Новая партия

Я вечно в погоне за временем, Но все умирают, умирают. Если бы я смогла купить вечность, То сделала бы это дважды, дважды. Но если мир сгорит дотла, А моря замерзнут навеки, Останется лишь память О том, что я была твоей, а ты — моим. Все умирают, умирают В погоне за временем, временем. Marina & The Diamonds — Immortal

      Гарри лежал на спине и смотрел на затянутое фальшивыми тучами такое же фальшивое небо, заменившее каменные своды потолка Тайной комнаты.       Пусть это не была их первая совместная ночь, но именно сейчас он не знал, как себя вести с Риддлом, точно так же лежащим рядом. Две пустые склянки восстанавливающего зелья валялись неподалёку — одна на полу, вторая на столе, — напоминая о том, как они обтёрли все поверхности. Горизонтальные и вертикальные. И поверхностями дело не ограничилось — Гарри всё ещё мерещилось ощущение въедающегося в кожу песка и тёплый бархат воды.       И, когда они рухнули на постель, Гарри хотелось смеяться. Совершенно по-глупому и с той беззаботностью, которую он не испытывал уже давно на своей памяти. Если вообще когда-нибудь испытывал. Однако Том опередил его. Он рассмеялся и едва ли не пожаловался, что Гарри его совсем «укатал».       Гарри был готов поспорить, кто ещё кого укатал, но возражать не стал — лишь усмехнулся в ответ. Однако поглядывая на Тома, он до сих пор не понимал, как себя теперь вести, потому что всё было по-другому.       На грани. Искренне. Совершенно не так. Не так, как тогда.       Том… Том Марволо Риддл. Тот-кого-нельзя-называть. Лорд Волдеморт.       Тогда Гарри искал правду, а сейчас… сейчас она была ему безразлична. Всё было безразлично, кроме смехотворного желания, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Чтобы солнце не всходило. Чтобы шансы никогда не были такими: пятьдесят на пятьдесят.       Эти цифры горчили, застревали комом в горле, опускались камнем на сердце, порождали спазм в желудке… Они заставляли думать о чём угодно, только не о предстоящем столкновении с Экриздисом. Одновременно эти цифры враждовали с воспоминаниями того, как грели мысли о смерти Волдеморта в те ночи, когда они с друзьями скрывались. Правда, он смаковал победу, нежели саму смерть, но нет смысла отрицать, что одно подразумевало другое: смакуя её, Гарри в действительности праздновал падение врага. Мечтал о нём… Мечтал о смерти Тёмного Лорда, который сейчас лежал подле него. Чья грудная клетка размеренно поднималась, а пальцы рассеянно перебирали складки простыни.       Тогда Гарри праздновал, сейчас — горевал. Тогда он просыпался в холодном поту, преследуемый видением того, как Волдеморт тянется к шее с явными намерениями оборвать его жизнь, а недавно — кончал, когда тот придушивал его. Гарри с жадностью вглядывался в мираж, будто желая вновь испытать мурашки, отголоски прежнего ужаса, того животного страха, с которым он некогда боролся каждый день, но видел лишь любовника…       Любимого.       Видел его и испытывал совершенно иную палитру чувств; видел человека, что воспользовался им и продолжал играть даже сейчас, будто дирижируя в оркестре, в котором Гарри был ещё одной скрипкой; видел кого-то намного хуже того безумца, коим тот представлялся ему в мыслях, а значит, в несколько раз опаснее; видел, впрочем, и его безумие: как можно распланировать свою жизнь, будучи ещё совсем сопляком?       Чистое сумасшествие.       Как стать вхожим во все чистокровные семьи, имея сомнительное положение в том обществе, которое ценит многое из того, чего у Риддла просто не было: благополучия, если обобщать? Быть бедным сиротой в Слизерине — Гарри даже не представлял какого это. Потому что… у него, пусть и не было родителей, но была опора. Он помнил растерянность в самом начале, когда думал, что вот сейчас-то ему скажут, что произошла ошибка, что он никакой не волшебник, и отправят домой. Этого не произошло. Его приняли. Его приняли с радостью, и теперь Гарри не мог не думать, что, не знай никто его имени, не будь в его послужном списке того, что было в младенчестве, всё было бы совершенно по-другому. Известность принесла не только неудобство — она привлекла к нему внимание, заставила людей тянуться навстречу (не всех, конечно) и стала ещё и его щитом, если говорить о первых шагах. Щитом, которого у Риддла не было: ведь тот лишь спустя время узнал, чьим потомком он является. Гарри отмахивался и чувствовал неудобство из-за того, что слава бежала впереди него, Том же делал всё, чтобы добиться того же: встать