Новая партия

      Место находилось в Лютном Переулке. Уже одно это должно было насторожить Гарри.       И всё же едва наступило утро, он накинул мантию с капюшоном и аппарировал, жалея, что не прихватил с собой ещё и маску. Не то чтобы он сильно пёкся о своей репутации, скорее не хотел лишний раз светиться на публике, ведь, как Риддл и подразумевал, лишь маглы не знали, кто такой Гарри Поттер.       Поэтому, натянув капюшон буквально до подбородка, Гарри стоял, прислонившись плечом к стене, и пялился на броскую вывеску «Сон Офелии». Под серебристой надписью покачивалось изображение женщины, придерживающей одной рукой луну, другой — кинжал. Огромные окна были задёрнуты лиловыми шторами, а на двери висела табличка: «Открыто».       Он стоял уже полчаса, наблюдая за посетителями заведения, а они, нужно заметить, забредали туда довольно-таки часто. Недавно забежала какая-то девчушка и спустя десять минут выскочила с улыбкой до ушей. Гарри вообще не понимал, как её отпустили в Лютный Переулок. Это сейчас он с неким безразличием наблюдал за разношёрстной публикой района, не ощущая ничего, кроме праздного любопытства, но в её возрасте воспоминание о внезапном погружении в мир тёмного искусства в окружении странных колдунов и старой карги, что схватила его, стало предостерегающим знаком.       Дверь мелодично зазвенела, и новый клиент исчез внутри заведения.       С одной стороны, Гарри не удивило, что волшебница, к которой его отправил Риддл, обитает в Лютном Переулке, с другой — чудно, что ею оказалась именно дочь Ваблатски. До вчерашнего вечера он абсолютно ничего не знал об Офелии: ни один из учебников не был написан провидицей, ни Трелони не упоминала о дочери Той-самой-Ваблатски. Словно Офелия предпочитала держаться поодаль. Возможно, тень прославленной матери давила на неё — домыслы, не более.       И, конечно же, Гарри было крайне любопытно, что их связывало с Риддлом: тот доверил ей его вместе с весточкой. Это говорило, по его мнению, о высоком уровне доверия. Или... о желании передать проблему в чужие руки. Как знать. Естественно, Гарри не стал вскрывать конверт, хотя очень хотелось. Он буквально час кружил вокруг него, как коршун, а затем сдался и стал читать выманенное письмо Слагхорна.       К сожалению, любимого цвета Волдеморта он так и не узнал, как, впрочем, и ничего нового. Когда Гарри читал, он не понимал, профессор писал похвалу или же, наоборот, пытался очернить Риддла. Тот постоянно восхвалял некие качества, которые тут же показывал в негативном ключе, словно всё хорошее в Риддле одновременно являлось всем самым плохим.       Стоило ли этому удивляться?       «Том был всегда в курсе всего, и это не могло не восхищать его сверстников. Я видел их взгляды, Гарри, но не замечал. Также я чуял в нём льстеца, своенравного манипулятора, но продолжал закрывать глаза: считал, что это полезное качество, ведь я предрекал ему пост Министра магии, — он почти чувствовал смесь восторга и сожалений Слагхорна. — …Я шутил об ананасах, но не до конца понимал, что в свои годы Том Риддл был хитрее всех юношей, что присутствовали на собраниях клуба: и Лестрейнджа, и Эйвери, и, если быть откровенным, меня тоже».       Пока читал письмо, Гарри незаметно сам погряз в воспоминаниях.       Просматривая в омуте памяти разговор профессора Слагхорна, он и правда восхищался мастерством Риддла выпытывать нужную тому информацию: его искусной игрой. Гарри разглядел все использованные им приёмы, пропускал сквозь себя перемены в интонации, жесты… Коллекционируя информацию из воспоминаний он бывал зрителем театральной постановки. Вчера же Гарри сам стал участником — подопытным. И если в прошлом волнение в голосе юного Риддла было заметно, то нынешний Том подшлифовал все недостатки, демонстрируя истинное мастерство. Это порождало много вопросов. Часть из них несла риторический характер. К примеру, учись он вместе с Томом, заметил бы что-нибудь в его поведении? Подсказала бы ему его интуиция, что внутри примерного студента скрывается будущий кошмар волшебного сообщества и не только?       «…Позже, Гарри, я вспоминал все наши беседы на заседаниях Клуба Слизней и должен тебя заверить: Том врёт столь же умело, как колдует. Я ставил целью Клуба помочь юным дарованиям достичь вершин, устроиться в этом мире… А Том использовал меня, чтобы окружить себя влиятельными и способными людьми!»       Гарри не смог сдержать снисходительной усмешки, ведь Слагхорн делал то же самое: окружал себя перспективными волшебниками, извлекая из них выгоду, будь то подарки, комплименты или связи. Видимо, профессора и правда задело, что пока он использовал остальных, Риддл использовал его.       «Уже тогда он сколотил свою «банду». Мальсибер, Эйвери, Лестрейндж, Нотт — все чистокровные, но Риддл всегда преуменьшал — но только на словах, как я позже осознал — собственное происхождение, и я не видел в его тяге к чистоте крови ничего постыдного, ничего радикального, ничего... тёмного».       «…А месяцами позже, когда уже и думать забыл о нашей неудачной беседе про крестражи, он предложил мне весьма интересную тему: Амортенция. Тогда я не знал, что Том — дитя любовного зелья. Думаю, никто не знал. Разве что Альбус (он-то всегда обо всём знает или делает вид). Амортенция — сильное и опасное зелье, но и весьма интересное не только прямым эффектом, но и побочным. "Оно мало изучено, сэр", — твердил мне Том, и я с ним соглашался. Он упорно интересовался влиянием зелья не только на разных существ, но и на волшебников разной кондиции: совсем юных или на закате жизни, волшебниц в положении, анимагов, больных драконьей оспой, обсыпным лишаем или ликантропией, психически нестабильных индивидов… А затем он сформулировал довольно-таки интересную теорию: Амортенция может не только вызывать сильное влечение, но и при определённых обстоятельствах лишать чувств. То есть быть как ядом, так и противоядием! Само собой, я возразил, ведь если зелье влияет на волшебника по-другому — это уже совершенно другое зелье. Так я начал исследования (прикрепляю его вместе с письмом, и, будь добр, верни, как прочитаешь, ибо это единственный экземпляр), а Том стал моим помощником».       