MayBE

Сон 3-й. СанТаку - А кто тебе сказал, что будет легко? В конце концов, ты сам вытащил нас на эту прогулку. - Заткнись. Санма, красный рюкзак которого, изрядно раздражая, маячил у меня перед носом, в конце концов, растерял весь свой врождённый оптимизм и понемногу начал заводиться. Последние полчаса он яростно бурчал себе под нос что-то про "привал" и "пожрать", обильно приправляя своё сольное выступление отборной кансайщиной. Я диалектами свободно не владел, поэму просто шёл вперёд. Когда становилось совсем невмоготу - принимался петь песни из One piece. Это ощутимо прибавляло сил, но раздражало идущего впереди напарника. Прослушав развлекательную программу в шестой (оказывается он считал!) раз, Санма обернулся и ядовито поинтересовался, не кажется ли мне, что пора бы уже перестать терзать его почтенные уши. Я согласился учесть пожелания публики. Дальнейший наш путь был озарён творчеством Элвиса с небольшими вкраплениями Бон Джови и Аэросмит. Не остались без внимания и бессмертные творения друга - Инабы. Особенно хорошо пошла "Fever". Постепенно ко мне присоединились ребята из стаффа. У некоторых оказались неплохие голоса. Особенно старались девчонки: ассистент фотографа высокая симпатичная Рин, и Омико, совсем молоденькая помощница режиссера, обладательница гордо вздернутого носика и двух задорно торчащих на макушке косичек. Думаю, если как следует порепетировать - мы могли бы вполне прилично выступить на Кохаку. За белых, разумеется. Даже Санма пару раз снизошёл до того, чтобы подпеть нам тошным фальцетом. Настоящими гвоздями программы стали целых три энки из репертуара Хироси Ицуки, исполненные "папаней" с неподдельным трагизмом. Вот уже без малого четыре часа мы карабкались в гору по едва заметной тропе, проложенной, скорее всего, кабанами, мысленно поминая весь синтоистский пантеон до восьмого колена. В какой момент нахоженная местными тропинка превратилась в это безобразие никто так и не понял. Места оказались по-настоящему дикими. С тех пор, как в 60-х в здешних горах перестали добывать уголь и вырубать лес, расчищая террасы для рисовых полей, деревья полностью вернули себе контроль над территорией, образовав почти непроходимую чащу из дубов, буков и клёнов. Если подняться повыше, то лиственные деревья постепенно уступят место елям и пихтам, лес потемнеет и станет совсем неприветливым. Связь уже приказала долго жить, но спутниковый навигатор не сдавался, выдвигая все новые версии местоположения нашей компании. Мы снимали в горах целых четыре дня, но до сих пор ухитрялись не слишком удаляться от обжитых мест, двигаясь от одной деревушки к другой. Ночевали, все же, в палатках, соблюдая правила игры. Особенно трудно было игнорировать онсэны, коими славились здешние места. Экстрима, впрочем, и без того хватало. Уже на третий день мы остались без проводника, который подвернул ногу, переходя вброд по камням через небольшую горную речку. Пришлось вызвать ему врача в ближайшей деревне. Поскольку до того всё шло неплохо, решено было двигаться дальше. Нашей целью была гора Танигава, известная не столько своей высотой, сколько количеством погибших в местных ущельях людей, в основном, скалолазов и охотников, но теперь никто бы не смог сказать определённо, удастся ли нам достичь её в ближайшем будущем. Наша группа из двух бездельников и семерых ужасно занятых документалистов благополучно заблудилась на середине пути. Лишь энтузиазм собравшихся и желание добрести, наконец, до цивилизации оставляли некоторую надежду на успех мероприятия. Когда Харада-сан предложил своей ученице отправится со съёмочной группой в середине октября в Ниигату, Рин и представить себе не могла, что ей придётся брести по горам через непролазные заросли, кормить комаров и ловить рыбу в компании семерых мужчин и еще одной девушки - хохотушки и насмешницы Омико. Одним из её спутников оказался не кто иной, как Санма Акасия, на шутках которого выросла добрая половина Японии. Кроме него и учителя существовали еще прикольный пухленький режиссёр Хисаси-сан, два подозрительно похожих оператора, очкарик-осветитель и звукооператор самой неопределенной наружности. Последним появился человек, увидеть которого "живьем" она ожидала меньше всего. Дверца здоровенного чёрного внедорожника открылась и брови Рин неудержимо поползли вверх. Из машины в двух метрах от неё вылез хмурый, заспанный и весь какой-то взъерошенный...Кимутаку. Настоящий. В панамке ведерком, чёрной футболке и клетчатой зелёной рубахе навыпуск. И с рюкзаком. - Ой, мамочки... - прохладным сквознячком пронеслось в голове у Рин... я ж ненакрашенная!!! Он зыркнул на неё из-под опущенных полей шляпы, едва заметно кивнул и зашагал в сторону кучки мужчин, разбиравших сумки с аппаратурой. Его знаменитая походочка "по струнке" смотрелась сейчас, когда на нем болтались мешковатые джинсы, несколько странновато, но разве это было важно? - Живой... запоздало восхитилась Рин и побежала к новой подружке делиться сногсшибательной новостью. Омико уже несколько минут терзала торговый автомат, пытаясь отвоевать у него банку кофе и булочку с корицей. - Оми-чан, ты только глянь, кто с нами идёт...севшим вдруг от волнения голосом сказала Рин...туда посмотри...обалдеть... - С чего там балдеть-то? Омико изо всех сил наподдала ногой жадюгу, и добыча выпала, наконец, в лоток. - Нет, ты глянь. Вон там, в шляпе. - Ну и где? - юная помощница режиссера развернулась в указанном направлении...и от неожиданности, стиснув, раздавила банку с горячим кофе. - Аааайй!!! Истошный вопль потряс окрестности. Разумеется, все тут же уставились на источник звука, а обе девушки, прыгая, визжа и размахивая руками, пытались стряхнуть с себя содержимое жестянки. Дорогую сердцу булочку, при этом, Омико ронять не собиралась... Виновник переполоха страдальчески наморщил нос и, подхватив сумки с амуницией, направился к автобусу, который должен был добросить их до "точки А", как выражался великий вождь и идейный вдохновитель Санма-сан. Атобус, в уютном чреве которого разместилась съёмочная группа, лениво полз по серпантину, закладывая петли. Наконец все утихомирились и занялись своими делами. Объект пристального внимания девчонок спал, откинувшись на спинку сиденья. Похоже, он вообще любил это занятие и не упускал случая лишний раз попрактиковаться. Рин, скосив глаза и вытянув шею, уже полчаса наблюдала за тем, как Он спит. А посмотреть было на что: прекрасные, густые и блестящие, такие шелковистые, что не захотеть дотронуться уже было бы преступлением, волосы, разметались по плечам. Несколько прядок упали на лоб. Тень от ресниц притаилась на щеке, капризно изогнутые чувственные губы изредка вздрагивали во сне. Сколько раз Рин перематывала плёнку, чтобы ещё и ещё раз с замирающим сердцем увидеть, как эти губы приоткрываются, чтобы сказать кому-нибудь: "люблю..." Неужели, необходимо стать актрисой, чтобы хоть раз в жизни услышать эти слова, пусть даже от партнера по съёмочной площадке? В жизни люди умудрялись как-то обходиться без них. По крайней мере такие люди, которых каждый день видела вокруг Рин... - Красиивый...мечтательно протянула Омико. Рин порывисто вздохнула, возвращая глаза в штатное положение. - Интересно, а у него есть кто-нибудь? - Дурочка, конечно, есть...а может и не одна...и уж, наверное, он выбрал себе кого-нибудь получше нас с тобой... Вон в журналах всякое пишут. Про Кудо Сидзуку слыхала? Говорят, их видели вместе в кафе за ужином... "Тоже мне..." - грустно подумала Рин - "...много ты понимаешь кто лучше, а кто не лучше... В конце концов, это не беда, ведь даже если девушка у него и есть - здесь-то её нет...