на ноги. Безусловно, это был титанический труд. Можно было не одобрять ни один из его поступков, но Гарри не мог закрыть глаза на то, что это было чертовски сложно. Он помнил, как поменялось всеобщее настроение, когда все начали подозревать его в том, что он наследник Слизерина… А если повернуть ситуацию: испытывал ли Том подобное давление, когда студенты, что делили с ним одно пространство, считали его недостойным дышать одним воздухом с ними? Было ли такое? Гарри боялся спрашивать и боялся знать первые шаги Тома в мире, который он прогнул под себя. Потому что это чудилось ему абсолютно и совершенно ненормальным — знать, к кому обратиться для реализации собственных амбиций, за какие ниточки дёргать… что делать, куда идти, как поступать, что говорить. Казалось безумием вмешаться в какой-то заговор, чтобы раскрыть его и предотвратить некое подобие Гражданской войны, которая могла начаться через десятки лет. Могла… а могла и не начаться. И зачем? Что им двигало? Что им движет сейчас?       Ответы на эти вопросы могли многое изменить, поэтому все они были чисто риторическими.       Вмешался бы Гарри в противостояние с Волдемортом, если бы оно не касалось его лично? Если бы не касалось его друзей и их семей? Если бы Избранным стал Невилл, к примеру, и они бы никогда не оказались связаны друг с другом?       Ответить на этот вопрос было сложнее, чем хотелось бы. С одной стороны, Гарри действительно не мог усидеть на одном месте, но это могло быть лишь последствием происходящего, а не причиной. С другой стороны, понятно и без слов, что присущий ему авантюризм был чистой воды безумием. Таким же, как и вмешательство Тома в дела, которые на первый взгляд его никак не касались.       Только вот разница всё же была.       Представив, что в его жизни не оказалось бы Дамблдора, Гарри ощутил себя слепым котёнком. Пусть действовал он в некотором смысле самостоятельно, но направляющая его рука всегда указывала, в какой стороне нужно искать. Она подталкивала. Давала нужное оружие. Даже после его мнимой смерти Дамблдор оставил подсказки, и Гарри вновь поплёлся туда, где мог бы больше узнать о намерениях профессора. Но не будь всего этого, как бы он сам поступил с надвигающейся угрозой?        Гарри понятия не имел, какой бы стала его жизнь при подобном развитии событий. Это уязвляло его гордость и подтверждало осознание, что Риддл в этом смысле не был нормальным. Он не был обычным подростком: тем самым мечтателем и максималистом, во сне видящим себя покоряющим магическое сообщество и довольно хохочущим, чтобы на следующий день принять суровую реальность. У него не было нормальных увлечений, желаний… представлений о жизни и планов на неё в то время. Он мыслил странными категориями и являл собой аномалию. И, как любая аномалия, был совершенно непредсказуем.       Вот только несмотря на все эти нюансы, Гарри всё равно продолжал взращивать внутри это чувство.       Раньше подобная любовь ему была незнакома. Слушая речи Дамблдора, он видел в этом светлое, чистое чувство. Оно было несколько абстрактным, тёплым, будто немного щекочущим и всеобъемлющим.       Любовь воистину наивна и слепа.       Он любил друзей, почивших и представших перед ним в момент опасности родителей, крёстного… Он любил Джинни и ощущал взаимность, но всё это разительно отличалось от того, что пробудил в нём Риддл. То, что он чувствовал к нему, могло буквально воскресить Гарри, а могло — с лёгкостью убить. Вот что должно было его ужасать. Однако, подобно мотыльку, летящему на пламя, Гарри не боялся этого чувства. Он понимал, что оно сделало его… полноценным? Завершённым, может быть? И теперь пугало нечто совершенно иное: вероятность снова стать пустым. Пусть и наполовину.       Когда всё настолько запуталось?       Сколько сложных моментов, и все они должны были его волновать. А вместо этого не давал покоя другой вопрос... Как себя теперь вести с Томом?       Гарри понятия не имел.       Можно ли обнять сейчас Риддла? Нужно ли это ему?       Джинни любила улечься на его плече после или буквально лечь на него самого, но Гарри — не Джинни, а Том — не Гарри.       Можно ли вести себя так, словно они пара? И что это вообще означало в их случае — быть парой? Даже само слово казалось каким-то чужеродным в их отношении: пара. Оно было неправильным, потому что они были не просто парой… но кем тогда они являлись друг для друга? Чем? Чем-то меньшим или же, наоборот, большим?       — Иди сюда, — раздался будто севший голос Тома.       