Гарри чуть не застонал от отчаяния.       Крохотная надежда получить копию была окончательно развеяна. Зачем Слагхорн отдал оригинал, не создав ни единой копии?       Странно с его стороны, слишком неосмотрительно. Может, он хотел избавиться от этих записей? Или наоборот — пристал к нему, потому что волновался за сохранность. Гарри должен был прочесть, вернуть, но так и не сделал этого.       «Том стал странно себя вести. В то время я подумывал, уж не пробует ли он на себе разные любовные зелья, что и влияет на поведение. Да, Гарри, да… Он заигрывал со мной! — на этих словах Гарри, читающий письмо за поздним ужином, поперхнулся. — Однажды, когда мы обсуждали влияние большего или же меньшего количества экстракта белладонны на конечный результат, Том признался мне, что я привлекательный мужчина. Он подсел ближе, склонился ко мне и просил показать, как из растения делают экстракт для зелий. Как ты понимаешь, процесс весьма прост, и кто-то вроде Тома просто не мог не знать об этом. Я тогда решил не заострять внимания: всё-таки юные волшебники часто подвергаются влиянию гормонов. И это абсолютно нормально. Тем не менее на следующей встрече всё повторилось: он восхвалял мой костюм и даже причёску! А когда мы работали над зельем, мимолётно коснулся моей руки, но я-то знаю, Гарри, что это было намеренно! Том умело пользовался своей внешностью. Знаешь ли, такой красавец был весьма популярен у юных волшебниц, но заигрывать с профессором — это неправильно. Некорректно! Это ставило моё положение под удар. О чём я сразу же ему и сообщил. А следом решил свернуть нашу деятельность. Однако всегда думал, что он продолжил исследования, только уже без меня и не с такой эффективностью, разумеется».       Что и подтверждало, насколько версии Слагхорна и Риддла расходились.       Больше ничего занятного он не нашёл, кроме постоянных сожалений и предостережений о силе очарования Риддла. Такая бурная реакция натолкнула Гарри на мысль, что никакой точки профессор не поставил, продолжая пользоваться вниманием «такого красавца» и дальше. А в случае с Томом, то была или случайность, или Риддл в чём-то нуждался: например, собирался украсть какой-нибудь ингредиент. Ведь пока Слагхорн охал и ахал по поводу «касаний», тот спокойно мог прикарманить несколько травок и экстрактов для личных экспериментов. И весьма дорогостоящих для студента... его положения.       В общем, письмо ещё больше растормошило любопытство, а новость о единственном экземпляре стала неприятным сюрпризом. Вряд ли Риддл внезапно передумает, расщедрится и решит посвятить его в тайны Амортенции. Тот даже банальной информацией делился так, будто с очередным крестражем расставался.       Информационный скряга.       Звонкое дребезжание колокольчика вывело Гарри из раздумий. Грузный мужчина зашёл в заведение, а спустя пять минут буквально вывалился на улицу. Красный как рак, тряся палочкой в одной руке и отдёргивая меховую мантию — другой, он яростно кричал на весь переулок: «Прокляну, блудницу!».       Колдун пронёсся мимо, пыхтя как паровоз, а Гарри осознал, что ещё пятнадцать минут — и будет ровно час, как он стоит здесь с подозрительным видом и ничего не делает. Вздохнув, он похлопал по карману, где лежало письмо, и перешёл дорогу.       Над головой раздался глухой звон, но дверного колокольчика он не увидел. Возможно, то было какое-то заклинание.       Внутри несильно пахло благовониями и воском; приглушённый свет от свеч погружал помещение в приятный сумрак. У прилавка никого не нашлось, но за ним виднелся проход, завешанный такой же лиловой шторой, как и окна. Гарри рассматривал стеллажи с хрустальными шарами, колодами карт и мешочками рун. Также в углу стояла стеклянная витрина, за которой левитировал уже знакомый ему учебник: «Как рассеять туман над будущим». Слегка потрёпанная с несколькими пятнами от чернил на обложке книга. В ней угадывалось нечто сокровенное, дорогое сердцу владелицы. Гарри показалось, что на первой странице обязательно должно быть посвящение от Ваблатски.       На прилавке стояло несколько разных подносов с чёрными чайниками и чашками. Медные разводы, словно отпечатки молнии, расползались по блестящему покрытию. Симметрично развешенные зеркала отражали стену за спиной и Гарри вздрогнул, заметив пару жёлтых глаз: под огромными часами сидела сова и не сводила с него пристального взгляда.       — Тот самый мальчик, — раздался мелодичный голос, который привлёк внимание к прилавку.       Штора была отдёрнута, а в проходе стояла среднего роста женщина. В тёмных, убранных в пучок волосах проглядывала седина; множество непослушных прядей выбивалось из причёски, обрамляя лицо и ниспадая на плечи. Плотная тёмно-синяя мантия с рукавами-колоколами обхватывала хрупкую фигуру, делая её ещё миниатюрней. На изящных запястьях бренчали тонкие серебристые нити браслетов, а на груди поблескивало ожерелье; оно переплеталось точно такими же паутинными нитями до самого горла.       — Добрый день… утро, мисс Ваблатски, — прочистив горло, изрёк Гарри наконец. — Я знаю, это прозвучит немного странно…       — Юноша, не стоит так робеть — я же не кусаюсь, — мягко улыбнулась она и протянула ладонь. — Добро пожаловать в мою обитель, Гарри Поттер.       