Травы расцвели

До дебюта было так долго — но день, назначенный Тедди и еще кучей богатых серьезных людей, все-таки наступил. Как все однажды приходит — пришел тот день, к которому они, возможно, готовились всю свою жизнь, и никто не мог предугадать, как все пройдет. Или взлет — или падение, третьего не дано. Тедди Пак настолько известен, имя его на слуху, а слухи о девочках его имени впереди планеты всей. Их ждали — и стоим им допустить хотя бы одну ошибку, все будет кончено. — Я не хочу, чтобы вы были лучшими, — сказал им Тедди накануне. — Понимаете — это слишком плоско да и грубо было бы с моей стороны просить вас о таком. Все, чего хочу я, это чтобы вы были самими собой. У вас точно получится. Вы красивые и сильные. Я вас выбрал. Весь мир будет смотреть на вас. И у вас есть возможность посмотреть на мир самим. Сделайте это с благодарностью и любовью. Мир ответит вам тем же. — Мы слишком долго шли к этому дню, — Дженни подняла голову. — Приложим все усилия. — Мы вас не подведем, оппа, — честно сказала Пранприя. — Мы подготовлены полностью, теперь дело за малым — показать это зрителю, — кивнула Чеен. И лишь Джису промолчала — потому что помнила, как накануне Дженни вырвало от волнения, Пранприя готова была сорваться и сбежать, а Чеен рыдала сестре в Австралии в трубку, что передумала. Джису все это уже проходила — у нее был дебют актрисы, она выходила вперед и скромно называла свое имя, отвечала на вопросы журналистов, старательно делала вид, что у нее все хорошо, а еще она уже пережила свой первый скандал и вышла из него с достоинством. И Джису была старше — на год старше Дженни, и на два — Пранприи и Чеен, и неощутимо неотчетливо она сразу поняла, она обязана быть настоящей онни для них, обязана поддержать каждую из девочек, обязана быть рядом, обязана взять огонь на себя. — Это мой долг, — сказала она себе. — И я приложу все усилия. У каждого будет своя роль в группе, но кроме меня никто не сможет сделать это. И если я не буду на виду, то пусть я хотя бы поддержу каждую из них в их лучшем стремлении. Я люблю их. И глядя на краснеющую Дженни, которая первая брала на себя огонь, на скромную Пранприю, готовящуюся стать Лалисой окончательно, на Чеен, которая храбрилась и все же была напугана куда больше других — глядя на все это, Джису вдруг поняла, почему Тедди настоял на ее присутствии в группе, нежели присутствии Миен или Джинни. С Миен и Джинни они сейчас были бы на пороховой бочке, они были бы в состоянии вечной войны, они были бы полны сомнений, они не были бы уверены ни в чем. Джису словно земля или вода успокаивала каждую из них — вот только как успокоить ее саму, не знал никто, даже сама Джису. Будь у нее Юнги — как раньше — она могла бы позвонить ему, будь у нее Джунмен — как всегда — она бы могла переложить это на него. Но у Джису не было теперь никого — и впервые она шла на бой сама с собой, как, наверное, и стоило сделать раньше. Джису смело шла вперед — а за ней шли Дженни, Лалиса, не Пранприя, и Розэ, не Чеен. День дебюта наступил — и Джису вышла на сцену второй, в персиковом платье с черными звездами, как положено вижуалу, молча встала туда, куда нужно было, и ответила на все вопросы, как этого от нее ждали. Ее прежний мир кончился — но на этом же месте начался мир новый, а с экрана красивые смелые и счастливые девочки громко кричали одно-единственное слово. — Бумбайя! *** Когда Пранприя сказала Дженни, что хочет поговорить с Чонгуком, она не врала и не притворялась, этой девушке ни то, ни другое не было свойственно совсем. Она действительно считала, что их отношения — такие детские и непонятные — не были закончены там в академии, а еще она искренне верила, что им есть что обсудить и без этого она не сможет двигаться дальше. Так, впрочем, учили ее все умные