а за неделю многое может произойти" Приняв сие мудрое решение, Рин устроилась поудобнее и закрыла глаза. Спустя два часа они, наконец, приехали к месту начала "приключения". Восстав ото сна, Кимутаку разговаривал с кем-то по телефону, блаженно улыбаясь и постукивая пальцем по нижней губе. Наверное, ему рассказывали что-то страшно забавное и, скорее всего, женским голосом. - Задача будет не из лёгких - поняла Рин. Уже следующим утром Рин, сидя у костра на бревне и расчесывая длинные, по пояс, волосы, которыми она заслуженно гордилась, наблюдала картину, достойную стать сюжетом пьесы театра Кёгэн. Омико охотилась. На Кимутаку. В полной боевой трансформации она подкарауливала его за кустом на тропинке, когда ничего не подозревающая жертва, умывшись у ручейка, направлялась завтракать. - Доброе утро! - лицо Омико выражало подлинную радость от встречи с прекрасным... "Какая наглость" - подумала, оскорблённая в лучших чувствах, Рин. "Какое поразительное бесстыдство - делать вид, что не собираешься бороться за приз, и тут же начинать действовать исподтишка." - Хотите яблочко? - нимало не смущаясь тем, что её не удостоили ничем, кроме кивка, бодро продолжала Омико - Яблоки просто отличные! - Главное, не ешь их много натощак - пронесёт... - с ласковой улыбкой ответствовало "национальное достояние", упрямо продолжая двигаться в сторону импровизированной кухни. "Йошшшь!" - мысленно отсалютовала Рин. Кимутаку нравился ей всё больше. - Ну, как успехи? - в голосе Рин было столько яда, что хватило бы на пару слонов и небольшого носорога. - Да куда он денется... - вернувшаяся после неудачного броска Омико была по-прежнему уверена в своих силах. - А знаешь - я, пожалуй, тоже попробую, только, чур, гадостей друг-другу не делать - пусть победит сильнейший. - Ладно, пусть пока побудет ничей, не хватало ещё из-за пустяка перессориться - здраво рассудила Омико. На том и порешили. Сегодня, наконец, дошли до вполне приличной быстрой и каменистой речки. На перекатах, должна быть отличная рыбалка. Решили остановиться и поснимать, а потом, если повезёт с уловом - разделать и приготовить рыбу тут же на берегу. Девчонок, звуковика и режиссера сразу отправили за дровами чтобы под ногами не путались. Операторы и осветитель, влезли в высокие резиновые сапоги и бродили как цапли вдоль русла, заходя в воду и выискивая наиболее выгодные точки для съёмки. Мы были, наконец-то, предоставлены сами себе и деловито разбирали снасти, предвкушая удовольствие. - Таку, вот что ты за человек такой, скажи на милость... - все как люди - полтора часа на Синкансэне - и на месте. За каким хреном тебе понадобилась машина? Битый час тебя ждали... - Ты же знаешь, я не люблю быть "чемоданом", который возят с места на место. И потом - любое путешествие начинается с дороги, а где ты видел дорогу из окна поезда? Не виды, а сплошная размазня. - Ну как тебе, вообще? По-моему - нормальные ребята, думаю, с ними проблем не возникнет. - Да всё в норме, не парься. Сейчас рыбы наловим, да слопаем – вот-тебе и сюжет готов... - Кстати... заметил, как на тебя девочки пялятся? Того и гляди, дырок наделают, будешь ходить - посвистывать... - "папаня", как всегда, знал как уложить набок моё хорошее настроение... - Не понимаю, на кой их вообще взяли. Один шум и беспокойство, опять же, кормить придётся... - А по мне так нормально. Пара-другая симпатичных девчонок никогда не испортит пейзаж. Я закатил глаза. Сорок четыре года мужику, пора о душе думать, а он всё никак не уймется. - А что у тебя с той певичкой, наладилось? А то прямо смотреть тошно было... Мне ужасно захотелось одеть ему на голову ведро и треснуть чем-нибудь сверху. - Да всё путём, старый, не переживай. Сидзука отличная девушка. Как раз для меня. - Ну-ну... вернёмся в Токио - познакомь меня - хочу своими глазами убедиться, что тебе ничего не угрожает. Сам знаешь, какие нынче крокодилы шастают. Только и виду, что бабы, а на самом деле - полная пасть зубов - не заметишь, как голову откусит...или хозяйство...и пиши-пропало... - Идёт... Балансировать на камнях было непросто, руки довольно быстро стали мёрзнуть, но я бы ни на что не променял сегодняшний погожий денёк. Мягкое осеннее солнышко лениво пробиралось сквозь разноцветную листву, оставляя на прозрачной воде блики, похожие на калейдоскоп. Отражения преломлялись и дробились в быстром течении, завершая сходство. В детстве я мог часами смотреть в крошечное отверстие, заворожённый игрой красок. Это казалось настоящим волшебством. Когда, повзрослев, движимый любопытством, я разобрал иргушку, подаренную дедом на рождество - внутри оказались кусочки зеркала и цветного стекла. Волшебство никуда не делось, просто стало более понятным. Я "приручил" его, собрав калейдоскоп заново. Сегодня "банковал" Санма. В его ведро перекочевали уже пять вполне приличных форелек, не считая всякой мелочи, типа красноперок - угаев и айю. Эта небольшая, вкусная и нежная рыбка, к тому же очень красива. У нее зеленовато-желтая спинка и белое брюшко, а плавники ярко-желтые. В наших краях айю появляются лишь для того, чтобы, зайдя в начале осени из моря против течения в быстрые речки, произвести потомство и погибнуть. Их дети повторят тот же путь через год. Что ни говори, жизнь - очень короткая штука... Я мог похвастаться пока только тремя рыбешками айю. И двумя форелями как у Санмы. Зато мои были крупнее. Еще в моём ведре на дне затаился небольшой хариус, которого я поймал последним. Обычно мы соревнуемся, как дети, по любому поводу, но сейчас мне хотелось просто стоять со спиннингом у кромки воды, любуясь игрой света на пестрых камнях и кристальными переливами ледяной воды, что неслась, закручиваясь небольшими водоворотами и разбивалась радужными брызгами у больших валунов. Санма обосновался чуть ниже по течению. Он был сосредоточен и его, обычно зубасто-улыбчивая физиономия сейчас выражала в основном азарт и стремление к победе. Думаю, с таким настроем, он без труда сможет обеспечить нас рыбой на месяц вперёд. Познакомились мы без малого три года назад при странных, едва не стоивших Санме жизни, обстоятельствах. На вечеринку по случаю десятилетия FNS мы явились все, как один, вырядившись в смокинги - в приглашении значилось: black tie invited. Всю дорогу лимузин, присланный за нами, ходуном ходил от хохота. Шинго пытался одеть брюки задом наперёд, уверяя, что это в принципе возможно. Я лениво поглядывал в окно на проносящиеся мимо неоновые огни Гинзы... жизнь тогда казалась мне интересным цветным сном. Вечеринку организовали в арендованном по этому случаю особняке с большим открытым бассейном на территории. Санма, которого до того мне приходилось видеть только по телевизору, торопился к кому-то навстречу с бокалом в руке, крикнув что-то вроде: "Не снимайтесь без меня, я уже бегу!" Странно… мне казалось - он только что был на другой стороне бассейна... Прямо над ухом раздался резкий хлопок открываемого шампанского. Обернулся и успел заметить лишь вытянутую руку с ладонью, направленной мне прямо в лицо. Я отпрянул, инстинктивно отпихнув нападавшего. От столкновения он пошатнулся и вдруг, грациозно изогнувшись, полетел в бассейн. В дорогущем, насколько я мог заметить, костюме. Головой вперед. Лаковые туфли так и сверкнули передо мной в воздухе. Санма лежал на поверхности воды. Лицом вниз. Вокруг его головы расплывалось кроваво-красное пятно. Какого черта! Я только что при всех убил человека. Пусть и случайно – это сейчас совершенно не важно. Важно то, что его больше нет. И это сделал я. Всё это вихрем пронеслось в моей голове, пока тело на автопилоте ныряло в бассейн спасать утопающего. Ухватив под руки, я вытащил ужасно тяжёлое в мокрой одежде, тело на бортик и собрался было делать искусственное дыхание по всем правилам, как вдруг Санма открыл глаза и ровным бесцветным голосом произнёс: "спасибо, не стоит..." Я так и сел. - Эй, дурачок... - окликнул он меня минуту спустя... - А? - я никак не мог смириться с мыслью, что меня надули. - Видишь ли... такие как я обычно не тонут... но за порыв - спасибо. - А ... что это было? Красное... - Кровавая Мэри... Ты испортил мою выпивку. - Извини... - Это ты извини. Но вообще-то, в темноте тебя было трудно заметить. Ты со спины довольно...