Новая партия

Твои слова не могут излечить разбитые сердца, Но, возможно, они скроют оставленные шрамы. Я оцепенел и боюсь правды — Всё это так далеко от совершенства. Не хочу быть таким, Но чистое небо над головой навевает меланхолию. Я постепенно теряю терпение, подавляя свои чувства, Ни одно из моих достижений и близко не стояло К тому, о чём я так долго мечтал, Однако ты того стоишь. Так что я продолжу слоняться вокруг. Не хочу обессилеть, И это довольно-таки трудно, когда всем плевать, Но я останусь поблизости. Не хочу томиться в ожидании, Поэтому вернись и вытащи меня отсюда. Свободный перевод ENVYYOU — Stick Around

                           Гарри хранил молчание, внимательно разглядывая несуществующие пылинки на столе. Том, впрочем, тоже не спешил начинать разговор. И это, надо заметить, весьма напрягало. Молчание было тягостным, будто чем-то душным повисшим в воздухе.       Зачем он явился?       Гарри как-то слабо верилось в оперативность Кунца и в его способность столь эффективно убеждать. Тем более, Тома Риддла. Сам же Гарри, если и мог представить, что Том заявится, то представлял возможное воссоединение дня через два-три, а может, и через целую неделю. То есть после своевременного освобождения — томиться в ожидании больше этого срока Гарри не собирался.       А сейчас… Да, хоть при Кунце он и кидался довольно-таки смелыми заявлениями и фонтанировал железной уверенностью в себе, но неожиданное появление Риддла как-то выбило его из колеи, вызвав растерянность. Он просто был не готов к предстоящему разговору, да и не знал, с чего тот следует начать.       Прошло слишком мало времени.       Воспроизводя воспоминания, он пытался смотреть на всё со стороны, будто это и вовсе его не касалось, будто всё рассказанное было чьей-то сторонней историей, никак к нему не относящейся, а он подобно архивариусу подхватывал доверенную ему папку и оставлял её на стеллаже под грифом «Откровения Тома Марволо Риддла». Там они и должны были пылиться, никак не отражаясь на его настоящем. Но правда в том, что именно они и сформировали это самое настоящее. Вот в чём была загвоздка.       — Позволь узнать, Пот-тер, — разрезал тишину чужой голос, — почему, — Риддл подался вперёд, — вопреки заявленному тобой нежеланию принимать посетителей, здесь находился этот сопляк?       Напряжённый голос навевал не самые радужные мысли о состоянии своего обладателя, и это состояние бесспорно задавало тон разговору. Чёткое и одновременно шипящее «т» в фамилии Гарри всегда сопутствовало определённому настрою — Том был зол или, быть может, чем-то расстроен.       Гарри с лёгким удивлением осознал, что он с радостью покопался бы в мозгах Риддла, чтобы понять, как тот мыслит и как чувствует. Как он жил всё это время? Что им двигало во время принятия тех или иных решений — чистая логика или всё же та часть, отвечающая за негатив? Если ситуация могла иметь негативные последствия в эмоциональном плане, стоило найти иной выход — это была интересная тактика поведения. Но так ли он поступал? Принимал ли он решение в ярости? Или же всегда подавлял её, чтобы трезво оценить ситуацию?       Слишком. Много. Вопросов.       Безусловно, чересчур много вопросов крутилось у него в голове, но поражало не это, а то, что из бесконечного списка на первых рядах маячили самые банальные. Будничные, так сказать. Например, об Эдмунде.       Не заметил ли чего Риддл?       С другой стороны, даже если и заметил, то ему вообще не должно быть никакого до этого дела. Записку Гарри ещё не забыл, ощущая, как та обжигает кожу через тонкую ткань подкладки. И только спустя пару секунд он удивлённо моргнул, отняв взгляд от стола, и наткнулся на тлеющие угольки раздражения в чужих глазах.       — Заявленному мной нежеланию принимать посетителей? — переспросил Гарри.       — Признаюсь, твоё добровольное отшельничество меня даже несколько удивило. Так позволь, Поттер, поинтересоваться вновь: какова причина допущенного исключения? — проигнорировал его вопрос Том и снова откинулся на спинку стула, глянув исподлобья.       Гарри открыл было рот, чтобы переспросить, и тотчас сжал губы, озадаченно потерев подбородок.       А он ещё удивлялся, что ни Гермиона, работавшая на пару этажей выше, ни Джинни, — если учесть её вовлечённость — ни Драко не навестили его за весь день. Однако запрет на посещения объяснял всё, кроме главного: почему это запрет был затребован им самим и в какой именно момент он его затребовал?       — Тебе-то что? — машинально спросил Гарри, пытаясь припомнить каждую из своих недолговременных бесед со стражей.       Если он, конечно, ещё в своём уме, то ничего такого и в помине не было, а значит, постарался кто-то извне. Вывод напрашивался сам, вот только Риддл явно не изображал перед ним изумление.       — А как же всё кончено, помехи, препятствия и прочая чушь? — и Гарри передёрнул плечами, словно опомнившись.       Он понял, что объединяет разные темы и звучит при этом едва ли не обиженно. Но сказанного не воротишь.       — Как ты себя чувствуешь? — невозмутимо спросил Риддл.       Интересовался ли он его здоровьем взаправду или это был тонкий намёк на то, в своём ли он уме? Один чёрт разберёт.       — Лучше не бывает. Повторюсь: какое тебе дело, Том?       