MayBE

Сон 6-й. Французские каникулы. День был странным с самого начала. Совершенно неожиданно Сидзука с самого утра оказалась предоставлена сама себе. Таку предсказуемо умчался на съёмки, а девочки отправились в Касай Ринкай с бабушкой смотреть огромных тунцов в аквариуме и шоу с пингвинами, которых так любит Кокоми. Она даже спит с одним. Таку ухитрился где-то откопать плюшевого пингвина с абсолютно человеческими грустными, полными понимания, глазами. При взгляде на него так и хотелось стать лучше. Вообще-то поначалу она собиралась запихнуть в этот день как можно больше разных неотложных дел, которые не получается сделать нормально, когда вокруг носятся дети и поэтому они накапливаются, как снежный ком. Но, начав разбирать гардеробную, чтобы освободить хоть сколько-нибудь места и найдя задвинутые подальше в угол коробки со всякой всячиной, вдруг уселась на пол и стала рассматривать вещи, многие из которых считала уже утраченными. Вот ведь ясно помнила, как просила Таку избавиться от старой бейсбольной перчатки-ловушки, когда Каменаши подарил ему на Рождество новую...года три назад...бесполезное дело: это, видите ли, его неприкосновенное детство. Или юность. Или ещё что-нибудь...такое же "неприкосновенное". "Как можно! В этих трусах мы с Кокоми в детский сад пошли!" - передразнила она мужа, обращаясь к зеркальной двери. Отражение подмигнуло и показало язык. Напевая "Country Road", Сидзука собрала волосы в пучок и пристраивала его на голове так и эдак, то соблазнительно улыбаясь, то надувая губы и принимая гордый и неприступный вид. Сегодня она была очаровательна, как никогда. Даже самой завидно. В спальне она подхватила брошенную футболку Таку, чёрную с изумрудно-зеленым черепом во всю спину, и теперь, нацепив её прямо на голое тело, чувствовала себя просто замечательно. Футболка была ей великовата, чуть выше колена и восхитительно пахла своим хозяином. Ничего больше одевать не хотелось. Запихнув свидетельства хозяйственного отношения мужа к вечным ценностям обратно в угол, Сидзука прошлёпала босыми ногами к книжному шкафу в столовой, где среди прочего, хранились альбомы с семейными фотографиями. Желание много и плодотворно трудиться улетучилось без следа и никаких сожалений по этому поводу не намечалось. С фотографий улыбались родные лица, принося с собой воспоминания о событиях далёких и совсем недавних, забавных и трогательных. Они редко доставали эти альбомы, разве только чтобы добавить в них новые снимки... Вот Кокоми и маленькая Мицу в розовых трусишках возятся в песке на берегу моря. Кокоми строит башню, а Мицу ей "помогает", причём обе относятся к делу крайне серьёзно. Как хорошо, что у них есть девчонки: милые, ласковые и озорные котята - Сидзука всегда мечтала именно о таких дочках, и не было ничего удивительного в том, что мечты эти были услышаны. Ей никогда и в голову не приходило, что они могли бы быть какими-то другими - так хорошо она видела их в своём воображении. Как если бы загадать под Рождество в подарок, ну например, акварельные краски, и наутро найти их в одном из свёртков под ёлкой. Ну ещё бы...а для чего ж тогда загадывать? Конечно, будет замечательно, если появится ещё и мальчик, но, откровенно говоря, сынишку она представляла себе не так отчётливо. Может, об этом позаботится Таку? Дзуки никогда не спрашивала, кого бы муж хотел увидеть первого...зачем? Что будет - то и будет... А вот и он, явно взволнованный чем-то: глаза так и горят, весь устремился вперед...когда это было? Да как будто вчера... Они бредут по самой кромке воды там, где песок тяжёлый и плотный и волны раз за разом оставляют на нём свои мокрые следы, а иногда приносят в подарок что-нибудь любопытное. - Хочу, чтобы ты вышла за меня. Если я устраиваю тебя такой, как есть - выходи за меня. Хочу, чтобы ты была со мной счастлива и ещё хочу, чтобы у нас были дети. В этом мире обязательно должны жить наши дети. Сидзука ответила не сразу, внимательно глядя на него, слегка ошарашенная всеми этими "хочу...". - Ну как? Да?! - нетерпеливо спросил он, зашвырнув камушек далеко в воду и глядя на расходящиеся круги - Да, - просто сказала она. - А когда? - спросила она потом и тоже бросила камушек, совсем рядом... - Сейчас! - ответил он как будто всё было давным-давно решено. "Нет, всё-таки характер - самая сексуальная часть тела моего мужа", - с улыбкой подумала Сидзука, открывая другой альбом. Здесь были фотографии из её детства и после, времён "Onyanko Club"... Вспомнилась студия звукозаписи Sony Music в Акасаке и компания молодых людей, быстро идущих навстречу по коридору на втором этаже. Человек, нёсшийся во главе процессии, резко остановился, чуть не сбив её с ног. Посмотрел на неё сверху вниз как-то слишком пристально, будто хотел найти одному ему ведомые недостатки, покрутил носом и неожиданно выдал: "Девушка...эм-м-м ... хотите изменить свою жизнь к лучшему? Будет интересно!" - и, видя ее замешательство, добавил, ткнув куда-то в сторону длинным острым пальцем: "Скорей же. Поезд уходит..." И забрал её с собой в Америку. А ещё она вспомнила день, когда из Лос-Анджелеса пришла демо-версия песни "Shinku no hana" и расписание сессий для записи вокальной партии. Музыка была прекрасна, ничего подобного петь ей ещё не приходилось...оставалось сообщить обо всём Таку... Совершенно неожиданно спорить он не стал, но как-то сразу нахохлился и помрачнел, нос заострился, глаза смотрели настороженно и печально. Сидзука не стала требовать от него немедленного ответа, ждала, когда он сам примет решение. В конце того дня он вдруг отчаянно обнял её, до боли стиснув, прижал к себе: - Поезжай, это ведь ненадолго? - Ревнуешь? - Да нет...скорее, сочувствую... не хотел бы я вот так остаться один...без тебя. И, помолчав, добавил: - Дзуки... - Да, милый? - Знаешь...я не буду писать тебе песни...ни про цветы, ни про ягоды... даже не надейся. Просто не умею... Тогда она, потянувшись, потерлась щекой о его щеку. - У тебя не будет для этого повода... Несмотря на весь свой профессионализм, в жизни Таку никогда не умел правильно врать. Играя в покер и обнаружив у себя "стрит" или чего получше, он самым честным образом начинал тихо светиться изнутри и окружающим оставалось только догадаться, насколько обоснованно это "свечение" в данный момент. Поэтому она постаралась тогда объяснить доходчиво и наглядно, что ревновать в данном случае уж точно не стоит и уехала записывать песню. Сидзука закрыла альбом, и, задумчиво глядя в окно на качающиеся от ветра ветви персикового деревца, посаженного в прошлом году, взяла телефон. Он ответил почти сразу, как будто ждал этого звонка. - Таку, может, пообедаем сегодня? - Пожалуй, я смогу...знаешь, давай не пойдём никуда, устроим домашние посиделки? - Девочек не будет до вечера... - Ну тогда это будут наши домашние посиделки, - он выделил слово "наши" и улыбнулся в трубку. - Мясо или рыба? - Красное сухое...я заскочу по дороге в "The Wine", Инари обещал оставить для меня нечто впечатляющее, прямо так и сказал...часа через три буду дома... Что ж, времени достаточно, можно попробовать сделать что-нибудь необычное. Будем удивлять мужа паэльей с кроликом и баклажанами, как делают в Валенсии. Сидзука была уверена, такого он ещё не пробовал. Нежнейший рис, фасоль зелёная и белая, спелые помидоры и остренький баклажан, лук, морковка, сладкий перец и, наконец, изысканный шафран... Таку будет сражён наповал, или она совсем не разбирается в жизни. Войдя в столовую с бутылкой вина и корзиночкой отборной клубники, я сразу заметил жену: она накрывала на стол, раскладывая приборы, и чуть слышно мурлыкала под нос какую-то песенку. Потянулась передвинуть тарелку на противоположной стороне стола, слегка приподнявшись на цыпочки и грациозно изогнув спину. В голове закопошились мысли одна интереснее другой. Ого! Моя Дзуки сегодня в атласных иссиня-черных туфельках на шпильке. Это для меня - знает, что я люблю их. Её ножки такие маленькие - кто бы мог подумать, глядя как уверенно она стоит на доске, стремительно рассекающей волны, что так же ловко она управляется и с высоченными каблуками и с умопомрачительными вечерними платьями, которые сначала непонятно, как надеть, а потом не знаешь, как снять побыстрее. Ох и натерпелся же я от этих дизайнерских вывертов за свою жизнь! Сейчас на ней платье тончайшего шёлка цвета грозового неба в мелкий белый горошек. Узкий белоснежный воротничок и манжеты подчёркивают стройную шейку и изящные запястья. Я узнал свой недавний подарок. Сначала сомневался - понравится ли Сидзуке такой оттенок и будет ли удачно сочетаться с цветом её волос, но, прикоснувшись к невесомой, прохладной на вид, но теплой и мягкой на ощупь ткани и представив, как она скользит по коже, понял, что не ошибся. Оно говорило о благородной строгости и вместе с тем было чувственным и нежным. Совсем как моя "скво". До сих пор при мыслях о ней у меня сладко ёкает где-то внутри...