чёрный - ни единого белого пятнышка. Это поистине сногсшибательное открытие, когда "чёрная дыра" вдруг оборачивается и бьет тебя по носу... И вот мы уже хохочем вовсю, хлопая друг друга по спине и поднимая при этом тучу брызг. Потом сфотографировались на память, как были - оба черно-белые, страшно элегантные и абсолютно мокрые. В ботинках у обоих хлюпало. Вечером следующего дня он неожиданно заглянул ко мне домой с коробкой для бенто, наполненной рыбой и тушеными овощами. Было вкусно и интересно болтать о том - о сём. Разошлись мы уже под утро. Так и повелось с тех пор: куда Санма - туда и я. И наоборот. Лучшего друга у меня ещё не было, да, наверное, и не будет... Он стал мне больше, чем другом - скорее, старшим братом. Санма постоянно выдумывал для меня всё новые прозвища, самыми нежными и приличными из которых были "засранец" и "спиногрыз". Я не остался в долгу, именуя его "папаней" и "старым". Санма дулся, но терпел. Поэтому, разве мог я отказаться провести с ним недельку вот так - стоя на скользких камнях и выхватывая из воды одну рыбу за другой...даже если бы он позвал меня на Луну - я бы не долго сомневался... После нескольких дней в горах Рин с недоумением обнаружила исчезновение Кимутаку. С некоторых пор его место занял тощий жилистый парень с вечно растрепанными волосами и кривой ухмылкой, не выпускавший из рук сигарету. Куда делся томный, слегка насмешливый взгляд из-под ресниц - теперь темно-янтарные глаза глядели внимательно и цепко, движения стали резче, смех громче. В ответ на разочарованное замечание подруги, Омико радостно сообщила, что ей, наоборот, ужасно нравится этот новый Кимура-сан. Дескать - глянь, какой отличный парень - ловкий и умелый, не ноет, не жалуется и всё-то у него в руках так и горит, во всём - первый. - Смотри, Рин-чан, мы все уже давно вымотались, а он свеж, бодр и весел, как будто и не тащил вчера весь день твой рюкзак вместе со своим. Рин нахмурилась. Напоминание о собственной слабости понравилось ей не очень. Омико и правда доставляло огромное удовольствие наблюдать за "своим Такуей", как она уже привыкла мысленно называть его. Вслух, конечно, произнести такое ей никогда и в голову не пришло бы, но помечтать-то можно... В отличие от Рин, ей Кимутаку прежде особенно не нравился. Она считала его изнеженным, ни на что толком не способным, пижоном, как, србственно, и всех айдору, а все его "подвиги" - усердной работой пиарщиков от шоубиза и дешёвым позерством. Вдруг обнаружить за ярко раскрашенной ширмой интересного, неглупого и симпатичного человека было очень здорово. Теперь она смотрела на него с восхищением. Ничто не могло бы омрачить светлый образ. Его не портили даже треники с пузырями на коленках. Удивительно, как лохматое, неприветливое с утра носатое существо в считанные секунды обретает человеческий облик при виде еды. Каждый день Оми-чан пыталась уловить момент "превращения", но успеха пока так и не достигла. За завтраком она временами совершенно неделикатно таращилась на жующего Кимуру, и собственная еда становилась вдруг для неё гораздо ароматнее и вкуснее – с таким аппетитом он ел. Особенно ей нравилось в его исполнении поглощение яичницы с беконом, который захватывался палочками и "розочкой" отправлялся в рот. Та же участь ждала и "яичную" часть. Подгребет-подгребет - и в рот. Потом облизнёт свою распрекрасную нижнюю губу - ни крошки мимо. Да ладно губу - этот "ужасный Такуя" не стеснялся и палец облизать, если тот был в масле, абсолютно при этом не соображая, что происходит в нежной девичьей душе. Но больнее всего было смотреть на маленькие, ни в чем не повинные, помидорки. Их захватывали губами, безжалостно давили и обсасывали, не давая содержимому ускользнуть. В этот момент Омико чувствовала себя особенно беспомощной. Ей одновременно и хотелось быть помидоркой, и самой куснуть этого невыносимого человека за какое-нибудь чувствительное место. Наверное – это и есть любовь, решила в отчаянии Оми-чан. А тут ещё глупая Рин устроила такое... Вечером, все пили чай у костра, - не хватало только её босса – режиссёра Хисаси и Кимуры, которые ушли смотреть натуру для завтрашних съёмок - намечался марш-бросок в сторону горной вершины. Рин копошилась в палатке - ей вдруг срочно понадобилась расчёска. Спустя какое-то время на тропинке показался предмет вожделения. Рин с оглушительным визгом: "Ай, медведь, медведь!!!" вдруг метнулась ему навстречу и с ходу запрыгнула на руки. Нельзя сказать, чтобы ей это совсем не удалось - Кимура всё же поймал нахалку, но равновесие было потеряно и оба они с треском рухнули в заросли ежевики. Хорошо ещё, спиной вперёд, иначе - прощай красота. Кусты с другой стороны тропинки зашевелились и из них показался Хисаси-сэнсэй, несколько смущенный и потрепанный. - Уж и в туалет сходить нельзя - сразу "медведь"... - недовольно протянул он. - Да что ж это вы делаете?!! - Омико, на глазах у которой вершилась вопиющая несправедливость, готова была заплакать… - Я, может быть, чего-нибудь и сделал бы - да никак - просипела жертва обстоятельств откуда-то из-под Рин –в следующий раз будет твоя очередь, Оми-тян, обещаю. Со стороны палаток донеслось многоголосое ржание. Народ развлекался вовсю. Проснулся я среди ночи с твёрдым намерением покормить комаров, но не успев выбраться из спальника, услышал тихие звуки, подозрительно напоминающие шорох расстёгивающейся молнии на входе. Кто-то полз ко мне в гости... Решил дождаться - уж больно любопытно стало, кто из съёмочной группы настолько общителен. Рядом, разметавшись, дрыхнет умаявшийся за день Санма. Лишь бы любитель ночных поползновений не наступил ему на что-нибудь нужное, подумал я и протянул руку чтобы остановить пришельца. Жаль, темнота хоть глаз коли, но ничего, наощупь определим... Неожиданно что-то теплое и мягкое со слабым запахом мяты, прижалось к моим губам и чьи-то холодные руки коснулись груди и шеи. Брррр...как в фильме ужасов... Осторожно отодинулся в сторону. - Так-так... любезная Оми-чан... - тихонько, стараясь не напугать малявку, чтоб не завопила, сказал я - ...дивно... Неужто надругаться решила над беззащитным? Тогда уж не забудь связать покрепче...в следующий раз. Вдруг выгорит? - П-поцелуй... - громко шепнули мне прямо в ухо. - В смысле? - Ну...Рин-чан считает, что Вы целоваться можете лучше всех на свете... - уху было щекотно и жарко. - Ты тоже так думаешь? - Эмм...возможно. Не уверена... - То есть, ты решила определить опытным путём? - Оми-чан нависла надо мной в темноте, и мы шипели, как две змеи, боясь разбудить спящего "предводителя". - Вроде того. - девица была сама решимость. Отпускать меня нецелованным она явно не собиралась. - Послушай, радость моя, если ты сейчас с меня не слезешь - конфуз может выйти...