справочники по психологии. Так, впрочем, было правильно на самом деле. Пранприя не знала, что Чонгук тогда обратил на нее внимание только чтобы добраться до Дженни. Не знала они и то, что Дженни возвращалась к нему после, а оставила его, чтобы Чонгук мог дебютировать в группе. Она не знала про Дженни и Чимина. Не знала, что у Дженни чувство вины перед ней. Пранприя была наивна и чиста — поэтому она не знала ничьих чувств, кроме своих собственных. И ее собственные толкали ее вперед — а мир казался плоским и безгрешным. Таким он и был. Она написала ему впервые за два месяца до дебюта — поздравила с выходом песни. Чонгук, посомневавшись, ответил — он тоже мучился чувством вины, что использовал эту девочку в качестве разменной монеты, но толком и не понимал, как можно перед ней извиниться теперь, когда прошло так много времени, но постепенно их общение стало обычным и нормальным, и ничего странного в нем не было. Пранприя словно забыла обо всем и не ждала извинений, и Чонгук в ее лице обрел друга, честного и искреннего человека, а вскоре и сам стал наслаждаться общением. Он вспоминал ее чистое красивое лицо — огромные глаза, в которых словно само небо смотрело на него, движения, с которыми она отдавалась танцу, ее добрые увещевания, когда девчонки вместе с Чеен пытались издеваться над ней. И ее смущение, когда он впервые предложил ей сходить куда-нибудь. — Я был ее недостоин, — говорил он сам себе. — Жаль, что все так вышло. Впервые за долгое время ему было стыдно за все то, что он творил, когда буквально заболел Дженни Ким — потому что пострадал один невинный человек, а потом вспоминал Чимина, и понимал — он не за Пак Чеен получил тогда, а за Пранприю. В мире все возвращается бумерангом, что посеешь, то и пожнешь — и за разбитое сердце красивой доброй девочки он получил сразу три разбитых сердца. Свое, Дженни и Чимина. И четвертое — Пак Чеен, но это уже совсем другая история. В день дебюта девочек он, как и другие, дождался выхода клипа, и с радостью посмотрел его, поразившись таланту Тедди Пака и мастерству клипмейкеров — такие краски, такие яркие движения. Но еще куда больше его поразили девочки, красивые и смелые, и среди них ярким пятном выделялась на удивление не Дженни даже — а именно Пранприя. Скромная тихая Пранприя вела себя так, будто бы коронация прошла неделю назад, а она ее не пропустила. — Поздравляю с дебютом! — написал он в сообщении, сам не понял, как взял телефон в руку и настрочил. — Ты неподражаема. Желаю пойти по цветочной дороге. Я не мог оторвать от вас глаз. Вы замечательные! Буду поддерживать вас! Постеснялся написать еще больше, а когда отправил и перечел — покраснел, слишком много восторга, слишком бурная радость, не сочтет ли она это грубостью. — Я веду себя, как мальчишка, — сказал он сам себе. — Неправильно, наверное, все это. Но уж очень они хороши. Уж очень она хороша. Прекрасна просто. Он волновался, когда брал в руки телефон — ждал ответа, потом рассердился на самого себя за малодушие, а на нее — что слишком долго отвечает, и пошел тренироваться. И лишь когда вернулся, вспомнил, бросился к телефону и увидел драгоценный ответ. — Оппа, — счастливо писала ему Пранприя. — Спасибо за поддержку. Мы будем очень стараться не разочаровать. Спасибо огромное! Вы для нас пример для подражания. Когда у тебя будет свободное время, буду рада встретиться с тобой, чтобы обсудить все лично. Я рада, что мы можем снова дружить. Спасибо! От ее сообщения в животе стало тепло, а сердце затрепетало, как у мальчишки. Счастливый Чонгук не выпускал телефона из рук, совсем забыв о том, чтобы написать, например, Дженни, с которой он был гораздо более близок в свое время, или той же Чеен… Какой там — он думал только о Пранприи, красивой доброй девочке, которая нашла в себе силы простить