Коньки в кровавых васильках

Позади скрипнула дверь, заставляя замереть. Тихое и едва слышное шарканье ног об пол. Звук осторожных шагов по мере их приближения лишь усиливался. С каждым шорохом сердце колотилось все скорее, словно у загнанного зайца. Раздался щелчок выключателя. Свет в номере совсем пропал, оставляя лишь луну и множество огней на зданиях освещать комнату. Юра не знал, почему был так напуган, но почему-то ощущал, что его раскрыли. Может, это были напрасные волнения, но интуиция ему упорно что-то подсказывала. Хотелось надеяться, что в этот раз она ошиблась. Плисецкий ощущает, как рядом с ним прогибается матрац, и парень затаивает дыхание. В ушах слышно, как сердце слишком громко отбивает свой поспешный и глухой ритм. Парень ещё более раздражённо заламывает брови, чем раньше, но тем не менее радуется, что повернут спиной к Никифорову. Руки сжимаются в кулаки, в то время как губы сжимаются в тонкую полоску, сказывается томительное ожидание. Юра буквально ощущал, как в воздухе витает напряжение, и оба ожидают, пока кто-то промолвит хоть слово. Но Юра упрямо не хотел сдаваться и выдавать себя, ведь если он так глупо начнет разговор, то точно знает, что это закончиться очередными криками и обвинениями. Юноше было куда проще прикинуться спящим или хотя бы продолжать поддерживать эту иллюзию, чем в очередной раз сливаться. Хотя Юра уже более чем был уверен, что его давным давно раскусили, просто Виктору нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Юру прежде восхищала эта черта в Никифорове, что тот более осмысленно подходил к любым решениям и не рубил с горяча, как это регулярно делал Плисецкий. И даже те решения, на которые Юра был обижен по сей день, наверняка, были обдуманы задолго до того, как Виктор их озвучивал вслух, и, может, именно это и расстраивало Юру больше всего. Сердце жалобно билось, словно испугавшись огромного монстра. Голова напряжённо загудела, а по телу бежал адреналин. Внутри все распирало от чувств до слабой боли. Почему Плисецкий так явно ощущал, что в этих стенах так напряжённо, что сейчас начнут метать молнии? Почему это чувство так упрямо начинало перекрывать глотку? Почему так хотелось одновременно оттянуть предстоящий разговор, так и максимально приблизить этот момент, чтобы наконец прекратить ощущать эту тяжёлую атмосферу? Почему так наивно хотелось верить, что ему лишь чудится, что рядом с ним сидит Виктор, упрямо что-то обдумывая? Каждая минута тянется так долго, словно протекают часы. Терпения становится все меньше, заставляя от раздражённости расцарапывать руки. Каждая секунда ожидания словно раскаляла и без того разгоряченные до предела эмоции. Казалось, ещё пару мгновений, и чаша выдержки перенаполнится. Сердце билось словно у загнанного зайца, да и сам юноша так же себя ощущал, словно в лапах у волка, бежать было уже некуда, оставалось лишь смиренно ждать, что предпримет Виктор. В нос бил запах горького дыма, мяты и цитруса. Как бы Юра сейчас не желал прекратить ощущать этот аромат, почему-то парень вдыхает его глубоко в лёгкие, наслаждаясь, но одновременно с тем вынуждая понять, что это реальность, и никак раствориться в этой ситуации он не может. Юре постепенно начинает надоедать эта напряжённая тишина, и, может, будь он менее упертым, Плисецкий бы уже не выдержал и таки выпалил вопросы, что сейчас так и крутятся в голове, но пока он, сжав зубы, держится, хоть и на одной силе воли. Лежа лицом к окну, Юра спокойно мог разглядеть, что творится на улице. Пушистыми хлопьями снежинки ложится на снег. Юра слышал, что в Японии это первый снег в этом году, и сейчас юноше было интересно правда ли работает сказание о том, с кем встретишь первый снег, с тем и проведёшь этот год. Работает ли это в их случае, когда в России снега начали валить ещё в октябре? От этой мысли чувства стали противоречивыми. Юра умом понимал, что навряд ли из этого выйдет что-то путное, но, одновременно с тем, те пару штук не передохших мотыльков в животе восторженно затрепетали. Юра был уверен, что буквально вот-вот что-то произойдет, и в голове что-то ​подсказывало, что это будет из-за Никифорова. И одновременно хотелось как можно сильнее оттянуть мучительный момент развязки, но вместе с тем и ускорить, чтобы больше не истязать своими домыслами. Сейчас любая мысль может сработать, как спусковой крючок для бури эмоций, что все сильнее набирают силу и сгущаются словно тучи. — Юр, ты спишь? — шепот раздался по комнате, словно гром посреди ясного неба. От шеи побежали мурашки по всему