Помимо воли, губы растянулись в ироничной улыбке.       Даже капюшон проиграл провидице.       Неторопливо откинув его, Гарри коснулся её руки, не понимая, пожать ли ему ладонь или поцеловать, поэтому просто замер, бережно придерживая.       — И зачем же он прислал письмо? — кисло поинтересовалась она. — Неужели думает, что я уже ни на что не способна. Думает ведь? — придирчиво спросила Ваблатски, словно обращалась к кому-то третьему, а Гарри хранил молчание, несколько оторопев.       Раз уж она заговорила о письме, он достал конверт и положил его на прилавок.       — Это вам.       — Знаю, милый, знаю, — горестно вздохнула провидица и тут же вскрыла конверт одним движением палочки, изъяв листок, о содержимом которого Гарри мог только догадываться. Её внимательные глаза скользили некоторое время по строчкам, а затем перескочили на него.       Странная улыбка заиграла на губах.       — Дождался всё-таки, — вдруг самодовольно усмехнулась она.       Листок в руке вспыхнул и за мгновение истлел.       Гарри был знаком со странностями провидцев и наивно рассчитывал, что он не станет таким же. Например, не будет вечно бросаться непонятными фразами или… разговаривать со стенами. Хотя последний пункт смело можно было вычёркивать.       Кашлянув, он неуверенно покосился на неё и спросил:       — Могу узнать, что от меня требуется?       — Наш общий знакомый очень просил помочь с пробудившимся даром, а также с легилименцией и окклюменцией, — весело подмигнула Ваблатски.       Удивляться или нет?       По всей видимости, Риддл забыл предупредить его о том, что совершенно незнакомая ему волшебница будет лезть Гарри в голову и обучать противостоять этим ментальным поползновениям. Да и зачем всё это? Гарри ранее не смог овладеть окклюменцией, а способностями к легилименции попросту не обладал. Раньше не обладал...       — Как и внутренним оком, — весело заметила она, хитро прищурив глаза, словно могла отслеживать поток его мыслей.       Однако даже легилименция не давала такой власти.       Гарри отстранённо заметил, как выразительная мимика проявилась тонкой сетью морщинок на чужом лице. Издалека она казалась моложе, чем вблизи.       — Ты меня смущаешь, Гарри, — в женском голосе проскользнули ласковые нотки. — Так пристально рассматриваешь старушку. Признаюсь-признаюсь, мне семьдесят четыре года, но в душе неполные двадцать! — беззаботно рассмеялась она, и он не смог не улыбнуться в ответ.       Было в ней что-то заразительное. Лёгкое. Ваблатски легонько стукнула себя по лбу и продолжила:       — Чуть не забыла... Поэтому цитирую: «Обучи его так, чтобы щенок не застрял в чужой голове». Так что, Гарри Поттер, полагаю, помощь тебе всё-таки нужна. Что тут у нас? — внезапно поинтересовалась она и склонила голову вбок, рассматривая Гарри, точно диковинный экспонат. — Очень интересно! Впервые встречаю насильно пробуждённый дар, — восхищённый шёпот отозвался у Гарри мурашками по коже.       Казалось, её взгляд ползает внутри, исследуя каждый закоулок сознания.       Щенок?       Интересно, какие ещё у него прозвища на стороне? Болван, кретин, тупица?.. Маглолюбец звучало почти что нежно.       Гарри злобно скрипнул зубами.       — Ох! — Ваблатски похлопала его по ладони. — Прости, не хотела тебя обидеть.       — Это же не ваши слова, — мягко возразил Гарри, не желая перенаправлять гнев на ни в чём не повинную женщину. — Я слишком заинтригован, мэм. Откуда вы знакомы с… — он осёкся.       Гарри поздно осознал, что не знал, назвать ли его Томом, Волдемортом или «Сами-Знаете-Кем» и просто оборвал себя на полуслове. Ваблатски, видимо, и так всё было понятно.       — Умеренное любопытство — отличная мотивация. Научись проникать в разум, — с ласковым поощрением ответила она и усмехнулась, заметив его недоверчивый взгляд. — Научись преграждать путь к своему, и я расскажу тебе кое-что о нём.       — Даже не намекнёте? — испытал он удачу и пояснил, скрывая раздражение: — Меня пытались обучить, но ничего не вышло.       — Но в тебе не было того, что есть сейчас — чужой предрасположенности. Если веришь, то это талант, а ты веришь?       — Нет.       — Тогда поверишь. Пусть талант — всего лишь толчок в нужном направлении, а для всего остального нужны время и практика.       Она постучала палочкой по поверхности прилавка и облокотилась на него, поглядывая на Гарри с таинственной улыбкой. Гарри внезапно осознал, что Риддл очень рискует, даря оружие, с которым он может противостоять ему, как, впрочем, и Альбусу Дамблдору.       — И даже намёка не будет, пока ты не научишься закрывать двери своего разума, Гарри. Сам знаешь, он страшный человек. Если станет известно, что я проговорилась, меня ждёт нечто ужасное… А я ещё так молода, — вопреки полным сожаления словам, в них не ощущалось и капли страха, а в глазах и вовсе порхали смешинки. — Но преподнесу тебе небольшой презент в честь нашего знакомства. — Офелия склонилась и тут же зашептала: — Скажи ему следующее: «Доволен? Я всё знаю! Знаю, что случилось десятого февраля 1942 года». Не забудь добавить толику ярости, каплю возмущения и посмотреть на него взглядом, полным душевных мук. Уверена, ты сможешь.       Вязкая слюна застряла комом в горле.       — Надеюсь, я выживу после этого? — безрадостно усмехнулся он.       Риддл и так был немного не в себе вчера.       — Не волнуйся. Он быстро поймёт, что ты ничего не знаешь, но пару секунд всё же понервничает. Разве не прекрасная месть за «щенка»?       Или Гарри мог бы применить чары... Вот только в последнее время он не пользовался фирменным непростительным Волдеморта. Нужно было искренне желать этого — Гарри считал, что слабый эффект Круциатуса обличит его и его нежелание причинять Риддлу боль. Больше не причинять.       