мне очень надо наружу, а целоваться мы сможем и после. Может, проводишь меня до кустов. Идёт? - Фу, гадость какая. Вечно Вам надо всё испортить! - Ладно, убери коленку - иначе буду орать и тогда твоя репутация пострадает. - А Ваша не пострадает? - А моя ещё в детстве от поноса сдохла, не о чем беспокоиться. - Эй придурки, может, мне уже выйти, чтобы Оми-чан обрела, наконец, личное счастье? - в ночной тишине скрипучий голос Санмы заставил нас подпрыгнуть и стукнуться лбами. Омико оглушительно икнула и выкатилась на улицу как в задницу укушенная. Честь моя была спасена. - Таку, ну ты даёшь! К тебе девки даже в лесу в штаны лезут! - Санма ржал в голос, хрюкая и подвывая. Искать подходящие кусты мы отправились вместе. Чисто из соображений безопасности. За неделю набралось достаточно материала. Любопытного режиссёра интересовало всё: как мы едим, спим, ходим по лесу, наблюдаем природу, ловим рыбу, готовим, моем посуду, ставим палатки и общаемся. Меня это не раздражало - ведь мы были частью съемочной группы и работали вместе, деля все трудности и открытия поровну. Только девчонки, со своим дурацким соревнованием, порядком достали. Настолько, что, если бы не общество "папани", да обязательства перед ним и остальными ребятами - давно бы уже плюнул на красивые кадры, умные разговоры и будущие рейтинги, бегом сгонял бы до вершины и рванул обратно в Токио к Сидзуке. Наконец, подъем к вершине Танигавы был завершён. Отметив это замечательное событие горячим кофе, а также индейскими плясками с воплями и пронзительным свистом, мы двинулись в обратный путь, предвкушая скорую встречу с горячей водой, умными туалетами, телевидением, пивом и жареным мясом. При всём моем уважении к рыбе, всем она уже слегка поднадоела. Даже копчёная. Думаю, с хорошим стейком мало что может сравниться. Я сделал это открытие уже давно и никогда не был так крепок в своей вере, как сейчас. Каждый шаг приближал нас к благам цивилизации, и никто не собирался задерживаться ни секунды. С этой стороны маршрут был короче и проще, нужно было лишь перебраться через ущелье и выйти на дорогу, где нас подберут местные на машинах. Решено было идти по старому подвесному мосту. Он был уже довольно ветхим и туристов по нему не водили, но здешние охотники продолжали, тем не менее, пользоваться им, срезая дорогу. В то утро Санма, услышав по радио о надвигающемся тайфуне, собрал нас, чтобы сообщить, что времени мало. В запасе есть всего пара дней без дождя. Идти придётся быстро. Никто и не возражал. Обычно в эту пору погода уже успокаивается и осадки прекращаются, но, иногда последний тайфун может прийти и в конце октября и даже в ноябре. Если поторопимся - может и пронесёт. К подвесному мосту мы вышли после обеда. Сооружение и впрямь не внушало доверия. Кое-где старые доски отсутствовали, а порванные тросы свисали над ущельем, покачиваясь на ветру и задевая макушки, росших на дне, деревьев. Оно и понятно: материалы для ремонта доставить сюда не просто - всё придётся переть на себе. Девчонки как-то сразу приуныли и нам стоило больших трудов убедить их начать переправу. В ход пошла бессовестная лесть и обещания сводить в Misono, что на пятьдесят первом этаже башни Сумитомо в Синдзюку. Перед говядиной из Кобе не устоит ни одна здравомыслящая девушка. Наши не были исключением. Переправляться предстояло по двое, большего количества людей с грузом одновременно мост мог и не выдержать. Всё шло хорошо, Санма и один из операторов бодро перетащили свои тюки и часть аппаратуры на ту сторону и уже нетерпеливо подбадривали нас криками. Потом переправились фотограф и Рин с рюкзаками, за ними второй оператор и звуковик, нагруженные, как вьючные ослики. Следующими должны были идти Хисаси-сэнсэй и Омико а за ними - я в компании трёх рюкзаков и сумки. Оми-чан уже достигла другого конца моста и помахала рукой, режиссёр с грузом шёл медленнее и слегка отстал. Неожиданно, Хисаси-сэнсэй поскользнулся и упал на одно колено. Встать самому ему было трудновато, и я пошёл к нему, чтобы помочь. Мост дрогнул под ногами. Что-то тренькнуло, хрустнули доски. Краем глаза успел заметить оранжевую куртку Омико - она бесстрашно бежала со всех ног назад, видимо, чтобы забрать у босса кофры и, наверное, просто не слышала звук рвущихся тросов. - Стоять! - разом рявкнули мы с режиссёром - Оми-чан - назад!!! Она то ли не поняла, то ли не послушалась - добежала до цели, схватила поклажу и рванула назад. И мост рухнул. Тросы, протянутые с одного берега на другой, с одной стороны лопнули, конструкцию перекосило, и несвязанные больше между собой обломки досок разлетелись в стороны, как щепки. Хисаси-сэнсэй оказался ближе к тому берегу, ему повезло зацепиться за остатки моста и ребята втащили его наверх. Я же, наоборот, повис на обрывке троса с другой стороны. Когда он лопнул, падение смягчили деревья, росшие на склоне, и мне удалось отделался царапинами и синяками. Не знаю, как уж успел ухватиться за ветки - наверное, просто сработал инстинкт самосохранения. Только кожу на ладони содрал. Единственным выходом из ситуации было спуститься на дно ущелья. Забраться наверх без снаряжения я бы не смог. Задрав голову, увидел наверху перепуганные лица спутников. Омико заливалась слезами. Девчонку трясло от ужаса и напряжения. Рин обняла её за плечи. - Кимура-сан, простите меня! Я не хотела! - крикнула Оми-чан. Я помахал руками, показывая, что всё в порядке, я жив и ничего себе не сломал. - Таку, малыш...ты как? Цел? - заорал Санма. Похоже, он тоже перетрухнул не на шутку... - Не ссы...живой пока! - Что делать будем? - ...да хотел бы я знать... - Пойду понизу вперёд, пока не найду способ подняться - ответил я - Вперед нельзя - там водопад уже близко - дальше не пройдёшь, давай лучше назад. С этой стороны дорога будет недалеко. Мы успеем вернуться с машиной и верёвками. Свяжемся по рации. Выберешься - мы тебя подберём. Если нет - вытащим, идёт? - Идёт - не идёт... другого варианта всё равно нет - попробуем... Для начала нужно было глянуть, что из нужных вещей у меня осталось. Нашёл свой рюкзак и сумку Хисаси-сэнсэя. Остальная поклажа режиссёра и Омико, которую я тащил, благополучно застряла в ветвях во время падения. Имущества у меня оказалось дофига: спальник, запасная одежда, нож, фотоаппарат, спички, зажигалка, полпачки сигарет, фонарь, немного риса, лапша, термос... На пару дней хватит. Ещё какие-то провода, футболки, портативная рация, кастрюлька и диктофон из режиссёрской сумки. Я посмотрел на диктофон - ну и на хрена он мне в лесу?... и сунул в задний карман штанов. Добрые люди решили осчастливить меня тремя банками мясных консервов, швырнув их с высоты. Одна из них, лопнув, украсила содержимым осенний пейзаж, остальные достигли цели. Еле увернулся. - Кимура-сан - крикнул звукооператор, - может, хотите ещё что-нибудь? Обычно так спрашивают у приговорённых к смерти...сволочь... сразу захотелось в него плюнуть. - Вертолёт, Масаки-кун, всегда мечтал о собственном "Робинсоне"... спасибо за заботу - вместо этого вежливо ответил я. Попытка пошутить определённо была расценена как признак моего душевного здоровья и народ начал собираться. Подождав, когда счастливчики скроются из виду, на прощание помахав мне руками и пожелав всего самого наилучшего, стал готовиться к своему походу. На повестке дня было: во-первых - найти что-нибудь поесть и во-вторых - присмотреть место для ночлега. Осенью темнеет рано, нужно еще обеспечить себя дровами на всю ночь, палатка теперь была для меня неподъемной роскошью. Ничего, пару дней поспать у костра - не помру как-нибудь... Что бы не говорил Санма, Япония в октябре - всё же не совсем то место, где человек может загнуться от голода и жажды. Даже со скуки помереть не выйдет. Перевязал руку режиссёрской футболкой. Она была белая и показалась мне наиболее подходящей для медицинских целей. Затянул потуже на голове тэнугуи со стрекозами и, навьючившись, зашагал вдоль русла речушки, весело бежавшей по дну ущелья. Пока выискивал себе укрытие на ночь, сам собой решился "гастрономический" вопрос - я набрёл на целое гнездо опят, выросших на поваленном стволе. С лапшой пойдут отлично. Идти получалось медленно, приходилось то и дело перелезать через упавшие деревья или обходить каменные осыпи. Уже под вечер обнаружил ровную площадку под скальным козырьком подальше от воды. Натаскал сухих веток, забравшись чуть выше по склону, развёл костер. Стало тепло и почти уютно. Жизнь потихоньку налаживалась, того и гляди во вкус войду. В Токио я так замотался, что уже не помню, когда смотрел в ночное небо. Сейчас звёзды висели надо мной низко, словно разглядывая. Вспомнилась Сидзука, стоящая у прозрачной стены в ту нашу единственную ночь. Тогда она смотрела вверх огромными удивленно распахнутыми глазами: "...