интересно, так будет всегда? Надеюсь на это всем сердцем... Не смог отказать себе в удовольствии подойти к ней тихонько сзади и обнять за плечи. Она вздрогнула, но тут же рассмеялась. Хотела повернуться в объятиях - я не позволил. Зарывшись носом в приподнятые на затылке и спадающие волнистыми прядками на шею волосы, вдохнул знакомый горьковато-терпкий аромат и почувствовал себя вдруг ужасно глупым и абсолютно счастливым. Внезапно она вскинула руки и провела пальчиками по моим волосам и лицу, и тогда я вдруг сделал то, чего совершенно и не собирался - чуть отстранившись, нашёл и расстегнул крохотную пуговку на спине, а потом ещё одну и еще... "Кимура-сааан, а обедать?" - протянула она таким тоном, что стало ясно: обедать здесь никто не будет. По крайней мере, прямо сейчас. Когда я потерся щекой об её шею - задышала чаще и сглотнула чуть слышно. Рукой уже нащупал твердый, заострившийся в ожидании сосок и, резко сжав, тут же отпустил, вызвав невольный вздох сожаления. "...моя нежная милая девочка, - подумал с улыбкой, - какое нетерпение..." "Да и сам-то ты хорош тоже: стоило жене туфли на шпильке надеть да поманить чуток - побежал, как крыса за дудочкой, - услужливо напомнил внутренний голос, но был нещадно задавлен в зародыше, - нормальная реакция здорового человека, разве нет?" Решив не расстраивать больше мою маленькую госпожу, обнял так, чтобы у неё не осталось больше сомнений в том, как сильно я хочу её. Сидзука мгновенно напряглась, почувствовав моё недвусмысленное "послание", а мне уже хотелось большего - подол платья медленно пополз вверх. Сминая шёлк пальцами, я одновременно ласкал загорелую гладкую кожу, наслаждаясь прикосновениями и её возбуждением в ответ. Белья под платьем не было, и это восхитительное открытие распаляло ещё больше. Сердце колотилось о ребра как бешеное, того и гляди выскочит - лови его потом... Кое-кому явно не терпелось развернуться и подставить уже губы для поцелуя, но мне показалось забавным сделать всё так, чтобы каждое моё движение стало для неё сюрпризом, который она никак не могла бы предугадать. Сидзука не успела опомниться, как оказалась животом и грудью на обеденном столе, среди тарелок, салфеток и бокалов. Только хотела возмутиться: дескать, она всё же женщина как-никак, а не рождественский гусь, как почувствовала движение ткани... "Таку избавляется от брюк...не так уж легко снять штаны одной левой, - подумала с ехидцей. Правая-то делом занята - жену развлекать приходится, чтоб не вырывалась..." Вошёл и осторожно надавил, заставляя коснуться обнажёнными сосками белоснежной безукоризненно выглаженной скатерти - ей хотелось, чтобы всё было обставлено с элегантной роскошью, раз уж в кои-то веки у них романтический ужин. Когда ещё уломаешь его пообедать "как приличные люди". Расстёгнутое платье соскользнуло почти до пояса, удерживаемое только манжетами рукавов. Разноцветные блики от стоявшей в центре высокой вазы с цветами метались по смуглой от летнего солнца коже в такт движениям. Ощущения были необычные: она не видела его лица и не слышала ни единого слова - только руки, скользящие по её телу, и жаркое дыхание на спине и шее, да всё ускоряющийся темп, сводящий с ума от желания и невозможности кричать. И ещё жадный взгляд, который обжигал кожу, заставляя щеки пылать, а мысли путаться. "Таку! - засмеялась она, - ты чёртов эгоист. Это нечестно. Я тоже хочу смотреть на тебя." Тогда он развернул её и, подняв, усадил на стол. Звякнули бокалы. Сидзука обвила мужа ногами, мимоходом отметив, как здорово смотрится дымчато-синий шелк платья с белыми складками скатерти, но Таку не позволил ей долго любоваться интересным сочетанием цветов - ему вдруг стало ужасно любопытно: как долго сможет не дышать молодая красивая женщина, если запечатать ей рот поцелуем и одновременно вновь пойти в атаку? Когда, наконец, сил заниматься любовью уже не осталось, а тщательно украшенный прежде стол начал походить на поле боя, они вспомнили про обед и рванули на кухню. К счастью, спасать ничего не пришлось - паэлья оказалась блюдом, терпимым к маленьким человеческим слабостям... Мы ещё долго сидели за столом в чем мать родила, уписывая за обе щеки паэлью с нежным кроличьим мясом и лениво болтая обо всём, что происходит вокруг. Я любовался моей "скво", её восхитительным телом и причёской, окончательно съехавшей на бок, и ловкостью, с которой она накладывала мне очередную порцию горячей вкусной еды. Что может сравниться с прекрасной обнажённой женщиной, вооружённой вилкой и ножом? - Слушай...а что такое "спорадический"? - спросил я, выискивая среди хаоса на тарелке кусочек запечённого баклажана. - А что? - Дзуки у нас была признанным специалистом по викторинам и кроссвордам и часто удивляла меня, лихо отвечая на заковыристые вопросы, которые мне были бы не по зубам. Мои познания носят чисто прикладной характер: в основном то, с чем приходилось сталкиваться или что показалось интересным - всё исключительно нужные вещи, хранящиеся в полном порядке. А у неё голова устроена по-другому. Там как в шкафу у отаку - кошмарное количество всякой всячины, из которой она каким-то чудом ухитряется выудить необходимое, не вызвав лавину из всего остального. - Да вот вчера прислали последний "Uomo" - тот, который с твоим интервью в замшевой куртке...отличные фотки, кстати. Там пишут, что твое "музыкальное творчество с 2000 года носит спорадический характер" - это хорошо или плохо? - Это "время от времени", - когда Сидзука говорит с набитым ртом, она похожа на смешного худенького хомячка. - А тебе хотелось бы работать как раньше? - Возможно...когда-нибудь потом...сейчас мне интересно быть мамой и женой тоже. Что будет дальше - кто его знает? А почему ты спрашиваешь? - Ещё вина? - мне нужно собраться с духом, чтобы задать следующий вопрос - Давай. - Дзуки, только честно, я хороший муж для тебя? - На комплименты нарываешься? Конечно же, ты просто отличный муж. Самый лучший. Да в чем дело-то? - Ну...я случайно услышал разговор парней из стаффа. Один жаловался другому, что жена им недовольна. Я и подумал...твоя жизнь ведь сильно изменилась. И меня постоянно нет рядом и ... ничего, что я заставляю тебя спать вместе? Возможно, ты хотела бы отдельную спальню... многие так думают, разве нет? - Это спорный момент: кто тут кого "заставляет" и кто о чём думает, а что, ты собрался начать храпеть? Пощады не жди тогда! - Дзуки с трудом сдерживается, чтобы не заржать в голос, а я понять не могу, чего такого уж смешного я ей сказал? - Знаешь, я ведь всё понимаю, ты выходила замуж за человека - не за "КимуТаку"...а теперь у тебя ни мужа толком ни музыки...и жизнь течёт слишком быстро...я не смогу остановиться: мне кажется, если остановлюсь - упаду и больше уж не смогу подняться. - Значит, не останавливайся. Мне важнее всего, чтобы ты был в порядке. Тогда и у нас всё будет хорошо. Если бы все эти твои фанаты знали, какая ты на самом деле непроходимая кондовая зануда - сожгли бы твое чучело нафиг и переколотили все диски, - заметила она, слегка вращая бокал и наблюдая за игрой света в гранатово-красном вине. - И ты меня такого любишь... - А-ага! - отсалютовала мне бокалом. Кажется, кого-то всё-таки немножко развезло... - Тогда давай, может, перед тем как всё закрутится - поедем во Францию на пару неделек? Потом будет некогда, а мне, знаешь ли, хочется видеть тебя счастливой... Полчаса спустя мы, прихватив с собой собак, уже брели, не спеша, по парку, взявшись за руки и обсуждая детали предстоящего путешествия. Нет ничего лучше, чем строить планы на отпуск с той, чья теплая маленькая ладошка так уютно устроилась в твоей руке и которой, оказывается, совсем не нужна отдельная спальня... Ну вот как так можно было? Взять и испортить такую важную вещь как предвкушение отпуска... Сидя у окна и сосредоточенно разглядывая бесконечные залежи сладкой ваты облаков, проплывающие внизу, Сидзука усилием воли продолжала дуться. В сугубо воспитательных целях. Обычно это место без разговоров оккупировал Таку. Мицу была ещё слишком маленькая, чтобы иметь какое-то определённое мнение по данному вопросу, а Кокоми достаточно было взлёта и посадки, облака принцессу не впечатляли, гораздо больше её интересовал папа в любых своих проявлениях. А папа был без ума от неба. Больше неба и облаков он любил только море и, если бы его не отвлекали - наверное, мог бы часами смотреть вдаль, размышляя о чем-то своём, сокровенном. Так было всегда, но сегодня Сидзука, проигнорировав возмущенное: "Ээй!" мужа, преспокойно устроилась у иллюминатора и воткнула наушники в уши. На этот раз они летели вдвоём. Через десять дней к ним присоединится бабушка с детьми, а ещё через четыре Таку вернётся в Токио, чтобы начать работу над своим первым сольным альбомом. В результате переживали все, каждый о своём: мама впервые так надолго оставляла Мицу и Кокоми, бабушке предстояло в одиночку лететь с детьми почти тринадцать часов в Париж, а папа...он просто привычно переживал обо всём понемногу, прекрасно осознавая при этом необходимость семейного отдыха именно сейчас. Дуться как следует было трудно: это отнимало так много сил, что она чувствовала уже себя изрядно вымотанной, но повод был "на лицо" и не отреагировать было бы неправильно. Открыв сегодня с утра пораньше холодильник, чтобы достать молоко, Дзуки взвизгнула и выпустила из рук любимую кружку с симпатичными котятами. Осколки брызнули во все стороны, оживив кухонный пейзаж и придав ему некоторую излишнюю эмоциональность. Внутри, между салатом и парочкой апельсинов, устало прикрыв глаза и стоически поджав губы, лежала абсолютно лысая гипсовая голова супруга размером с кулак. Зрелище было не для слабонервных, но хрупкой женщине в фартуке с узором из розовых бутонов удалось быстро взять себя в руки и обратить пылающий праведным гневом взор на лохматого спросонья оболтуса средних лет, ковыряющего вилкой яичницу. - А что? - вопросил тот, подняв на жену невинные глаза и обезоруживающе улыбнулся, - реквизиторы решили сделать мне подарок...