Я был неправ, следовал за дождём,
Я выстоял один против огня, но кого это волнует? Жизнь продолжается, всё возвращается на круги своя, Однако, нельзя не заметить, что свет внутри потух. Тебе лучше об этом знать: В самую чёрную из ночей я гулял с тьмой внутри себя. Это была прекрасная ночь. Это была чудесная ночь. Свободный перевод Ocean Jet — Dead Black Heart
Следующим утром калейдоскоп событий завертелся с необычайной скоростью. Гарри не выспался. Всю ночь он переваривал события, справлялся о состоянии Риддла, затем ругал себя за излишнюю тревогу, вновь залезал в кровать, вертелся с боку на бок и вставал с чувством, что ночь превратилась в какую-то бесконечную вереницу минут, наполненных томительным ожиданием. С утра пришла весточка от Дамблдора: «Гарри, в понедельник урок пройдёт по расписанию, но партнёра для показательной дуэли лучше не искать. Смею предположить, что ты уже обустроился. Береги себя». Всё ясно. Риддл останется на Гриммо, пока Кингсли не перестанет висеть тучей над школой. А когда это случится, было непонятно. Туманное послание навело на мысль, что о зелье лучше спросить при встрече, но сегодня перемещаться в школу категорически не хотелось. С одной стороны, Гарри было неудобно перед Шеклболтом, с другой — его одолевали опасения. Всё-таки сокрытие Тёмного Лорда — это преступление. Измена. Но и открывшиеся ему перспективы, если Риддла упекут в Азкабан, тоже были далеко не радужными и можно было воспринимать так же: симпатия не спасёт Гарри. Министр имел определённые обязательства перед обществом и вряд ли стал бы жертвовать всем ради одного волшебника. В этом Гарри не сомневался и отчасти принимал, только тревога от этого не уменьшалась. Когда Риддл не проснулся ни в десять, ни в одиннадцать, ни даже в полдень, Гарри вновь забеспокоился, но эльф, смущённо покачиваясь, заявил: — Димбл взял на себя смелость дать мистеру Риддлу усыпляющее средство, чтобы восстановить силы. Мистер Риддл не проснётся до вечера… Но Гарри Поттер не должен злиться! Гарри не злился. Наоборот, он почувствовал облегчение и даже обрадовался. — Своевольничает тут. Ох, если бы госпожа была жива… — бормотал Кричер, пока ковырялся где-то рядом. Тот постоянно что-то делал, но Гарри не понимал что. Ворчливый домовик умерил свой пыл и стал терпимее, но осуждающе кряхтеть не перестанет, наверное, никогда. Эта его черта даже дарила некоторое умиротворение, как и всё стабильное в его жизни. В час камин пришлось открыть. В ту же секунду меж всполохов появилась сияющая Гермиона и набросилась на Гарри. — Живой! — осуждающе посмотрела она и вновь сжала в объятьях. Трепет и лёгкий аромат цитруса охватили Гарри, и только сейчас пришло осознание, что прошло почти два месяца с их последней встречи, если не считать разговор через каминную связь и писем. Камин вспыхнул во второй раз, и явился Рон. — Не так сильно, — притворно пожаловался Гарри, улыбаясь и подмигивая взъерошенному другу. — Задушишь. — Ага, жив-живёхонек, — констатировал факт Рон, не ведясь на провокацию, и шутливо заехал кулаком Гарри по плечу. — Если бы не Джинни, мы бы подумали, что ты снова позволил Дамблдору себя во что-нибудь впутать и скрываешь от нас очередную заварушку! Как же близко тот был от правды. Гарри в ответ лишь хмыкнул. Они расположились в гостиной, и Гарри незаметно рассматривал друзей. Он всеми силами старался не вспоминать о третьем госте наверху и молился, чтобы Кричер не начал ворчать где-то за спиной и жаловаться госпоже на очередных визитеров. Гермиона чуть приподнялась и вновь уселась. Жадное нетерпение красочно иллюстрировало, насколько сильно она хотела завалить его вопросами, но, как только открывала рот, в последний момент всё-таки не решалась начать говорить и, прикусив губу, аккуратно скрывала свой порыв. Всё-таки Гарри знал обоих слишком хорошо. Знал этот огонёк интереса в глубине чужих глаз и кривоватую улыбку Рона, притом что в чужих движениях и жестах также ощущалась скрытая тревога, странное болезненное беспокойство — нервозность, одним словом. — Ну и? — откинулся Гарри. Димбл появился с подносом, поставил и сразу исчез, кинув полный слепого обожания взгляд на гостей. По удивлённо-восхищённому выражению лица эльфа можно было прочесть: «Это Гермиона Грейнджер — лучшая подруга Гарри Поттера, а это Рональд Уизли — лучший друг героя! Какая честь для Димбла!» Только домовик явно усилием воли удержался от восторженных комментариев. — Кхм, кхм… — кашлянул Рон и посмотрел на Гермиону. Та вернула ему взгляд полный возмущения. Что происходит?.. — Получил моё письмо? Как тебе новый ассортимент? — начал друг, и тут же раздался тяжёлый вздох. — О-ох, это нелепо, Рональд Билиус Уизли! — прервала его Гермиона, хлопнув руками по коленям, а затем строго посмотрела на Гарри. — Рон хотел спросить: ты расстался с Джинни и ничего нам не сказал? Ты что, не собираешься становиться мракоборцем? Где ты вообще пропадаешь? Во что впутал тебя профессор Дамблдор? Гарри слегка растерялся от такого напора. — С чего такие странные вопросы? — выдавил он и даже вжался в кресло, чувствуя себя мишенью, в которую залпом стреляют из артиллерийских орудий. — Встретиться с тобой в последний год сложнее, чем с Министром магии, — вот почему, — деловито пояснила Гермиона и закатила глаза. Рон молчал. С виноватым видом он косился исподлобья. Мол, прости, друг, но она права: во что ты снова вляпался? — Мы все были заняты, — осторожно начал Гарри, пожимая плечами. — Разве нет? Это обычное явление. Вы живёте вместе и видитесь чаще… А про расставание, это Джинни сказала? — голос дрогнул. Внутри что-то тревожно защекотало. Не могла же его девушка решить расстаться и ничего ему об этом не сказать? — Джинни намекнула, что ты хочешь расстаться с ней. Кажется. Гермиона так это поняла и сказала мне, а я… — А он только что раскрыл тебе тайну, — раздражённо шикнула та, и друг съёжился, виновато улыбаясь. Их отношения по сей день были для него загадкой. Полные противоположности притянулись и сложились непонятным