хочу, чтобы меня увидели звёзды..." - услышал тихий голос как будто совсем рядом. Моя Сидзука... Россыпь огоньков в бездонной черноте неба напоминала миллионы маленьких костров, зажжённых кем-то неведомо где. Они дрожали и переливались, как будто язычки далёкого пламени трепал ветер. Возможно, мой огонь оттуда тоже представляется им звездой. Ночь прошла на удивление спокойно, в спальнике у костра на куче веток было не так уж плохо. Только однажды я слышал шорох камней и шебуршание в зарослях ивняка. Судя по красноватым огонькам, мелькавшим на том берегу, компанию мне составили кабаны. Следующий день оказался очень похож на предыдущий. Я шел вперед, осматривая каменную стену ущелья, готовясь при первой возможности подняться по ней, но пока нужный мне склон был очень крутым и высоким – на вскидку, никак не меньше двадцати метров, местами скалы нависали над головой - забраться наверх без снаряжения и скалолазного опыта вряд ли удастся. Напротив, берег, с которого мы пришли был бы гораздо удобнее для подьема, но мне туда было не надо. На обед решил попробовать наловить рыбы. Консервы стоило приберечь на всякий случай. Кто знает, смогу ли я выбраться отсюда до прихода тайфуна... Спиннинга с собой не было, как-то я, после падения, совсем не про снасти думал. Не догадался крикнуть, чтобы скинули. Пришлось из длинной крепкой палки с тремя острыми сучками, соорудить острогу. Потратив часа два на освоение нового орудия лова, промок до нитки и замёрз, как собака, зато над костром, распяленные на ветках, коптились аж две, аппетитного вида, форели. После еды продолжил путь. Хотелось бы знать, сколько километров мне удалось преодолеть - с постоянными подъемами-спусками и преодолением препятствий оценить это на глаз было весьма затруднительно. Насколько мне помнилось, ущелье Киёцу считалось одним из самых длинных в Японии. Мне за два дня оно уже так надоело, что казалось размером с Большой каньон. На привалах - развлекался, фотографируя всё, что видел вокруг. Когда ещё мне придётся оказаться в таких местах, и чтобы никто не мешал снимать. Интересно было всё: растительность всех оттенков от буровато-зеленого до лимонного и темного бордо, карабкавшаяся по склонам, птицы, во множестве водившиеся здесь - я слышал их голоса постоянно, они не замолкали даже ночью. Очень интересными были насекомые - будь у меня время - часами наблюдал бы за ними. Макрообъектива, правда, не было, но всё равно удалось сделать несколько отличных снимков разных жуков и стрекоз. Последних я просто обожаю - они как маленькие боевые вертолёты могут внезапно зависать в воздухе и тут же вновь бросаться в атаку. Говорят, стрекоза - символ бесстрашия и победы в бою потому, что может лететь только вперёд. Американские индейцы видят в ней знак возрождения после тяжёлых испытаний. Поэтому я был ужасно рад, когда приятели по додзё преподнесли мне на память темно-синий тэнугуи с рисунком из белых стрекоз. К тому же, думаю, он мне очень идёт. Даже камни здесь и то были интересными. Если присмотреться - горные породы различных цветов располагались слоями и выглядело это довольно необычно. Если бы меня не ждали в Токио - наверное, захотел бы остаться в горах подольше, до того было любопытно. Возможно, это как раз то самое приключение, какого я на самом деле хотел. Давно пора было побыть наедине со своими мыслями, понять, чего на самом деле хочешь и как этого достичь. А ещё здесь я видел сны. Яркие и волнующие, как в детстве. Мне снилось море и далёкие страны с удивительной природой, не похожей на нашу. Города, где я никогда не был. И Сидзука... И в этих снах я летал... С утра небо, ещё вчера радовавшее белоснежными облаками на фоне бескрайней синевы, затянулось тучами. Похолодало. Лезть в воду не хотелось, но урчать животом в дороге тоже будет не очень-то весело. Жалко, здесь не водится речной угорь - унаги, будь я поближе к устью реки - можно было бы использовать фонарь для приманки и полакомиться деликатесом. За такой добычей я бы и зимой в реку сиганул. От приятных мыслей меня отвлек какой-то шум, донесшийся сверху. По склону катились мелкие камушки, а за ними, тормозя всеми лапами, съезжал медвежонок. Я замер. Впервые увидел такую крупную животину в диком лесу. Наверняка и мамаша его где-то рядом, привела ребятёнка рыбу ловить. В октябре они охотятся на лосося на перекатах, набирая жир к зимней спячке. Медведь, о котором так мечтала Рин, а точнее, медведица, вскоре нашлась: она, в отличие от своего косолапого чада, спускалась осторожно и изящно, ни один камешек не упал. Она потянула носом воздух, но, то ли ветер был не с моей стороны, то ли я не показался ей опасным противником - медведица продолжила спускаться к воде, где уже вовсю топтался медвежонок. Не поворачиваясь спиной, я стал тихонько отступать, стараясь не издать ни звука. Они не обращали на меня внимания - забрели в воду и начали гоняться за рыбой, которую вспугнули среди камней. Во мне проснулся азарт фотографа. Если сейчас упущу момент и не сделаю пару удачных снимков - никогда себе не прощу. Глядя на животных, я так увлекся, что забыл и про голод, и про грядущую непогоду, да и вообще, спроси меня сейчас, куда и зачем я иду - пришлось бы как следует напрягать мозги, чтобы вспомнить. Кадры и впрямь получались что надо. Думаю, если поработать над подписями - можно будет сделать вполне приличный фотобук. Наконец, медведи насытились и вразвалочку побрели по дну ущелья, к счастью, в противоположном направлении. Можно было идти дальше. Хорошо бы найти укрытие получше - погода ощутимо портилась. Давление падает, похоже, меня все-таки накроет тайфуном. Пещеру, вход в которую темнел под вывороченным с корнем деревом, я чуть не пропустил. Обнаружил её случайно, обернувшись на хлопанье крыльев - что-то потревожило стайку птиц в кустах на том берегу. Осмотрев "недвижимость", решил, что на ближайшее время мне подойдёт: сухо и не дует. Тем более, надо ещё успеть собрать как можно больше сухих дров и веток для лежанки. Если пойдёт дождь - я останусь без костра и это будет настоящая проблема. Я успел не только с дровами, но и набить рыбы на обед, и теперь сидел у огня, заслуженно гордясь проделанной работой. Одна вещь существенно омрачала будущее - зверски хотелось курить. Сигареты, как ни растягивай запас, имеют обыкновение заканчиваться в самый неподходящий момент. Чтобы отвлечься, достал диктофон. Пока заняться нечем - можно сделать несколько записей, чтобы потом вмонтировать в отснятый материал. Это может быть интересным К вечеру погода резко ухудшилась, с порывами ветра пришёл дождь, вскоре перешедший в настоящий ливень. Потоки воды обрушивались на землю, размывая её, было видно, как в воздухе проносятся белёсые дождевые волны, подхваченные бурей. Вопреки моим ожиданиям, лить не перестало ни на следующий день ни через день. Рация всё не оживала. Интересно, меня вообще собираются отсюда вытаскивать, или думают, что я пешком до Токио дойду? Сначала я не покидал пещеры, ждал что вот-вот небо прояснится и можно будет продолжить поиски пути наверх. От нечего делать надиктовывал заметки обо всём, что довелось увидеть за эти несколько дней. Ночью мне снова снилась Сидзука. Вот она рассекает волны на ярко-красном лонгборде, танцуя, переходит на нос и обратно, балансируя изящно вскинутой рукой. Меня она абсолютно не замечала, хотя я кричал ей, размахивая полотенцем. Потом картинка сменилась - мы сидим у костра на берегу напротив друг друга, я пытаюсь взглянуть ей в глаза, заговорить, но звуки застревают в горле и невозможно протянуть руку, чтобы коснутся её. Проснулся от дикого завывания ветра снаружи. В пещеру вода не попадала, но всё равно было сыро и холодно. Огонь почти погас и пришлось подкинуть дров. Я лежал, глядя на языки пламени, жадно пожирающие сухие ветки и, слушая рёв стихии, размышлял о Сидзуке. Бог знает, что она теперь обо мне думает. Вот что за человек - набрехал с три короба, пообещал