прелесть, правда? Не найдя подходящих слов, она с такой силой захлопнула дверцу, что внутри яйца подпрыгнули. Вспомнив об этом, Сидзука вдруг, неожиданно для себя, прыснула. Что ни говори, а лысая, как коленка, гипсовая башка – это забавно. К тому же ей всегда можно найти подходящее применение - например, подпирать книги или колоть орехи лбом... Сердиться долго она не умела. Во всяком случае, не на человека, который дрых сейчас в соседнем кресле, нацепив маску для сна и смешно задрав нос в потолок. Лететь предстояло ещё долгих восемь часов и можно было не спеша разглядывать людей вокруг, представляя себе, кто они, кем работают и куда летят. Хорошо хоть, что в бизнес классе боковые кресла расположены по двое - народу меньше, да и места не все заняты. Таку брюзжит, конечно, что из-за человеческого любопытства и несдержанности они вынуждены каждый раз переплачивать, но так и в самом деле комфортнее - он бы первый не выдержал целый день провести в душегубке. Этот отпуск и так дался ему нелегко: увидев на сайте отеля цену за ночь в люксе, глава семьи сморщился, как от зубной боли, но, посмотрев на жену, гордую своей находкой, возражать не посмел, понимая, насколько бесполезно бороться с женщиной, решившей, что для полного счастья ей просто необходима Эйфелева башня в окне спальни и теплые круассаны на террасе с геранью. В конце концов, решил он - Дзуки ведь обо всех позаботилась: центр Парижа - а место тихое и зелёное и до интересностей всяких рукой подать. И наверняка там не будет ни одного соотечественника с «Никоном» на груди – истерии нам и дома хватает. Удобно, и номер большой, не так, как обычно в наших отелях, да и просто красиво выглядит - берём! Несмотря на то, что "хозяйственность" Таку уже давно стала притчей во языцех и по ней не прошёлся только ленивый - полноценно противостоять трём своим девочкам он так и не научился и, покочевряжившись для порядка, почти всегда уступал в борьбе за целостность семейной кубышки. Большинство севших на рейс Токио - Париж авиакомпании AirFrance в Нарите были японцами, но нашлось и немало европейцев, скорее всего, французов, как например вон та парочка, что увлеченно целуется через проход от них. Видимо, уже не знают, чем заняться со скуки... Ох уж эти иностранцы...впрочем, они совсем ещё молоды, когда же и целоваться ещё, как не в романтическом путешествии. Поначалу они тоже не скрывали своих чувств, особенно выезжая в отпуск за границу, но постепенно эмоции стали более сдержанными, теперь максимум, что позволяли себе на людях - держаться иногда за руки и то не часто. Блондинистый парень, очень симпатичный, привлёк внимание Сидзуки ещё в аэропорту. Ноги длинные, как у кузнечика, а чуть вьющаяся шевелюра цветом напоминала выгоревшую на солнце солому. Его подружка с каштановыми волосами, забранными в хвост, выглядела не так эффектно. - А у неё хорошо получается, - раздался слева ехидный голос Таку, - парнишке светит помереть от нехватки кислорода. Дзуки немного обидно за парня - он так старается... - Перестань завидовать, я тебя потом зацелую, - неугомонный вредина толкает её в бок пальцем, делая круглые глаза и высовывая язык. - Дзуки... тебе же хочется в туалет, правда? Вот и иди, а мне хочется к окну...ну хватит уже занимать моё место... давай-давай, иди уже! Из приятной послеобеденной дрёмы её вырвал разговор, ведущийся полушёпотом сзади. Говорят по-французски, довольно чётко, так что Сидзука понимает почти всё. Обсуждают...её мужа. - Ну и что, что невысокий и тощий - зато какие чувственные губы и руки...и кожа нежная, как у девушки. Волосы - так вообще улёт...так и представляю, как он... - шёпот стал почти неразличимым. Сидзука замерла, прислушиваясь. - ...глаза какие...хотела бы себе такого? - ...да навряд ли, говорят - они холодные и в штанах не больно-то... - ...у этого наверняка всё в порядке... представляешь - всю ночь напролёт с таким кувыркаться...вот интересно, у него силёнок хватит?.. - ...рядом с таким экземпляром - невзрачная "мышка"...какое несоответствие... От обиды захотелось швырнуть в них чем-нибудь тяжёлым, чего наверняка не водится в самолётах. Как бы невзначай обернувшись, она мазнула взглядом по двум девицам, сидящим позади них. Высокая брюнетка с яркими губами мило улыбнулась Сидзуке и слегка кивнула. Вторая была светловолосой и изящной, и могла похвастаться голубыми глазами и завлекательной грудью, которая виднелась в расстёгнутом вороте рубашки в голубую полоску. Настроение, с таким трудом приподнятое, вконец испортилось. Плюхнувшись обратно на место, "несоответствующая" жена "экземпляра" яростно фыркнула. - Что такое? - с трудом оторвавшись от рыболовного журнала "Tatsujin", поинтересовался предмет девичьих грёз - Радуйся, что ты французского не знаешь: эти, которые сзади, тебя уже практически разделали и употребили - Я в курсе. Только такая чистая душа, как ты, думает, что для того, чтобы понимать такие вещи нужен французский...- Таку обнял нахохлившуюся половинку за плечи и легонько чмокнул в нос. - Не сердись, Грозовая Тучка - они иностранки и, тем более, девушки...бери пример с меня - я же прощаю... - Ну ещё бы! И степень твоего прощения напрямую зависит от размера бюста "прощаемой", не так ли? - Фу, как мелко...стыдись, дорогая, ты ведь уже большая девочка, - супруг веселился вовсю. - Уж и на прекрасное взглянуть нельзя...не в музей же идти каждый раз, ей-богу...билеты денег стоят, а я забочусь о семейном бюджете. - А мог бы и сходить иногда, неуч... - улыбнувшись, Сидзука потрепала вихрастую макушку выдающегося миротворца и экономиста. - Так мы ходили с Кокоми, забыла?! Буквально этой весной! - Это ты про музей самураев в Киото, что ли? Всегда подозревала, что оружие и доспехи интересуют тебя больше любого искусства, но ребёнка то зачем в такую даль с собой потащил? - Ну, должен же ребёнок знать, чем папа на работе занят, разве нет? Я рассказал ей про Нобунагу и знаешь - ей было интересно! У Таку всегда были свои представления о детских интересах и потребностях, впрочем, Кокоми и Мицу такой подход одобряли, таскаясь за ним хвостиками везде, где только можно. - Вот же - помело! У тебя на всё тридцать три отмазки имеется! С таким талантом тебе надо было в политику идти - любого переспоришь. - Меня вряд ли возьмут - там уметь надо. Это только в актёры берут кого попало... шоколадку будешь? - и, довольный тем, что жена, наконец, перестала хмуриться, дипломат-любитель полез в сумку. Глядя на изменения, происходящие с её мужем при пересечении государственной границы, Сидзука каждый раз диву давалась: как будто рядом были два совершенно разных человека. Куда девался тот целеустремлённый тип из Нариты в неизменных чёрных очках и шляпе, надвинутой пониже на нос, чтобы избежать любопытных взглядов? После многочасового перелёта в аэропорту Шарль-Де-Голль из самолёта выходит совершенно другой мужчина. В отпуске Таку мимикрирует, невольно стараясь походить на иностранцев. Держится более расслабленно, позволяя себе удивляться и прикалываться, как в юности. На него больше не давит груз человеческого внимания. Таким он нравится ей несравненно больше: не принадлежащее всем в равной степени "достояние нации", а просто смешливый и непоседливый выдумщик, хитрюга и умница Таку, с которым постоянно нужно быть начеку, но и без которого невозможно прожить ни единого дня. "Ну до чего же красивый парень мне достался!" - в который уже раз удивляется Дзуки, стоя поодаль с тележкой и наблюдая за ловлей багажа возле карусели. Он и вправду хорош: стройные ноги, широкие плечи и гордый профиль...одним словом - загляденье! Небрежно прогулявшись вдоль шеренги страждущих, цепким взглядом выхватил нужный чемодан и одним неторопливым плавным движением снял его с ленты и поставил на пол. Повторил маневр. И ещё раз. "Молодец, Сидзука - хорошая партия!" - как не похвалить себя, любимую, за такого мужа...большое искусство, между прочим, правильно выбрать качественного отца для своих детей. Похоже кое-кто им владел в совершенстве... На него обращают внимание. Давешние невоспитанные соседки уставились - того и гляди дырок понаделают... Заметив это, Таку с двумя огромными чемоданами и серой кожаной сумкой направился к жене. Закинув багаж на тележку, обнял "мышку" за талию, прижал, явно напоказ и широко плотоядно улыбнулся. Блондинку аж перекосило. Так ей и надо...может застёгиваться и валить отсюда куда подальше. Походя мимо девиц, она обронила по-французски негромко: "Пустые мечты никогда не дают плодов, хоть всю жизнь на них потрать." Ей ужасно хотелось обернуться, чтобы посмотреть, как вытянулись их и без того лошадиные гайдзинские лица, но настоящей леди делать этого ни в коем случае не стоило. Лежать на настоящей широченной кровати с белоснежным, накрахмаленным до хруста, бельём, подложив под уставшие за день ноги подушки, было восхитительно. Самолёты Сидзука не любила...