образом. Гермиона всё чаще примеряла ежовые рукавицы, но Гарри не видел, чтобы Рон особо сопротивлялся подобному развитию событий. К тому же друг постоянно что-то вытворял в лавке близнецов и, казалось, что своего рода нянька ему была просто жизненно необходима, чтобы не убиться после очередного эксперимента — запас лечебных зелий она и пополняла регулярно. Гермиона, надо заметить, отлично справлялась с любой ролью, а с этой и подавно. Как-то Рон сказал, что всегда может положиться на её разум. И даже не обиделся, когда Гарри пошутил в ответ, что она заполнила пустоту в его голове. Пустота не была синонимом глупости, скорее безалаберности. Впрочем, термина, применимого к ним обоим. Они оба были людьми действия, поэтому казалось естественным, что Гермиона стала своеобразной гирей в противовес общему безрассудству. Джинни была не такой — мягче. Движимая чувствами, эмоциями, она всегда ждала первого шага от Гарри. Когда они сошлись, она могла ворчать, протестовать, изложить свою точку зрения, но никогда не пыталась заткнуть его за пояс или же управлять им по своему усмотрению… «На колени!» — раздался шёпот над ухом. Вздрогнув, Гарри резко обернулся. Никого за спиной не оказалось. Прикрыв глаза на миг, он сглотнул. Показалось?.. Гарри попытался отмахнуться от всех сторонних мыслей. «Показалось?» — едкий хохот задребезжал внутри и так же резко стих. — ...Какая это тайна? Ты же всё рассказала мне, — бубнил Рон. — Ты её брат! — А он её парень. И наш друг! — И о чём я только думала, когда делилась с тобой! Никак не могу запомнить, что хранить секреты ты не умеешь. — Тоже мне секрет нашла, — буркнул Рон. Гарри вздохнул и, склонившись над столом, разлил чай по чашкам. Прислушиваясь к перепалке друзей, он размешивал сахар и поглядывал на них с лёгкой улыбкой. Показалось. — И чего ты молчишь? — Гермиона гневно сверкнула глазами. — Я не собираюсь расставаться с Джинни, — спокойно пояснил Гарри. — Собирался сделать ей предложение, но… Как он мог, если над ним снова повисла угроза в лице Волдеморта? И не только угроза. — Вы правы, Дамблдор поручил мне задание. Очень важное задание, — спешно заключил Гарри. — Что?! — совместный возглас заставил его замешкаться. Да простит его Дамблдор. Всё же это он виноват в сложившейся ситуации. Гарри буквально гробит свои отношения не только с девушкой, но и с друзьями, а никакой правдоподобной легенды Дамблдор ему не предоставил. Ведь фактически роль профессора не спасала от объяснений по поводу постоянных отсутствий, а теперь ещё и затворничества. Разве что роль профессора-трудоголика, спавшего на рабочем месте. Ему приходилось изворачиваться и лгать, чего Гарри делать не любил, когда дело касалось близких ему людей. — Ничего опасного, — поспешил он успокоить их, продолжая сочинять на ходу. — Просто Дамблдор хочет пересмотреть систему образования в Хогвартсе. Представляете, что это такое по масштабам? Почти что полная реорганизация, начиная с основ… — Как так? Зачем? — Гермиона даже приподнялась, в неверии взирая на него. Возможно, он выбрал не самую удачную из историй: затрагивать тему с ключевыми словами «знания», «обучение» и «школа» рядом с Гермионой — значит сыграть партию с госпожой Фортуной. — Ну, времена меняются, а школа нет. Он посчитал, что настало время шагнуть в новую эпоху. — Без угрозы «Сам-Знаешь-Кого» неудивительно, что всё меняется, — важно кивнул Рон, а Гарри поморщился. Он никогда не сможет привыкнуть к «Сам-Знаешь-Кому», как и к званию «Мальчика, который выжил». Когда Гарри раз за разом после победы слышал эти нелепые прозвища, то возвращался в те длинные ночи и неясные, наполненные страхом дни. Для остальных это время должно было остаться в прошлом, так зачем же повторять «Тот-Кого-Бла-Бла-Бла» — вот чего он не мог понять. Само собой, нельзя забыть нечто подобное по щелчку пальцев — слишком много видимых следов осталось, — и, судя по всему, тень ужаса будет преследовать волшебников ещё многие десятилетия. Если не учитывать вариант будущего, где этот самый ужас снова вернётся, чего допускать нельзя. Чашка в руках стала необычайно холодной и привлекла его внимание. Пар исчезал, а напиток, подобно вихрю, двигался спиралями, затягивая его куда-то в бездонную глубину. Там была одна пустота и тишина, а он будто проваливался внутрь. Падал нескончаемое число секунд, отсчитываемых часами на стене. Вспышка. Резкая боль. Громкое «нет». Ловкие движения пальцев, горячий шёпот, еле различимый запах леса, смешинки в глазах сменяются тревогой. — Гарри… — низкий голос звучит необычайно ласково и доводит до приятного онемения. Пульс учащается, и лёгкая дрожь пробегает по телу. Прикосновение к щеке — он буквально чувствует тепло кожи, а пленительная нежность в каждом слове вводит в состояние близкое к оцепенению: — Я знаю, что для тебя идиотизм и геройство — это синонимы, но не смей вмешиваться. Всё это тебя не касается, ты понял меня? Хочется кивнуть, но сделать по-своему, ведь Гарри не может позволить рисковать другим и бездействовать. И то, как его резко хватают за плечи и встряхивают, а тон становится угрожающим, вызывает трепет в груди: — Даже не думай! Не думай об этом… Фраза ускользает, как бы он ни пытался расслышать последние слова. Прикосновение губ выбивает из колеи. Требовательный и тёплый поцелуй расцветает счастьем, тепло разливается по телу, и он отвечает, переплетая руки в тесных объятьях. — Ты сводишь меня с ума, мальчишка, — рычащие нотки в голосе возбуждают. — Сводишь с ума… «С ума, с ума, с ума…» — Гарри продолжал слышать эхо. Голос постепенно стихал, но он хватался за угасающую фразу и тянул на себя… — Гарри! Внезапно чашка обрела контуры. Напиток — самый обычный чай — переливался тёплыми оттенками и дрожал. Нет, не сам напиток — это его рука дрожала. Гарри словно выпал из реальности на мгновение — весьма и весьма странное ощущение. Неожиданно плеча коснулись, и он вздрогнул. Рон посмотрел на него вопросительно: — Что такое? Гермиона тоже выглядела странно: взволнованно и… заинтересованно. Неужели