позвоночнику. Юра ждал, пока он услышит хоть слово, но тем не менее этот голос заставлял чуть ли не вздрагивать, стоило его уловить, особенно в столь напряжённой обстановке. — Нет… — он не сдержался. Прогнулся под этой буквально ломающей тяжестью атмосферы и от этого голоса, что всегда слишком сильно привлекал его внимание. — Ясно. Тишина слишком сильно раздражает слух, заставляя сильнее спрятаться в тяжелом одеяле лишь бы перестать ее так сильно ощущать. Юра не знал, сейчас ли ещё больше сгустилась атмосфера ни то неловкости, ни то напряжённости или она и раньше была такой сильной, и Юра только яснее стал ее чувствовать. Но почему-то Юра ощутил, что сердце постепенно замедляет свой ритм, приходя в норму. Постепенно юноша привыкал к этому запаху, к теплу, что едва чувствовалось через толстое одеяло. Юра вновь привыкал постоянно видеть, слышать, ощущать и чувствовать Виктора рядом с собой. И почему-то где-то глубоко внутри Плисецкий знал, что так должно быть, хоть и не хотел это полностью осознавать и верить. Юра ненавидел звенящую тишину. Особенно, когда рядом кто-то есть. Юра будто чувствовал, что его можно прочитать словно открытую книгу в этом затишье. Юра будто стоял совсем обнаженным, не имея возможности скрыться от чужих глаз. Будто его видели насквозь, что заставляло его лишь напрячься. Юра ненавидел чувствовать себя уязвленным. Может, давным-давно Юра мог спокойно наслаждаться тишиной в компании Виктора, однако с тех пор слишком много воды утекло, в пух и прах разбивая те доверительные отношения, что когда-то были. Когда-то Плисецкому нечего было таить от его старшего друга, но сейчас было все совсем по другому. — Вить, говори, что собирался сказать, — Юру ломало. Ломало словно под прессом, вытягивая из припухших губ слова. Юра все так же чутко ощущал горькую обиду, но тем не менее не мог противостоять этому угнетающему молчанию. Он слишком устал, чтобы продолжать бороться за какие-то пустяки. Он слишком давно потерял честь в голубых глазах. И слишком давно прекратил понимать, почему продолжает так упрямиться, продолжая действовать чисто по инерции. Не было желания даже повернуться на другой бок, чтобы увидеть, если не лицо Никифорова, так хотя бы его широкую спину. Было спокойнее говорить смотря в окна и наблюдая за снежинками, стремительно летящими на землю. Хотя со спокойнее Юра врал. Ничуть ему не было спокойно, потому что сердце забилось ещё пуще прежнего, и Юра мог лишь надеяться, что только ему слышен этот оглушающий стук, будто баса в песнях, пульса. Просто Плисецкий знал, что стоит ему увидеть своими глазами силуэт, что и без того слишком хорошо впечатался в разум, он вновь сорвётся и начнет тараторить все, что у него на уме, и вновь посеет яблоко раздора между ними, хотя таких и без того было завалом. Юра сейчас очень сильно стал ощущать неправильность ситуации. Сейчас было что-то явно не так. В голове слишком пылало от той нестыковки, что никак не могла выдать себя. Сейчас, в этой комнате, что-то явно было не как обычно, словно деталь от пазла, что не хотела входить в один единственный паз, будто крича об ошибке. Было слишком тихо. То немногое, что сейчас слышал Юра — это громкое таканье часов, свое и чужое дыхание. Почему-то именно это сильнее всего насторожило парня. Излишняя молчаливость Виктора действительно не давала покоя. Тот определенно был сам не свой. Юра помнит, как после каждой полученной медали тот просто сиял от радости, независимо от того, что произошло до этого. Никифоров радовался даже самой незначительной награде, словно ребенок долгожданному подарку. Однако сейчас Виктор ни разу не лучился счастьем. Юра ощущал это, даже не смотря на парня, это было ясно без слов. Сейчас стоило отбросить все споры и обиды, что стояли поперек горла и просто помочь. Юра не хотел бросать в беде друга, даже несмотря на все противоречивые чувства, ведь сам знал какого это ощущать себя брошенным в лужу. Юра знал какого это — бросать немые крики о боли, всем своим видом стараясь привлечь внимание, и прекрасно знал какого это — получать в ответ лишь взгляды недопонимания и полное игнорирование. И он просто не мог так же поступить. Ещё несколько часов назад Юра бросался громкими словами о чести и о обещаниях. О том, что никогда передаст свои цели, гордость и собственные клятвы. Юра не хотел его бросать. Он по своей дурости кинул те слова, совсем не понимая, к чему они могут привести. Он ведь просто хотел тогда решить то недопонимание, чтобы следовать дальше плечо об плечо по жизни. И пару часов