конечно, Париж стоил того, чтобы лететь к нему почти тринадцать часов, но потом прийти в норму удавалось далеко не сразу. Пока добрались по пробкам до отеля «Astor Saint-Honoré», который она сама долго и придирчиво выбирала, перелопатив кучу вариантов (хотелось, чтобы этот отпуск, начавшийся так романтично, был идеальным), разместились в неприлично огромном, по японским меркам, номере и поужинали, бесконечный день, успокоившись, понемногу превратился в вечер. Стихли гудки машин и гомон толпы, город притих, и в распахнутое окно мансарды, - ведь жить в Париже нужно непременно в мансарде, не правда ли? - долетал лишь шелест лип внизу, да отдаленный лай собаки. Когда в Токио, наконец, наступило утро, Сидзука позвонила матери, чтобы узнать, как там дети и теперь с улыбкой слушала отчет о том, кто как поел и во сколько лёг вчера спать... - А шобаки? Шпроши, как шобаки? - на пороге ванной возник Таку в белом махровом халате с зубной щёткой во рту. Получив заверения, что собаки в полном порядке и передают ему привет, он удовлетворённо кивнул и ушёл обратно домываться. Бедняга и так еле дождался своей очереди, и теперь жаждал залезть в воду по самые уши, как какой-нибудь бегемот, и провести там остаток жизни, не вылезая на сушу. Очнулся от того, что остывшая вода попала в нос. От удивления чуть не утонул окончательно. Давненько мне не приходилось засыпать в ванне... надо ж так умотаться с этими часовыми поясами, будь они неладны! Добравшись до кровати, обнаружил симпатичное круглопопое существо, укрытое атласным покрывалом распущенных волос, которое свернулось калачиком посередине, обняв подушку и выставив наружу левую пятку. Или это правая?.. не так уж важно... Судя по всему, существо как раз видело десятый сон, и он, как и предыдущие девять, был замечательным. Попробовал примоститься с краю и понял, что не судьба. Если полезу под одеяло - Дзуки проснётся. Жалко будить... Сна всё равно уже ни в одном глазу, зато ужасно хочется курить. С одной стороны стеклянная дверь выходит на крохотную уютную террасу. Места здесь хватает только для столика да пары деревянных садовых кресел, в одном из которых я и устроился с сигаретой, ну и ещё горшок с апельсиновым деревцем стоит в углу. Отсюда хорошо видно всё, что происходит внизу. Уже совсем стемнело, на улице зажглись фонари и появились прохожие, неспешно бредущие куда-то поодиночке и парочками, наслаждаясь тёплым вечером. Было очень приятно сидеть так, одному в тишине, смотреть на огонёк, медленно ползущий по сигарете, оставляя за собой хрупкий столбик сизого пепла, и думать обо всём, что происходит с нами сейчас и о том, чему ещё только предстоит случиться завтра. За спиной раздался шорох...Сидзука проснулась и, не увидев меня рядом, пошла искать. В дверном проёме она была похожа на привидение в длинном, до пола, халате и босиком. Испугавшись, что она простудится, я задавил окурок в пепельнице и, подхватив свою "скво" на руки, понёс её обратно в постель. За завтраком строили планы один грандиознее другого. Предполагалось, пробыв в Париже несколько дней, арендовать машину и ехать дальше куда захочется, останавливаясь по пути в понравившихся местах. Еще дома в Токио Сидзука заявила, что хочет как следует посмотреть Прованс или замки Луары или... - У нас на всё про всё десять дней до приезда детей, так что мечтай осторожно, жадина, - подтрунивал Таку - А мы попробуем собраться с силами и посмотреть побольше, когда ещё вдвоём выберемся...такая красота и там есть чего пофотографировать. – Это был удар ниже пояса, ведь всем известно, кто никогда не расстаётся с фотоаппаратом... - То есть, океана там не будет даже близко? – как-то отпуск без сёрфинга мне не очень, не в Каннах же с доской наперевес разгуливать... Она посмотрела в полные кротости и смирения глаза напротив, и, внезапно устыдившись своего эгоизма, быстро-быстро, чтобы не передумать, сказала: "Ладно, не смотри на меня как кот на сметану, пусть будет Нормандия и Атлантическое побережье, согласен?" Полазив по интернету и обнаружив в указанном направлении устрицы, сидр, готические соборы и замки, а главное - береговую линию со скалами и пляжами, годную для катания и рыбалки, страдалец успокоился и даже слегка порозовел. - Но Сен-Мишель не отдам! Один день полностью и никаких "пойдём-пойдём", понял? - у Дзуки, по мнению супруга, было всего одно отвратительное качество: ей обязательно нужно оставить последнее слово за собой. То ли местные завтраки с хрустящими золотистыми круассанами и апельсиновым джемом как нельзя лучше способствуют благодушному настроению, то ли самый воздух сентябрьского Парижа наполнен беззаботными шипучими пузырьками счастья, но ощущения и впрямь были такие, как будто воздушный шарик проглотил, и это, как ни странно, доставляет массу удовольствия. До обеда лениво бродили по магазинам в поисках чего-нибудь занятного, и Сидзука развлекала меня, примеряя наряды и обыгрывая каждый свой образ. Давненько мы так увлекательно не отоваривались - пару раз я ржал до икоты. Особенно впечатлил выход в шортах в широкую черно-белую полоску на алые чулки. Ко всему этому предлагался черный же атласный бюстье топ, расшитый мелкими стразами, и завершалось всё широкополой соломенной шляпой и огненно-красным боа. Во всём этом великолепии Дзуки с хохотом кружилась вокруг меня, норовя защекотать перьями до смерти, а совершенно сбитая с толку молоденькая девушка-консультант решила не связываться с парой чокнутых японских извращенцев и пряталась за стойкой в глубине зала, откуда видны были только чёлка да выпученные, как у креветки, глаза. Появились ещё посетители, и шоу, к моему большому сожалению, пришлось свернуть. Чтобы не расстраивать девчушку, шляпу с чулками все же купили, при этом Сидзука выразительно посмотрела на меня и что-то сказала по-французски. "Креветка" за кассой покраснела, как будто её за хвост опустили в кипяток, и хихикнула. Остальные тоже уставились на нас. "Кажется, из меня только что сделали фетишиста..." - понял я запоздало и, решив подыграть, виновато улыбнулся и развёл руками, мол: "что есть - то есть". Думаю, миф о японской сдержанности мы в тот день похоронили окончательно... Блошиный рынок решили оставить до приезда детей, они такое развлечение наверняка оценят. Мицу, хоть и крошка совсем - обожает всё яркое и необычное, а Кокоми нравятся всякие диковинки, старинные и загадочные вещи, особенно если они украшены резьбой или росписью. Накупив всякой всячины себе и девочкам, увешанные пакетами и свертками, мы тащились по авеню Матиньон, расслабленно глазея на витрины антикварных и художественных галерей, собранных здесь, и по дороге обсуждая важнейшую на сегодня проблему: куда бы пойти пообедать. На эту тему мы можем спорить до изнеможения, поэтому приходится идти на компромисс и рулить по очереди. Приговорив по порции лукового супа и угрожающих размеров горячий киш с семгой и грибами - долго сидели на террасе небольшого ресторанчика, на сей раз удачно выбранного Сидзукой, неспешно потягивая кальвадос из широких бокалов под сыр и оливки. Идти никуда не хотелось, такие слова, как "Лувр" и "Нотр-Дам" даже вслух произносить было лень. Ну максимум - Эйфелева башня, да и то исключительно в целях сравнения её с нашей домашней любимицей. До чего же славно, что сегодня - только первый день отпуска и всё ещё впереди, можно особо не торопиться... Кощунственная мысль посетила наши головы одновременно: "Хорошо, что дети приедут не завтра!" - выдали мы почти хором и, смеясь, в обнимку побрели в отель. Сидзука разбирала покупки, посматривая на лениво развалившегося на кровати после душа мужа. Помогать ей сейчас он явно не собирался. Будь они сейчас дома - дремал бы после обеда на диване в окружении собак. Ему нужно иногда переходить в "энергосберегающий режим", чтобы потом рвануться вперёд с новыми силами. В одном из коричневых бумажных пакетов оказался шёлковый палантин с изумительным сочетанием небесно-голубого, лимонного и изумрудно-зеленого оттенков, купленный в лавочке, где все товары были сделаны вручную. Ткань оказалась приятно скользкой и прохладной, когда она пропустила её между пальцами. Интересно, как будут смотреться эти цвета на смуглой коже, подумала Сидзука и набросила шарф на плечо, казавшегося спящим, Таку. И вздрогнула, когда любопытный ореховый глаз тут же открылся, а губы изогнулись в хищной ухмылке. Поймав жену за руку - дёрнул на себя и уронил на кровать. Усевшись рядом, неожиданно быстро обернул палантин вокруг шеи ничего не подозревающей жертвы и потянул за конец, наматывая его на руку. Похоже было, как будто яркая желто-зеленая тропическая змея медленно обвивает добычу и сжимается туже. Странно, но вместо испуга от недостатка воздуха вдруг накатило возбуждение, внутри всё предвкушающе сжалось и Дзуки ответила на вопросительно-насмешливый взгляд потемневших глаз дерзкой улыбкой. Проскользив по коже, петля развязалась и дышать стало легче. Она не спеша встала и, вздёрнув подбородок и одарив экспериментатора надменным взмахом ресниц, направилась в ванную. Ожидание оказалось сродни пытке. Умаявшись представлять, как вода ручейками устремляется вниз по загорелому телу, съедая по дороге редкие островки пены, стекает по груди и животу ниже, оставляя после себя множество мелких капель, я совсем уже было собрался отправиться за ней, пока не стало слишком поздно, как вдруг дверь распахнулась и Сидзука шагнула ко мне, на ходу стягивая с головы полотенце и избавляясь от купального халата... Стоп...