Новая партия

      — Ты внезапно оробел или ждёшь личного приглашения? — хрипловатый уже ставший обыденным голос заставил очнуться от созерцания чужой фигуры, расслабленно раскинувшейся на кресле. — Это мне? — кивнул Риддл на поднос.       Только тогда Гарри рассеяно опустил взгляд, заметив несколько расставленных блюд.       — Это мне, — процедил он, резко шагнув внутрь комнаты.       Поставив поднос на кофейный столик, Гарри мановением руки захлопнул дверь и неторопливо убрал палочку.       — Ты пришёл разделить со мной трапезу или… позавтракать в моей компании? — безразлично поинтересовался Риддл.       Гарри заскрежетал зубами, и вовсе не понимая, что он, чёрт возьми, здесь забыл. Да ещё и рано утром.       Вид Тома выбил его из колеи. Слишком неформальный, неряшливый даже. И в то же время невозмутимый, словно таким его мог видеть любой, не получив смертельного проклятия в лоб. Ему явно было комфортно в чужом присутствии, а Гарри, напротив, было неуютно. Он не мог отвести взгляда от взъерошенных волос, полностью распахнутой рубашки, расстёгнутой пряжки ремня, вытянутых скрещенных ног. Босых ног.       Гарри понимал, что пялится как баран на новые ворота, но это его ни капли не смущало, скорее, тревожило сверх меры. А Риддл как ни в чём не бывало отложил потрёпанную книгу с броским названием «Эквилибриум» и, подхватив тост, стал его сосредоточенно намазывать джемом.       Удивительная картина.       Гарри ощущал себя под действием настоя невменяемости. И уже давно. Уже давно он толком не высыпался, постоянно находясь в боеготовности, постоянно проверяя наличие палочки в кармане или под подушкой. Иногда Гарри спал, сжимая её в руке; полудремал, постоянно анализируя обстановку вокруг себя, прислушиваясь к малейшему шороху, к каждому шагу. И это истощало морально и физически. Но то был не страх и не тревога, а необъяснимое волнение. Оно дёргало за душу, терзало тело, окутывало и ночью, и днём, напоминая о присутствии Волдеморта где-то поблизости. Стоило только расслабиться, как мысли тотчас превращались в рой недовольных ос, жужжа и жаля, и тело вновь напрягалось, а разум, всполошившись, уже не мог заснуть. А вместе с ним ворочался и Гарри, пока не сдавался, хватаясь за первую попавшуюся книгу или садясь за проверку эссе о пользе самых простых заклятий от юных дарований Хогвартса.       С учениками он был строг, иногда даже жесток, напоминая себе Снейпа, да и слова МакГонагалл — «Мистер Поттер, будьте мягче!» — подтверждали это. Гарри словно готовил их к очередной магической войне. Первокурсников. «Они ещё дети», — вновь встревала профессор, а он лишь пожимал плечами, напоминая, что и он был таким же ребёнком, когда впервые попутал планы Тёмного Лорда. Никто не был к нему мягче, никто не вспоминал, что он первокурсник и уж тем более что он ещё «ребёнок». Им ловко воспользовались для победы: поставили в определённое место, дали нужные подсказки, вовремя подарили необходимый для победы инструмент. А теперь Волдеморт снова здесь — сидит и исподлобья поглядывает на него, задумчиво жуя, словно ничего страшного и необычного в этом нет. Словно перед ним не напророченная погибель в лице ненавистного Избранного, а один из его прихлебателей. И главное — Гарри не мог отвести взгляда от шевелящихся губ, от дёргающегося кадыка, каждый раз, когда тот сглатывал, от слизавшего пару крошек языка.       Треклятый сон, будь он неладен.       Как ни крути, а выбросить из головы все эти наводнившие его ночи кошмары он не мог. Потому что те оставались эхом звучащим словом, фантомным прикосновением на теле, эфемерным вкусом на губах, призрачным теплом на коже… И это подпитывало волнение. Будоражило. И угнетало. Нельзя было отрицать, что волнение, заканчивающееся утренним стояком, весьма специфическое, как и его причина: не просто эротические сны, а любовная бредятина, включающая в себя Риддла в главных ролях.       — Ты ничего не ешь, — заметил Том.       Гарри рассеянно моргнул, мгновенно осознав, что он уже сидит в кресле, и потянулся к подносу, подхватив несколько ягод черники для вида.       — И молчишь, — с усмешкой констатировал Риддл. — Не знаю, волноваться мне или радоваться. Что ты задумал, Поттер?       — Ничего.       — И это беспокоит меня ещё сильнее. Никаких мыслей?       — Мыслей много. — Гарри отрешённо взял чайник и наполнил чашку до краёв, чуть не пролив часть на блюдце.       Слабый травянистый аромат наполнил лёгкие, перебивая горьковатый древесный запах комнаты. Запах её обитателя.       Риддл отправил в рот последний кусок тоста, слегка нахмурившись, а затем с точностью повторил его движения, только не пролив и капли.       — Итак, какие у нас планы на сегодня? Бег с препятствиями по Запретному лесу, заставишь меня мыть полы в туалете второго этажа под проклятия Миртл или, может быть, вручную выскребать говно из клеток с совами?       — Я ещё не придумал, — машинально ответил Гарри, скользнув взглядом по ямочке меж ключицами, и тотчас отвёл взгляд, давясь чаем.       — Тогда позволь предложить свою помощь в библиотеке. Там творится жуткий бардак с каталогизацией: найти необходимое — почти что эпопея. Пинс явно пора в отставку.       Гарри слушал вполуха, покручивая чашку в руках. Риддл криво усмехнулся непонятно чему и глотнул чая, поморщившись:       — Гадость какая.       — Успокоительные травы, — подметил Гарри.       — Валерьяна?       — И мелисса.       — Душица?       — Возможно.       — Я кажусь тебе нервным, Поттер?       — Таким кажусь себе я, — парировал он. — Это же мой завтрак.       — Разумеется, ведь ты всегда пользуешься двумя чашками. — Риддл откинулся в кресле, смешливо вздохнув, словно его всё это неимоверно забавляло. — Что же тебя так тревожит, мальчик?       — Не называй меня так! — прошипел Гарри, с глухим стуком поставив чашку.       Желание выхватить палочку съедало его, подталкивая к решительным и довольно-таки агрессивным действиям. Он и так чувствовал себя сидящим на бочке с порохом, а Риддл едва ли не намеренно раззадоривал его.       — Зачем ты пожаловал?       Гарри скривился, отклонившись вбок, и отвёл взгляд.       Если бы он только знал зачем.       — А ты? Выжидаешь, Том, — спустя долгую паузу произнёс он. — Чего именно, не имеет смысла спрашивать. Как и зачем ты пришёл в Хогвартс — всё равно вразумительного ответа я не получу. — Гарри мазнул по нему глазами, заметив лёгкую заинтересованность в его словах. — Всё это для тебя унизительно, — заключил он, — но ты здесь. Всё ещё здесь.       — И?..       — Почему ты здесь?       — Потому что ты здесь, — разъяснил он, точно прописную истину.       — И что это должно значить?       — Мы же связаны, — с наигранной бодростью ответил Том. — Наше столкновение неизбежно. Рано или поздно.       — А я-то думал, ты, слабый и такой бесполезный, здесь прячешься, — злобно рыкнул Гарри, резко поднявшись. — Поэтому готов прогибаться, терпеть унижения и даже вычищать говно из клеток.       — Чего же ты так испугался? — натянув улыбку, поинтересовался он. — Неужели слабый и бесполезный я тебя настолько пугаю?       — Ты меня… раздражаешь, — фыркнул Гарри.       — Поэтому ты так смотрел? Потому что раздражаю?       — Как ТАК? Ты совсем двинулся, Риддл? Хотя кого я спрашиваю.       Гарри хотел позвать домашнего эльфа, чтобы тот убрал поднос, но не успел и рта раскрыть, как ощутил хватку на запястье: Риддл, склонившись вперёд, сжал его ладонь и немигающим взглядом проштудировал от головы до пят.       Гарри мог отбросить его заклинанием, мог сломать руку или переломать все пальцы, которые посмели его коснуться, мог заставить блевать слизнями, но вместо этого остался стоять истуканом, сгорая от ярости и стыда под пристальным взором, проникающим в самую душу, считывающим все его помыслы, каждый совершённый грех, допущенные ошибки и невысказанные желания.       — Гарри, — томное, шепчущее, плавное, как и его движения, когда Риддл соскользнул с кресла, поднимаясь, и оказался рядом, — ты боишься меня?       