вернуться через несколько дней и исчез. Ну ничего, мне бы только выбраться отсюда - всё ей объясню... Начну приручать заново, если будет нужно. Вот никогда бы не подумал, что можно умереть от дождя. Дрова заканчивались, еды уже не было, зато воды - хоть отбавляй. Попыток забраться наверх я не оставлял - выбирался наружу и атаковал каждый хоть сколько-нибудь подходящий участок. Промокнув и вымотавшись, возвращался назад и переодевался в сухую одежду. Несколько раз видел вертолёт - он летел в одну и ту же сторону, потом обратно. Я сразу понял, что это не за мной. Где-то что-то случилось. По-настоящему серьёзное. А мне помощи ждать неоткуда. Удивительно, но от осознания этого факта открылось второе дыхание. Решение принято, буду выбираться сам. Уже который день Сидзука не могла до него дозвониться, и теперь была близка к отчаянию. Она так привыкла натыкаться на этого невыносимого типа в самых неожиданных местах, что с его отъездом стало вдруг необычно пусто. Когда по телевидению сказали про надвигающийся тайфун - сначала даже обрадовалась, подумала: "Ну вот, теперь он наверняка вернётся быстрее." Потом заговорили об авариях и разрушениях в префектуре Ниигата... Проснулась ночью, вдруг почувствовав жаркие губы на плече. - Таку?... - Спи-спи... - рука, медленно скользящая по спине после дотрагивается до живота, осторожно, кончиками пальцев ласкает грудь... - Таку... иди ко мне... - Шшш... Сидзуке хочется обернуться...ей обязательно надо обернуться, чтобы обнять его руками и ногами, прижаться и убедиться, что всё в порядке, он по-прежнему здесь и любит её, но губы встречают пустоту. В спальне кроме неё никого нет. Вдоволь наревевшись, наутро она с огромным трудом разыскала Санму. Голос по телефону звучал странно... ему явно не хотелось говорить с ней...как будто боялся чего-то. - Скажите мне правду...пожалуйста... мне надо знать, что произошло, не молчите... - проговорила она сквозь слёзы. - Кудо-сан, поймите правильно, пока не о чем говорить...никто пока толком ничего не знает. Мы работаем, мы... обязательно найдём его. Поверьте... - Найдём??? - от этого слова голова закружилась, как будто ударили наотмашь. Ноги стали ватными, пришлось сесть на пол. - Акашия-сан, скажите мне, где Вы - я сейчас приеду... нет...это не обсуждается. - ...люблю тебя...во-первых, во-вторых, и в сотых - я люблю тебя... Не знаю, когда, но обязательно скажу тебе это сам. Ты - всё, что мне необходимо, всё, что я сумел понять об этом мире. Мне никогда не нужно было от жизни так много, как сейчас... Я не готов пожертвовать ни одной минутой, которую мог бы провести с тобой. - А помнишь, как мы жарили сосиски на костре тогда на берегу? Ты ещё измазалась соусом так, что пришлось оттирать... сейчас я бы всё отдал, чтобы ещё разок дотронуться до твоей чумазой щеки... Как странно - я больше не думаю, что ты предназначена мне небом, наоборот, знаю – это я создан для тебя...смешить, когда тебе грустно, согревать - когда холодно, защищать, если понадобиться...и любить. - Хотелось бы мне знать, что ты делаешь сейчас? Быть может, сидишь у окна, смотришь на дождь и, так же как и я, недоумеваешь, как в воздухе может повиснуть столько воды? Это не беда, что я не могу вернуться прямо сейчас. Я обязательно выберусь, по-другому и быть не может - просто подожди ещё чуть-чуть... С утра я почувствовал себя плохо, наверное, сказались холод и сырость. Голова гудела, как будто по ней врезали боккэном, похоже, поднималась температура... Этот чёртов ливень кого угодно доконает... Когда понял, что могу не выкарабкаться - неожиданно в голову пришла мысль о письме. Мне стало необходимо, чтобы Сидзука узнала обо всём, что у меня на душе. И вот теперь я сижу у входа в пещеру, с диктофоном в руках и говорю с ней... - Сегодня я наметил еще пару мест, где стоит попробовать...думаю, у меня непременно получится...должно получиться. Если поднимется вода - будет по-настоящему скверно. Знаешь, я не очень-то боюсь смерти, но...не хотелось бы помирать зря, вот что важно. ...Мне снилось что-то невообразимое. Драконы, дышащие огнём, проносились так низко, что если бы не пригнулся - наверняка подпалили бы уши... Мчащиеся кони с оскаленными мордами... Я опять видел Сидзуку - она кричала мне что-то, кажется, по-французски, а я никак не мог объяснить ей, что не понял ни слова. Проснулся затемно от того, что во сне Сидзука больно ударила меня по лицу. Вскочил и понял, что что-то не так. Звук изменился. Шум ливня сменился рёвом воды и грохотом камней. Выбежал с фонарем наружу и замер: вода стремительно прибывала. В луче света в паре шагов от меня видны были бурлящие волны и какие-то ветки, плывшие по течению. В один миг бойкая речушка с каменистым дном превратилась в дикий мутный поток, сносящий всё на своём пути. Вспомнил про старую плотину в деревне Сэкикава оставшуюся ещё с довоенных времён. Похоже, больше её там не было. Да, чтоб тебя... - если не буду действовать немедленно - то умирать придётся уже совсем скоро - меня просто смоет к чертям собачьим и поминай, как звали. - Вы возьмёте меня! И не надо так смотреть - вы возьмёте меня с собой в любом случае! - когда, наконец, в мэрии городка Токамати отыскался Санма, обивавший пороги всех, кто мог бы выделить вертолет или какой-нибудь вездеход для поисков, Сидзуку пристала к нему как репей и не отступала, пока бедняга не сдался. Пока добиралась до Этиго на синкансэне, а потом на местном поезде до Токамати - думала о том, как мало времени они провели вместе, жалела о каждом несказанном слове. Тогда ей казалось – не нужно торопить события, всему своё время...а вышло так, что это время теперь может и вовсе не наступить... Она старалась вспомнить его лицо, когда прощались у дверей её дома, улыбку и взгляд, полный тепла и надежды - образ ускользал смутной дымкой, оставляя горечь и смятение. Многого добиться им не удалось - у администрации своих проблем было по горло: в одном месте разбушевавшаяся река смыла мост, в другом разрушила дорогу. Поваленные деревья и отсутствие электричества довершали картину. Несколько человек пострадали, один пропал без вести. Все силы были брошены на восстановление сообщения между деревнями. Каким-то чудом раздобыли подержанную Тойоту повышенной проходимости с лебедкой. Вся съёмочная группа вызвалась принять участие в поисках, несмотря на ураганный ветер и потоп. Девочек отправили домой - помощи от них мало, того и гляди, сами во что-нибудь вляпаются. По правде говоря, Санма и Сидзуку брать не собирался, но увидев гневный взгляд и стиснутые побелевшие пальцы, решил не искушать судьбу: не ровён час - задушит и скажет, что так и было. Я замер на узеньком карнизе, вцепившись окоченевшими ободранными пальцами в скользкие камни. Эта чёртова стена как будто ненавидела меня за что-то, стремилась сбросить вниз во что бы то ни стало. Каждый сантиметр давался с боем. Дождь, не переставая лил с неба, казалось, для воздуха просто не осталось места. Сверху текла вода, просачиваясь между зеленовато-серыми, поросшими лишайником, камнями, мешая держаться. Пока переводил дух и думал, куда бы поставить ногу, чтобы лезть дальше - невольно глянул вниз, хоть и обещал себе не делать этого. Вода поднялась ещё немного и теперь пройти по руслу можно было бы только по шею в мутной бурлящей реке. Скоро и это станет невозможным. Попробуй я сейчас вернуться к своему укрытию - не смог бы, даже если бы удалось спуститься по скале. Путь назад был отрезан, а двигаться вперёд уже не было сил. Прижавшись к стене, я зажмурился, что есть мочи стиснул зубы, чтобы не завыть от бессилия и отчаяния, злые слезы текли по щекам, как будто и без того воды вокруг было мало, хлюпали в носу, не давая дышать. Вытереть их я не мог - руки были заняты, поэтому просто висел над ущельем, распластавшись, как ящерица и ревел, понимая, насколько хочется жить теперь, когда выкарабкаться вряд ли получится. Жить... Как смогу я теперь осуществить свои мечты? Не будет ничего: ни Сидзуки, ни семьи, ни детей, ни кино, ни музыки... Точнее, всё это где-то с кем-то будет...