Силуэт обнажённой женщины в проёме балконной двери, где вдалеке видна Эйфелева башня, так и просился в кадр. - Дзуки, замри! - рука сама потянулась за фотоаппаратом... - Погоди-ка, встань вот сюда, да...вот так... теперь повернись… стой-стой, это слишком - сосков не видно, чуть левее...да, хорошо. Отлично! Дурость, конечно, страшная - отвлекаться в такой момент, но… когда ещё я такой свет поймаю... Удивительно, но Сидзука не возражает, ей, кажется, даже нравится позировать - с таким азартом она включилась в затею. В голове, меж тем, рождаются всё новые образы, хочется попробовать объединить в кадре разные оттенки цвета и интересные фактуры, сыграть на контрасте... Расположил свою "модель" на постели, оставив лишь кипенно-белую простыню и сформировав на ней кое-где складки, чтобы получить сиреневатую тень, схватил со стола бутылку с минеральной водой, брызнул на атласную кожу. Дзуки поёжилась, когда прохладные капли упали на разгоряченную спину. Нечего и думать сейчас пытаться вернуть всё в прежнее русло - Таку уже "понесло". Она хорошо знала этот взгляд, когда в глазах загораются огоньки, словно пламя от спички - крошечное, но обжигает всерьёз. Смотрит внимательно...теперь нахмурился, прикидывая что ещё нужно для лучшего результата. На столе ваза с белыми и жесткими, будто накрахмаленными, лилиями, купленными сегодня в цветочной лавке на соседней улице. Миг - и одна из веток уже выхвачена из вазы, обрезана покороче, чтобы осталась только пара цветков да полураскрывшийся бутон и чуток листьев. Сидзуке нравится наблюдать за точными и быстрыми движениями изящных рук, предполагая, как будет использоваться ароматный "реквизит". Не угадала: лилии покоятся у неё на спине, когда она лежит, опираясь на локти и болтая ногами в воздухе, как делает обычно, читая книгу. Следующий кадр - она сидит, запрокинув голову и поправляя волосы, с цветами, зажатыми между ног. Капельки воды, дрожащие на лепестках, выглядят очень свежо... Следующий... Обнажённое тело лежащей на спине женщины смотрится на фоне неба как горный рельеф, если встать против света.... Ещё он фотографирует её с ниткой жемчуга, которую она застёгивает на шее, подняв тонкие руки и чуть склонив голову набок... Глядя на то, как Таку, закусив губу, сосредоточенно укладывает каждую прядь волос и отступает на шаг, чтобы взглянуть, подумала: "...боже мой, ну сколько можно - он ведь опять работает...все время работает над чем-нибудь. Даже когда проводит время со мной и девочками - в голове, наверняка или роль "дозревает" или вот сейчас со своим новым альбомом носится...такой уж человек..." С одной стороны Сидзуке хотелось прервать эту странную фотосессию и продолжить заниматься любовью, но с другой - видеть мужа таким было ужасно забавно. Похоже, все это здорово заводило его: сощуренные глаза, хриплое дыхание сквозь стиснутые зубы, подрагивающие пальцы и заметно оттопырившиеся льняные брюки цвета топлёного молока - она с весёлым любопытством наблюдала за тем, как он метался по комнате, пробуя так и эдак, поправлял композицию, бормоча себе под нос: "...нет, не так... сейчас-сейчас...вот теперь то что надо!" Видимо, несмотря на очевидные неудобства в штанах, больше всего ему сейчас хотелось добиться отличных кадров. Конечно, можно было бы уже прекратить этот балаган и потребовать "продолжения банкета", но уж больно нравилось ей смотреть на происходящее: ни дать ни взять - подросток, которому только что подарили скутер. - Господин фотограф, - решилась подать голос модель, пока увлеченный творец не заснимал её до посинения, - а что, у вас у художников так принято - таращиться в видоискатель на красивую девушку без одежды и даже пальцем её не тронуть? Девушка ведь может и обидеться... - Погоди, Грозовая Тучка...еще пара кадров осталась и... - Ну же, господин фотограф, а что это у Вас там такое с фигурой творится? Первый раз подобное вижу... - Ааа...это так сказать, дополнительный штатив - поддержка для фотоаппарата, чтобы кадр не дрожал, - прыснул Таку, поняв, что спалился. - А мне кажется, что Ваша "поддержка" крайне ненадежна...фотоаппарат - вещь дорогая и хрупкая... - А Вы попробуйте, - севшим от напряжения голосом произнёс он. - Я думаю - выдержит. И пошёл проверять. Часа через полтора, вымотанные до предела, но довольные "проверкой" и последующей "перепроверкой"... просто на всякий случай, чтобы убедиться - ведь надо быть абсолютно уверенным, не так ли? - закутавшись в халаты, мы сидели на террасе, потому что мне приспичило закурить, а Сидзуке хотелось кофе и шоколадку... - О чём ты думаешь? - этот вопрос неизменно ставит меня в тупик - я никогда не могу сказать, о чём именно думаю в данный момент. Обычно моя голова изнутри похожа на центральный вокзал - все кричат хором и куда-то бегут с чемоданами. - Молюсь... Брови Сидзуки изумленно взлетают вверх. - Молюсь… о том, чтобы всё продолжалось как можно дольше вот так, как сейчас... чтобы девочки росли не так быстро и были с нами подольше. Чтобы я всю жизнь мог видеть твои счастливые глаза и ни о чём не жалеть... и когда ты будешь симпатичной сухонькой бабулькой, а я рядом с тобой - лысеньким дедком... - Ну вот только не ври! - она вскочила и маленькой ладошкой шлёпнула меня по животу, вызвав болезненный спазм в сопредельных областях, - Ты никогда не будешь "лысеньким дедком". Разве что я, в сердцах, посодействую... - Смилуйся, о владычица души моей! Свет очей моих! Да не коснётся печаль твоего сердца! - Скажешь тоже! И где только ты нахватался всего этого? - Дзуки строго поджимает губы, но глазищи её сияют и искрятся весельем. Наверняка задумывает какую-нибудь пакость... - Когда маленьким был - нашёл в библиотеке деда "Арабские сказки". Знаешь... у этих ребят был определённый навык общения с женщинами... - И что же всё это означает? - Видимо то, что тебе от меня никуда не деться...и мне от тебя. - И, ухватив озадаченную жену за полу халата, рывком затаскиваю её, растрёпанную и пищащую, к себе на колени, чтобы снова затискать до потери сознания. Разумеется, у меня попросту не хватило бы терпения откладывать проявку плёнок до возвращения. Дома напечатаю ещё раз - уже сам, но посмотреть, что получилось, а что - нет, чесалось уже с утра. И вот уже мы, хохоча и выхватывая друг у друга из рук, перебираем целый ворох свежих, только что из принтера, остро пахнущих, фотографий. - Ну и клювик у тебя тут, мадам Пеликан! - на одном из снимков нос Сидзуки явно занимает раза в два больше места, чем ему положено. Глаза рядом с ним кажутся маленькими сонными щелочками. - Это не у меня "клювик", а у тебя - ручонки, месье Краб, - негодует модель, отпихивая меня пяткой, - зато вот здесь замечательно и вот еще - тоже хорошо вышло. - И правда, на этих ты прехорошенькая... моя сладкая спелая черешенка... - Ты подхалим! И садист - сначала залюбишь женщину до полусмерти, а потом моришь голодом. Где мой завтрак, а?! - "черешенка", вопросительно задрав бровь, тычет в меня аккуратным розовым ноготком. "Я - в ванную!" - зачем-то угрожающе сообщает она, скрываясь за дверью. В ожидании заказанных белков с углеводами и кофе продолжаю разбирать снимки. Мне очень нравится, как получился город - непривычные глазу здания, украшенные лепниной, улицы с вечно спешащими куда-то людьми, бледное небо над свинцово-серыми удивительными парижскими крышами - таких нет больше ни в одном городе мира. А мосты какие - просто нет слов... Убираю "спецсерию" в отдельный конверт. Это - для внутреннего пользования, не ровён час кто наткнётся - проблем не избежать. Но до чего же она всё-таки хороша, моя маленькая оголодавшая сердитая жёнушка...такая ладная... Улыбка так и ползает по моему лицу туда-сюда - ничего не могу с этим поделать. Из-за двери раздаётся деликатное поскрёбывание - приехал наш завтрак. Entrez, je vous prie... Чернокожий, даже какой-то слегка фиолетовый, паренёк из рум-сервиса в смешной бордовой форменной шапочке, непонятно как держащейся на его бритой голове, пятясь, вкатывает тележку в номер. Неловко задевает столик, на котором лежат снимки. Бац! Часть из них падает и бой бросается их собирать. И ладно бы мосты какие-нибудь упали с фонарями или рынок Бельвиль - да и чёрт бы с ним...по закону подлости чужие пальцы касаются фотографий с моей женой. Не тех, с лилией, но всё же... - Руки убрал! – твою ж ... ну вот зачем я так рявкнул на него? Бедняга аж подскочил. Ох и глазищи у него - сейчас выпрыгнут... - Простите, сэр, я не хотел... Он, кажется, ничего не понял за исключением того, что его прямо сейчас нашинкуют соломкой. Протянул мне упавшие фото. - Они прекрасны, Ваши работы...простите... Завтрак накрыт на террасе. За несдержанность пришлось извиняться щедрыми чаевыми. Уходя, парнишка обернулся: - Вы ведь фотограф, да? Это здорово, наверное...Вы счастливый - такая работа...