К тому же стоило с этим завязывать, что он понял ещё в кабинете. Пусть мало кто его осудит за это.       — Идём? — Ваблатски нависла над прилавком и откинула складную дверцу, подзывая Гарри.       — А… что я должен был узнать? — прошёл он внутрь.       Это было уже не праздное любопытство — Гарри сгорал, как хотел узнать, что способно заставить нервничать Риддла. В особенности, каким боком это касается лично его. Но выпрашивать чужие тайны, когда не способен сохранить их, выглядело весьма нецелесообразно с его стороны.       — Понимаю, мэм, — кивнул он.       Она молча согласилась с ним, приглашая пройти.       В отличие от идеального порядка общего зала, в этой комнате творился хаос. Множество лиловых кресел размещалось по всему пространству; словно после набега дромарога, они были развёрнуты во все стороны. Над каждым креслом нависала полупрозрачная алая ткань, а на сиденьях взгромоздились кучи подушек, некоторые из которых небрежно валялись на полу.       Он склонился, поднимая одну, чтобы нечаянно не наступить.       — Госпожа Ваблатски! Я всё закончил… — откуда-то выскочил мальчик и резко затормозил прямо перед Гарри.       Невысокий и рыжий, он спокойно мог сойти за одного из братьев Уизли.       — Гарри Поттер?       Да уж. Гарри даже представляться было без надобности — просто постоять на месте ровно, и все узнают своего кумира в лицо, чёрт побери.       — Познакомься, — она потрепала парнишку по волосам, — это Эдмунд Фонклифт — мой помощник. Он и будет твоим партнёром по занятиям, если согласишься.       — Госпожа Ваблатски! Но… Как так? Я ведь ещё новичок! Не думаю, что смогу… У меня только начало получаться! — заголосил тот, во все глаза смотря на Гарри.       Офелия же недовольно цокнула и, скользнув ладонью по волосам вниз, щёлкнула его по лбу.       — Поумерь свой пыл и прекрати вопить, — последовал приказ.       — Есть, мэм! — активно закивал парень, явно растерявшись, но не переставая пялиться на него ошалевшими глазами.       — Гарри, вижу, ты несколько взволнован, — переключила она внимание на него.       И правильно подметила.       В голове скрывалось много чего: от всё ещё живого Тёмного Лорда до их непростых отношений. Гарри не хотел бы, чтобы парнишка лет четырнадцати впал в ступор или что хуже — заработал себе психологическую травму, увидев такого рода воспоминания.       — Ты будешь применять легилименцию к Эдмунду, я же буду делать это с тобой, — произнесла Ваблатски.       «Твои секреты в полной сохранности», — красноречиво говорил взгляд провидицы, также давая понять, что её тайны — тоже. По крайней мере, пока что.       В отличие от Гарри, пребывающего в некоем медитативном состоянии, Эдмунд трепыхнулся и покраснел до корней волос.       Забавно.       Гарри усмехнулся и подмигнул ещё более смутившемуся пареньку. Заметив это, тот, сильно заикаясь, спросил:       — Госпожа, разве это удобно?.. У меня тоже есть секреты!       — Цыц! Если есть, то как раз время показать твой прогресс в окклюменции, — прервала она его. — А теперь иди в зал и проследи, чтобы нам с Гарри никто не мешал.       Тот кивнул, запутался в ногах, чуть не упал на Гарри, спешно извинился и исчез за шторой.       — Ты его кумир, Гарри, как и многих других волшебников, — заговорщицки подмигнула она. — Что ж, начнём с первой проблемы. Он не раскрывал мне деталей, но, полагаю, так как дар проснулся внезапно…       Ваблатски на мгновение задумалась, вглядываясь в его лицо и постукивая пальцами по руке. У Гарри мурашки по коже пробежали.       — Да, я бы не назвала это «проснулся», ты его буквально растормошил — никогда раньше такого не видела. Возможно, у тебя в предках была какая-нибудь прорицательница со спящим даром. Дар дремал в вашей крови до поры до времени, пока что-то в тебе не изменилось. Думаю, будь обстоятельства не столь исключительными...        Гарри вскинул брови, заметив, как Ваблатски еле заметно улыбнулась, словно знала, какие «исключительные» обстоятельства случились с Гарри.       — Он написал об этом?       — Гарри, — внезапно хлопнула в ладоши Ваблатски, отчего он вздрогнул, — если он тебя сюда направил, то прекрасно знал, что ты раскроешь мне все свои мысли напрямую или вопреки желанию. Тебе не стоит так трястись над каждым словом. Тем более что в отличие от меня, тебя он вряд ли проклянёт за болтливый язык.       Заслуженное этой женщиной доверие со стороны Риддла вызывало у него недоумение. То есть, безусловно, Риддл доверял некоторым своим последователям настолько, что вверил им крестражи — тому же Люциусу, — однако Гарри всегда казалось, что эта вера была поверхностной. Мнимой. Тот больше полагался на внушаемый им страх и авторитет, чем на лояльность волшебников, что следовали за ним.       Существование Ваблатски меняло всё — посеянное поведением Тома зерно сомнения разрасталось внутри. Если судить по тому, что та говорила и как это делала, то у неё в голове хранилась определённого рода информация, равноценная хранению крестража. Однако Офелия не являлась Пожирателем Смерти. Как и сторонником Риддла — пусть Гарри не знал их всех на память. В Пророке часто мелькали лица, вот только загвоздка заключалась в том, что нечто важное могло знать лишь ближайшее окружение Тома. Окружение, которое было известно всем. Её в их рядах не было — так что Ваблатски могло связывать с Риддлом?       Ещё более сомнительным ему казалось полное отсутствие реакции на новости о воскрешении ужаса всея Великобритании. Будто она знала, что он жив. Знала то, чего никак не могла знать.       Очередная загадка.       