Глава 7. Изменения в плане
2 декабря 2021 г. в 00:12
208 год Четвёртой Эры,
Тирдас, 6 Второго зерна
«Есть».
Мирак распахнул глаза и что есть духу ломанулся к поверхности. Его руки схватились за скользкий бортик, и он потянул себя наверх.
— Твою мать! — это был первый звук, что его встретил. Бриньольф от неожиданности свалился со стула, на котором сидел, и в воздухе перьями разлетелись во все стороны игральные карты.
— Выглядишь, как вернувшийся из мёртвых, — мрачно заметила Карлия, её лиловые глаза сузились под маской.
Мираку было не до того. Он скрёб обломанными ногтями по краю ванны, размазывая алые пятна по её белой поверхности. Воздух кусал его горло, но ему было всё равно, он дышал и не мог надышаться…
Что-то скользкое обхватило ему ногу — и потянуло.
Мирак подавился рычанием, когда голова наполовину ушла под воду.
— Чёрт! — плывущий от попавшей в глаз чёрной воды Бриньольф в два прыжка оказался рядом и схватился за его руки. Мгновение — и он охнул, еле устояв на ногах. — Чёрт, его что-то тянет вниз!
Он упёрся ногой в край ванны и скрипел от натуги, Мирак всеми силами старался подтянуться наверх, урывая по вдоху — но постепенно он погружался обратно в тьму. Он даже не замечал боли от того, что его буквально разрывало пополам — нет, только сердце так бешено колотилось в груди, что, казалось, он сейчас вылетит пушечным ядром.
«Я не вернусь. Не вернусь. Ты не заставишь меня».
Если бы Мирак мог, он бы сейчас отгрыз себе ногу, лишь бы выбраться из этой проклятой ванны.
— Пташка, дуй сюда! — орал Бриньольф.
Но раньше Лиры рядом с ванной выросла Карлия.
— Мы с Лирой будем тянуть за руки, — скомандовала она, — А ты хватай его подмышки. Насчёт три. Раз, два, три!
Его дёрнуло вверх так резко, что левая рука с хрустом вышла из сустава. Но вдруг нечто отпустило его ногу, и Мирака буквально выстрелило из ванны. Он перевалился за бортик и со стоном упал на холодные камни, но его тут же потащили прочь и усадили на стул.
Мирак моргал и сипло дышал, будто рыба, выброшенная на поверхность. Комната плыла в жёлтых и синих пятнах, люди, склонившиеся над ним, расплывались.
— Охренеть можно, — пробормотал Бриньольф. — Парень, надо вообще предупреждать о таком, понятно? А то могли ведь и не вытянуть.
Мирак не слушал его. Всё тело ныло, плечо будто горело заживо. Веки дрожали, закрывались, с трудом распахивались вновь — а свинцовая голова опускалась и поднималась, словно маятник. Подошедшая Карлия кинула ему полотенце, и он, трясясь, завернулся в него, не в силах даже одеться. Пройдёт несколько часов, а то и дней, прежде чем залечится вывих плеча.
Продавливать древние барьеры было не так просто, как он привык. Ещё менее Мирак привык к такому… сживанию с объектом наблюдения. Столь яркие воспоминания, столь живые ощущения… Он полусознательно ожидал увидеть серовато-зелёную орочью кожу на руках — но нет, он снова был собой.
Если это ещё было возможно.
Мирак почувствовал тонкую мокрую полоску под носом. Прикоснулся и вытянул руку перед собой. Чёрная жидкость была похожа на чернила — а может, и на кровь. Да, скорее всего кровь из носа.
— Эй, ты тут вообще? — Бриньольф помахал у него рукой перед носом. Мирак хотел схватить её и вывернуть — но его хватило только на один злобный взгляд, обдавший норда болезненным серным светом из глаза. Тот шарахнулся в сторону, как от прокажённого.
Эти воспоминания…
Брюзжащий, убогий в своей душевной бедности, жалеющий себя орк — ему было противно от одной мысли, что он некоторое время был в его голове. Но руки Мирака дрожали не от этого. Была во всем орке странная… обречённость. Неосознаваемая им, скорее всего, даже не чувствуемая — но он её почувствовал. Но даже его язык повисал, бесполезный, не в силах найти слова для своих чувств, мысли для выражения ощущений.
А ещё он снова и снова повторял воспоминание в голове.
— Я… нашёл Хранилище. — наконец голос возвращался к нему. Но Карлия была права, он звучал, как восставший мертвец — хрипло, сухо, с присвистом, будто воздух проходил сквозь колотую рану на шее.
Трое Соловьёв тут же придвинулись к нему.
— Местонахождение Хранилища будет… нашей наименьшей проблемой.
Он сжал скрипнувшие челюсти. Ну, конечно, Архимагом окажется именно она. Из всех людей, ступавших в грязь и болота Скайрима, из всех людей, посвятивших себя магии — это должна была оказаться именно она.
Невероятная удача.