очень красиво. - Нет. Совсем нет. Не фотограф. Это моя жена. - Она, должно быть, очень любит вас... И, в сотый раз извинившись, он исчез за дверью вместе со своей тележкой. - Ну и здоров ты орать, милый, - из ванной, промокая волосы полотенцем, выплыла сияющая и пахнущая чем-то едва уловимо цитрусовым Дзуки. - Мой господин расскажет, что стало причиной столь устрашающих воплей? - Твой господин - ревнивый идиот, только и всего, - ответил, чувствуя, как пламенеют уши, - счастливый, ревнивый и голодный дурак. - Ну так это не новость, - влажное полотенце как следует шлёпнуло меня пониже спины, - пойдем, сделаем из тебя сытого дурака. Запихивая в себя здоровенный, горячий крок-мадам я с гордостью думал, что "работа" моя и вправду весьма неплоха, а пожалуй, даже и замечательна...особенно та её часть, что уже лежит на дне чемодана в конверте из плотной коричневой бумаги. Когда мы были в Париже в прошлый раз, сразу после свадьбы, Сидзуке удалось обманом заманить меня в Лувр, битком набитый японцами с фотоаппаратами наперевес. Ощутив себя почти как на перекрёстке в Сибуе, я пообещал себе, что больше такое не повторится. Всё же любоваться картинами толпой – это не моё. Я больше фотобуки и арт-каталоги на диване разглядывать люблю, а по музеям девочки и без меня сходят. Так, может, и глазеть на них не будут. Всё время чувствую себя виноватым в том, что из-за меня самые дорогие мои люди не могут жить нормальной человеческой жизнью. Поэтому, вдоволь нагулявшись по Парижу, мы загрузили чемоданы в арендованный черный кабриолет BMW и рванули на побережье, пока отпуск не закончился. Сидзука уже начала терять терпение, когда, наконец, появился Таку. Он бежал в сумерках по каменистой сельской дороге, прямо-таки лучась от радости. Движения были странно неловкими, и она не сразу заметила, что в руках его, свесив перепончатые лапы, болталась здоровенная жаба. Вид у животины был такой, словно её вот-вот стошнит прямо на ботинки удачливого охотника. - Смотри, какую нашел - специально для тебя из-под куста вылезла! Возьми-и-и, говорит, меня с собой, Такуя - будет что жене подарить! - с этими словами жаба была торжественно вручена немного обалдевшей от такой щедрости Сидзуке. Живот у подарка был весьма упитанный, а широкая пупырчатая спина - сухая и прохладная. - Ух ты, какой динозавр! Такую ты когда-то подложил в унитаз Иноуэ? - Не-е, та была ещё больше, местные жабы против наших, всё же, не тянут! - Или просто ты тогда был меньше! - и, звонко рассмеявшись, она вдруг чмокнула земноводную в нос... Не превратилась, надо же...вот жалость-то! - Эй-эй, поаккуратнее там! Я как-то на конкуренцию не рассчитывал! - Кимура забрал у жены зацелованную жабу и выпустил обратно в темноту. - Эгоист и скупердяй! А помнишь, первое, что ты подарил мне - жука! С таинственным видом сунул в руку что-то, как мне показалось, ужасно ценное. - Ага! А когда оно начало шебуршать и брыкаться в кулаке - ты заорала, как корабельный ревун. Чуть не оглох тогда... - Где ты раздобыл такого, я не видела у нас ничего подобного? - Это потому, что они зелёные и умеют прятаться, - с усмешкой сказал Таку, - всегда завидовал, как им это удаётся. Уставшие и голодные, мы брели к отелю, болтая по дороге о том - о сём. Мне всегда было легко с Сидзукой. С ней я могу говорить даже о вещах, которые тревожат или пугают, и моё доверие не будет понято как слабость. Наш образ жизни не предполагает наличие друзей, поэтому я считаю себя очень везучим - ведь друзья у меня всё-таки есть. И Дзуки... она всегда рядом, воспоминания и увлечения у нас общие. С трудом представляю себе Каме, например, на рыбалке зимой - он вряд ли захочет мёрзнуть на ветру и мочить брови. А моя "скво" отлично управляется со спиннингом и по выловленным хвостам кого угодно обставит. И сёрфит как пацан и верхом может. А если твоя половинка, вдобавок, добра и обалденно готовит фукудзиндзукэ... Я смотрю на неё, идущую рядом и разглядывающую вечернее фиолетовое небо и думаю: "Вот красивая нежная женщина. Жена мне и мама нашим девочкам... друг, и, к тому же, я до сих пор влюблён в неё по уши - мне больше ничего не надо..." Неплохо было бы, конечно, иногда говорить ей об этом. Открыл, было, рот и ... захлопнул обратно. Внезапно остановившись, Сидзука уставилась на меня, вопросительно сложив брови домиком. - М-м? - Ты смотришь так, словно у меня гнездо совиное на голове. Как-то не по себе стало. Покачал головой молча и прихватил по привычке за мягонькое, а получив по рукам - притянул к себе за плечи, зарылся лицом в волосы. Красотища! И до отеля осталась какая-нибудь сотня метров... На душе у Сидзуки было тепло и спокойно: пока он сопит ей в макушку, щиплется и за жабами гоняется - всё в порядке. Просто у неё трое детей, говорила она себе, так уж случилось: двое с косичками, которые растут слишком быстро, и один лохматый, который вообще вряд ли когда-нибудь станет взрослым. И нельзя сказать, чтобы её это огорчало. Сегодняшняя поездка на Сен-Мишель заняла целый день, но оно того стоило. Каких-то два с половиной часа по скоростному шоссе, и взору открывается крепость с бастионами и башнями, вырастающая прямо из моря, лежащая на его поверхности как огромный причудливый торт. Дважды за сутки вода отступает от стен аббатства почти на двадцать километров и тогда по дну можно гулять, соблюдая, впрочем, осторожность - ведь вернётся она быстрее, чем человек может идти, и волна при этом будет высотой с дом. Удивительно, как это люди полторы тысячи лет назад смогли построить такую громадину на неприветливой гранитной скале. Говорят, архангелу Михаилу, чтобы сообщить о своем желании видеть тут крепость, пришлось постучать местного епископа пальцем по лбу. Меня впечатлил рассказ о викингах, которые когда-то, давным-давно, приплывали, чтобы завоевать Сен-Мишель, но так и ушли ни с чем. Потом город на острове сожгли англичане, и до самых наполеоновских времен здесь была тюрьма. А теперь вот опять монастырь. За древними серыми стенами кипит жизнь. По единственной улице, задрав головы и разглядывая средневековые здания, толпами бродят туристы. Внутри городок битком набит музеями и сувенирными лавками. Некоторые живут тут постоянно, но таких немного. Каждый раз поражаюсь, до чего же наши средневековые достопримечательности не похожи на европейские. Правда, у нас настоящей старины осталось совсем мало - японские замки горят куда как лучше... Но всё равно, пусть здешние сооружения необычные, удивительные и ужасно древние, наши как-то роднее, что ли... и уж точно уютнее. История мне всегда нравилась, особенно про всяких необычных, выдающихся людей, Нобунагу там или Хидэёси... Сидзуке нравится готическая архитектура, она с восторгом отыскивает всё новые виды для съемки, заметив очередную "интересность", зовёт меня, чтобы тоже посмотрел и восхитился. У меня от всего этого уже голова кругом, но, раз обещал провести здесь целый день и не рыпаться - терплю и улыбаюсь в надежде, что уж завтра-то мы, наконец, займемся делом. Сил нет, как хочется на океан... Путешествие вдоль Ла-Манша мы начали в Этрета с его высокими, словно огромные куски сыра, испещрёнными гнёздами береговушек, меловыми скалами и потрясающей красоты арками, в которые, как уверяет путеводитель, может пройти большое парусное судно. Поехали туда сразу из Парижа, через Живерни, где мне хотелось своими глазами увидеть сады Клода Моне. Мои ожидания не были обмануты - знаменитые пруды с кувшинками и правда великолепны. Всё утопает в зелени и переливается красками, запахами и звуками. Мне даже удалось сделать несколько набросков, возможно, когда-нибудь, у меня дойдут руки довести их до ума. Дзуки тоже отметилась парой эскизов и, кажется, у неё были большие планы по возвращении домой. Она - настоящий художник, под вдохновение может работать сутками, почти не отрываясь и результат будет отличный. Её картины трогают душу, в них есть тихая грусть и мечтательность. Она стесняется говорить о своих работах, считает себя любителем, но я-то вижу... Мы решили двигаться по побережью с севера на юг, чтобы посмотреть всё, что привлечёт внимание, но пока это было не совсем то, чего мне хотелось бы для полного счастья. В Нормандии места красивые и устрицы что надо, вот только меня тянуло в сторону океана с его большими волнами и непойманными тунцами. Щуря глаза на закатное солнышко, не спешившее окунаться в воду, Сидзука кайфовала на пассажирском сиденье. Ветер, заполнивший всё пространство вокруг из-за опущенной крыши автомобиля, ласково трепал волосы. С шоссе, окаймлявшего береговую линию, открывался восхитительный вид. Не такой как дома - у воды другой оттенок и даже пахнет совсем иначе, но есть в этих местах какое-то сдержанное очарование. "Я вполне могла бы здесь жить..." - подумалось ей. Таку, конечно, хотел бы сейчас оказаться на пару сотен километров южнее - волны в Бискайском заливе куда больше подходят для сёрфинга, и он уже сто раз изучил карту здешних сёрф-спотов вдоль и поперёк... Всё же этот человек абсолютно неисправим: была б его воля - спал бы в обнимку с доской. Если бы сама не любила море - несомненно, приревновала бы. Ну до чего же замечательно ехать вот так, вдвоём, куда глаза глядят. Молчать, слушая местное радио в машине, не спеша пробовать новую кухню и смаковать вино, останавливаться в симпатичных маленьких гостиницах, где никто не будет оборачиваться и перешептываться вслед. Как-то само собой получается, что с первого дня этих каникул они ведут себя совсем как влюблённая парочка. Вот и хозяин гостиницы, где они сегодня заночуют, похоже, думает, что у них медовый месяц. Пожилой, но всё еще крепкий дядька с выцветшими, когда-то ясными голубыми глазами и седыми усами под внушительным носом был приятно удивлён, когда Сидзука обратилась к нему по-французски, и тут же распорядился отнести их багаж в номер для новобрачных. Когда она собралась возразить – Таку со смехом потянул её за рукав и сказал: "Нормально...