он снова что-то учудил? — Я мало спал сегодня, — вздохнул Гарри и, оставив чашку на столе, потёр глаза. — Дружище, точно всё хорошо? — Рон нахмурился. — Смотреть в чашку чая и бормотать… — Не похоже на сонливость, — влезла Гермиона. — Ты словно увидел что-то, Гарри. Что это было? — Прости, я не должен был называть «Сам-Зн…», — Рон обрвал себя на полуслове и, вернувшись на место, смущённо почесал нос. — Не бери в голову, ладно? — Так что ты видел? — настаивала Гермиона. Бегло глянув внутрь, она добавила: — Чаинок нет, странно… Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? Гарри сам не понял, что произошло. Насколько ему было известно, даром провидца он не обладал, а гадать так и не научился. Щемящее чувство ворочалось внутри, точно он кого-то любил один краткий миг, а потом это право отобрали. Вот только любил он Джинни, а ощущалось и виделось всё по-другому… Новое помешательство? Скоро у него соберётся целая коллекция и можно будет обвешать стенку «странностями Гарри Поттера». Прямо рядом с мётлами. — Я как раз задумался о прорицании. Точнее, задумался над тем, как улучшить дисциплину, — болтал Гарри с беззаботным видом. — Помните беспорядок на уроках с Трелони? Считаю, что нужно более методично преподносить предмет, да и некоторая подготовка не повредит. Профессор вновь напугала нескольких учеников, рассказав их будущее в своей излюбленной манере. Разве так можно? Ну тут хотя бы не соврал, ведь та и правда довела до слёз парочку третьекурсников. Даже состоялась беседа с Дамблдором по этому поводу — беседа, которая закончилась слезами Трелони и огорчёнными вздохами профессора, была малопродуктивна, как понял Гарри. Гермиона скептически смотрела на него, а Рон тут же закивал: — Жутковатая она всё-таки. У меня от неё мурашки по коже. — Прекратите! Она со странностями, конечно, но хороший преподаватель, — спокойно возразила Гермиона. — В любом случае как ты-то можешь помочь «шагнуть в новую эпоху»? Во взгляде подруги открыто читалось: «Ты и учиться особо не любил, чтобы сейчас взвалить на себя такую важную задачу». Его это не обижало, ведь Гермиона всегда была такой. Да и окажись ложь правдой, он сам бы не стал участвовать в таком. — А вот это секрет, — выдавил улыбку Гарри. — Когда всё закончится, сами увидите. — Значит, поэтому в Хогвартс так сложно попасть в последнее время… Поверили. Гарри мысленно выдохнул. Открывшийся актёрский талант весьма удивил его, а в состоянии, когда он не знал, услышит ли очередной внутренний голос или зависнет, переживая ненормальные видения, — и подавно. Нет, не видения — шутки утомлённого разума. Нельзя думать о случившемся, ведь всё он понимал (ещё бы не понимать — воспоминание въелось в подсознание), но отказывался принимать, отбрасывая истину куда подальше. Позже. Думать он будет потом: может, завтра или, возможно, послезавтра. Когда-нибудь. «Ночью», — смешок. — Но… как это может помешать предложению руки и сердца? К другу, как обычно, озарение пришло не вовремя. — Хм... Это тоже часть секрета, — выдавил Гарри, перебирая в уме все возможные варианты. «Отъезд в Дурмстранг». Гермиона прищурилась — этот взгляд инспектора мог проделать в нём дыру. Она ведь не отпустит без ответа, который бы удовлетворил не только любопытство, но и рассеял все возникшие подозрения. — Ну ладно-ладно, — развёл Гарри руками. — Мне нужно будет посетить Академию Шармбатон, потом Дурмстранг, Колдовстворец… Написать множество отчётов. Это долгие и утомительные путешествия, можно считать — исследования. Мне казалось, что смена обстановки пойдёт на пользу. Но я не уверен, сколько времени это займёт. Может, год, а может — три. Точно не знаю, поэтому думал сделать предложение, как вернусь, — уверенно заключил он и мысленно себе поаплодировал. «Себе или мне?» — хмыкнуло нутро. Гарри глубоко вздохнул, пытаясь унять раздражение из-за этого навязчивого — собственного — голоса внутри. — Гм, Гарри, а ты не подумал, что она устанет ждать? Да, об этом он не подумал, потому что вообще думал на один день вперёд. Он немного отстранился от обстановки, постукивая по подлокотнику, а друзья настороженно смотрели и явно ждали очередного откровения. Только репертуар был ограничен, а сказки закончились. — Думал, конечно. Но понравится ли ей такой образ жизни? Вечно в дороге, из одного места в другое... Я буду почти всегда занят, а она предоставлена самой себе, — бормотал Гарри. — Не о таком Джинни мечтает. Мне нужно всего лишь год... или два, а потом я осяду. — Ты хоть с ней об этом говорил? — Нет, ещё нет. Мы немного поссорились, она разозлилась, а я решил дать ей время. — Что за чушь, — взмахнула руками Гермиона. — Ты не подумал, наверное, что твоё «дать время» покажется ей намёком на прекращение отношений? Да и об этом он не подумал. Тоже. Сейчас мысли текли в иное русло, были сосредоточены на новых проблемах, на очень больших проблемах, которые с каждым днём казались всё более неразрешимыми. Несколько минут назад прибавилась ещё одна. Час от часу не легче. — Ну хватит, пусть они сами разбираются, — хлопнул Рон в ладоши. — Ты так и не сказал, как тебе письмецо? Гарри улыбнулся, незаметно кивнув другу в знак благодарности, а тот моргнул в ответ, вернув этим жестом улыбку. — Твои шутки с каждым разом всё более опасны — в этот раз моё любимое кресло чуть не сгорело дотла. — О! Надо уменьшить эффект, — почесал макушку Рон. — А сколько горело? — Пять секунд, пока я доставал палочку. Агуаменти сработало на ура. Но ты бы хоть предупреждал цветом конверта, например, что шлёшь мне, — прибавил Гарри. — Мда… Да-да, — отстранённо ответил тот, задумавшись, скорее всего, о способе улучшения розыгрыша. — Гарри! Совсем забыла тебе рассказать... Они ещё долго болтали. Гермиона рассказывала о своей работе в Отделе регулирования и контроля за магическими существами и возмущалась отсутствием поддержки в борьбе за свободу домашних эльфов. Гарри предпочёл обойти эту тему, ведь она весьма остро реагировала на то, что сами эльфы ополчились на неё и отказались от