу нормально спать… Кошмары меня выжимают, как лимон, а от любого шороха моё тело само вскакивает с кровати… А ты всё продолжаешь молчать… — Незуко…       Танжиро снова попытался взять Незуко за руку, но девушка резко её убрала, сложив руки в замок на своей груди: — Мне…мне было очень страшно…ты меня напугал…а потом я испугалась, что ты умрёшь… Господи, Танжиро, ты ведь действительно мог умереть! — голос девушки продолжал дрожать, а сердце Танжиро начало биться настолько сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. — Незуко… Мне самому тяжело об этом говорить. Я и сам не могу переварить, то, что сейчас творится в моей душе… Не то что вывалить это кому-то на голову… Всё это время… Мне было до жути больно. — давил из себя слова парень, опустив глаза на влажный асфальт.       Похоже Незуко начала не выдерживать, из-за чего снова резко повернулась к своему брату и продолжила диалог уже на слегка повышенных тонах: — Господи, и тебе было настолько больно, что ты довёл себя до такого состояния?! А я даже, бл*ть, не знаю, как давно всё это началось! Как давно ты молча наблюдал за нами, продолжая резать себе душу на куски?! Как давно я заставляю своего брата страдать из-за собственной недальновидности?!       Брюнет невольно прикусил губу. Он всё ещё не мог поднять на неё глаз. Просто не мог: — Прости… — Почему ты мне всё сразу не рассказал? С того самого дня ты так и не поговорил со мной!       Танжиро не знал, что ответить. Да он, по сути, и не мог ничего сказать. Он действительно не смог за всё это время поговорить с Незуко. Из-за страха? Отвращения к самому себе? Он не мог сказать точно. Но в итоге это привело к тому, что его сестра страдала. Поэтому он молчал. Поэтому он считал, что не имел права на единое слово. Но…всё же собрав волю в кулак, тихо, почти не слышно продолжил: — Я не хотел сделать больно и тебе тоже… — Своим молчанием ты мне сделал только больнее! Если бы я знала, что ты любишь Зеницу… Я бы… Я бы дала ему возможность выбрать самому…а не…а не…*всхлип* ууу…       Девушка прикрыла глаза своими дрожащими ладонями, чувствуя как их мягкая кожа начала покрываться чем-то горячим и мокрым. Как бы она ни старалась, ей было до ужаса сложно сдерживать голос, а тяжесть последних дней рухнула с её плеч словно бетонный блок.       Незуко сделала пару шагов назад, но тут же почувствовала, как её остановили. Танжиро просто не мог на это смотреть. Это был край. Он довёл собственную сестру до срыва. И не имел малейшего понятия, что делать. Всё, что он смог предпринять в этот момент, так это аккуратно взять сестру за плечи и крепко её обнять. Обычно, это её успокаивало, но брюнет совершенно об этом и не думал в этот момент. Он просто хотел, чтобы она перестала плакать и не начала разваливаться, как фарфоровая кукла, упавшая с верхней полки, разламывая эту хрупкую головку и теряя свой наружный и внутренний каркас. Чтобы она не стала такой же, как и он сам: — Агх *всхлип* От одной мысли об этом меня тошнит…что я пыталась…а ты…а я…а я продолжала *всхлип* Почему ты…*всхлип* Почему ты мне сразу всё не сказал… — Потому что я знал, что всё так и закончится… — *всхлип* А-а…?       Танжиро нежно упёрся подбородком на голову сестры и начал медленно гладить её по затылку: — Зеницу любит тебя. А ты его. Я плохой брат. Очень. Я знаю… Даже зная про ваши «отношения» я всё равно пытался признаться ему. Я хотел это сделать так, чтобы ты не знала. Чтобы сделать всё…правильно. Если бы ты знала, то точно испытывала адский стыд и не смогла бы вести с Зеницу нормальные отношения. Я же, точно бы это понял, и сам начал корить себя, что не даю своей сестрёнке любить из-за собственной эгоистичности. В итоге…в итоге мы все были бы несчастны, и всем нам было бы больно… Поэтому мне пришлось побыть эгоистом…и выбрать от чего тебе будет менее больно самому… — Ууу *всхлип* Я не знаю, Танжиро… Я не думаю, что то, что я могла бы