пусть будет... наверняка у них там самая большая кровать, ты же не захочешь жаться к стеночке, правда?" "Ну еще бы... – думает Сидзука, – это ж не я дрыхну, раскинувшись морской звездой, и, спихнув свое одеяло на пол, пытаюсь во сне стянуть и затащить под себя чужое..." Она и сама удивляется: что происходит с ними теперь... Эти игры "в гляделки", мимолётные прикосновения и беззаботные шутливые поддразнивания... Будто и не было никогда привычной жизни в Токио с её постоянной суетой, заботами о семье и делами. Воздух здесь, что ли, другой или это просто потому, что рядом нет детей и она не чувствует себя ежесекундно "мамочкой"? В любом случае, такая жизнь не продлится долго, а, значит, не стоит заморачиваться и нужно просто плыть по течению, получая от этого удовольствие. Услышав про отпуск, она, грешным делом, почувствовала тревогу: раньше мужа силком приходилось отрывать от работы - у него всегда то одно, то другое. А тут сам предложил уехать, да ещё во Францию. Может, нашкодил где и теперь пытается замести следы? Навряд ли - она бы почувствовала, да и непохоже это на Таку. Тогда, четыре года назад, посмотрев "Миллион звёзд", она сразу поняла, что случилось тем вечером, когда он пришёл домой совсем больной и несчастный. Позже, узнав, что они с Фукацу-чан снова работают вместе - насторожилась, но никаких признаков опасности не заметила. Наоборот, так хорошо и спокойно, как сейчас, ей давно не было. Как-то так получилось, что за всё прошедшее лето дома не удалось толком выбраться на пляж. В футболке много не назагораешь, и теперь, когда они добрались, наконец, до Бретани и проводили целые дни на море - плечи у Таку моментально обуглились. Старая кожа начинает слезать, и Дзуки чешет погорельцу спинку. Он щурится и блаженно улыбается, уткнувшись лицом в скрещённые руки. Сейчас никакие иерихонские трубы не заставили бы его подняться с кровати. Особенно чесалось под левой лопаткой, но открывать рот и просить было ужасно лень. Лучше просто подождать, пока маленькие острые ноготки не доберутся до нужного места сами собой. "Ааааай, хорошо-то кааак..." - аж передёрнуло... Усмехнувшись каким-то своим мыслям, Сидзука продолжает неспешное путешествие по загорелой крепкой спине, изредка вздрагивающей от её прикосновений. Ей так нравится рассматривать мужа украдкой, спящим или, как сейчас, когда он никуда не торопится, наслаждаясь немудрёной лаской. Наверное, такое просто не может надоесть. "Какой же он у меня всё-таки... ни у кого такого нет..." - думает Сидзука, и радость переполняет её, щекотно поднимаясь в горле и вырываясь наружу тихим смешком. Хочется потрогать завитки тёмных волос, забавно встопорщившихся на макушке – это нетрудно, только руку протяни. "Обрастает потихоньку..." - заправила непокорную прядку за ухо. - Ещё! - требует Таку, нетерпеливо дёрнув плечом. - Надо будет раздобыть грабли, тогда дело пойдёт быстрее - хихикает Дзуки, усаживаясь на нахала верхом и принимаясь за дело с удвоенным энтузиазмом. Сёрфинг здесь развит не хуже, чем у нас в Тибе. Спотов очень много, и все побережье – это бесконечная череда песчаных банок, работающих в различный уровень прилива и отлива. Дно чудесное, никакой тебе гальки, а босиком стоять на доске куда как удобнее, да и привычнее так. Прокатные доски, конечно, совсем не то, что свои, но с этим можно жить. Единственное, что вот уже второй день кряду отравляет радость от каталки - Гийом. Мы случайно подцепили это конопатое недоразумение в магазинчике в Пуэнт-дю-Раз, остановившись на смотровой площадке поглазеть на потрясающей красоты закат. Зайдя на минутку купить воды, Сидзука обнаружила внутри лоток с отличными дынями. Устоять было просто невозможно, и она вернулась к машине, ведя "в поводу" белобрысого, длинного, в растянутой футболке и обрезанных по колено джинсах, французского гражданина студенческой наружности, гружённого двумя ярко-желтыми ароматными "регбийными мячами". Гийом оказался туристом из Нанси, то есть абсолютно сухопутным, по идее, существом, упорно пытающимся, тем не менее, влезть на доску. Узнав, где мы собираемся катать завтра, он радостно сообщил нам о своём решении присоединиться. Послать беднягу лесом сразу было как-то неудобно, и мы согласились составить ему компанию. И понеслась... завидев нашу машину на парковке спота, Гийом радостно приветствовал нас и приклеивался насовсем. Катался он откровенно плохо и больше путался под ногами, пуская наш долгожданный отпуск под откос. На Дзуки он смотрел с немым обожанием и пытался угодить ей всеми возможными способами. Она мило смущалась и делилась с упырём нашими припасами из корзинки для пикника. Я многое могу понять: "...ты в ответе за тех, кого приручил..." и так далее, но отдать чужому мужику мой запасной сэндвич с тунцом!.. На третий день моё терпение лопнуло. Поняв, что в покое нас не оставят, стал придумывать, как бы отвадить надоедливого гайдзинского недоросля, пока он не испортил мне всё удовольствие. В конце концов, я с женой хочу отдыхать, а не наблюдать постоянно на горизонте его полосатую бело-голубую задницу, кувыркающуюся с доски при любой попытке встать. Однажды, переходя на нос, я поскользнулся и сверзился в воду, едва не приложившись головой о сёрф. Уже падая, заметил Гийома, который катился прямо на нас с вытаращенными от ужаса глазами. План военных действий сложился сам собой. - Добивай меня, топи быстрее, давай же! Дзуки ничего не поняла, но послушно макнула меня с головой раз и другой, не давая всплыть. Увидев неподвижное тело, спиной вверх всплывшее рядом с ним, наш юный друг с воплем навернулся с доски и замолотил руками и ногами по воде, вконец ухудшив мне видимость, потом заполз на свой пижонский малиновый лонг животом и погрёб, поминутно оглядываясь, не нагоняет ли его коварная Дзуки, чтобы избавиться от свидетеля. Доска виляла, и быстро плыть у него не получалось. Я нырнул и двинулся к берегу под водой, осторожно всплывая, чтобы вдохнуть, а дождавшись, когда он вытащил доску и помчался к спасательной вышке, тоже вылез из воды. Незаметно подобраться к орущему и размахивающему руками Гийому, которого пытались успокоить двое спасателей, было нетрудно. Думаю, он бы сейчас и бульдозер за спиной не заметил - так старался втолковать парням про сумасшедшую японку, которая только что прямо при нём замочила мужа. В буквальном смысле. - Говорю же вам - взяла и утопила его! Откуда я знаю, зачем? Он башкой шандарахнулся о доску, и она его утопила с концами! Да не пил я сегодня! И вчера не пил! - Вот зараза, уже укокошили кого-то, ну надо же! А нам сказали - здесь очень спокойное место... - разочарованно протянул я по-английски, проходя мимо живописной группы. Он уставился на меня квадратными глазами, то открывая, то закрывая рот. - Это кто еще? - поинтересовался один из спасателей. - Так это...труп... Я пожал плечами и закатил глаза, свесив на бок язык. Парни обидно заржали, и один, сделав подсечку, уложил фантазёра на песочек отдыхать. Больше мы его не видели... Я мог бы провести так весь остаток отпуска, перемещаясь от одного пляжа к другому в погоне за лучшими волнами. Было совершенно чудесно целыми днями рассекать изумрудно-зелёные воды Бискайского залива, болтать с местными сёрферами, обедать в прибрежных забегаловках (несмотря на простоту и незатейливое меню, кормили тут очень даже неплохо), возвращаться под вечер и, наскоро поужинав за бокалом вина, заваливаться в кровать и заниматься любовью до одури, а наутро снова ехать на океан. Я почти уже забыл и про съёмки, и про свой новый альбом. Токио стал казаться чем-то не слишком реальным, призрачной фантазией или вроде того. Первой не выдержала Сидзука. - Милый, у нас осталось всего пара дней и надо возвращаться в Париж. Мама с девочками прилетят в субботу. Десять дней заканчивались как-то подозрительно рано... О том, что нет предела человеческой подлости и раздолбайству, мы узнали уже на следующий день, приехав на пристань к пяти утра, чтобы найти владельца катера, с которым договаривались вчера насчет рыбалки. Разумеется, ни на причале, ни вокруг не было ни единой живой души, кроме сторожа, который, зевая так, что при желании можно было бы увидеть его аппендицит, сказал, что никакой месье Жиро здесь не объявлялся, и лично он считает, если нам интересно, конечно, что и не объявится. Сторож ушёл, а мы, решив подождать немного на всякий случай, сидели на ограде яхт-клуба, разглядывая всевозможный плавучий транспорт различного водоизмещения, вида и стоимости, скопившийся в небольшой бухте. Чуть поодаль из тумана выступали мачты парусных яхт, похожие на большущие зубочистки, воткнутые в канапе, выложенные на тарелке. - Что делать будем? - спросил я, вытряхивая из пачки очередную сигарету. - Ну...