свободы. Он же считал, что это и есть свобода выбора: если домовикам близка такая жизнь, то это их право и насильно освобождать — тоже в какой-то мере проявление деспотизма, против которого Гермиона и боролась. Естественно, Гарри не был сторонником жестокого обращения и лишь в этом аспекте поддерживал её стремления: нужны правила, нужны законы. Рон же постоянно вклинивался и энергично рассказывал про новые пополнения в магазине и о том, что они планируют открыть ещё один и выйти за пределы страны в скором времени. Рассказал, что, возможно, Перси станет главой Отдела магического транспорта, поэтому в последнее время он более придирчив, чем обычно; а малыш Фред не даёт покоя Джорджу ни днём ни ночью, из-за чего тот постоянно рассеян и недавно чуть не слопал партию обморочных орешков. Но, когда они уже собирались обсудить последнюю игру «Пушек Педдл», появился Кричер и с явным недовольством проскрипел: — Мистер Драко Малфой ожидает наверху. Обведя всех нечитаемым взглядом, эльф пробормотал что-то непонятное и исчез. — А что он тут забыл? Рон сразу напрягся: движения стали нервными, резкими, а лицо ожесточилось. — Пожалуй, мы пойдём, — Гермиона с пониманием улыбнулась. В чём-то она была более демократичной. — Ты же не простил его, Гарри? Не простил?! — подозрительности в голосе только прибавилось, и Рон поднялся. — Опять! Прекрати, это же смешно! — она взяла его под руку и повела за собой. — Гарри, мы ждём тебя в «Норе» в пятницу, надеюсь, ты не забыл. — Буду пунктуален, — сдержанно улыбнулся Гарри, шагая следом. — Вы ведь понимаете, что школьная реформа — это тайна? Тайна, которую я доверил вам. — А ты думаешь, что мы пойдём всем рассказывать? — раздражённо возразил Рон и остановился около камина. — А хорёк всё знает, да? — Рон, я не это имел в виду, — вздохнул Гарри, поглаживая палочку в кармане. Подобно тому как некоторые дёргают цепочку, кусают губы или крутят кольцо на пальце, так он искал волшебное орудие в кармане. Вскоре после войны этот жест стал чем-то вроде привычки. — Всё-всё, Гарри, не забудь! Отправлю тебе громовещатель в четверг, а то опять завертишься и всё пропустишь, — Гермиона зажала в руке летучий порох и с нетерпением посмотрела на Рона. Тот продолжал сверлить Гарри недоверчивым взглядом чуть прищуренных глаз. — Не пропадай, — под конец буркнул друг и взял горстку пороха. Зелёный свет озарил комнату дважды. Так же, как не менялась Гермиона, так и Рон был в чём-то постоянен: вспыхивал сразу и ярко, а иногда — может, даже чаще, чем Гарри хотел признавать — было сложно заставить друга взглянуть на всё с другой точки зрения. Взъерошив волосы и кинув последний взгляд на камин, он отправился наверх. Малфой ждал в кабинете. Стоял спиной ко входу и рассматривал коллекцию мётел, но стоило Гарри подойти, как тот сразу развернулся. Зализанные волосы, строгая мантия, прямая осанка, расправленные плечи — горд собой, как всегда. — Поттер, — кивнул он. — Малфой, — ответил тем же Гарри. А затем уголки губ расплылись в еле заметной улыбке, и Драко указал на свёрток, лежащий на столе. — Тебе в коллекцию. Гарри подошёл к столу и развернул бумагу. Скользя пальцами вдоль массивного древка из тёмного дерева, он наслаждался гладкой поверхностью древесины, изящной линией стяжки прутьев. «Варапидос» — последняя модель, изготовленная в Бразилии. Прекрасна в своей простоте. — Ты слишком балуешь меня, — усмехнулся он и поднял взгляд на Малфоя. Отношения с Драко медленно, но всё же поменяли своё направление вскоре после войны. На самом деле Гарри сам не заметил, как сблизился с бывшим неприятелем, да и Малфой тоже, наверное, не сразу обнаружил перемены. Внутри него потускнела та сила движения вперёд несмотря ни на что, к которой привыкли остальные, и притворяться, что всё хорошо... что всё по-прежнему, стало очень сложно. Не сказать, что Гарри раньше являлся неунывающим оптимистом, но всегда видел свет в конце туннеля. И это качестве померкло: он просто устал, был надломлен и не видел, каким должно быть то новое будущее, к которому они так стремились. Проблема Волдеморта решилась, и что теперь? Все чем-то занялись, завертелись, а он просто смотрел, как для них жизнь продолжается, и только он будто остался стоять где-то позади. То же самое творилось и с Драко. Только тот, наоборот, обнаружил внутри что-то правильное, непонятное: то, что заставило его сомневаться и в самом себе, и в семье, и в том, во что он всегда верил. Как и Гарри, Малфой в равной мере был сломлен и потерян в новой реальности, что обрушилась на них. В Хогвартсе они иногда сидели на руинах и просто смотрели на силуэт запретного леса. Иногда Гарри уходил первым, кивнув Малфою; иногда, буркнув короткое «пока», первым отчаливал Драко; иногда Гарри приходил первым и, заметив его, приветствовал простым жестом; а иногда Малфой находился уже на месте и, кивая, сдержанно говорил: «Поттер». Это длилось месяцами, наверное. Делить тишину постепенно превратилось в привычку. От которой Гарри и избавился однажды, задав Малфою вопрос: — А ты помнишь… Помнил, конечно. Так началось их общение. Поначалу они обменивались скудными фразами, ничего не значащими фактами о погоде, о назойливых вредителях, о реконструкции школы... Малфой был едким, как обычно, но не жалящим. Впрочем, и сам Гарри был таким же. Бывали дни, когда они просто обменивались колкостями, которые не причиняли былого вреда. Гарри даже находил в этой словесной перепалке нечто забавное. Спустя некоторое время он неожиданно поделился самым страшным моментом в своей жизни: своей ролью и своим решением пойти на смерть. Драко тогда долго молчал. Тишина вновь стала третьей в их компании, пока поздно ночью Малфой не пришёл с бутылкой огневиски и не вернул должок: поделился наиболее тёмным периодом своей жизни. Миссией, которую ему поручили и с которой он не справился. Ни одному из них не надо было притворяться: Гарри видел худшее в нём за прошедшие года и не отвергал Малфоя из-за столь несвойственных ему сомнений; Драко же нашёл некого