Записка в кармане продолжала напоминать о себе. Гарри понимал, что это субъективные ощущения, но желание бросить её на стол и потребовать объяснений не угасло после осознания, наоборот, оно разгорелось с новой силой.       — Никаких побочных эффектов?       — Никаких, — раздражённо отозвался он.       — Никакой повышенной сонливости, головных болей или нехватки кислорода? — спокойно продолжал справляться Том, будто составляя мысленную анкету.       — Всё просто отлично, — отчеканил Гарри.       — Каковы твои ощущения собственных эмоций?       — Ты стараешься вывести меня из себя?       Риддл вздохнул. Он неспешно стянул перчатки и положил их на стол, а следом резко протянул ладонь, выжидающе уставившись.       — Что?..       — Руку дай.       — Я не собираюсь за ручки с тобой держаться, — весело заметил Гарри, пытаясь заглушить бушующую внутри злобу.       Он не понимал, что это — искренняя забота или какой-то анализ его состояния для полевых записей?       Риддл сощурился, нетерпеливо повторив движение. Мол, руку давай сюда.       — Я понял. Ты у нас ещё и врач. Может, и в квиддич играешь? — насмешливо протянул Гарри.       — Очень остроумно. Прекрати ёрничать и дай мне свою ладонь.       Гарри вздохнул, опустив взгляд на его руку, прежде чем неуверенно протянуть свою.       От него не убудет.       Том вцепился в его ладонь, скользнув двумя пальцами к запястью, и замер, прикрыв глаза. Он сосредоточенно хмурился, а Гарри, напротив, расслабленно скользил взглядом по чужому лицу, пользуясь случаем, что за ним не наблюдают.       — Ну и каков вердикт? Я умираю, доктор? — поинтересовался он, стоило Риддлу разжать пальцы, прежде бегло пробежавшись ими вдоль вен, отчего Гарри непроизвольно вздрогнул.       — Даже жаль, что после всех совершённых тобой глупостей нет никаких последствий, — промолвил тот вполголоса. — А раз их нет, то позволь и мне повторить вопрос: почему здесь крутился помощник Офелии, да ещё и в таком… — Том задумчиво обвёл комнату взглядом, точно подыскивая нужный термин, — приподнятом настроении?       Раз интересовался, значит не успел стать свидетелем их внезапного рандеву с Эдмундом — и слава Мерлину. Некоторые допросные комнаты состояли из двух смежных помещений, отделённых магическим барьером, который полностью стирал чужое присутствие за стеной — от запаха до звуков — и позволял следить за процессом дознания со стороны. Правда, такие комнаты использовали в особо важных делах, например, когда допрашивали Амбридж — из того, что Гарри знал. И даже присутствовал на одном таком допросе в качестве пострадавшего после окончания войны. Вряд ли его самого стали бы помещать в подобную. Для чего? Хотя отбрасывать вариант, что Кингсли мог хотеть присутствовать во время его допроса, не стоило.       Гарри бегло оглядел противоположную стену — жаль, что на глаз определить существование двойного пространства было невозможно — и скорбно вздохнул. Он не желал обесценивать случившееся, ставя лобзание с Эдмундом в ряды совершённых им ошибок, но произошедшее было весьма опрометчивым поступком и могло аукнуться им обоим.       — К чему эти вопросы, Том? Хотел проверить, как я тут устроился, и тебя не пропустили? —спросил Гарри с напускным удивлением. — Такую распрекрасную записку настрочил мне. Небось кучу времени угробил, подбирая вычурные слова, а под конец не смог удержаться… Может, истосковался весь?       Том вместе со стулом придвинулся ближе к столу. Опёршись локтями на поверхность, он заинтересованно склонил голову:       — Покажи записку.       И Риддл вновь протянул руку, словно ни секунды не сомневаясь в том, что та всё ещё была при нём. Гарри мысленно чертыхнулся. Первоначально смятый листок был помещён в карман брюк, а впоследствии до такой степени перечитан, раз за разом распрямлён, что чернила кое-где расплылись, а бумага стала потёртой, едва ли не изорванной.       — Я её выбросил…       Не успел он ничего добавить, как листок выпорхнул из кармана, следом приземлившись на чужую ладонь. Гарри резко подался вперёд, надеясь выхватить его, но Том с усмешкой на устах отклонился и стремительно поднялся, отступая на несколько шагов. Развернув записку, Риддл бегло пробежался глазами по строкам. Выраженное на лице веселье сменилось скептицизмом, скептицизм — раздражением, а раздражение — опять весельем. Том покрутил листок, точно фантик, который собирался выбросить, и вновь прошёлся взглядом по строчкам.       А число вопросов, мучивших Гарри, только возрастало.       — Ты превратился в помеху, Поттер, — с выражением начал зачитывать Том. — На своём пути я всегда устранял препятствия, а ты превратился в ещё одно. Одно из многих, — он усмехнулся, оторвав взгляд от записки и посмотрев на Гарри, отчего тот насупился.        Что это? Издёвка?       — Ты спрашивал меня в тот вечер о принятом решении: я хотел устранить тебя, избрав новый путь, но ты слишком своеволен и непредсказуем… М, вот с этим я соглашусь, — кивнул Риддл. — Как ты сказал, нам с тобой не по пути. Всё кончено, — почти беззвучно заключил он.       Гарри с удивлением осознал, что не может распознать, правда это или ложь, так как речь Риддла не имела адресанта, скорее всего. Он просто читал.       — В некоторых делах он всё такой же профан, — задумчиво прибавил он и небрежно швырнул листок на стол, будто потеряв к нему всякий интерес.       