Гарри медлил. Он сердито дёрнул рукой, вырываясь из чужой хватки, и сунул её в карман, нащупав палочку.       — Нет.       — Это хорошо, — констатировал Том, прежде чем одарить своим змеиным оскалом вместо улыбки. — Держи друзей близко, а врагов ещё ближе.       — Мне не страшно, — упрямо повторил Гарри, едко добавив: — В тебе не осталось и сотой части от тебя прежнего. Интересно, насколько сильно ты себя сейчас ненавидишь? Мало того что родился полукровкой, да ещё и закончишь свою жизнь сквибом, — всё, что ты так сильно презираешь. Жалкий, опустошённый волшебник с манией величия, безмерно раздутым эго, не соответствующим своему нынешнему положению. И этого я должен бояться? Не смеши.       Сколько раз он репетировал эту речь? Сколько раз повторял?       Риддл сверкнул глазами, угрожающе шагнув вперёд, и Гарри мгновенно направил на него палочку, предупреждающе осклабившись:       — Драка с тобой меня также не особо пугает, Том. Ударишь меня, раз магии на донышке?       Риддл рывком приблизил лицо, склонившись, и выдохнул в губы:       — Думаешь, это самое страшное, что может приключиться?       Гарри не успел отпрянуть, когда Том буквально вдавил его в боковину кресла, и то жалобно заскрипело, врезавшись в стену, а сам Гарри чуть не упал, перекинувшись через подлокотник, и удержался на ногах, лишь вцепившись в Риддла. Палочка выскользнула, а с языка не успел слететь Конфундус, когда губы обдало горячим дыханием. В голове стоял шум, перед глазами — пелена, на сердце — неразбериха. Пальцы, стискивающие чужую рубашку, одеревенели; Гарри беспомощно застыл, ощущая беглое прикосновение: пробное, эфемерное, точно интуитивное, и оттого удивлённое.       Риддл переместил ладонь на затылок, а Гарри со свистом выдохнул, продолжая стоять мраморным изваянием. Чертовски чувствительным изваянием. Хотелось и оттолкнуть, и прижаться сильнее, но он лишь крепче сжимал тонкую чёрную ткань, не понимая, что ему делать. А тем временем поцелуй становился требовательным, почти жестоким, обжигающим, как адское пламя, преследующее его в хранилище старых вещей.       Ладонь на затылке сжалась, заставляя запрокинуть голову, а чужой язык скользнул в рот, методично исследуя его. Казалось, безумие, обуревающее Риддла, заразно, и Гарри перенял болезнь, стоило им едва встретиться тогда, в кабинете Дамблдора. А прогрессировала она медленно и неустанно, растекаясь по венам, поражая разум, отравляя его сны. Чем дальше, тем хуже. Чем дальше, тем сильнее.       — Ри-иддл, — еле слышно прохрипел он, отклонившись назад, и попытался оттолкнуть, так как отступать было некуда. Рука упёрлась в обнажённую грудь, и Гарри замычал от пронзившего его болезненного наслаждения, когда их бёдра столкнулись. Отрицать реакцию собственного тела было попросту бессмысленно и глупо. А та изумила, видимо, не только его. Риддл резко отпрянул, нервно проведя рукой по лицу, будто пытаясь стряхнуть наваждение, а затем стремительно глянул на поднос и, похоже, сжал челюсти так сильно, что желваки заиграли на лице.       — Том, что?.. — В горле пересохло, а вдоль позвоночника пробежали мурашки, и он поёжился, сделав шаг вперёд. — Том.       Риддл искоса глянул. На дне глаз бушевала буря, окрашивая их то в алый, то затемняя на пару тонов — до черноты. Том вновь поднял ладонь, сжав переносицу, и покачал головой. А затем отнял руку от лица, буквально прошипев:       — К чёрту! — и стремительно шагнул, буквально вгрызаясь в его губы, насилуя рот языком, заставляя задыхаться и вздрагивать от скользящих движений рук вдоль тела.       Гарри шумно втянул воздух, прощаясь со своим рассудком и со всем миром заодно. То, что сейчас творилось, было невообразимо, кошмарно, чудовищно. Том кусал его губы, а он ловил чужой язык, ощущая горько-сладкий привкус апельсинового джема. Они целовались, сталкиваясь носами, лбами, губами, будто не в силах насытиться; неумолимо сплетались языками, урывками хватая воздух, точно соревнуясь, кто быстрее дотронется до другого после секундной передышки; сжимали друг друга в объятьях, впиваясь пальцами до боли, словно желая накрепко срастись. Стать единым целым.       