советчика — горе-советчика по добрым делам, — и не видел в новом эмоциональном фоне Гарри ничего особенного. Мол, у кого не бывает моментов, когда ты на самом дне? Гарри не знал, было ли это своего рода наказание или же их новоиспечённая дружба стала положительным фактором для посвящения Малфоя в тайну Риддла, но Дамблдор сделал это буквально сразу же. Иногда он думал, что знающих людей намного больше, чем профессор упоминал, но не хотел углубляться в эти дебри: углубляться, означало, участвовать, а Гарри пытался свести участие к минимуму. Пытался, да... Драко относился к Риддлу с опаской, но сдержанно. Если он и боялся, то виду не подавал, а тот в свою очередь тоже провожал Малфоя нечитаемым взглядом и лишь изредка говорил что-то вроде: «А, мой юный друг». Драко кривился, но ничего не отвечал. Он стал более сдержан или, вероятно, так было всегда, когда дело касалось Тёмного Лорда. Гарри не был свидетелем их отношений, чтобы понимать, изменилось ли оно. Тем временем Малфой сел в кресло и, указав рукой куда-то в сторону, поинтересовался: — Как там пленник? Гарри вновь бегло коснулся метлы и размял плечи. Тело болело, хоть он и принял утром укрепляющий раствор, когда понял, что рука всё-таки пострадала. Не сильно, но связки были или повреждены, или это простое растяжение. — Спит. — Спит? Удивление в чужом голосе вызвало у него веселье. Такие вещи, как сон, еда, какие-то бытовые нужды и Тёмный Лорд в одной фразе казались диковинкой. Сверхчеловек, сверхколдун — в каком бы положении тот ни был, а репутация за ним закрепилась. Гарри раньше и сам сомневался не только в перечисленном, но и в том, что Риддл способен испытывать возбуждение. Ведь столь низменные инстинкты не соответствуют его приоритетам и нуждам: зачем кому-то его положения нечто столь банальное, как секс? — Эльф постарался, — туманно ответил Гарри и опустился в кресло. Единственное, во что не был посвящён Малфой, так это в некоторые детали их отношений. Крохотная тайна должна остаться навсегда между Гарри и его совестью. Ну и Дамблдором, раз уж так вышло. — Ещё один презент, — добавил Драко и положил на стол коробочку. — Они? — Те самые, — кивнул Малфой. — Серебро, кожа Украинского сталебрюха. Гарри открыл коробку, прикоснувшись к наручам. Они имели форму змеи, кусающей собственный хвост — Уроборос. Кожа с металлическим отливом туго оплетала браслеты в некоторых местах, в других — оставляла полоски серебра, покрытые тончайшей гравировкой, которая от прикосновения вспыхнула и погасла. — Прекрасны, — заметил Гарри. Даже жалко было растрачивать подобный экземпляр. Но мастерство гоблинов всегда было выше всяких похвал. — Знал, что ты оценишь. — Драко откинулся и замолчал, пока Гарри рассматривал артефакт с интересом ребёнка, получившего новую игрушку. Следом Малфой вновь заговорил, но интонация поменялась: — Ты слышал что-нибудь про Азкабан? — Мне цитировать историческую вкладку? — получив в ответ холодный взгляд, Гарри пожал плечами и убрал наручи в надежде, что они ещё долго не пригодятся. — Нет, никаких новостей. В последнее время он был отрезан от мира по понятным причинам. А вот серьёзность и тон Драко не предвещали ничего хорошего. Малфой медлил, словно взвешивал, стоит ли рассказывать или нет. — Драко?.. — насторожённо протянул Гарри. — Мне кажется, что-то происходит, — наконец выдал тот и устало провёл рукой по волосам. — Думал, может, Дамблдор сообщил тебе какие-нибудь детали. — Ты меня не удивил: в Азкабане постоянно что-то происходит. — Точно не такое. Этим утром приходил Шеклболт. Они заперлись с отцом, а потом вместе ушли. Когда отец вернулся, на нём лица не было. Я прекрасно знаю, как он выглядит, когда испуган. На мой вопрос, как ты понимаешь, я получил: «Драко, не вмешивайся в это дело». — Справедливо, — хмыкнул Поттер. Ведь Малфой-старший был не в курсе маленькой тайны существования Риддла. — Очень смешно, Поттер. — Драко подался вперёд и вполголоса продолжил, изредка жестикулируя: — Затем я наведался в школу и увидел, как Шеклболт разговаривает с Дамблдором. Министр явно был не в себе, он кричал на весь коридор, а то и на всю школу: «Ты должен помочь, Альбус! Нельзя прятать голову в песок, у нас чрезвычайная ситуация. Азкабан…» Профессор увёл Шеклболта, а мракоборцы, что с ним прибыли, и те, что находились в школе, сразу ушли. Естественно, я не собирался ни за кем следить, — махнул он рукой так, будто о таком даже думать стыдно, — но, когда собирался возвращаться, заметил двух мракоборцев — выпускников Хаффлпаффа. Я узнал их. Они разговаривали с профессором Флитвиком,— Драко перевёл дыхание и откинулся назад. — И что тебя беспокоит, не пойму? Гарри и правда не понимал. Для него самая большая угроза сейчас спала наверху. Пока Риддл был под присмотром, мало что могло напугать или расцениваться им как угроза. Азкабан всё-таки был тюрьмой, и он прекрасно помнил, как всполошился магический мир, когда крёстный сбежал. Сколько было мрачных теорий и с какой лёгкостью Сириуса превращали из преступника в безумца, а из безумца в монстра, едва ли не пожирающего детей. И это если не вспоминать о большом побеге, организованном самим Волдемортом. — Я поговорил с теми двумя, — издалека начал Малфой, вперив немигающий взгляд в Гарри. — И они стали с тобой разговаривать? Удивительно, — улыбнулся он, дабы разрядить обстановку. Не вышло. Драко чуть склонил голову и всё с той же серьёзной миной продолжил: — Разумеется, стали, — затем тонкие губы тронула высокомерная улыбка. — К сожалению, они ничего толком не знают, но… — Малфой, не тяни кота за хвост, — вздохнул Гарри. — В Азкабане произошли странные убийства. — А насколько странные вы не успели посплетничать? — Настолько, что все мракоборцы сорвались в Азкабан утром. Ну, кроме новичков. Даже те, что выслеживали оставшихся Пожирателей,— поморщившись, добавил Драко, — были созваны. — И сколько это может быть? — задумчиво пробормотал Гарри, спрашивая скорее себя. — После войны явно меньше. Выпускники пополнили опустевшие ряды, многие