назад, метнув ответный взгляд в сторону Никифорова, парень совсем не ожидал, что ему придется кусать за эти слова свои губы до крови. Юра его не бросал. И никогда не собирался. Повернувшись боком к Виктору, Юра лишь заметил напряжённую осанку парня, но даже это выдавало его в глазах Плисецкого. Во рту пересохло, и сколько бы Юра не сглатывал слюну, это чувство не проходило. Нервозность все сильнее ощущалась, заставляя сжимать ладони в кулаки. Поднявшись на руках, Юра сел на кровать. Какой-то странный порыв заставил его прижаться своей грудью чужой к спине и обвить руки вокруг талии. Чуть вздрогнув, Виктор обернулся посмотреть на того, кто это сделал, и Юра чуть улыбнулся, надеясь, что это хоть как-то поможет улучшить атмосферу. Юра почувствовал, насколько были напряжены мышцы, которые сейчас постепенно расслаблялись. Парень упорно искал в голове хоть несколько слов, но натыкался лишь на кристальную пустоту в голове. Слова словно испарились от этих неловких действий, не давая найти хоть парочку. — Расскажи, что сегодня случилось. Я же вижу, что ты сейчас сам не свой, — проведя холодным кончиком носа по изгибу шеи, пуская по чужому телу ворох мурашек, а после кладя тяжёлую голову на плечо, уговаривал парень. Полутона хватает, чтобы Виктор все прекрасно расслышал. Хрипота стала слишком частым гостем в последнее время, так что никто из юношей даже не удивляется ее присутствию. Голос был сорван множество раз, а желания залечивать больное горло вовсе не было. Честно говоря, было вообще все равно на эту мелкую боль, она меркла на фоне моральной в тысячи раз. Даже множество раз травмированные мышцы за этот короткий срок на ногах не шли ни в какое сравнение с эмоциональным ощущением боли, что било в стократ сильнее. Юра очень надеялся, что подобные действия не смутят Вика, ведь сам парень уже не мог сдержаться. Он уже перестал искать даже малую долю логики, ведь данная ситуация уже куда больше походила на полный абсурд. Ещё не прошло и суток с тех пор, как они поругались в грязной уборной, а теперь Юра пытается утешить старшего в своих объятиях. Несмотря на это, в душе настолько паршиво, что хочется просто повеситься. Давно знакомый аромат духов дурманит голову, а горячая кожа приятно согревала руки. От этих объятий становилось лучше, даже если они не помогали Виктору, то определенно делали приятно Юре. — Меня девушка бросила. Сегодня после награждения позвонила и просто поставила меня перед фактом. Аня мне даже слова вставить не дала, отказалась слушать, — полностью расслабившись, Виктор откинулся на чужую грудную клетку, тихо и размеренно рассказывая. — Мы ведь ещё пару месяцев назад все-таки съехались. И все же было нормально, ну ругались время от времени, с кем не бывает. Четыре года просто в пустую, — тяжело выдохнув, Никифоров прикрыл глаза. Юра молчал, ведь знал, что сейчас лучше всего будет молча выслушать, все что ему будет рассказывать Виктор. Молча, не осуждая, не перебивая, никого не обвиняя. Юра просто старался максимально отгородиться от этой новости, чтобы внутри не зацвела ложная вера во взаимность. Но почему-то с этим чувством было слишком сложно справиться, ведь то упрямо старалось воскресить уже давно пропавшие надежды. Внутри почему-то хотелось смеяться, кричать и плакать одновременно. Вся эта неразбериха заставляла схватиться за голову, надеясь найти выход всем этим удушающим эмоциям, что были ему неподвластны, но парень мог только молча слушать. — Знаешь, ведь самое грустное, что я даже в начале даже не расстроился, когда это услышал, я подумал, что это просто несмешная шутка. Я ведь до сих пор полностью не осознал, что это конец, что мы расстались. Почему-то мне все ещё чудится, что она будет, как прежде, меня встречать после соревнований у аэропорта, а после долго донимать своими рассказами. Она была всегда такой шумной и упертой, прямо как ты раньше. Юра комкал в руках чужую футболку, чтобы хоть как-то справляться с противоречивыми эмоциями, постепенно начинавшими переполнять копилку чувств. Эти сравнения казались слишком непонятными на вкус, вынуждая оглядываться по сторонам, чтобы кто-то подсказал, как себя должен себя чувствовать блондин. Плисецкий сам прекрасно знал чувство ненужности, больно бьющее под дых. Юра знал каково чувствовать себя тем самым брошенным и искалеченным игрушечным медвежонком, выброшенным за ненадобностью. И он просто не мог себе позволить дать почувствовать себя таким Вику. — Я ведь успел вас с Аней познакомить ещё в твой дебютный сезон. Помню, как ты бурчал и пытался доказать, что она вообще мне не подходит. И как потом долго обижался, что я тебя не послушал. Сейчас думаю, что, может, к твоим словам стоило прислушаться, может, сейчас было бы, — горько усмехнувшись, проговорил старший.