можно вернуться и выспаться как следует. Потом решим, чем заняться, раз уж рыбалка не удалась. Попробуй позвонить ему ещё раз. Я попробовал... трубку упорно не хотели брать, и мы совсем уже собрались ехать назад в отель, как вдруг в сыром полупрозрачном воздухе материализовалась нескладная фигура в свитере и мешковатых спортивных штанах, которая до боли знакомым голосом произнесла: "Привет, ребята!" Да чтоб его! Я уж надеялся никогда больше не встретиться с ним и вот на тебе... Оказалось, наш приятель живёт здесь на яхте, на которой, собственно, и приплыл сюда. - А вроде бы в Нанси нет моря, разве не так? - спросила Дзуки, внимательно рассматривая узор из скачущих оленей на свитере "яхтсмена". (По мне, так рогатым там - самое место...) - Так и есть, то есть, в смысле, нет, то есть... - поняв, что окончательно запутался в показаниях, Гийом мотнул головой, - сам-то я из Нанси, но живу теперь недалеко от Гавра, а там море как раз есть. То есть, Ла-Манш. Я это... - он замялся было, но, собравшись с мыслями продолжил, - я прошу прощения, мне кажется, я здорово мешал вам отдыхать. - Вовсе нет, - начала Сидзука, но я дёрнул её за руку - пусть человек душу облегчит. - Короче, если вы не против - я хотел бы пригласить вас сегодня половить со мной тунца... - он умолк, вопросительно глядя на нас. Мы переглянулись, день всё равно не задался - чёрт с ним, попробуем, что ли... Яхта оказалась весьма впечатляющей двенадцатиметровой моторной посудиной от Azimut из стеклопластика с двумя движками, просторной каютой и салоном, под завязку напичканной всякой электроникой. По моим прикидкам, тысяч на восемьсот зелёных потянет, не меньше. На корме виднелись несколько троллинговых удилищ. - Ого! - сказала моя жена и подмигнула гордому владельцу оленьего свитера. Тот, вконец смутившись от такого внимания, начал блеять что-то про разработку антивирусов, за которую ему отвалили столько, что... вот - наскрёб как раз мечту реализовать. Интересно, и почему это у меня, который пашет не разгибаясь какой уж год подряд, и не в последних рядах, всё не "наскребается" никак, а у всяких там недоделанных "компьютерных гениев" - пожал-ста? Вот же загадочная штука - жизнь... Ну да ладно, хорош брюзжать, в конце концов, долговязый мне толком не успел ещё насолить, не его вина, что реализация моих "мечт" пока откладывается. Сейчас главное - релиз, а там видно будет. Материал уже поднакопился, пора было приниматься за работу в студии. Когда последний раз созванивались, Фукушима сказал, что всё готово. Последние денёчки догуливаем и с головой уходим в дебютный альбом... Вначале Сидзуке пришлось немало потрудиться, переводя с французского на японский и обратно, но в процессе выяснилось, что их новый приятель - не менее увлечённый рыболов, чем её благоверный. Рыбакам ведь не нужен переводчик, вполне достаточно развитого воображения, да пары рук для демонстрации собственной крутизны, а потому можно было преспокойно отправиться на корму, нежиться на солнышке, которое уже вынырнуло из утреннего тумана и ощутимо припекало спину. Пока выбирались подальше от берега, парни на одинаково кривеньком английском азартно выясняли, что лучше подходит при ловле хищной рыбы в реке - троллинг или джиг? Потом речь зашла о силиконовых приманках, и Сидзуке стало скучно - захотелось добраться поскорее до места и начать ловить. Ей нравилось наблюдать мужчин за работой, когда важна предельная собранность и точность движений. Всякая болтовня прекращается - важен только результат. Говорят, магуро плавают с открытой пастью, чтобы больше воды успевало походить через жабры - при таких скоростях требуется много кислорода. Если вдруг остановится - то задохнётся. "Совсем как мой Таку" - подумалось ей. Было всегда жаль смотреть, как потрясающе красивую стремительную рыбу подхватывают багром и затаскивают на борт, но удовольствие от вида родных сияющих глаз и счастливой улыбки стоило того. К тому же по вкусу мало что сравнится с сашими о-торо из свежепойманной рыбины. От мыслей о еде её отвлёк возбужденный голос Гийома - он заметил дельфинов, а, значит, где-то неподалёку могут быть и тунцы. Таку уже стоял наготове с двуручным морским спиннингом - ему не терпелось заняться делом. Первые два часа результата не дали - то ли тунцов не заинтересовали красные и коричневые кальмары из силикона, то ли здесь их попросту не было. Дзуки уж было стала позёвывать, несмотря на то, что ей относительно везло - на крючок попались пара морских окуней, как вдруг воздух рассёк истошный боевой клич "Магуро!" и Таку, чей спиннинг, поставленный в упор на поясе, согнулся дугой, стал бешено крутить ручку катушки, подводя рыбу поближе, чтобы затем, ослабив хватку, дать ей отойти и снова выбрать леску. Подводный хищник не сдавался, норовил уйти поглубже, оборвав крючок, но человек, наморщив нос и ругаясь сквозь стиснутые зубы, тоже не хотел уступать. Наконец, спустя четверть часа непрерывной борьбы тунец был втащен на палубу и оглушен. Победитель стоял над ним мокрый и взъерошенный, жилы на тыльной стороне кистей рук вздулись, но глаза горели торжеством. "Молодец, Торчащее Ухо, ты и впрямь могучий воин!" - Сидзука, подскочив, порывисто обняла вконец вымотанного мужа и чмокнула куда-то в ухо, отчего тот немедленно скривился, не забыв, впрочем, ухватить свою "скво" покрепче, чтоб на радостях за борт не выпала. Гийом, стоявший у руля, ошалело наблюдал за боевыми действиями и загадочными рыболовными ритуалами японцев. Разумеется, он ничего не понял из их трескотни, но, кажется, оба были довольны друг другом. Вообще они казались ему ужасно интересными. Во-первых, никак не удавалось определить, возраст ни одного из них, а спрашивать казалось бестактным. Во-вторых, было абсолютно непонятно, чем они занимаются. Парень считал себя неплохим аналитиком и всё пытался определить навскидку с кем имеет дело. Получалось довольно плохо. Ясно, что они пара. И уже давно. Она - миниатюрная и женственная, особенно с распущенными волосами - скорее всего учительница или, может быть, музыкант... певучий голос и мягкая манера общения... наверное, хорошо ладит с детьми. Очень приятная женщина...красивая и вкусно пахнет... Внезапно поймав на себе острый взгляд японца и заметив его насмешливую гримасу, наблюдательный "яхтовладелец" покраснел как маков цвет и, кивнув на рыбу, выставил большой палец. Спутник замечательной японки возбуждал воображение не меньше. Он мог быть вообще кем угодно. Но одно можно было сказать наверняка: дорогу такому лучше не переходить. В компактном и поджаром теле таились сила и ловкость, не слишком заметные на первый взгляд, но обращающие на себя внимание при более тесном контакте. Гийом уже вдоволь насмотрелся на этого Таку на доске, удивляясь и завидуя его сноровке. Звериная гибкость и быстрые хищные движения, отменная реакция - может он спортсмен или военный? Не похоже - слишком открыто держится, чуть что - сразу улыбка на лице и этот нелепый кудахчущий смех... Занятный тип... Опять же, вроде бы недостатка в деньгах у них нет - арендовали откровенно дорогую машину, но держатся просто. Явно наслаждаются обществом друг друга, не гоняясь за фотками на фоне достопримечательностей, как многие азиаты. Интересно, а как японцы занимаются любовью? Как это делают французы, Гийом был осведомлён неплохо... Представлять, почему-то, было неловко. Жаль, что она уже занята... Тогда, на смотровой площадке, ему сразу захотелось узнать её поближе, и, увидев их позднее на пляже, он страшно обрадовался, сам не зная, чему. Других знакомых здесь у него всё равно не было, а научиться стоять на доске как следует очень хотелось... Только когда японец сыграл с ним злую шутку с "утоплением", Гийом понял, что, кажется, немного перешёл границу дозволенного...по японским меркам, разумеется. И ему сразу дали это понять. Потому он воспользовался малейшей возможностью загладить вину и теперь с интересом наблюдал за индейскими плясками вокруг серебристой туши килограммов на пятнадцать, а может и больше. В голову пришла мысль о вкусном сашими. Интересно, если этот Таку так ловко поймал рыбину, то, стало быть, и разделать сможет правильно? Здорово. Удачный сегодня день. До заката им повезло ещё дважды. Правда, одного из пойманных тунцов пришлось отпустить, так как он был недостаточно велик, но и оставшегося хватило с лихвой. Улов, что не съедят немедля, решено было положить на лёд и отдать в ресторан для приготовления ужина. Яхта направилась к берегу. Сидзука хотела было помочь с разделкой добычи, но, получив четкие указания "отвалить и не пачкаться", без возражений проследовала на нос и теперь сидела там, свесив босые ноги и вздрагивая, когда холодные брызги добирались до них. Потом они за обе щеки уписывали, обмакнув в соевый соус, жирные, пахнущие морем кусочки тунца, самые лучшие, что поближе к голове и на брюхе. Болтали обо всём, что только в голову придёт. Гийом сетовал на непослушный лонгборд, так и норовящий вывернуться из-под ног, и на синяки, которые уже успели появиться у него в самых неожиданных местах. "Это потому, что ты не уверен в себе, - задумчиво сказал Таку, - ...с морем не нужно бороться. Оно все равно всегда будет сильнее. С ним нужно дружить, ему нужно доверять, и тогда получишь удовольствие от сёрфинга, да и вообще..." И, поудобнее вытянув ноги, он отправил в рот очередную порцию сашими.