В голове у Гарри роилось столько вопросов без ответов. Его разум будто состоял из разрозненных фрагментов, что отказывались складываться вместе. Это удручало, безусловно, но ещё подогревало интерес.       Тем временем Ваблатски притушила яркие огни, оставляя лишь несколько свечей, беспорядочно раскидала вокруг себя подушки, отодвинула несколько столиков и довольно скомандовала:       — Садись!       Кресло буквально подхватило Гарри, а кокон из тюля плавно опустился по бокам, но не сомкнулся. Проворно обогнув его, провидица откинула алую ткань, словно та мешалась.       — Гадание — дисциплина спорная. Двоякая, — заговорила она. —Полагаю, ты встречался с волшебниками, которые отвергали эту науку, ведь считали её неточной или даже лишней отраслью магии. В скепсисе нет ничего удивительного — я сама так считала, когда была совсем юна и, вместо того чтобы помогать, дар мне только мешал. Однако не сосчитать сколько раз предсказания помогали предотвратить катастрофу. Конечно, они могли привести и к беде.       Ваблатски деликатно провела руками по мантии, расправляя невидимые складки, а Гарри поморщился.       Вспоминать о том, куда привело Тома пророчество Трелони, в этот момент совершенно не хотелось.       — Как любое толкование, эта двусмысленность и является тем, что смущает некоторых, — продолжила Офелия. — Ведь получается, что результаты всецело зависят от субъективных представлений каждого волшебника, его интерпретации, эмоционального состояния и опыта, в конце концов, — много что вмешивается в конечный результат.       — Разве вы сейчас не смешиваете прорицание и провидение? — еле слышно уточнил Гарри, слегка нахмурившись.       Он чувствовал, что она нарочно его путает или это какая-то проверка.       — Значит ты не спал на уроках, — энергично кивнула она, а в глазах отобразился одобрительный блеск. — Мне нужно было понять, сколь многое ты помнишь. Полагаю, что все нужные теоретические знания у тебя есть, Гарри — хорошо, что ты находишь различия, потому что предвидение будущего нечто совершенно иное.       Ваблатски плавно опустилась в кресло напротив, положила себе на колени подушку и, упираясь в неё локтями, доверительно наклонилась.       — Можно тесно связать способности легилиментов с природным даром предвиденья, — продолжила она, — но это не обязательно означает, что провидец обладает умением проникать в разум. У тебя же, как и у меня, есть потенциал во всех трёх направлениях, и освоение первого подтолкнёт остальные два. Поэтому я не хочу, чтобы ты цеплялся за свои неудачные попытки овладеть окклюменцией в прошлом.       Чужая речь погружала его в приятную атмосферу уюта. Мышцы расслабились, пульс замедлился, и появилась лёгкая сонливость. Тело разморила приятная, почти домашняя ленца.       Гарри сам не заметил, как втянулся в беседу, стал рассказывать всё: от ранних снов, столь реальных, что он не мог понять, где находится и какой сейчас год, до последнего видения на стадионе. Теряя счёт времени, он описывал мельчайшие детали и делился своими мыслями с той же лёгкостью, с которой разговаривал с Хагридом или с Гермионой и Роном.       Ваблатски слушала внимательно. Серые глаза цепко впивались в Гарри, словно она не только внимала, но и представляла всё то, что он пересказывал. Видела воочию. Иногда с её губ срывался уточняющий вопрос, а когда она получала ответ, то уходила в себя на мгновение, а затем деликатно подталкивала, указывая на потерянное в скоплении событий звено, и Гарри приходил к поразительным выводам.       В её речи теперь не осталось и следа от сумбурности. Объяснения были ненавязчивыми и не походили на лекцию; она приводила примеры, красочно описывая свои первые видения, точно переживала их вновь, а следом рассказывала пару нелепых ситуаций, в которые попадала из-за своего дара. Она впускала Гарри в мир Офелии Ваблатски с той же лёгкостью, с которой он делился снами, даже самыми сокровенными — будто они знали друг друга давно.       — Ты не можешь воспринимать каждое видение напрямую, поэтому абстрагируйся и помни, что визуальная картина — это всего лишь фрагменты огромной мозаики, подкинутые внутренним оком. Я дала тебе достаточно собственных примеров, теперь же обратимся к последнему видению, что у тебя было.       Гарри нервно потёр ладони. Заметив это, Ваблатски ободряюще улыбнулась и указала на чашечку чая.       — Это поможет тебе успокоиться, милый. Не стоит так нервничать, ты же не экзамены пришёл сдавать.       Чай пах как смесь прокисших трав, но на вкус оказался довольно-таки приятным. А после нескольких глотков все волнения понемногу стихли, и он изумлённо прищурился, рассматривая чашку.       — Вы добавляете какое-то зелье в чай?       — Нет, но в рецепте есть тайный ингредиент, — шёпотом пояснила она.       — Он продаётся? Не рецепт, конечно, — чай, — задумчиво пробормотал Гарри, замечая странного оттенка чаинки, что, словно крохотные лепестки, кружились на самом дне светло-розового напитка.       С его расшатанными нервами такое средство было как нельзя кстати. Каждый раз, когда он видит Риддла, делать глоток чая из фляжки.       — Я думала, ты предпочитаешь кофе с шоколадом.       — Откуда?.. — удивлённо вскинул он брови.       Ваблатски прикрыла рот и тихо рассмеялась. На щеках выступил еле заметный румянец.       — Прошу прощения, просто Эдмунд щебечет всё время о поразительном Гарри Поттере. Он, наверное, знает о тебе больше, чем ты сам, — хохотнула она, — а я становлюсь невольным слушателем. Что до чая, его секрет заключается во фразе: «Это поможет тебе успокоиться». И ведь и правда помогает, — мягко улыбнулась она.       Гарри замер на долю секунды, а затем неожиданно для самого себя рассмеялся. И ещё больше расслабился.       