Что-то упало, громко задребезжав, и они отпрянули друг от друга, точно обжёгшись по-настоящему. Но лишь на мгновение, так как следом Том глянул куда-то в сторону, неподвижно застыв, вновь перевёл помрачневший взгляд на Гарри и угрожающе шагнул ближе. Схватив его за грудки, он яростно процедил сквозь зубы:       — Амортенция, Поттер, или какую другую гадость мне подлил?!        Гарри удивлённо моргнул, глянув на завтрак — его чашка упала на пол, разлетевшись на осколки.       — Если всё так, то я задушу тебя собственноручно, даже если это будет последнее, что я сделаю! — выплюнул Риддл.       Нет. Он никогда бы не подмешал Амортенцию в чай. Никогда. Такое предположение было абсурдно. Даже оскорбительно и до шутки не дотягивало. Чтобы добровольно сотворить с собой такое, породив желание и видимость любви меж заклятыми врагами, нужно быть больным на всю голову. А совсем спятившим Гарри себя определённо не считал. По крайней мере, до сих пор. Да и какой ему резон?       Посмеяться над заискивающим перед ним влюблённым Волдемортом? Возможно, шутка была бы хороша. Определённо, Гарри бы поаплодировал на первых рядах. Тем не менее он предпочитал не касаться шатких границ, когда те и так истончились за это показавшееся целой вечностью время начиная с самого сочельника. Да и дело это было не мгновенным, а вот влечение оказалось обоюдным. Что, нужно заметить, чуть ли не снизошло на Гарри невольным облегчением. Утешение, конечно, так себе, ведь он был не влюблённым в Тома сопляком, радующимся ответным чувствам, а скорее сомневающимся в своей способности здраво рассуждать чудаком, которому сейчас доказали, что он здесь не единственный поехавший. А сходить с ума вместе как-то даже приятнее, что ли…       — Я никогда…       Чужие пальцы сомкнулись на шее. Нехватка воздуха обескуражила, и Гарри растерянно коснулся кармана, не помня, куда он сунул палочку минутами ранее, когда потерял рассудок, повинуясь сладкому безумию, что его охватило.       — Ак… — спазм сковал горло, и кашель рывками застрял в гортани, заставляя стремительно задыхаться.       — Отвечай, Поттер! — требование, буквально выплюнутое ему в лицо, было пропитано жгучей яростью, но глаза оставались холодными.       — Нет… Не-е, — выдохнул Гарри со свистом.       Пальцы плавно сжались, а Том, недовольно сощурившись, пронизывал его испытующим взглядом, будто соизмеряя реакцию на свои действия и сам акт удушения. Словно отмерял, когда он потеряет сознание от нехватки воздуха или, возможно, и вовсе задохнётся.       Гортань обожгло, тело прошибло холодным потом, и Гарри остро ощутил, как вся комната постепенно погрузилась во мрак, а пелена перед глазами превратилась в непроницаемую завесу. И это встряхнуло его, заставляя действовать, но стоило дёрнуться, вцепившись в чужие ладони, как давление тут же исчезло, а Риддл, смерив его презрительным взглядом, пронёсся мимо и буквально ворвался в ванную комнату, хлопнув дверью так, что монументальные стены школы дрогнули. А Гарри жадно втянул воздух ртом, тотчас закашляв, и в попытке восстановить дыхание согнулся, гипнотизируя пол. Вдох и выдох. Раз, два, три… — и так до двадцати пяти, пока из ванной не раздался шум и грохот. Будто кто-то своевременно решил заняться перестановкой мебели, но проверять он не собирался — боялся не сдержаться. Боялся убить. Пробить им стену Хогвартса и смотреть, как тот будет падать — а для Гарри это обязательно будет длиться вечность — и разобьётся прямо на глазах у десятка учеников, которые как раз осваивали полёт на мётлах с Роландой Трюк.       Сейчас. Ему нужно было покинуть эту комнату прямо сейчас.       Палочка нашлась на кресле, а когда он мельком глянул в зеркало, растирая шею, то следов пальцев не обнаружил. Словно его никто не душил, и он не задыхался до плавающих точек в слезящихся глазах. И лишь искусанные губы напоминали, что произошедшее ему не привиделось.       Безусловно, лучше бы всё оказалось очередным ночным кошмаром.