только начали обучение — сам посуди. Я бы сказал, что катастрофически мало для серьёзной угрозы. Тем более что существенная часть мракоборцев уже и так была задействована в охране узников. — И говоришь, твой отец куда-то ходил с Кингсли… — Стало быть, заинтересовался, — снисходительно заметил Малфой, не отрывая от Гарри взгляда. Убийства в тюрьме не являлись знаменательным событием, если учесть, что дементоры постоянно то сводили с ума узников, то убивали; но так было раньше. Отдельным звоночком послужила реакция Кингсли: Шеклболт не стал бы кричать на публике, тем более на профессора Дамблдора. Сколько Гарри его знал, тот всегда говорил неторопливо, уверенно, что разительно отличалось от описанной Драко истерики. Однако куда больше встревожило поведение Люциуса Малфоя. — Дамблдор прислал весточку утром, но это было предупреждение о перемещениях Риддла. «И я не хотел связываться с ним раньше понедельника», — добавил он про себя. Ибо в голове у Гарри был сплошной кавардак, с какой стороны ни посмотри. Возможно, стоило бы спросить про тюрьму прежде, чем профессор выстроит очередной план, в котором у Гарри будет судьбоносная роль по спасению мира от мести узников Азкабана или победе над каким-нибудь зацикленным на могуществе волшебником. Если в тюрьме произошло нечто столь страшное, что даже Малфоя-старшего испугало, то рано или поздно Дамблдор расскажет. Особенно, если учитывать, что он сам замешан — а в том, что профессор всё-таки решил помочь Кингсли, Гарри почему-то был уверен. В любом случае хотелось быть готовым прежде, чем его закинут на поле битвы, и знать заранее, с чем придётся столкнуться. «…Не смей вмешиваться. Всё это тебя не касается, ты понял меня?» — настойчивое воспоминание взбудоражило. Какие же глупости. Драко щёлкнул у него перед лицом и спокойно — хотя в голосе проскальзывали предупреждающие нотки — сказал: — Нет, Поттер. Даже не думай. Подавшись вперёд, Гарри замолчал. Малфой, видимо, понял молчание по-своему, так как уже более резко заявил: — Надеюсь, ты не задумал проникнуть в Азкабан, потому что это ужасная идея! Вздохнув, Гарри вновь откинулся и покачал головой. — Я не собираюсь лезть на рожон: мне проблем и так хватает. Просто подумывал, что хорошо бы получить детальную информацию, а то мало ли какой любезный Пожиратель собирается в гости наведаться. — Точно не сюда. — Собирать школу по кусочкам снова тоже не особо хочется, — Гарри поднялся и взял в руки метлу. Не тяжёлая, но и не лёгкая — просто идеальная по весу. Он обязательно испробует малышку. Скоро. Подойдя к стене, Гарри бережно повесил её на крюки и, взмахнув палочкой, выгравировал на небольшой позолоченной табличке «Варапидос». Малфой встал рядом и сделал шаг к стеклянному стеллажу. Протянув руку, он бережно коснулся Золотого Снитча. Небольшое воспоминание из прошлого покоилось на подставке, как и некоторые из других вещей, что были Гарри дороги. — Мама приглашает тебя на обед в следующие выходные, — обронил Драко и выпрямился, оставляя Снитч на месте. — Я обязательно приду. Малфой еле заметно кивнул в ответ и, не сказав больше ни слова, направился к двери. — Кстати, ты рассказал Уизли о нас? Гарри обернулся, непроизвольно рассмеявшись. — Он и сам догадался. Но, думаю, для принятия понадобится некоторое время. Улыбнувшись краем губ, Драко исчез в проёме. Несомненно, чтобы принять Малфоя в качестве нового друга Гарри, а не общего врага, Рону понадобится очень много времени.***
Не имея ни малейшего представления, когда именно Риддл должен был проснуться, Гарри всё-таки не решился приглашать Джинни на Гриммо, и, видимо, она была этим фактом очень недовольна. Чуть нахмуренные брови, появляющиеся морщинки на покрытом веснушками носу и плотно сжатые губы. Очень-очень недовольна. Ему нужно было увидеть, сполна прочувствовать, что их связь держится и не нарушена всем тем, что происходило в последнее время; убедиться, что видение — чушь, а он просто временно помешался. Возможно, это было эгоистично, но он имел право на свой маленький островок спокойствия рядом с ней. — Прости, — смягчив голос и зазвучав медлительно-плавно, Гарри продолжил: — Я был нагружен, немного напряжён и не осознавал, что мог обидеть тебя, — он ласково поднял её голову за подбородок и заглянул в глаза. — Почему просто не поговорить со мной? Я не могу понять, с чего вдруг ты стал таким скрытным, — сухо заметила она и попыталась отвернуться. Он рассказал ей ту же байку, что и друзьям, но Джинни ещё больше разозлилась. Это завело их в тупик, а Гарри даже ещё не поведал последнюю часть про замечательный тур по школам волшебства. Сейчас, как никогда прежде, ему казалось, что ещё чуть-чуть — и он заврётся, запутается в собственных отговорках, а затем потеряет её. А когда потеряет Джинни, то обо всём узнают и друзья. Тогда он станет… «Свободным от оков», — раздалось плотоядное шипение внутри. «Одиноким…» — Не дуйся, — шепнул Гарри и заправил выбившуюся прядь рыжих волос за ухо. Она вздрогнула и прикусила губу, всё так же отводя взгляд. — Прекрати, — недовольное бурчание вызвало у него приступ нежности. Гарри держал её лицо и поглаживал большим пальцем по щеке, чувствуя, как податливое тело льнёт к нему. Она злилась, безусловно, но куда больше соскучилась — это чувствовалось в еле заметной грусти на дне карих глаз, лёгкой дрожи и алому румянцу, что распространялся на шею. В конце концов, разве она не понимала с самого начала, с кем связалась? Не понимала, что с ним всегда будет сложно? Медленно склонившись, словно давая ей время, чтобы отстраниться, Гарри коснулся уголка рта, а затем и самих губ, углубляя поцелуй. Цветочный аромат приятно щекотал нос. Мягкие губы казались родными — прикосновение, что возвращало его назад. В то время, когда беспокойства отступали, стоило ему оказаться подле неё. Джинни действовала неуклюже, словно не могла решить, оттолкнуть или всё же поддаться. Противоречие исчезло, когда её руки обвили его шею, и она плотнее прижалась, горячо, даже яростно отвечая на поцелуй. Его