Том сделал шаг к столу и окинул Гарри немигающим взглядом, заставляя его напрячься. Дыхание спёрло.       В который раз он задаст этот дурацкий вопрос?       — Так почему ты здесь? Тебе ведь не докладывали, что я… — Гарри запнулся, схватил бумажку и сжал её в кулаке, следом сунув обратно.       Он вернулся мыслями на десять минут назад, когда Эдмунд краснел и мялся перед ним, как и он сейчас. Ужасное и наиглупейшее чувство. Не то чтобы Гарри робел, просто ситуация ощущалась несколько абсурдной после всего.       — Тебе ведь не доложили, что я хотел тебя видеть? Мол, что я собираюсь, — понизил он голос до раздражённого шёпота, — тебя преследовать?       Том оперся бедром о край стола, поглядывая на него сверху вниз и тем самым нервируя ещё больше. Новообретённое самообладание, видимо, не выдержало испытания временем, или это воздействие Риддла — вот оно поистине плохое влияние.       — Мне лишь сообщили, что я должен выдать твой труп и по крайней мере позволить тебя похоронить, — отчеканил тот. — Мисс Грейнджер была весьма убедительна в своих взысканиях. Настолько, что её еле удалось утихомирить. Поразительная дерзость, не находишь? Раз на мне надет своеобразный ошейник Министерства, то можно и страх потерять, и даже начать дерзить, — с беглой улыбкой заключил Том. — Хотя твоя группа поддержки всегда была нервирующе шумной, Поттер.       Гермиона?       Так, стоп, по порядку.       На ком ещё ошейник надет. Уж точно не на Риддле.       — Что с Экриздисом и Дарами? — надежда застать Тома врасплох этим вопросом угасла мгновенно. Не застал. — Ты ведь знаешь, где камень?.. — продолжил Гарри, не особо рассчитывая, что ему дадут правдивый ответ.       Местоположение пропавшего Дара пришло к нему среди прочей информации. Одна лишь дедукция, лишённая неопровержимых доказательств. Дедукция, которая задействовала свежую, но всё ещё скудную информацию о Томе и предоставила некоторые эпизоды из собственной жизни в новом свете… И раз камень мог быть замечен треклятым Грейбеком, что мешало ему быть увиденным змеиным оком самого Тёмного Лорда? Возможно, тот знал заранее, что Гарри появится вместе с артефактом. Хотел ли Волдеморт просто вернуть его, восстановив кольцо, или за этим стояли иные, безусловно, более масштабные замыслы — он пока ещё не знал.       Поэтому стоило наступать, а не проявлять праздный интерес.       — Камень у тебя, — констатировал Гарри.       В чужих глазах промелькнуло одобрение, тут же сменившееся раздражением.       — Экриздис придёт за тобой, — добавил он, постучав пальцами по столу. — А затем наведается в школу. Альбус знает, так ведь? Если оценить сложности по изъятию каждого артефакта, то проценты успеха эдак пятьдесят на пятьдесят с незначительным отклонением в сторону Дамблдора. Полагаю, ты следующий, Том, — заключил Гарри. — Конечно, я не буду спрашивать, где ты его припрятал. Мало ли…       — Всё это тебя больше не касается, — перебил его Том тут же.       — Касается. Клятва обязывает тебя отвечать и отвечать всегда… — и он оборвал себя на полуслове, с горечью уставившись на Риддла.       Ну разумеется.       — Требования исполнены, Гарри, — подтвердил его догадки Риддл.       И клятва на крови ныне не более, чем бесполезный осколок стекла.       — Значит, ты забрал всё, как Кунц и сказал…       — Не тронув никого и пальцем, — кивнул он и протянул руку, дотронувшись до волос Гарри. — Но если воспоминания вернулись, ты должен был уже понять, что твой близкий круг мне неинтересен. Он без этого в безопасности.       — Я не всё вспомнил, — отметил Гарри, недовольно мотнув головой, когда чужие пальцы коснулись затылка и зарылись в волосы. — Это Кунц наложил запрет на визиты?       — Полагаю, что так.       — И он же создал записку…       Тем не менее было одно «но».       — Что за новый путь? Записка, быть может, и фальшивка, однако упоминание основано на чём-то, что ты ему рассказывал, Том. Я спрашивал тебя, что за решение ты принял, но ты так и не дал мне никакого ответа. Что же это за новый путь, который ты выбрал для меня?       — Это всего лишь набор бессвязных слов, чтобы заморочить тебе голову, чего он и добился, — и Том слегка потянул за пряди, вынуждая его запрокинуть голову.        Гарри вновь сглотнул, схлестнувшись с потемневшим взглядом.       — Что ты испытал, когда прочёл её? — спросил Риддл.       — Ты не лжёшь, но недоговариваешь, как обычно. — Гарри вырвался из хватки и настороженно глянул на Риддла: — Надеюсь, ты не присвоил клочок моих волос для какого-нибудь зелья.       — Ты тоже стал недоговаривать, — с лёгкой улыбкой заметил Том. — И твоих волос на моей подушке теперь полно. Если ты понимаешь, о чём я.       Гарри насмешливо фыркнул, моментально ощутив, как будоражащие кровь воспоминания пронеслись перед глазами. Пронизанные внезапной тоской и непонятной грустью они стали приятной отдушиной, а также — постоянным болезненным напоминанием о том, как всё могло бы быть… И о том, как всё неизменно портится, стоит только взойти солнцу над горизонтом. А портят всё они сами — то Риддл, то он собственноручно. Словно иначе не могут.       Гарри сморгнул, отрешённо промолвив:       — Записка и эта ложь — безрассудно как-то… Зыбко. Не понимаю, чего Кунц хотел этим добиться. Он же твой подчинённый? Всё ещё не догоняю, что тебя и многих других людей связывает. Так к чему все эти выдумки, если, конечно, ты сам не обмолвился при нём, что больше не собираешься со мной видеться? Ты говорил подобное ему?       — По некоторым причинам мне нужно было отлучиться, и в моё отсутствие он бы спрятал тебя подальше, — равнодушно сообщил Том, следом усмехнувшись и покачав головой, словно вся эта ситуация нисколько его не заботила, а лишь слегка удивляла. — Если бы не штурм отеля мисс Грейнджер и дуэтом из Уизли и Малфоя, его усилия увенчались бы успехом. По крайней мере, на первое время. Что он тебе сообщил?       Джинни… Нет, Рон?.. Рон, Драко и Гермиона? Информация слеплялась в малопонятный кашеобразный комок, а Гарри вновь ощущал себя полнейшим идиотом. Что вообще происходило всё то время, пока он помирал со скуки, маясь в четырёх стенах?       — Мне вот что интересно, Гарри, — вырвал его из размышлений голос Тома, — новость о нашем расставании настолько тебя огорчила, что ты решил утешиться с помощью рыжего сопляка?       — Эдмунда, — машинально поправил его Гарри.       Он силился связать одно с другим: записку, запрет на посещения… Но всё упиралось в самоуправство Кунца и необъяснимое желание отгородить — желание не согласованное с Риддлом, без всяких сомнений.        — Расставание, — внезапно хмыкнул Гарри, подняв взгляд на Тома. — Так говоришь, будто бы мы встречались.       — Расставание — это всего лишь пребывание в разлуке, Поттер. Хочешь встречаться со мной? — по слогам поинтересовался Риддл, вскинув брови.       — Не отвлекай меня, — махнул он рукой.       Самоволие Кунца можно было расценивать как измену. Гарри для него был никем, да и своеобразное желание защитить выглядело весьма странно в данном контексте. Всё это не вязалось одно с другим и казалось нелепой игрой. Забота? Невозможно. Преследование каких-то собственных целей? Под носом у Риддла? Ещё более сомнительный вариант. Если только…       — Зачем он так поступил? — этот вопрос всё-таки пришлось задать.       Том отделился от стола, обогнул стул, на котором сидел Гарри, и встал у него за спиной:       — Значит, ты не всё вспомнил. И продолжаешь игнорировать мои вопросы, а я подобного не люблю.       — Как и ты мои, — спешно парировал Гарри и бесстыдно улыбнулся. — Всё равно вспомню, так какая разница — ответишь ты на мой вопрос сейчас или же я вспомню самостоятельно чуть позже? Должен заметить, что твоя забота о моей психике выглядит весьма забавно, но… верно, как бы ни хотелось этого признавать. Маленькие порции потрясений легче усваивать, так что я даже злиться не могу на это. Но приблизительное представление о ситуации уже имею, Том, — твёрдо заявил он, отклонившись и ощутив, как волос что-то коснулось.        Риддл оказался ближе, чем он думал:       — Прежде чем ответить, позволь мне вернуться к одной беседе, состоявшейся между нами неделями раньше.        Гарри удивлённо моргнул, но тотчас скрыл изумление, хоть Риддл и не мог видеть его лица.       — Мне уже страшно, — безрадостно заполнил томительную тишину он.       — Скажи мне, Поттер, — начал Том с весьма скользкой интонацией, — ты и рад был умереть?        Сдержанный тон, частично назидательный — не мягкое, терпеливое поучение Альбуса, а суровый, почти что хлёсткий выговор — и в то же время проникновенный. Этот голос нельзя было не слушать, им невозможно было пренебречь, ему нельзя было возразить.       — К чему это… сейчас?       — «В отличие от тебя, я никогда не боялся умереть настолько, что пожертвовал бы целым миром ради возможности продолжать существовать», — медлительно и чётко выговорил Том, проигнорировав вопрос.       Гарри нахмурился, прекрасно помня ту весьма колоритную вечернюю беседу, закончившуюся непонятно чем. Как, впрочем, и все их столкновения в то время. Маскируя озабоченность под сарказм, Гарри насмешливо поинтересовался:       — Собираешься припомнить мне все обидные слова в свою сторону?       — Думаешь, ты обидел меня? — тихий смех Тома подкрался внезапно, заставив вздрогнуть, а Риддл продолжил: — «Знаешь, почему я не чувствую страха? Потому что знаю: меня ждут…»       — Зачем ты всё это повторяешь? Что ты хочешь от меня услышать? — с раздражением спросил Гарри.       Он не понимал, к чему клонит Том.       — Раз уж у нас откровенный разговор, позволю себе вольность пояснить, — неспешно отозвался Риддл. — Разозлил меня тогда не весь этот бред о моём пустом существовании, бессмысленной жизни и далее по списку, а твоя слепая вера в то, что самоотверженность и отсутствие страха смерти обоснованы именно чужим ожиданием за завесой. Ты, Поттер, продолжаешь демонстрировать это раз за разом, подставляясь и понапрасну рискуя, желая отправиться на тот свет раньше остальных, — отчеканил он, заставив Гарри удивлённо посмотреть на него, — потому что страх утраты настолько велик, что ты предпочтёшь заслонить собой каждого второго, лишь бы не жить в муках. И тем самым одариваешь жизнью в горе своих близких. Ведь боль останется с теми, кто похоронит тебя. Крайне эгоистично, не считаешь?       Гарри замер, затем шумно выдохнул, силясь отпустить напряжение, и спешно отвернулся.       — Ты должен был многое переосмыслить, но не это, если судить по тому, что ты натворил пару дней назад. Свинка на убой, как заявлял Северус. Его это доводило до белого каления, — вполголоса добавил Риддл.       Гарри вновь обернулся на него, прищурившись.       — Вот только не будь в тебе подобных желаний, для Альбуса стало бы неосуществимым превратить тебя в смиренного агнца. Ты не сопротивлялся своей судьбе, почему?       — А разве тебе, Волдеморту, это было не на руку? — вспылил Гарри, озлобленно сверкнув глазами.       — Ты даже не представляешь, сколько раз соприкасался со смертью и лишь чудо уберегало тебя, — выдохнул Том. — Ты был неподготовлен. Альбус пренебрёг этим, потому что имел множество страхов на твой счёт: боялся, что ты станешь очень похожим на его представление обо мне, что пойдёшь по моим стопам; боялся, что ты познаешь могущество, а оно развращает разум; боялся, что, став не по годам сильным волшебником, ты перестанешь прислушиваться к нему, ведь сила — это власть, а власть превращает тебя в того, кого слушают; боялся, что доверительных отношений станет недостаточно и ты взбрыкнёшь в последний момент... Моё существование сделало его отчасти параноиком, не находишь? Справедливости ради, трюк с собственной смертью стал сюрпризом даже для меня. Он действовал на опережение, но и это превратилось в идеальный рычаг давления. «De mortuis aut bene, aut nihil» — о мертвых либо хорошо, либо ничего. Да ты и следовал этому девизу до самого конца. И даже когда узнал, то мчаться было уже не к кому — оставалось только реализовать своё предназначение в некоем акте протеста: держите и подавитесь. Когда ты явился ко мне, ты ведь бунтовал, Гарри. Глубоко внутри ты кричал и ненавидел, — Том повысил голос, и Гарри скосил взгляд.       Риддл хмуро взирал на него, а витающая вокруг него мрачность была буквально осязаема.       Что так вывело его из себя?       Кому нужно было закипать от ярости, так это самому Гарри. Он чувствовал себя фигуркой солдатика, которой играли всю жизнь, и даже сейчас не был уверен, что все верёвочки перерезаны.        Гарри отвёл взгляд, а Том после секундной паузы продолжил:       — Вот только Альбус не был уверен, что ты не погибнешь, малыш. Что бы он ни говорил после. Смертельное проклятие весьма занимательная штука: оно уничтожает душу, а не тело, поэтому причину смерти установить невозможно. Безболезненно, надо заметить. И ведь он мог оставить тебе предупреждение. Сказать, что раз в тебе сосуществуют две души, одна из которых осколок моей, то с вероятностью в пятьдесят процентов проклятие уничтожит мою душу, а ты останешься жив.       И что это изменило бы в тот момент?       — Я бы всё равно рискнул, — вклинился Гарри, мазнув взглядом по нависшему над ним Тому.       Для этого было много причин. Пусть это будет и бунт, и упрямство, и отчаяние, и усталость, и желание защитить не мир, а лишь тех, кто ему близок, ведь они живут в этом мире, который он не хотел оставлять Тёмному Лорду, и нежелание жить с душой своего заклятого врага в одном теле, и боль от предательства Альбуса… Много причин.       Он столько раз мусолил своё недовольство деяниями Дамблдора, что эти слова не стали откровением, скорее огласили абстрактные мысли, что и без того наличествовали.       — Эта информация никак бы не повлияла на мой поступок, — добавил Гарри. — Ты говоришь, что Альбус не был уверен, а ты, видимо, да. Когда направил на меня палочку, весело тебе было?       Риддл скривился:       — Никакого риска не было. Ты бы остался жив в любом случае.       Гарри даже не удивился, лишь усмехнулся в ответ:       — Я знаю, что именно ты поручил своей душе, но не понимаю, зачем ты вновь заговорил об этом, Том. Хочешь вновь ткнуть меня лицом в то, какой Альбус негодяй? Прекрасно. Но это не сделает тебя святым. Не обелит. Любые ошибки Дамблдора находят отражение в твоих действиях. Он вырастил меня свинкой или кем там, но ты помог ему, приписав мне какую-то роль в своей двойной игре. Это, если мы не будем касаться многих других… деликатных тем, — Гарри с показным недовольством отодвинулся от стола.       — Хорошо, что ты это осознаёшь. И ты должен всегда помнить, что всякий поступок наказуем. Последствия не испаряются. Забываются, может быть. Людям нравится помнить хорошее, а разум помогает им в этом. Какие бы у тебя ни были причины прийти тогда в лес, ты подвёл нас к сути вопроса.       Гарри обернулся на него, краем глаза заметив чужую улыбку. Слабую, но совершенно неуместную улыбку, оттого кажущуюся какой-то неуверенной. А затем та померкла.       — В связи с твоей страстью… жертвовать собой, — продолжил Том, — мне очень не нравится второе дно у твоей фразы: «Полагаю, ты следующий, Том». Особенно, после произошедшего у дома Уизли.       Ах вот оно что…       Гарри скрыл смешок с помощью вздоха и устало провёл рукой по лицу, сообщив:       — Ты сволочь, Том.       — Хорошо, что ты это понимаешь.       — Тогда пусть антипатия к некоторым фразам будет взаимной: мне тоже не понравились намёки Кунца о твоей вовлечённости в том, что касается меня. Ты должен был последовать за Экриздисом, а не вытаскивать меня. И защита мне твоя не нужна.       — Я волен делать что хочу.       — Странно это слышать, ведь чувства здесь испытываю я. А ты от них отворачиваешься, — со скепсисом протянул Гарри. — В каждом из нас есть какое-то противоречие, не так ли? Но что бы ты ни думал, я не самоубийца.       — Я заметил. Когда ты размахивал палочкой у Экриздиса перед носом, — поддел он.        