С каждой минутой Офелия Ваблатски казалась ему всё более удивительной, вот только тот факт, что придётся сотрудничать с мальчиком-фанатом, несколько омрачал общую картину. Не то чтобы люди, подобные ему, его раздражали, скорее, малость смущали. Он не понимал подобного интереса в своей персоне.       — Что ж, мы отошли от темы, но теперь ты немного расслабился, — вновь заговорила Офелия. — Обратись к себе, чтобы прочесть между строк и дать правильную трактовку увиденного. Как ты думаешь, Гарри, что означало чужое присутствие на стадионе?       Ваблатски тоже подхватила чашечку чая и уставилась на него. Её лицо было полностью расслаблено, а на губах играла приятная, естественная улыбка. И Гарри в который раз задался вопросом о её связи с Волдемортом.       Смятение змеёй пробралось под кожу и заставило напрячься.       Что, если это притворство? Умело сфабрикованный фасад, за которым скрываются какие-то личные мотивы?       Гарри размяк, раскрыл ей всё, не имея даже малюсенького представления о том, что их связывает с Томом. Хотел довериться, словно эта нужда дремала до того момента, как он увидел Ваблатски. Он поведал абсолютно всё спустя каких-то полчаса-час их знакомства. А она, в свою очередь, спокойно могла поведать обо всём Риддлу, когда тот выйдет в мир. И всё это потому, что Гарри абсолютно ничего не знал об их отношениях, чёрт бы их побрал.       — В твоих мыслях снова сумятица, — с лёгким упрёком сказала Ваблатски и сделала глоток. — Мгновение назад ты был поразительно спокоен, а сейчас твой разум — осиное гнездо. Хорошо, что ты подозрителен, — заметив его хмурый взгляд, она покачала головой. — Не думала, что мне придётся цитировать его снова, но: «Если мальчишка будет кусаться, напомни, что клятва и так обязует его рассказать мне всё». Думается мне, что речь о клятве на крови.       Гарри вздохнул, потерев переносицу и виновато прошептал:       — Вы правы. Простите, я просто…       — Обжёгся, — заключила она, а он хмыкнул.       — Вы слишком проницательны, и это немного настораживает.       Перед его глазами встало спокойное лицо Альбуса Дамблдора, но он тут же смахнул досадное наваждение. Доверие дорого обходится.       — Ох, Гарри. Моя проницательность не имеет ничего общего с хитростью, — возразила она, наклонившись вперёд и заглядывая в его глаза. — И я уверена, что со временем ты сам почувствуешь, кому можно доверять, а кому нет, просто потому, что провидцы всегда знают чуточку больше остальных. Ощущают мир вокруг иначе. Хочешь, сегодня мы можем остановиться на этом и продолжить в следующий раз?       — Нет… Нет, всё в порядке, — он отпил из чашки, повторяя про себя: «Это поможет тебе успокоиться… Это поможет тебе успокоиться». — Я доставляю слишком много проблем, простите.       — Не стоит извиняться, Гарри, как и волноваться по пустякам. Итак, перехожу к сути. Мне необходимо, чтобы ты сконцентрировался, очистил свой разум, — она коснулась рукой его щеки, а Гарри всё никак не мог отделаться от лёгкого укола вины за выраженное недоверие.       С первых моментов Ваблатски была откровенна в своих намерениях. Возможно, то было лишь обещание что-то рассказать, но это уже ставило её жизнь под удар: Том далеко не идиот и сразу поймёт, откуда он узнал, ведь сам отправил его к Ваблатски. Но если Риддл знал, что та владела сокровенными знаниями, весьма неудобными ему, то зачем послал к ней Гарри?       Сгорбившись, он устало потёр лоб и, сжав пальцами переносицу, обречённо вздохнул:       — Мне кажется это невозможным, мэм, — и посмотрел на неё исподлобья.       Уголки губ дрогнули в улыбке, но чужое лицо осталось предельно серьёзным.       — Гарри Джеймс Поттер! — резкие менторские нотки вкупе с полным именем воссоздали в его голове образ Гермионы и, отняв руку от лица, он растерянно посмотрел. — Я прекрасно понимаю, что каждая твоя мысль — это невысказанный вопрос, который порождает новый. Просто поверь мне… — она помахала рукой. — Понятное дело, когда говорят поверить, это звучит ещё подозрительнее, но в этом случае я прошу тебя поверить в то, что рано или поздно ты отыщешь все ответы на свои вопросы: нет такой правды, которая может скрыться от провидца. Он это знает. Однако не пытайся бежать впереди паровоза, — Ваблатски понизила тон, а интонация сменилась: — Гарри, отбрось все мысли о нём, запри их на замок и потеряй ключ на время наших с тобой занятий.       Смысл сказанных ею слов доходил до Гарри долгую минуту. Он чертыхнулся внутри и ощутил волну смущения, хотя Ваблатски даже намёк не выдала, о каких мыслях шла речь — может, он мечтал прикончить Риддла как можно скорее? Однако внешне Гарри смог сохранить хладнокровие и сдержанно кивнуть.       — Контроль эмоций, — тембр вновь стал мягким, а интонация — тягучей, — важная составляющая всего, чему я тебя научу. Ты отличный ловец, правда? А полёт — твоё второе «я». Что ты чувствуешь, когда летишь?       Гарри даже вспоминать долго не пришлось: ощущения от полёта были все ещё свежи.       — Сосредоточенность.              — Опиши.       — Там... высоко в небе царит, — Гарри замялся на мгновение. — Да, там царит тишина, я бы так это называл. Нет места для тревог, — он вздохнул. — Есть лишь я и «Молния» — мы с ней остаёмся наедине с целым миром, но для него я становлюсь невидимым, неслышимым, ничего не значащим... неосязаемым, наверное. Для мира я перестаю существовать, исчезаю как личность.       Ваблатски довольно кивнула.       — Момент полного покоя: когда ты растворяешься и одновременно находишь себя. Настоящего себя, а не отражение в чужих глазах, — она впилась в него пытливым взглядом. — То же самое и с даром: ты должен остаться наедине со своим внутренним «я», со своей интуицией. Растворись в ней, используй её вместо глаз, смотри ею, чтобы видеть дальше, глубже, сквозь физическую оболочку.       — Но на что мне смотреть? — растерялся Гарри. — Как пытаться увидеть неведомое?       — Нет, Гарри, увидеть что-то насильно ты не сможешь, как и вызвать видение. Сейчас я прошу, чтобы ты дал интерпретацию произошедшему на стадионе. Разложи воспоминание на составные части, преврати картинку в некий смысл. В слова, если угодно.       — Разложить… Посмотрим, — он не стал закрывать глаза, лишь замедлил дыхание и воссоздал воспоминание Экриздиса на стадионе.       Не сводя с Ваблатски взгляда, Гарри проигрывал картинку в голове раз за разом, пытаясь понять, с какой стороны ему к ней подступиться.       — И что теперь?..       — Почувствуй. Было холодно?       — Да.       — Чем пахло?       С глубоким вздохом морозный воздух наполнил его лёгкие, и еле уловимый запах воды, земли и снега защекотал ноздри; глаза заслезились, точно в комнате бушевал ветер.       — Землёй, — выдавил Гарри.       Собственный голос звучал эхом.       — Где ты стоял? — как и голос Ваблатски.       Ракурс изменился — теперь он наблюдал за колдуном с высоты полёта. Картинка перевернулась вверх тормашками, стала кружить, точно формировавшийся боггарт, а затем завалилась набок, чтобы затем вернуться к изначальному положению.       Экриздис застыл, прикасаясь к лицу, а прядь волос неподвижно замерла в воздухе. Гарри приблизился к застывшей картине, буквально прошёл сквозь неё, рассматривая безжизненные глаза. Кожу покалывало, а по телу расползалось приятное онемение. Стремительно вытянув руку, он пронзил тело насквозь, как в своё время сделал колдун, а затем резко вырвал её из груди. Гарри уставился на покрытую кровью ладонь, безучастно созерцая, как снежинки тают, смешиваясь с алой субстанцией.       — Он выберется наружу, — прошептал Гарри и картинка перед глазами растворилась, точно чужое воспоминание в Омуте памяти.       — Не очень хорошие новости, подозреваю, — так же шёпотом ответила она и легонько коснулась руки. — Ты отлично справился для первого раза. И быстро.       — Экриздис скоро покинет тюрьму, — потрясённо повторил Гарри и резко поднялся. — Нужно… — он сам не понимал, что ему нужно сейчас делать.       Бежать к Дамблдору? к Шеклболту? или к… Риддлу? И что тогда?       — Спокойно, Гарри, — она вновь коснулась его руки, в этот раз требовательно сжимая, затем потянула, заставляя присесть, и легонько похлопала по ладони. — Главное правило провидения — не поддаваться панике. Ведь мы часто предсказываем чужие смерти, ужасные события… И ты должен откладывать в сторону все свои чувства и трезво оценивать ситуацию. Видение не определило чётких временных рамок?       — Колдун не повлиял на окружение. Шёл снег, поэтому это будет в пределах месяца-двух, — выдохнул Гарри, скользнув рассеянным взглядом по её лицу.       — Очень хорошо: схватываешь на лету. У тебя пытливый ум, Гарри, но ты слишком перегружаешь его.       — Слишком много думаю, — с горькой усмешкой заключил он.       — Нет, слишком многого от себя требуешь. И это разрывает твой разум на части, — она склонила голову, в глазах промелькнуло беспокойство. — Разрывает подобно душе кое-кого. С этим нам предстоит поработать, ведь легилименция не терпит беспорядка.       — Вы многое о нём знаете, — еле слышно заметил он.       — Как и о тебе. В той или иной степени вы оба — знаменитости.       — Вы прекрасно понимаете, о чём я.       — Понимаю, как и то, что теперь ты будешь стараться в два раза усерднее на наших уроках, — усмехнулась она. — На сегодня хватит. Можешь задать ещё один вопрос, а остальные прибереги на потом.       У него было столько вопросов, а Ваблатски, в отличие от некоторых, всё детально расписывала и не встречала каждый его вопрос выражением а-ля «ты идиот, Поттер».       — Вчера вечером мне показалось, что я слышал своих родных. Хм, они погибли, думаю вы это и так знаете… но меня кое-что взволновало, — Гарри нервно сжал подлокотник, слегка царапая ногтями. — Он назвал это игрой разума, и я склонен верить, что так оно и есть. И всё равно не могу отделаться от мысли, что это было реально, что я мог связаться с ними на той стороне…       — Тебя пугает то, что ты услышал?       — Меня пугает, что они были в ужасном месте: там не было ничего, кроме горя и отчаяния, — рука невольно дрогнула, и Гарри вцепился пальцами в штанину.       — Позволишь взглянуть? — Видимо, заметив на его лице отпечаток неуверенности, она добавила: — Я посмотрю лишь это воспоминание, обещаю.       — Хорошо, — кивнул он и тут же окунулся в серебристый омут глаз.       Длилось всё пару секунд, как ему показалось, а потом Ваблатски моргнула и прикрыла веки на миг. Гарри откинулся на спинку, чувствуя, как слезятся глаза.       — Я ничего не почувствовал, — удивлённо заметил он.       — Ты не оказывал сопротивления, — тяжко вздохнула она. — На этот раз похвалю за это, но не смей пускать никого так просто. Даже тех, кому доверяешь. В твоей голове не осталось воспоминаний об этом, лишь фоновый шум.       — И что это значит?       — Твой мозг породил иллюзию, чтобы отвлечь тебя. Игра разума, как он и сказал. Будь то сном, я бы смогла увидеть отрывки, ведь фрагменты снов превращаются в воспоминания, пока не выветриваются из головы окончательно. И те, что мы не помним поутру, тоже.       — А если это было очередное видение?       — Видение также своего рода сон. Ты ведь отлично помнишь, как видел колдуна на стадионе? Эту визуальную составляющую мы и пытались с тобой преодолеть. То, что тебя беспокоит, не стало даже частью памяти. Можешь повторить, что говорили тебе те голоса?       