но уже без меня. Всё, что я умею, все мои навыки здесь бесполезны. Есть только камни и вода. Вода, которая прежде всегда успокаивала, смывала усталость и гнев, дарила радость и ощущение жизни, сегодня, скорее всего, меня убьёт. От холода начал икать. Никогда не думал, что это так больно. В груди саднило, голова готова была взорваться от громкого противного звука. Что если я навсегда останусь здесь? Что будет с моей семьёй, когда они узнают... когда спасатели найдут обезображенное мёртвое тело, если вообще найдут... А Сидзука? Что будет с ней? Как скоро она забудет меня? - На хрен! Достало! От собственного крика заложило уши, но это помогло хоть как-то собраться и снова карабкаться наверх. Пропитанные влагой камни крошились под пальцами, чахлые кустики норовили вывернуться с корнем, едва хватался за них, ноги скользили и срывались. Когда сверху не было места, чтобы зацепиться - двигался вбок, пока не находил подходящий выступ. Потом снова наверх. "Наверх... Жить... Сидзука..." - эти слова стали самыми важными, я повторял их снова и снова, вжимаясь в камень, цепляясь за каждую трещинку. Я не готов был расстаться со своими мечтами. Не мог позволить Сидзуке жить дальше без меня. "Жить...Сидзука...Наверх..." От усталости и голода кружилась голова, пальцы сводило судорогой. Я пережидал приступ дурноты и слабости и снова продолжал ползти. Наверх. Прошло много часов с тех пор, как я покинул пещеру. Несколько раз обрывался, с трудом удерживаясь на скале, откатываясь назад. Мокрая грязная одежда липла к телу, сковывая движения. Скоро стемнеет и всё будет гораздо хуже, надо действовать быстрее. Я гнал себя вперёд, не давая смотреть вниз, не отрывая взгляд от стены. Наверх. Уже в сумерках я, наконец-то, нащупал руками край и перевалился через него. Лежал на спине, глядя в серое, затянутое тучами, небо и не чувствовал ничего. Капли дождя стекали по лицу и шее, мокрые волосы лезли в глаза, но всё это уже не имело значения. По крайней мере, в ущелье я уже не умру. Машина медленно ползла по раскисшей дороге, проложенной вдоль ущелья. Даже отсюда видно было, насколько поднялась вода. Там, где по дну бежал небольшой ручеёк - теперь ревел и пенился бушующий поток, размывая берега и унося с собой обломки деревьев. Приближался вечер третьего дня поисков. Начинало темнеть, и пора было возвращаться, в сумерках всё равно ничего не видно, да и бензин был уже на исходе. Когда видавший виды внедорожник спасателей резко остановился - пассажиры чуть не попадали со скамеек в открытом кузове. Сидзука больно ударилась головой и коленом. Кто-то крикнул: "Нашли!" Выскочив из машины, она увидела в ярком свете фар человека. Они едва не наехали на него. Очевидно, тот полз по дороге из последних сил, когда уже не смог идти, и потерял сознание, когда силы совсем кончились. Сидзука не сразу узнала его. Дорогу развезло и тело было покрыто грязью. Не разобрать сразу, жив ли. Она бросилась вперёд, расталкивая людей. Поскользнулась и шлепнулась рядом с лежащим. - Таку! - Он не отозвался, глаза закрыты, губы плотно сжаты. - Таку!!! Прижалась ухом, пытаясь сквозь шум мотора услышать сердце. Не получалось. В отчаянии она что есть силы ударила его по лицу. Руку обожгло огнём. Глаза открылись. Санма, замерший неподвижно за спиной, вдруг рявкнул: " В машину! Живо!" И всё закрутилось. Обратная дорога прошла как в тумане. Машина виляла и подпрыгивала, объезжая глубокие, наполненные водой ямы. Сидзука сидела, на полу, держа на коленях голову Такуи, закутанного в серебристое термоодеяло. По щекам ее текли слезы. Обняв его лицо руками, склонилась, вглядываясь. Расширившиеся зрачки таких знакомых, теплого орехового оттенка, глаз, превратили их теперь в огромные непроницаемые черные дыры. Небритое, изможденное серое лицо застыло напряженной маской. Взгляд тревожный, ищущий, остановился на ней. Губы дрогнули беззвучно. Глаза снова закрылись. Сидзуке показалось, что ресницы у него мокрые. Она прижала его к себе, тихонько перебирая спутавшиеся волосы. Что-то шептала, лаская и успокаивая. Кажется, он уже ничего не слышал, впав в забытьё, но главное и самое лучшее - Таку был рядом, живой и уже никуда от неё не денется. В больнице Кавадзи, куда они добрались уже за-полночь, начался переполох. Когда поняли, кого к ним привезли, сбежался почти весь посёлок, каждый хотел чем-нибудь помочь. Мужчин разобрали "по домам" отмыться и переночевать, Санма и Сидзука остались. Виновник этого столпотворения спал крепким сном после капельницы с глюкозой и хорошей дозы снотворного. Доктор сказал, что проспит не меньше суток, "а лучше - больше, так как налицо крайняя степень нервного и физического истощения и организму ничто не должно мешать восстанавливаться, а для этого нужен покой". - Будем надеяться, переохлаждение не скажется на состоянии его здоровья - с сомнением поговорил он, - сейчас Вам тоже необходимо отдохнуть, я позову, когда будет можно. Сидзука не ушла. Прилегла рядышком, осторожно накрыла забинтованные кисти рук - "так быстрее заживёт", своими. Целовала и гладила ставшее вдруг таким родным, лицо… и никак не могла наглядеться. Утром заглянул Санма, посмотрел сочувственно. Кивнул: "...хорошо, пусть спит. Скорее поправится." Проснулся рано от голода и сухости во рту. Руки немилосердно саднило. Взгляд остановился на темной макушке, спящей рядом, свернувшись калачиком, девушки... Сидзука? Откуда? Хотел дотронуться до неё, но пальцы превратились в клешни, как у краба. Жесть… Ну да, я ж ободрался весь, пока на стену лез... Даже вспоминать больно. Хорошо, что всё позади. Вот сейчас попью чего-нибудь...и поем...и посплю ещё немного...и сразу домой. Когда Сидзука открыла глаза и увидела внимательный взгляд напротив, она чуть с ума не сошла от радости. Целовала, зачем-то, в нос, очевидно, он сейчас выглядел лучше всего остального, все время спрашивала, не хочу ли я чего-нибудь... Я хотел, но попозже. Когда поем и высплюсь. Она рассказала мне как Санма организовал поиски. Как поднял все свои связи и это не помогло. Ему отказали везде из-за того, что слишком много было в уезде пострадавших и не хватало техники. Как собирал людей со всей округи, когда оказалось, что накануне сошёл оползень и дорога к ущелью отрезана. Целый день местные и наша съёмочная группа руками разбирали завал и всё же смогли пробиться ко мне на помощь. Я слышал в её словах любовь и гордость и был страшно благодарен всем за то, что они отыскали и спасли меня. - Таку теперь чуть ли не национальный герой. Своим рейдом он прославился больше, чем всеми этими дурацкими песнями. - в дверях появился Санма с подносом. Пахло необыкновенно вкусно. - Вот почему так? – даже в больничной палате у тебя красивая женщина. Прямо завидки берут. – …боже, да когда уже, наконец, я получу свой завтрак? - Не ври, пожалуйста...не все они были дурацкими...некоторые тебе нравились...Санма...- я поднял взгляд от тарелки с омурайсу и тушеными овощами...- на следующий год повторим? Эпилог. Сидзука разбирала сумки. Я с умилением смотрел на этот процесс, осознавая, что вот прямо сейчас мы вступаем в какую-то новую неведомую жизнь, в которой не будет "меня" или "её", но зато будем "мы" а, возможно, и "кто-нибудь ещё" появится. На переезде, "и немедленно", я настоял еще по дороге в Токио. К счастью, ураган пощадил мою машину - мы нашли её на парковке, укрытую толстым слоем мусора, листьев и мелких веток. Вокруг всё было уже прибрано и этот островок хаоса посреди чистого асфальта смотрелся весьма колоритно. Очевидно, местные, испытывая священный трепет перед "всемогущим Кимутаку" решили на всякий случай не прикасаться к моему имуществу. Санма деликатно самоустранился и теперь "моя Дзуки", как я про себя стал ее называть, пока терпел все эти надругательства в больнице (она стойко пыталась защитить моё мужское достоинство от посягательств девиц в коротеньких халатиках, вооруженных клизмами и шприцами), везла меня домой. Пока ехали, я исподволь любовался серьёзным личиком с нахмуренными бровями и упрямо закушенной губой. Еще бы...