Гарри был уверен, что, говоря это, Том тянет язвительную улыбку, и вновь подался назад, слегка откинув голову и прислонившись к нему. До шеи дотронулись в беглой ласке.       Зачем?       Ещё один мучивший его вопрос: имеют ли эти прикосновения определённую цель, к примеру, в качестве отвлекающего манёвра, зная, как его клинит от каждой ласки, или же Том делает это непреднамеренно. Просто так. Просто потому, что ему так хочется. Как хочется самому Гарри. И это ненормально так желать другого человека, наверное, но в их случае всё гораздо хуже, потому что этот человек — Том.       Возвышенные, чёрт их дери, чувства к тому, кто наверняка перекроил его жизнь под свои нужды. О чём не хотелось думать: эти чувства дьявольскими силками проникали глубоко внутрь, и Гарри сейчас, как никогда прежде, ощущал сжимающуюся под рёбрами клетку. Она опутала, поработила, сделала его зависимым и странным даже по собственным меркам. Вот она настоящая темница — та, что внутри него.       Казалось, что ему… им нужно срочно остановиться. Может быть, Том и не строчил записки, но содержание было правильным: не помеха, а зависимость, и от неё нужно спасаться. Вот только каждая частичка души поднимала восстание против войны с собственными эмоциями, заставляя Гарри перечить самому себе. Ничего нового в этом не было. Переживать глубже свои эмоции — не означало их контролировать. Гарри проигрывал эту битву и сомневался, что может победить в войне.       Безнадёжное положение.       Чем больше он знал, тем меньше шансов оставалось на благоприятный исход для них, и наряду с этим он не мог даже представить, что всему придёт конец. И это было действительно страшно. В ту ночь Риддл просил о шансе… Мог ли этот страх быть взаимным? Даже сама мысль звучала комично. Гарри правда многое бы отдал, чтобы узнать, что творится в чужой голове. Однако собственное бессилие из-за ограничителей и чужое владение окклюменцией являлись неблагоприятными обстоятельствами, чтобы препарировать мозг Тома.       Да уж. Прок от зелья определённо был. Оно даровало свободу, возвращало контроль над собой и над собственными эмоциями. Точнее, подавляло их, очищая сознание от лишнего шума. Методично возвращало контроль над ситуацией.       — Быть более осмотрительным — это просить слишком многого у тебя? — раздался голос Риддла над ухом.       — Я подумаю. Как же мне оставить тебя, горюющим над моей могилкой, — приторно улыбнулся он.       Интересная тема для размышлений.       А будет ли он горевать?       — Я не шучу, Гарри.       — Я тоже. Ты так и не ответил на вопрос о Кунце, и я начинаю думать, что всё это было, чтобы вывести меня на эмоции и отвлечь от главного.       Том вздохнул.       — Мы даже за рамки темы не вышли. Отто заботится таким способом, полагаю, — Том вновь коснулся его шеи, и Гарри откинул голову, встретившись с его настороженным взглядом. — Он приглядывал за тобой с самого младенчества.       Гарри не успел спросить ничего более конкретного, как тот опередил его поспешным:       — Я рассказывал тебе.       Может быть, и рассказывал, но из тех воспоминаний о себе лично Гарри почти ничего не вынес. Возможно, они просто не дошли до той части, где Том не только перечёркивал свою фигуру, но и слеплял из его жизни нечто новое. Может, его разум заблокировал самостоятельно эту часть в страхе породить нечто новое в себе: лютую ненависть или пожизненное разочарование во всём. Наверное, столько вопросов за долю секунды разум просто не смог бы сгенерировать, и на мгновение Гарри оцепенел. Отрешился от реальности, зависнув где-то между планами.       — Не так, как приставленная к тебе Дамблдором Фигг, конечно, — продолжил Том. — Иногда мимо твоего нового дома проходили молодцы из Ордена, но… скажи мне, — он потёр кончиками пальца скулу Гарри, заставляя глянуть на себя, — думаешь, это бы спасло тебя от меня?       — Тебя не было, — глухо ответил Гарри.       — Верно, но Волдеморт жил в своих последователях. Волдеморт — всего лишь воплощение чужих идеалов. Флаг.       — Ты был их лидером, — возразил он.       — А что воплощает собой лидер в конечном итоге? Ты тоже лидер, на которого возложили надежду, — напомнил Том. — Ты — воплощение идеалов, противоположных моим. Их. Поэтому никто не мог гарантировать тебе полную защиту, Гарри. Что такое кровная защита? Она спасала тебя дома, спасала от моих прикосновений ранее, но не спасла бы тебя по дороге в магловскую школу, захоти один из Пожирателей отличиться — выслужиться.       — Они не знали, где я…       — Твоя правда.       — Они думали, что я стал твоей погибелью, — твёрдо заявил Гарри. — И это внушало им страх.       — И тем не менее я не люблю рисковать, Гарри, — парировал Том.       Рисковать им? После того, что было в лесу, после спущенных на него Пожирателей?..       — Смешно.       — Несколько людей должны были присматривать за тобой, — проигнорировал его замечание Том, — не вызывая подозрений у Фигг. На Отто лежала обязанность обеспечить наблюдение, о личном присмотре я его не просил. Но он стал навещать тебя.       Попытка Гарри ничему не удивляться провалилась сразу же, как и намерение удовлетвориться крохами информации. Ему хотелось знать всё: от начала и до самого конца. Однако он одновременно и страшился этих знаний.       — Надеюсь, у нас нет свидетелей сейчас… Потому что это неожиданно. И опасно, — вполголоса промолвил Гарри.       