Гарри прикрыл глаза на несколько секунд, но сколько бы ни пытался вспомнить — не мог. Голоса принадлежали отцу, Сириусу, маме, — маме ли? Сейчас ему казалось, что кричала тётушка Петуния. И этот крик был подобно искажённому звуку — шуму.       — Но я ведь узнал их?..       Наверное, узнал.       — Тебе показалось, что ты узнал. Ты в чём-то себя винишь, Гарри, и твоё сознание нашло как сбросить это напряжение — оно породило…       — Галлюцинацию.       «Скажи, Поттер, ты безумец?» — вспомнил он и криво усмехнулся.       — Да. Хотя сны — тоже своего рода галлюцинации. Отражение наших желаний, страхов, надежд, — кивнула она и приподнявшись заглянула ему в глаза. — Однако я не лекарь душ, да их и не существует. Пока что. Я не хочу лезть к тебе с бесполезными советами, Гарри. Будь всё так, получается, что я указываю тебе, как тебе следует прожить свою жизнь и какой выбор сделать; что заявляю, мол, я знаю лучше тебя, так что вперёд — следуй этому пути. Однако делиться опытом не запрещено, поэтому просто оброню ничего не значащую фразу, а именно, что жить для себя — не значит предать веру всех остальных в себя, — Ваблатски криво усмехнулась, потеребив выбившуюся из прически прядь. — Да уж, распиналась я тут полчаса, а под конец прозвучало это как классический совет.       Гарри был не согласен. Много советов он слышал за свою жизнь, чтобы с точностью сказать: это не он. По крайней мере не такой, который и не совет вовсе, а скорее приказ.       Подтянув с пола подушку, он уставился на вышитую луну и задумчиво погладил ребристый узор, собираясь с мыслями.       — Разве это не делает мои поступки эгоистичными, — поднял Гарри на неё взгляд, — поступай я так, как хочется? Если не буду учитывать мнение остальных?.. Их травмы?— и он мотнул головой в попытке отмести противоречивые доводы.       — К сожалению, на этот вопрос нет однозначного ответа. Как видишь, я не сочла нужным продолжать путь своей матери, вопреки великому будущему, что мне пророчили в юности, — беспечно рассмеялась она. — Даже сейчас, раз в год какой-нибудь умник нет-нет, да припомнит о «неправильном пути, загубленной семейной истории и расточительстве дара». Что же до меня, может быть, я не столь богата или знаменита, но разве выгляжу несчастной? Ох, что-то мы ушли от темы, Гарри. Ты постоянно меня отвлекаешь! — озорная улыбка застыла на её губах. — Полагаю, собеседование я прошла?       Гарри смешливо фыркнул и кивнул, сунув подушку за спину.       — Как мне вам отплатить?       — Ты мне ничего не должен, кроме своего времени. Имей в виду, наши уроки будут отнимать в среднем три часа, а компания столь известной персоны — достойная оплата, — шутливо заметила она, вставая.       — Я могу приходить в это же самое время? — ненавязчиво поинтересовался Гарри, поднимаясь следом.       — Ты можешь приходить, когда душе захочется, — певуче заметила она и, будто спохватившись, охнула: — Чуть не забыла про твоё домашнее задание! Я хочу, чтобы ты опустошал свою прекрасную головку от всего лишнего хотя бы пятнадцать минут в день.       — Но…       — Будешь спорить со мной, ученик? — перебила Офелия, грозно насупившись.       — Сдаюсь, — Гарри еле сдержал очередную улыбку и досадно прикусил губу.       — Госпожа? — голова Эдмунда показалась между шторами. — Пожаловал Витьен Кракенбах. Вы назначили ему встречу ещё месяц назад. Мне перенести? — он округлил глаза, словно сама перспектива перенести встречу с неким Кракенбахом была ужасна.       — Нет, попроси его подождать.        И её помощник, облегчённо выдохнув, тут же исчез, а Ваблатски остановилась рядом с Гарри.       — Я была очень рада с тобой познакомиться, Гарри Поттер. И очень этого ждала, — на последних словах в голосе проскользнул еле уловимый оттенок ностальгии.       Гарри напрягся.       — Вы предвидели эту встречу?       — Скорее, желала этого: Эдмунд все уши мне прожужжал, — улыбнулась она.       Наверное, показалось.       Когда, попрощавшись с Ваблатски, Гарри вышел на улицу, необъяснимое умиротворение перенасытило каждую клетку тела. Только долгие летние деньки в Норе запечатлелись в воспоминаниях подобным ощущением покоя. Даже не самим ощущением, а послевкусием.       Оглянувшись, Гарри застыл, гипнотизируя взглядом вывеску.       Интересно, почему она открыла своё дело в Лютном Переулке? Он не решился спросить об этом напрямую, но подозревал, что суть заключается опять же в наследии и звучной фамилии.       Шторка отодвинулась, и в окне появилась копна рыжих волос. Полные любопытства глаза мазнули по Гарри.       Эдмунд.       Чудной он. Не настырнее Криви по сути, но всё же сейчас шпионские замашки «почитателей» лиги Гарри Поттера нервировали его в разы больше. В отличие от них, он теперь прекрасно знал, что великая победа над Тёмным Лордом, о которой судачат до сих пор, — пустышка.       «…Слишком многого от себя требуешь», — сказала Ваблатски, но разве это правда?       Это остальные слишком многого от него ждут.       Эдмунд продолжал сверлить его взглядом, словно не понимал, что был замечен. Смущённая улыбка тронула губы, и мальчишка резко задёрнул штору.       И что это было?       Вздохнув, Гарри взъерошил волосы, не представляя, как будет выполнять домашнее задание: воздержаться пятнадцать минут от рефлексии казалось крайне сложным в его случае. Если не невыполнимым. Тем не менее, вопреки наметившимся трудностям, он в нетерпении ожидал начала занятий; такой энтузиазм Гарри едва ли когда-либо испытывал — разве что перед тренировками по квиддичу. Поэтому даже если из Риддла наставник был так себе, то выбирать нужных людей он однозначно умел.       Гарри лишь оставалось надеяться, что это не очередная хитроумная западня, в которую он добровольно угодил.