– Ты, наверное, сейчас у себя в голове думаешь: «Я же говорил!» — и ведь я не могу даже это оспорить, ведь, действительно, ты говорил. Какой же я дурак, тебе ведь и так очень паршиво, а тут я ещё выливаю все это на тебя. Ты бы знал как сейчас мне за это стыдно. Последние несколько фраз вызвали на губах Плисецкого грустную улыбку и жгучую тоску по тем временам, когда сам Никифоров его утешал. Юра действительно скучал по тем временам, когда он мог со спокойной душой рассказать о том, что у него творится на душе и, получив свою долю поддержки, принять советы от старшего. — Ш-ш-ш… Все порядке, не переживай, это все пустяки, — сильнее сжав парня в своих объятиях, Юра стал постепенно того укачивать, чтобы успокоить. — Ты не понимаешь, Юр. Ты ведь, действительно, ничего не знаешь, и мне так за это стыдно — вывернувшись из юриных рук, повернувшись лицом к парню, Вик сжал свои кисти вокруг юриных предплечий, вынуждая младшего тяжело выдохнуть через нос, стал спешно говорить. — Я тогда смолчал и не смог сказать настоящую причину, почему я разорвал наше общение. Я так боялся, что если узнаешь правду, то ты будешь на меня волком смотреть, что наплел ещё какой-то чепухи куда обиднее настоящей причины. Ты ведь, наверное, все это время думал, что ты мне комом в горле стоишь, так противно было с тобой мне общаться, так ведь? Что просто я нашел удобный момент, когда можно было уже, наконец, оборвать все с концами. Боже, я таким глупым был, что повелся на Анины истерики, когда она просто ревновала тебя ко мне. Когда ей уже надоело постоянно ругаться по поводу того, что я с тобой провожу время, она поставила мне ультиматум заставив выбирать между ей и тобой, а я был так в нее влюблен, что просто прогнулся под неё. Я сейчас понимаю насколько был тупым, чтобы променять тебя на какую-то девчонку. А потом ты стал меня просто игнорировать и избегать, а я уже прекратил дёргаться ведь сам понял, что поставил точку. Я думал, что тебе все равно, но потом понял, что ты чертовски сильно был на меня обижен, и сегодняшний скандал в туалете это лишь подтвердил. Ты не представляешь, какую я вину ощущаю за то, что так бессовестно тебя променял. Я так провинился перед тобой, я просто безмозглый козел, пожалуйста, прости меня, — голубые глаза бегали по юриному лицу все время, пока Никофоров это расказывал, стараясь заметить хоть малую тень эмоций. Отведя взгляд, Юра потупил его об пол, стараясь найти в нем разъяснение всему тому, что только что он услышал. В голове каша, что мешается под ногами, давая с трудом сложить все в цельную картину. Смешанные чувства отдавались странным послевкусием на языке. Было грустно от того, что они из-за какой-то мелочи не общались столько лет, это расстраивало больше всего. Внутри от всех чувств стало мутить. От чего-то стало внутри так взволнованно, словно море пошло волнами. Крепко сжав руки вокруг чужой грудной клетки, Юра спрятал свое лицо где-то в изгибе шеи, просто чтобы Виктор не заметил как начинают блестеть его глаза. В груди сердце отбивало чечётку, а грудь ходила ходуном. Почему именно сейчас стал он стал так переживать, Юра сказать не мог. Просто хотелось почувствовать теплые объятия, спустя столько лет. Словно читая мысли, Вик сжал его своими руками и мягко поглаживал по спине, вызывая приятные мурашки по коже. Ему так этого тепла не хватало. Почему-то Юра чувствовал, что сейчас внутри все переменилось. Он был уверен, что теперь все совсем измениться. И пусть обиды все ещё не полностью отступили, но ком огорчения, что много лет стоял в горле, наконец, спал, давая сделать глубже глоток воздуха. — Вить, прощаю, — посмотрев в чужие глаза, ответил парень. Сейчас Юра был уверен, что он был прав, сказав эти слова. На душе не стало легче, просто эта тяжесть переменилась, стала другой. — Фу, божечки, это звучало как фраза из сопливой мелодрамы или, похуже, из фанфика, — прыснув, сказал Юра, уже чуть расслабившись. — Тьфу, на тебя, ты всю атмосферу испортил, — махнув рукой, будто недовольно сказал Виктор, в то время, как его губы расползались в улыбке. Может, теперь станет чуть проще, Юра очень хотел надеяться, но почему-то знал, что легче не будет. Будет по-другому, но не легче. Теперь ход истории изменится, заставляя его заново с нуля изучать правила, даже если с предыдущей игры он их не выучил.