Вездесущая пресса и Скитер со своей анимагической формой — вот они две опасности.       — Мы изолированы?       — Как и всегда, — спокойно кивнул Том.       Не забыл, значит. Скорее всего, стоило лишь зайти сюда, как тот, помимо чар самой комнаты, наложил ещё и собственные.       — Кунц стирал мне память? — спросил Гарри.       — Являлся под оборотным. Как электрик, как страховой агент, как ремонтник, когда у твоей тётки чужими стараниями полетел холодильник; как настройщик, когда они купили новый телевизор, как дезинсектор, когда ваш дом наводнили тараканы, — задумчиво перечислял Том.       — И молился твоему бесплотному духу, мол, я подкинул им таракана и самолично заявился его уничтожить. Объект ещё жив, здоров и сидит под лестницей?       — Ты сам хотел знать, но всё было немного по-другому.       — Немного или по-другому?       — Я после читал его доклады       — Не могу не находить это смешным и ужасающим в то же время. Мне трудно собрать всё воедино. Тебя и ТЕБЯ, а затем вставить между «вами» себя. Не знаю даже, как мне реагировать, поэтому разреши хотя бы сыронизировать, — устало коснулся век Гарри. — Так кем ещё был Кунц? Молочником, быть может?       Риддл цокнул, скосив взгляд.       — Констеблем — об этом ты сам вспоминал. После школы, когда твой кузен подкараулил тебя, — обрывисто пояснил он.       Да. Было и такое…       Гарри мгновенно перенёсся в то время. Случилось это за год до его новой жизни в качестве волшебника. Дадли, как обычно, ожидал его у ворот, а когда он проходил мимо — подставил подножку. Гарри лишь перепрыгнул через столь примитивную и уже ставшую привычной преграду, но, когда его дёрнули за рюкзак, потерял равновесие и навернулся, сев задом в лужу. И так потёртая и зашитая по швам униформа вконец испортилась.       — Смотрите-ка, Поттер обосрался! — кривлялся Дадли, указывая на него своими пальцами-сосисками под гомон дружков.       Скорее всего, грязь въелась в ткань, образовывая весьма красноречивое пятно. Гарри не было стыдно — он был в ярости.       — Иди к чёрту! — вскинулся он, еле сдерживаясь, чтобы не броситься на обидчика с кулаками.       Но этого и не потребовалось.       — Что здесь происходит? — услышал Гарри позади и медленно обернулся. Нужно сказать, что скала, возвышающаяся за ним, вызвала нервный тремор не только у Гарри, но и у остальных. Дадли что-то промямлил, объясняя, что хотел помочь однокласснику и кузену по совместительству, а его предложение о помощи было принято в штыки.       Разумеется, они попытались выставить Гарри виновником, вот только констебль лишь хмыкнул в ответ и, небрежно накинув Гарри на плечо валяющийся неподалёку рюкзак, заявил:       — Ещё раз вас увижу, малолетние правонарушители, будете дожидаться родителей в участке. А теперь брысь!       Наверное, кузена и его подпевал испугала не сама угроза, а перспектива дожидаться взрослых в компании такого монстра. Если бы не форма, Гарри бы подумал, что это переодевшийся головорез из какой-нибудь банды: квадратное лицо с рыжеватой щетиной, хищно прищуренные глаза непонятного оттенка и два ужасающих шрама. Один пересекал бровь, веко и часть скулы, а второй — губу и заканчивался где-то под подбородком.       Он не желал, чтобы его провожали до дома, но промолчал. Как и всегда. Ради выкупа Гарри точно не похитят, а если и похитят, то вряд ли чего-то дождутся от тёти, кроме радостного возгласа облегчения и пожеланий вдогонку, чтобы его не смели возвращать. Не примут. Поэтому он не особо волновался навязанной компании. Но, вопреки внешнему виду, речь у того была весьма учтивая и грамотная. Чудаковатая, и только сейчас Гарри понимал, что странной в ней был слабый акцент. Характерный акцент, стоило бы заметить, однако тогда он особо не заострял внимания на таких мелочах. Подумаешь, акцент? Это было не редкостью: кокни, например, или тот же шотландский у крикуна-Сэчэри — торговца фруктами на рынке. Каждый раз, когда Гарри проходил мимо, от его ора уши закладывало, а специфическое «р» превращало самые длинные слова в обрывистые. Тётя Петуния после похода на рынок вечно забегала домой, впихивала ему в руки покупки и сетовала на весь дом, что речь этих шотландцев неразборчивей лепетания двухгодовалых младенцев, поэтому туда она больше не вернётся. И всё же возвращалась, чтобы не лишать себя наслаждения раскритиковать его заново на следующей неделе. И на следующей…       Констебль пытался его разговорить, и Гарри это слегка удивило, но представителю закона ведь было свойственно задавать вопросы, а поэтому ничего зазорного в том, чтобы пролить свет на некоторые эпизоды своей биографии, он не видел. И охотно отвечал.       Нет, Гарри не сетовал ему на свою тяжкую жизнь, даже не заикнулся об этом. А тот в свою очередь интересовался бытовыми вещами, с одной стороны, а с другой — странными для совершенно постороннего человека. Успехами в учёбе, к примеру, или тем, мучают ли Гарри кошмары. Гарри списал это опять же на профессию. Да и просто болтать с кем-то было приятно. Хоть этот некто был взрослее его раза в два, а то и в три, и являлся первым встречным.       