его и себя, которая замечательно воспрянула духом, у которой он мог, разумеется, многому научиться. И в которую он по-мальчишески влюбился, если говорить честно. Он с нежностью смотрел на ее фото, читал ее новое имя, всматривался в широкую улыбку и ловил каждый свой вдох. Чонгук раньше никогда не видел в женщинах больше, чем видел в своих подружках. Женщины были для него набором качеств — красивые яркие куклы, как бабочки весной. Первой женщиной — многогранной и открытой — для него стала Чеен, второй — Дженни, но эти две истории кончились, не начавшись. И теперь впервые он думал о ком-то еще, впервые искренне болел кем-то, впервые мечтал сблизиться с женщиной, не надеясь на успех, но мечтая о нем. — Лалиса, — думал он. — Красивое имя. Нет красивее имени. И как я раньше не разглядел ее… Почему раньше не увидел… Почему не попытался понять, как она хороша… Будь я внимательнее, будь я аккуратнее, я бы мог быть сейчас самым гордым и счастливым на земле… Я бы мог сейчас поддерживать ее, я был бы рядом, я писал бы ей каждую минуту и стоял за кулисами… Сердце его трепетало, а пальцы дрожали — он провел пару дней в раздумьях, а потом просто признался обо всем единственному, кому мог довериться — Юнги, ибо только этот человек был любим в своей жизни взаимно, а еще с ним он никогда не делил девушек, и его считал по-настоящему талантливым. — Признайся ей, когда будет удобное время, — сказал Юнги, выслушав ее. — Она не откажет, я думаю. — Но, возможно, я ей противен… — Чонгук разводил руками. — Я некрасиво поступил с ней, непорядочно, я бы сказал. — Она сама вернулась в твою жизнь, стало быть, тоже о чем-то жалеет. И ты ей небезразличен, судя по всему. Я бы сказал, что она по-настоящему хотела бы сблизиться с тобой, раз отвечает тебе в таком дружелюбном тоне после всего того, что ты сделал. Был бы ты противен ей — она бросила бы тебя в черный список. — А если я снова причиню ей боль… — Тогда убей себя, — Юнги рассмеялся. — В любом случае, выбор будет и за ней. Но попробовать стоит, если есть шанс, что ты можешь принести ей и счастье. — А если она отвергнет меня… — Никогда не узнаешь точно, чем все закончится, если не попробуешь, — улыбнулся он. — В любом конкретном случае нужно сделать и пожалеть, чем не сделать никогда и жалеть, что не сделал. И на тебя не похоже, чтобы ты чего-то боялся или сомневался в чем-то. Будь смелее, в конце концов. Сделай свой выбор, ты же его заслуживаешь, так или иначе. Слова Юнги запали Чонгуку в душу — но даже он тогда понимал, что Юнги дает совсем не самому Чонгуку, а скорее — самому себя. *** Дженни старательно избегала звонков и встреч с Джиеном перед дебютом — она сделала вид, что последнего разговора между ними не было, и пыталась представить все так, будто бы она потом может спокойно вернуться домой, а он продолжит любить ее. Расстаться с ним она не была готова — как и простить его тоже. В целом, она не хотела перемен никаких — поэтому просто тянула время. Если Джиен примет решение за нее, она будет рада — если нет, то пусть все тянется так, как тянется сейчас. Дженни не хотела вообще ничего — она была занята дебютом, как центр группы, она была впереди всех и гордилась этим. Красивая и сильная — таким был ее образ. В глубине него пряталось ее большое одинокое сердце, но это было никому не интересно. Кроме Ким Джонина, разумеется. Этому человеку была интересна только Дженни, и никто не мог изменить этого. Ким Джонин не замечал ни красоты Джису, ни голоса Чеен, ни пластичности Пранприи — он видел только Дженни. Он не интересовался никем, кроме Дженни, с ним можно было сидеть на заднем сиденье и есть печенье, болтать обо всем на свете, материться, смотреть смешной фильм и сплетничать о новых парочках в других группах. А еще он забавно пародировал Джунмена, которого