девочка, его Джинни. «Хорош-ша-а». — Останешься на ночь? — прошептала она в губы. Её щёки покраснели, глаза лихорадочно блестели и дыхание сбилось — она была столь красива в этот момент, что сердце у него должно замирать, как делало это столько раз. И тем не менее Гарри чувствовал себя весьма необычно: волнение отсутствовало, пульс даже не ускорился, точно поцелуй никак не взволновал его на эмоциональном уровне. — Я не могу, — пробормотал он. — Почему? — в её голосе вновь прорезалась разочарование, и он мысленно вздохнул. Отговорок не было, да и особых причин, почему он бы не мог остаться на ночь, — тоже. Гарри вдруг понял, что просто не хотел. Теперь он был во власти какого-то неразрешимого противоречия: ему было хорошо, спокойно рядом с ней — ведь ради этого он и пришёл, — но в то же время что-то было явно не так. Какая-то часть его рвалась домой. — Только не придумывай очередную отмазку, Гарри, — опередила она его и стремительно отошла. — Я и не собирался. У меня просто дел по горло, — Гарри протянул руку и ласково коснулся тонкой шеи, но Джинни скинула ладонь и сделала ещё несколько шагов в сторону. — Ночью? — с болезненным смешком выдавила она. — Ты хоть слышишь себя? И что я должна думать, по-твоему, после таких заявлений? Он заметил, как чужой румянец сменился землистой бледностью, а её глаза странно заблестели. Нет, только не слёзы. — Джинни, это дела Дамблдора, — сумбурно начал Гарри, взъерошив волосы на затылке. Он ходил по краю и чувствовал — вот-вот сорвётся. — Ты прекрасно знаешь, для него таких понятий, как свободное время, не существует. А сейчас, когда Хогвартс буквально перестраивается заново, тем более. Там полный бардак, я иногда сплю часа два… «Ты так ис-с-скусно лжёшь, ты с-создан для этого», — ядовитый тон заставил осечься и замолчать. Он примечал каждую деталь в чужой внешности: как губы дрожали, как веснушки стали едва заметными на фоне покрасневшего носа, как плечи вздрагивали — и всё это вызывало у него тоску. Почему нельзя иначе? Почему он не мог? Гарри не хотел заставлять её страдать, но и не мыслил потерять её вот так, в одночасье. Он не хотел вынуждать Джинни жить ожиданиями, ведь пока он гонялся по призрачным делам профессора, выполнял очередную суицидальную миссию, погряз в непонятной зависимости, время продолжало течь для всех остальных. И вместе с тем он не мог представить, что Джинни перестанет ждать, перестанет смотреть только на него. От неразрешимой дилеммы хотелось биться головой об стену. «Но она с-страдает, а виноват я», — Гарри слышал это отчётливо, точнее, думал, ведь голос принадлежал ему. — Ты не я! — зашипел он и опустил голову, поняв, что произнёс слова вслух. — Что? — непонимающе уставилась на него Джинни. Её губы дрожали, а тонкие брови изумлённо взлетели вверх. — Прости, это… «Довожу до с-слёз, — всё громче клокотал голос. — Такая аппетитная крошка-Джинни, почему бы не повеселиться сегодня ночью?» «Нет!» «Смотри, она сейчас заплачет…» «Молчи-молчи-молчи!» «М-м, как прекрасно, хочу заставить страдать её ещё больше». — Прости, это… — вновь начал он. Туман в голове стал плотнее. Он погружал Гарри в состояние невесомости и превращал в камень одновременно. Он попытался закончить фразу, но не смог. — У тебя зависимость, Гарри. Синдром героя, или.... Не знаю даже, как это назвать, но тебе нужна помощь, — он почувствовал прикосновение ладони к щеке и сфокусировал взгляд на взволнованных глазах. «Герой», — хмыкнули в глубине, и Гарри воспроизвёл мимику. — Тебе смешно? — моментально взбунтовалась Джиневра. — Ни капли, — хрипло прошептал он и, проведя пальцами вдоль её ладони, поймал руку. Поднеся к губам, Гарри несильно прикусил запястье и провёл языком вдоль вен, вызвав невнятный возглас. Подняв взгляд, он заметил, как бледность вновь сменяется румянцем, и лениво улыбнулся. — Не переводи тему! — она попыталась выдернуть ладонь, но Гарри, переплетя пальцы рук, дёрнул на себя и поймал её в объятья. — Что ты хочешь обсудить, детка? — шепнул он на ухо и почувствовал её дрожь. — Гарри? — упираясь ладонями в грудь, негромко позвала она, словно его здесь не было. Обхватив её рукой за талию, Гарри переключился на шею и стал покрывать её поцелуями, медлительно терзая кожу, слегка покусывая, исследуя... Удивлённый возглас он проигнорировал и, сжав в кулаке ткань кофты, потянул ту назад, обнажая ключицы. Давление на грудь увеличилось: Джиневра буквально скреблась ногтями по его одежде в попытке оттолкнуть. — Гарри, подожди! — в голосе проявлялась тревога, но ему было абсолютно всё равно. «Фульгари», — и давление исчезло, а её руки были связаны. — Всё же я останусь на ночь, — безмятежно сообщил Гарри и опустил взгляд. Джиневра, широко раскрыв глаза, рассматривала светящиеся верёвки на запястьях. Путы переливались, тускло сверкая в полумраке гостиной. — Что ты делаешь? Гарри, отмени заклинание! Раздражённо цокнув языком, он подхватил её на руки и быстро зашагал в сторону спальни. — Гарри! — она барахталась на руках, повторяя его имя с разными интонациями от обвинительной до гневной. Использовала несвойственный повелительный тон и даже нервно рассмеялась, укорив: — Это не смешно! — Детка, мы всего лишь займёмся любовью — в чём твоя проблема? — Остановись… Ты меня пугаешь! — взволнованно шептала Джинни. — Что происходит? Зайдя в комнату, он плавно уронил ношу на кровать. Огненно-рыжие локоны разметались по подушке, глаза гневно сверкали, на щеках разыгрался настоящий пожар и веснушки стали еле заметны. — Отпусти сейчас же! — потребовала она пылко и показательно вытянула связанные руки. — Ты так прекрасна в ярости, — хохотнул Гарри и навис над ней, оттягивая пальцем кофту. Не выдержав давления, нитка порвалась, и верхняя пуговица отлетела с треском. — Что ты творишь?! — взвизгнула Джиневра. Гнев в её голосе отозвался бурлением крови, и Гарри коснулся губами обнажённого плеча. — Гарри, посмотри на меня! Он скользнул ниже, прихватил нежную кожу губами и порывисто прикусил. Тело под ним дёрнулось. — Гарри, чёрт тебя