Судьба.
Она мало изменилось за год с их последней встречи. Не считая того, конечно, что она была жива.
Дыхание почему-то спёрло в груди. Он посмотрел на свою слегка подрагивающую руку и сжал её в кулак.
Он должен был быть раздражён, и он был раздражён, но при этом же…
Какое облегчение.
Да, именно облегчение. Но прежде, чем он успел поймать за хвост это странное чувство, оно ускользнуло в глубину, словно рыба, махнув ему серебряным плавником. В руках у него осталась только плавящая кожу злость.
— Ну так что ты видел? Огнедышащих драконов? Демонов? — Лира, сверкая глазами, смотрела так, будто ожидала от него услышать сказку на ночь.
Мирак мотнул головой.
— Изменения в плане.
То, что именно она была Архимагом — нет, Архимагессой — меняло всё.
Мирак кое-как оделся и сидел теперь, зажав тряпкой кровоточащий нос. Голова слегка кружилась, но он продолжал мерным голосом надиктовывать воспоминания. Они уже были снова в Цистерне, и в зале дышалось легче, чем в душной комнатке. Другие члены Гильдии Воров проходили где-то по краю зала, бросая на них заинтересованные взгляды, но никто не подходил.
Другой разительной переменой было то, что Соловьи Ноктюрнал сняли капюшоны и маски. Это произошло быстро и безмолвно — просто при очередном взгляде вокруг Мирак осознал, что рядом с ним сидели уже не служители даэдра, а люди.
Возраст Бриньольфа было сложно определить — у него было лицо старого пройдохи и улыбка молодого любовника. Каштановые с рыжинкой волосы висели сальными локонами вокруг лица, но стоило ему убрать их в хвост, как он казался опрятным и чистым. У вора была странная, утекающая из-под взгляда, ускользающая от одного-единственного описания внешность. Вряд ли ему много кто доверял с таким лицом, но зато вору она подходила как нельзя лучше.
У Карлии было острое лицо, с которого почти не сходило напряжение и какое-то убийственное намерение, как у обнажённого клинка. Тогда её лиловые глаза казались почти чёрными, и тени ложились складками под ними. Но иногда, лишь иногда, когда беззаботная пташка Лира в очередном порыве говорила что-то глупое, лицо Карлии разглаживалось, и глаза становились прозрачными и чистыми. Сначала Мирак думал, что глаза её, которые почти у всех данмеров красные, стали лиловыми по обстоятельствам, чем-то схожим с его. Но сейчас он понимал — нет, это были её собственные глаза. От этой мысли его пробивал приступ удушающей зависти.
А Лира… Маленькая босмерка одновременно походила на образ в его голове и при этом как бы выходила за его пределы, слишком необъятная, чтобы вместиться в какую-то одну рамку. На голове топорщился короткий тёмный ирокез, обветренное лицо казалось старше девичьего песенного голоса. Глаза — большие и светлые, с зрачком в виде креста. Она смотрела то заинтригованно, то скучающе, в минуты покоя походила на присевшую на перевале охотницу, а в минуты действия — на ребёнка, бегущего по цветочному полю. Но где-то между двумя этими состояниями мелькало третье, истинное лицо Лиры — забытая на лице улыбка и напряжённый взгляд убийцы.
Вглядываясь в исцарапанную карандашом Карлии бумагу, Бриньольф присвистнул.
— Честно говоря, я не ожидал чего-то такого от сокровищницы волшебников.
Карлия всё писала и писала на плане, пытаясь не упустить ни одной детали его объяснений. Мирак должен был признать, ему импонировала тщательность, с которой она обдумывала ситуацию.
— Это не сокровищница, это проклятая скотобойня, — пробормотала она, кружком выделяя место, откуда стреляют копья.
— Никто не говорил, что ограбить волшебников будет просто, — заметил Бриньольф.
— А жаль! Хотя там столько красивых вещичек. — вздохнув, Пташка Лира повернулась к Мираку и протянула ему свежую тряпку. — На, заткни свою щель.
Повисла наэлектризованная тишина. Две головы с хрустом повернулись к ним. Лицо Лиры же не выражало саму невинность и честную обеспокоенность за его состояние.
Он должен был почувствовать…
Раздражение. Все последние дни своими шутками она играла на его нервах, как на струнах скрипки.
Злость. Кипучую липкую злость. Он терпеть не мог Лиру, эту вонючую дыру под городом, сам этот проклятый город, даже землю, на которой он стоял. И жизнь, которая заставляла его всё это терпеть, прежде чем он наконец-то будет свободен.
Но Мирак не почувствовал ничего из этого. Все члены будто налились свинцом, а голова клонилась вниз. У него не было сил даже огрызнуться, не то что свернуть ей шею.
Мирак взял тряпку и прижал её к кровоточащему носу вместо первой, полностью промокшей.
Теперь-то он знал: ему понадобится вся возможная помощь, чтобы пережить грядущее ограбление.