Дженни из-за истории с Джису не выносила, смешно шутил о БТС, передавал ей новости в сценках и приносил вкусные снеки на репетиции. С ним Дженни было проще, чем с Джису, спокойнее, чем с Тедди. Он был идеален. И, конечно, он был чертовски красив. Это нельзя было не заметить. Красивый и достойный, смелый, откровенный и честный. Он чудесно танцевал, хорошо пел, мог создать о себе самое лучшее впечатление, а еще он прекрасно себя вел и никогда никого не подводил. О таком друге можно было только мечтать, но достался он Дженни. Ее сложно было обмануть — но он и не пытался. — Я тебе нравлюсь? — спрашивала она. Джонин кивал, а потом смеялся. — Но ты же все равно мне откажешь, — качал он головой. — Да и роль твоего парня ненадежная. — Почему? — удивлялась она. — Я могу быть хорошей девушкой, если ты об этом. — Я не сомневаюсь, — кивал он. — Но вокруг тебя слишком много мужчин, а ты увлекаешься быстро… Я не хочу потом потерять тебя окончательно. Мне проще дружить с тобой, чем любить тебя. Понимаешь? — То есть ты хочешь быть мне только другом? — Я хочу быть тебе близким человеком, — резюмировал он. — А потом посмотрим. Пока этого достаточно. Но, кстати, если будут еще вакансии, говори. Он смеялся — Дженни смеялась, а Ким Джонин приходил в самое неожиданное время, и никогда себя не контролировал, любил удивить стафф корзиной булочек на утренней репетиции, а на съемки клипа привозил Дженни коробки с мороженым. Та мило смеялась, подставляя ему щеки для поцелуя, и не задумывалась о том, что бы сказал на это Квон Джиен — какая разница… — И что ты так смотришь, онни? — говорила Дженни Джису, когда та изучала Джонина взглядом. — Он просто друг. Считай, что это ты в мужском обличье. Такой же добрый и непосредственный. — Но он же влюблен, Джендыки, — мудрая Джису кивала. — Думаешь, он остановится на печенье и цветочках? — Он сделает все, что я попрошу, — Дженни качала головой, — Если нет — тогда я попрошу еще раз. Не суди всех по своим мужчинам, онни. Это только у тебя они жаждут отношений. У меня они проще. Я же не такая популярная, как ты. Она научилась поддевать лучшую подругу, научилась парировать ей в ответ. Будь Джису Чеен — она бы ответила погрубее, началась бы свора, а будь Джису Пранприей — скорее всего, просто ушла бы в себя. Но Джису была Джису, и она сразу поняла, что прячется за этой бравадой — отчаянье, боль и страх потерять саму себя. А еще она очень любила Дженни, поэтому и решила дать ей возможность разобраться самой. В конце концов, у Дженни должен быть шанс. Дженни имеет на него право. В день дебюта Дженни получила от Ким Джонина корзину с цветами и огромный ворох вещей от модного бренда — Джонин был их амбассадором. Та радостно притащила все за кулисы, чтобы поделиться с девочками и покопаться вместе с ними. Ворох модного тряпья, куча сумочек и цепочек, несколько пар обуви — стоит как дорогая машина. — Боже, онни, — Пранприя была вне себя от восторга. — Этот оппа очень щедрый. — И мудрый, — прагматичная Чеен смеялась. — Эти вещи хорошо подобраны, их не найти в магазинах. — Я оставлю себе только плюшевого медведя, — щедрая Дженни улыбнулась. — Берите все, что захотите. Поделимся, идет? Я с радостью поделюсь с вами, отпразднуем наш триумф и… — Оставь себе все, — посоветовала Джису. — Он ведь для тебя выбирал. Потратил много денег и времени. Ему будет приятно, если ты наденешь все сама. По крайней мере, покажи ему хотя бы. ОН действительно старался. Дженни кивнула ей и снова ударилась в раскопки, тщательно выбирая красивые аксессуары, не заметив, как дверь открылась, и в комнату вошел Квон Джиен. Он тоже пришел поздравить Дженни с дебютом — и в руках у него была такая же огромная коробка с такими же подобранными вещами. Дженни его, конечно, не заметила — слишком занята была…