она наверняка отвыкла водить машину с левым рулем, ведь прошло уже немало времени после её возвращения в Японию. Да и размером мой транспорт несколько крупнее той красной "пузотёрки". Однако моя суровая персональная водительница не жаловалась и молча давила на газ. - Дыру протрёшь... - вдруг произнесла она. - Ммм? - Ты протрёшь во мне дыру, если будешь так смотреть. И я не смогу есть - всё вывалится наружу и будет некрасиво. - Не хочу смотреть в окно. Надоело. К тому же ты красивая и я тебя люблю. А ещё ты переезжаешь ко мне. Сегодня. Не спорь, пожалуйста, мне доктор волноваться не велел - выпалил я на одном дыхании. И правильно, чего тянуть-то? Сидзука протянула руку и коснулась моего лба. - Странно, вроде не горячий, а бредит... - неизвестно кому сообщила она. - Останови-ка на минутку - попросил я. Как только машина встала на обочине, я притянул её к себе "клешнями" и поцеловал так, чтобы сразу расставить всё по местам, и чтобы вопрос о том, кто здесь за что отвечает больше ни у кого не возникал. - Тьфу, - воскликнула она, как только поцелуй закончился, - несносный, гадкий вымогатель, и где только учат такому!? И помолчав добавила: "...шкаф займу целиком..." Посмотрела на меня критически и выдала: "...щетина колется - побрейся". Удовлетворившись "смятением в рядах противника", она включила зажигание и рванула с места так, что меня вдавило в кресло. Она собралась на удивление быстро, полноценный переезд решили пока отложить - через неделю руки у меня заживут и мы сделаем это вместе. Взяла только самое необходимое и теперь распределяла свои сокровища по моей квартире тонким слоем. - Смотри-ка, что у меня есть - сказала она, доставая из сумки пару кассет с фотопленкой и одну от диктофона. А я уж думал, что они пропали, когда меня чуть не смыло разбушевавшейся стихией. Я тогда сунул пленки в карман и, не взяв ничего больше, чтобы не мешало, рванул к стене ущелья, чтобы попытаться выбраться из каменной ловушки. Здорово, что можно будет распечатать фотографии, уверен, там много неплохих кадров. Стало ужасно любопытно, что из этого получится. - Я слушала записи на диктофоне, пока ты отсыпался - тихо сказала она и посмотрела мне в глаза. От этого взгляда мне вдруг сделалось нестерпимо жарко и захотелось расстегнуть рубашку. - И что скажешь? - спросил я внезапно севшим голосом. Вместо ответа Сидзука подошла вплотную, не отрывая взгляда и прикоснулась к моим губам. Я поймал её палец зубами и прикусил тихонько, пробуя на вкус...она порывисто вздохнула и прижала меня к стене. В ушах немедленно возник рокот шаманского бубна. "...прости, сейчас, наверное, от меня маловато толку...нужно было получше кушать, да аппетита не было..." - неловкую попытку замять вопрос проигнорировали, закрыв мне рот поцелуем. Каким вихрем нас занесло на диван, сказать не берусь, но произошло это прямо-таки мгновенно. Мои временные проблемы с мелкой моторикой никого не волновали - одежда куда-то испарилась как по волшебству... - Ты не будешь против, если мы все сделаем, как мне мечталось?.. пожалуйста, Таку...пусть это будет подарок от тебя...ну хоть на Рождество... (правильно...кому какое дело, что ещё только начало ноября - будет "подарок" авансом...) ...Таку... да за одно это "Таку" я готов был с ней на руках три раза до Караганды сбегать и обратно!.. Караганда...что это?.. есть такое место?.. вряд ли, да сейчас это и не имеет значения... - Дзуки...- больше мне сказать ничего не дали. Она уронила меня на живот и, поудобнее устроившись сверху (от этих "ёрзаний" меня чуть "Кондратий" не хватил), начала слегка покусывать мне спину. "...Боже, что она делает?" - а Сидзука уже прильнув всем телом ласкает меня, вылизывая, как котёнка. Язык у неё очень настойчивый, но вместе с тем, нежный. Одной рукой она проводит вдоль моего безвольно распластанного тела, царапая его острыми ноготками больно и сладко, другой зарывается в волосы, с силой прижимая голову, не давая оглянуться. Мне уже ничего не надо, я готов лежать так, носом в подушки, всю жизнь, ощущая спиной её разгоряченное влажное тело, и фиксируя вспышки мучительного возбуждения остатками сознания. Моя Дзуки не унимается, ей мало того, что добыча уже почти в отключке. Рраз - и я уже лежу на спине, а она продолжает играть со мной в свои жестокие игры. Кусает за плечо, за шею, смотрит лукаво, уперев острые локотки мне в грудь и положив подбородок на скрещенные ладошки. ...как же он хорош сейчас, замерший в предвкушении дальнейшей игры. Видно, как бьётся жилка на напряженной шее слева. Глаза прищурены...ей нравится, как они постоянно меняют цвет от янтарного до темно-шоколадного, почти чёрного... Похудел...скулы стали резче, а нос - как будто больше...ничего, она приведёт все в порядок... Она могла бы бесконечно разглядывать его, такого знакомого и каждый раз чуть-чуть нового, любимого и смешного...родного... Ей нравится всё: как он улыбается смущенно, забавно складывая губы сердечком, когда застают врасплох, как держит сигарету чуть сжимая пальцами, дотрагивается до кончика носа, как будто ему щекотно... А голос...пока его не было, он слышался ей постоянно...ну вот, кому-то уже не терпится... - Хочешь дальше? - Спрашиваешь...Еще как! Разве не заметно? - Тогда держись!.. - Дзуки, берегись, я же отомщу тебе страшно, вот только поправлюсь! - Доживи сначала! - хихикает она, и перемещается куда-то в противоположном направлении, едва не задев меня пяткой по носу. В отместку я решил не принимать участия в процессе. Хочет "надругаться над телом" - пожалуйста, тело к вашим услугам. Додумать хитроумный план не удалось - меня коварно сцапали "за самое дорогое" и начали издеваться с особым цинизмом. Это было так странно - лежать, превратившись в сплошной оголённый нерв и не пытаться сделать всё по-своему...я ж обещал... Не подозревал, что она решится на такие смелые ласки...меня изучали, гладили, облизывали, щекотали и обсасывали до умопомрачения. Как мне показалось, часами...думал, от возбуждения задохнусь или спячу. А Дзуки всё никак не могла определиться, на что я похож больше, на большой полосатый рождественский леденец или на тающую мороженку, которую надо успеть съесть, пока окончательно не поплыла. Наконец, видимо решив, что с меня уже достаточно пыток электричеством, она вскарабкалась на почти бездыханное, но упрямо продолжающее торчать некоторыми деталями, тело, и осторожно начала двигаться. И тут меня понесло. До сих пор еще как-то удавалось сдерживаться с грехом пополам, но терпение лопнуло, захотелось взять реванш за всё, что она со мной сделала только что. К чёрту такие игры... Дзуки - держись за воздух! Сидзука ничего не успела понять - только что была сверху и всё было очень забавно, как вдруг её подбросило и она оказалась прижата к постели тяжёлым мужским телом, заполнившим её целиком одним резким движением. А потом думать стало совсем некогда: Таку как с цепи сорвался - снова и снова атакуя то, что и без того принадлежало ему безраздельно. Уже давно. Уткнувшись ему в плечо, прижатая к горячему сильному телу, она тихонько постанывала в такт движению, пока не растаяла без следа, как свечка в жарком пламени. Потом, лежа в тишине и глядя с нежностью на умаявшегося Таку, победно сопевшего носом у нее на животе, Сидзука думала - как же всё-таки здорово, что она не осталась тогда в Америке и теперь у неё есть вот этот человек, с которым можно прожить всю жизнь, удивляясь и радуясь каждому дню и каждой ночи. Впервые за долгое время ей было так легко и спокойно.