Время от времени Гарри поправлял тяжеленный рюкзак на спине, и тот интересовался — не кирпичи ли он в нём таскал. Что ж, парочка томов из школьной библиотеки вполне могли сойти за них. В тот день он вернул прежние книги и запасся новым комплектом чтива, чтоб хоть как-то скрасить времяпрепровождение под лестницей. Ему нравилось читать, а выбирать особо не приходилось — вариантов было не шибко много. Возможно, вечно напрягая зрение почти что в кромешной темноте, он его так и посадил, а может, то была наследственность — как-то дядя сказал, что в отца четырёхглазый.       В тот момент Гарри радовался, что не угодил вместе с рюкзаком в лужу, иначе бы ему досталось за порчу школьного имущества, в том числе и от любезных родственников, вынужденных выплатить штраф за уже непригодную макулатуру.       Путь до дома оказался слишком коротким, и всю дорогу он ловил на себе заинтересованные взгляды прохожих. Впрочем, картинка, наверное, была вычурной: мужчина с лицом головореза в форме констебля и школьник в вымокшем тряпье на два размера больше, спокойно разглагольствующие о жизни.       Ну да, Гарри часто казалось, что незнакомцы вели себя рядом с ним чудно, будто знали его лично или же знали что-то о нём. Те выглядели вычурно: крошечные человечки в цилиндрах, безумные женщины в мантиях — тогда всё это казалось вопиющим несоответствием. И констебль им тоже не соответствовал. Можно сказать, что тот был почти заурядным.       — Гарри? — беглое прикосновение к скуле выудило его из омута памяти, и он заторможено тряхнул головой, моргнув.       — А в зоопарке тоже?.. Там было стекло, и оно в мгновение ока исчезло. Подошёл Дадли… Он оттолкнул меня, а затем стекло исчезло, — выдохнул Гарри, растерянно бормоча.       Он понимал, что со стороны, наверное, его шёпот кажется бредом душевнобольного. На мгновение Гарри прикрыл глаза, сцепив зубы до боли в челюсти, а потом шумно выдохнул и уже более спокойно занялся перефразировкой своей маловразумительной речи:       — В тот день был день рождения Дадли, мисс Фигг сломала ногу и не смогла меня забрать, и им пришлось взять меня с собой в зоопарк. Там, в террариуме, находился удав. Дадли вместе с дядей донимали его, заставляли проснуться и чуть ли не плясать. В тот момент я чувствовал себя так же: помещённым в аквариум зверьком, над которым всю жизнь измывались безмозглые люди. Гм, как они колотили по стеклу, так же тётя Петуния — по моей двери. Тогда змея подмигнула мне. Скорее всего, я впервые заговорил на Парселтанге, сам того не ведая, — с горечью хмыкнул он.       Вспоминать об этом было странно. Говорить об этом с Риддлом — вдвойне. Гарри не знал, интересно ли это ему вообще.       — Затем, когда кузен заметил, что она зашевелилась, прибежал со своим дружком и толкнул меня. Стекло исчезло, и началась паника. Змея вылезла и поблагодарила меня — я списал это на творящиеся вокруг меня чудачества. Чуть позже, когда Хагрид спросил меня, не делал ли я чего такого во время злости или огорчения, то я связал одно с другим… Вот только я тогда не успел не то чтобы разозлиться, а даже удивиться, как стекла уже не оказалось на месте. Это тоже был Кунц?.. Или всё-таки я?       Гарри откинул голову, растерянно уставившись на Риддла. В тот же самый момент его губ коснулись чужие. Приятные, прохладные, твёрдые и столь знакомые губы, что он невольно поднял руки, вцепившись в чужую мантию, и ответил на поцелуй. Тот получился почти что целомудренным, но короткий момент рассредоточения помог ему сконцентрироваться на чём-то одном и собраться с мыслями. Как ни странно, поцелуй помог остудить голову. А затем до костей пробрал эффект дежавю: Том будто каждый раз использовал этот приём, чтобы отвлечь от зарождающейся тревоги.       И это работало, к удивлению.       — Да, — задумчиво прошептал он Гарри в губы. — За этот фокус он получил выговор.       — От тебя, паразитирующего на чужом черепе? — не без ехидства уточнил Гарри, выгнув бровь. — Или пока Квиррелл занимался злодеяниями от имени Волдеморта, ты отдавал приказы Кунцу и гнусавил из-под его чурбана?       Том сощурил глаза, недобро сверкнув ими, и так же неожиданно улыбнулся:       — Хочу поговорить с ним… Хочу видеть его лицо, и чтобы он видел меня… Вроде это?       Гарри, напротив, помрачнел, плотно сжав губы.       Лицо было другим, но голос почти тем же, и от него Гарри прошиб холодный пот, навевая очередные воспоминания. Шутить вот так, небрежно, одновременно доставляло ему удовольствие и выводило из себя — речь шла о его жизни. Жизни, которая оказалась внезапно перевёрнутой вверх дном; жизни, о которой он боялся спрашивать, потому страшился получить развёрнутый ответ. Одно дело подозревать, другое — знать. И Гарри прекрасно осознавал, что, подтвердись его домыслы, простить он не сможет, а если закроет на прошлое глаза и позволит себе начать жизнь с чистого листа, то не простит уже себя самого за мягкотелость. Разве можно такое простить?       Ему понадобится много времени. Чертовски много времени.       — Я и правда хотел тебя тогда увидеть. Впервые тет-а-тет, — задумчиво произнёс Том, а потом вдруг отклонил его голову в сторону, будто заинтересовавшись чем-то на его шее.        Гарри дёрнулся, когда под чужими пальцами участок кожи болезненно защипало. Риддл резко ослабил хватку, отпустив его, и отстранился, вперив в него испытующий взгляд.       Ох… Как не вовремя.       — Это… — Гарри кашлянул, рассеянным жестом взлохматив волосы.       — Засос, — бесстрастно заключил за него Риддл.