испытать, было бы чем-то более болезненным чем то, что я чувствую сейчас… Или, что чувствовала в ту ночь… — говоря это, девушка крепко сжала форму брата своих худенькими пальчиками, дрожа и всеми силами пытаясь не отпустить. — Я понимаю… Прошу, извини меня… — *всхлип* Почему…вот почему ты постоянно пытаешься заботиться обо всех кроме себя…ууу *всхлип* Больше всего на свете я не хочу, чтобы тебе было больно… — Я знаю… — Нет, ты не знаешь…! Только ты делаешь всё ради остальных, постоянно скрывая это от других, именно этим ты довёл себя до ручки! А я…а я ничего не поняла…и ничего не сделала… А ты бы понял… Ты бы сделал всё, чтобы я снова была счастлива… Я…*всхлип* Я ужасная сестра…! — Незуко…! Не смей даже думать о таком-       После этих слов Незуко вырвалась из объятий брата и отошла на небольшое расстояние. Теперь Танжиро мог лицезреть её красные от слёз глаза и порозовевшие щёки, которые слегка подрагивали из-за хаотично дрожащих, крепко сжатых губ. Ему хотелось выдрать себе с корнем глаза: — Но ведь это правда! Я уже давно всё решила! Ещё в ту ночь. Больше всего мне причинили боль ни моя любовь, ни твоя ложь, а тот факт, что я была слепа и не видела, что творится у тебя в душе! И всё, что мне нужно для счастья, так это то, чтобы ты был счастлив! — Незуко… Ты- — Нет, всё, прекрати думать обо мне! Если ты действительно любишь меня, то, пожалуйста, сделай то, что больше всего требует твоё сердце! И даже не задумывайся о мне! Если это будет то, что прекратит твою муку, то, что сделает моего братика по-настоящему счастливым…то я…*всхлип* ТО Я САМА БУДУ САМЫМ СЧАСТЛИВЫМ ЧЕЛОВЕКОМ НА ВСЁМ БЕЛОМ СВЕТЕ!       Её прекрасные розовые глаза источали чистую уверенность, также как и сладкий запах хризантем, который, казалось, тонул в солёной морской воде из-за недавно пролитых слёз. Эти слёзы не были обычными слезами горести, они были словно гниль, вышедшая из старой раны, очищая девственный организм и заставляя чистую алую кровь забиться по обновившися венам. Танжиро не мог ничего сказать. Он хотел бы возразить. Сказать, что она не должна жертвовать собой ради него. Но её запах…       Он явно давал понять, что она сделала свой выбор. Окончательный. И вряд ли будет что-то, что сможет её переубедить: — Незуко…       Танжиро не смог удержаться. Он снова обнял свою сестру, крепко сжимая эту хрупкую фигуру своими сильными руками. Он чувствовал, как зрение потихоньку начало мутнеть, а щёки становится всё горячее. Буквально через мгновение по ним пронеслись горячие, солёные дорожки, что маленькими каплями падали на иссиня-чёрную крону волос.       Танжиро было до ужаса плохо, ему хотелось разорвать свою плоть на куски и скормить бренные остатки голодным гиенам, но он был счастлив. Это трудно объяснить словами. Может даже невозможно. Но он был счастлив, что его чувства больше не причинят боль его сестре, он был счастлив, что не нужно было больше врать, скрываться, он был счастлив, что Незуко приняла его, и больше всего он был счастлив, что ему не придётся больше «отбирать любовь» у любимой сестрёнки, бороться с ней за любимого человека… Он не испытывал чувства отпущения. Всё же ему было стыдно, да и произошло всё слишком быстро, но этот запах уверенности и бескрайней любви, что исходил от его сестры, наполнял сердце чем-то неописуемо тёплым.       Он просто продолжал стоять рядом с этой старой скрипучей калиткой за которой покоился их дом, проливая слёзы словно маленький несмышлёный мальчишка. Они, наверное, так глупо сейчас смотрелись вместе. На этой влажной осенней улице, утром рабочего дня. Сонные люди идут на работу, думая о своих серьёзных делах, а они просто стояли и плакали. Два глупых и сломанных ребёнка: — Спасибо тебе… Незуко…*всхлип* Боже, прости меня за всё… Я так…*всхлип*…Я так тебя люблю… — шептал парень, отказываясь отпускать тело своей дрожащей сестры. — Я тебя…*всхлип*…тоже Пошли в школу, а…? Мы так опоздаем…