побери! — Очень хотелось услышать твои всхлипы, иначе ты бы уже молчала, — рыкнул он, оторвавшись от столь приятного занятия, и посмотрел в широко раскрытые глаза. — Но, если ты сейчас не заткнёшься, мычание мне тоже сгодится. Джиневра вздрогнула и сжала губы, с ужасом взирая на него. — Гарри… — её тихая мольба вызвала волну вожделения, и он рванул за край кофты. Оставшиеся пуговицы так же отлетели, а взору открылась бледная кожа, покрытая россыпью веснушек. — Остановись… Голос эхом разносился по комнате и тонул глубоко внутри, заполняя разум. Гарри задрожал — его буквально затрясло. Кожу покалывало, а мышцы одеревенели от напряжения и ныли. Шум в голове не утихал, а он, точно слепой, пытался выйти из этого тумана и сосредоточиться на чём-нибудь. «Продолжим… Нет, не смей!» Отскочив назад, Гарри споткнулся и врезался спиной в стену. Тяжело дыша, он смотрел вперёд, где лежала Джинни: полураздетая, со связанными руками, искусанными губами и сверкающими глазами то ли от злости, то ли от страха. — Эманципаре, — сипло выговорил Гарри, взмахнув палочкой. Путы исчезли, но Джинни не двигалась. Секунды тишины обернулись вечностью, а когда она заговорила, голос казался ему далёким и удивительно измученным. — Ты не можешь такое вытворять, Гарри. — Прости… — Что это, чёрт возьми, было? — она приподнялась, опираясь на локти и впилась требовательным, возмущённым взглядом. — Я… — запнулся Гарри. Он не представлял, как объяснить всё произошедшее, если он сам толком не понимал, что происходило. Что на него нашло. — Ролевые игры? — вдруг вскинула она брови. — Игры? — С каждой нашей встречей ты всё более странный. Гарри молчал, в состоянии между ступором и трансом наблюдая, как Джинни села, достала палочку и, взмахнув, присоединила обратно пуговицы. — Не знала, что ты так хорошо овладел невербальными заклинаниями, — сухо заметила она и подошла к нему. — Ты напугал меня. В следующий раз предупреждай, когда захочешь поиграть в Тёмного Лорда: мне эта игра не нравится, — и, видимо заметив удивление на его лице, Джинни ткнула пальцем в плечо, разворачивая его к зеркалу. Вместо обычной одежды на нём была чёрная мантия. Прямой воротник, косой срез — все линии были ему столь знакомы, что Гарри мог найти сходство с закрытыми глазами. Он трансфигурировал одежду в мантию Волдеморта и даже не заметил. А ещё Гарри был не в себе, потерял управление над телом, получал мрачное удовольствие от чужого страха, чуть не сотворил непоправимое… «Не в себе? Как раз пришёл в себя, наконец!» — Прости, — прохрипел он. — Мне надо… идти. Прости. — Гарри, постой, — окликнула его Джинни, но он выбежал из спальни. Надо уйти отсюда куда угодно; уйти прямо сейчас. Услышав за спиной взволнованное «Гарри», он остановился посреди гостиной и, не медля ни секунды, аппарировал, а очередное «постой» растворилось в звуке полицейской сирены. Морозный воздух наполнил лёгкие, но легче не стало. Дыша через раз, Гарри шёл быстрым шагом и ускорялся, чтобы снова аппарировать. Вокзал Сент-Панкрас. Оцепенение ослабло, тело постепенно подчинялось. Мантия развевалась за спиной, ветер трепал волосы, но никак не мог остудить мысли. Ужасающие, буквально разъедающие разум, они роились в голове и жужжали, будто рой. «Вернис-сь и убей! Она хотела, чтобы ты остался, чтобы я остался...» Мучительная тревога охватила каждую клетку, властно сжимая и не позволяя Гарри вдохнуть полной грудью. Казалось, он не может дышать, так огромен был монстр внутри. Шаг вперёд — новое перемещение. Ламбетский мост. Пешеходная часть была почти безлюдна. Где-то ближе к концу моста Гарри заметил единственного прохожего. Пьяница распевал песни, слегка пошатываясь. Чужой голос тонул в шуме транспорта, машины на приличной скорости проносились мимо, а огни слепили. Гарри не остановился. Он передвигался шаг за шагом, пока не сорвался на бег, словно за ним гналась толпа дементоров. Ему было неизвестно, от кого или чего пытался убежать, но оно не должно его догнать, не должно окрепнуть внутри, не должно подавить волю. «Избавимся от свидетеля? Никто не будет скучать по одному ничтожному маглу…» Поймав взгляд человека на последней секунде, Гарри замер и тотчас аппарировал. Гринвич-Парк. Сумрак окружил его. Он мог видеть силуэты веток, что тревожно качались на фоне ночного неба; мог ощущать мёртвый запах давно опавшей листвы и голой земли; мог слышать лай собак где-то вдалеке… А затем вгрызаться ощущениями в абсолютную тишину. Она сгущалась вокруг кольцом, погружая Гарри в гипнотическое состояние. В голове стало пусто, а в душе тревожно зашевелилось нечто. Царапаясь и шипя, оно ползло, карабкалось по нитям, точно хотело стать ближе к нему, но в следующий миг испуганно скорчилось и замерло. Должного облегчения, тем не менее, это не принесло, так как спустя секунду монстр вновь яростно встрепенулся: «Я буду з-здесь! — голос был наполнен ненавистью и болью. — Я — твоё желание обрести свободу, твоё стремление избавиться от чужих ожиданий, от пророчеств, от врагов и от друзей — от всего, что тебя сковывает!» — утробный рокот вздымался откуда-то из глубины в попытке вновь обрести способность думать. Кровь закипела, омывая жаром тело. Гарри напрягся, чувствуя, как магия бушует в попытке разорвать его и вырваться на свободу. Дыхание стало порывистым, а болезненная судорога пробежала по телу. Сжав кулаки, он впился ногтями в ладони и углубил дыхание, стараясь унять волнение и сдержать энергию. — Риддл... — пронеслось полушёпотом-полустоном. «Ты сводишь меня с ума, мальчишка...» — в груди всё ёкнуло и оборвалось. Магическое давление тотчас исчезло, словно лопнувший мыльный пузырь, оставляя после себя состояние болезненной тоскливой тревоги — сердце зашлось в предчувствии неотвратимого несчастья. Что он с ним сотворил? — Риддл! — глухой рык заставил Гарри вздрогнуть. Слово разлетелось эхом по опустевшему парку. Над головой закачались ветки, раздался треск и следом пронзительное «карр-кар-р-кар-р-р» взметнулось к небу. Он сделал ещё один шаг. Шаг в темноту.