И Гарри лишили назревающей дилеммы. Его прижали, ткнув лицом в грудь. Всё ещё чуть влажную и прохладную после их «купания».       — Странно… — выдохнул он, прикрывая глаза.       — Что тебя беспокоит? — совсем тихо спросил Том.       — Глупый вопрос. Легче перечислить то, что меня не беспокоит.       — Например? — Том медленно провёл пальцами вдоль его руки.       Гарри вздрогнул, покрываясь пупырышками мурашек.       — Ты шутишь сейчас?       — Просто интересуюсь тем, что больше всего тебя сейчас волнует.       — Наши отношения.       — Что ж, они могут быстро закончиться — не стоит об этом беспокоиться.       — Это не смешно! — Гарри вскинул взгляд на Тома.       — Я и не шучу, — отозвался тот, но на губах блуждала лёгкая улыбка. — А ты не уточнил, что же конкретно вызвало столь пессимистичное выражение на твоём лице. Минутами ранее ты был счастлив.       — Я не знаю, как себя с тобой вести, — голос Гарри дрогнул. — Не понимаю, каков статус наших отношений теперь.       — Если память мне не изменяет, раньше тебе это не мешало при всех поцеловать меня и попытаться шантажировать обретёнными знаниями; и не мешало защищать мою отсутствующую честь перед достопочтенными представителями министерской власти. К чему это смущение теперь?       Гарри насупился.       — Я не смущён… Просто, — он скосил взгляд, — определённость… Хотелось бы какой-то определённости на этот раз.       «Из твоих уст», — добавил Гарри про себя.       — Даже если завтра ты овдовеешь?       — Может, ты прекратишь ёрничать на эту тему? — буквально рыкнул он и выпутался из чужих объятий.       Том словно топтался с грацией слона по всем тем страхам, что Гарри уже который час отгонял от себя. И безуспешно.       — Подобная определённость тебе не по вкусу? — поинтересовался Том.       — Статус вдовца? — буквально выплюнул Гарри.       — Позволь заметить: сложно быть вдовцом того, кто никак не может умереть с концами. Поэтому не празднуй раньше времени, — его губы растянулись в змеиной улыбке.       — Спасибо. Ты меня успокоил, — раздражённо прошептал Гарри.       — И всё? Больше тебя ничего не беспокоит?       — А что ещё? Спросить, зачем ты приказал убить Седрика? Раз уж ты решил напомнить мне о случившемся на кладбище.       Гарри и сам не мог забыть — когда картинки постоянно мелькали перед глазами.       — Ответ ты и сам знаешь.       Гарри с недовольством скривился и снова лёг на спину.       — Теперь ты хочешь поговорить о жертвах? — с нажимом уточнил Том.       Его глаза сузились. Насмешливость исчезла, появилось напряжение, когда он мягко, едва ли не ласково добавил:       — Мне казалось, что ты не настолько глуп, чтобы продолжать тешить себя иллюзией, что все мои деяния можно оправдать.       — Это выше меня, — признался Гарри.       — Замечательно.       — Ты мог оглушить Седрика.       — Мог. Мог не пытать никого, не убивать, а просто всех оглушать. Оглушающий Тёмный Лорд — замечательно, — повторил он это слово с раздражением.       — Но ты приказал его убить. Потому что он не представлял для тебя ценности. Просто лишний.       В ответ тот повёл плечом.       Гарри скривился.       — Я понимаю это. И всё равно… Я не могу.       — Тебе и не нужно прощать мне это и многое другое, — парировал Том. — Мне не нужно прощение.       — Но если я не прощу тебя, то как нам быть дальше? Мне кажется, я схожу с ума, — еле слышно прошептал Гарри.       — Не нужно мысленно обелять меня, чтобы успокоить свою совесть и освободиться от её настырного голоска. Просто прекрати думать в этом направлении.       — Отличное решение! — вспыхнул он.       — Чего же ты от меня ждёшь? Исповеди? Сожалений? — Том бесстрастно посмотрел в его сторону, и Гарри вздрогнул. — Или, может, ты хочешь услышать, что я запятнал тебя собой? Что нельзя испытывать ко мне чувства и оставаться в мире добра и розовых единорогов? Или боишься услышать, что ты никогда и не был частью мира, частью которого пытался стать стараниями Дамблдора? Ты можешь спрашивать раз за разом, а я могу говорить снова и снова. Ничего не изменится. Ты сожалел о тех, чьи жизни вы отняли в борьбе со мной? Нет? У меня была цель, и я следовал ей. У тебя тоже была, и ты тоже делал всё, чтобы достигнуть её.       Гарри хмыкнул, покачав головой.       — Цель оправдывает средства, да?       — Не всякая цель, Гарри, — нетерпеливо перебил его Том. — Но ведь твой святой поход против зла оправдывал любые методы. Если бы тогда, на кладбище, у тебя была возможность щёлкнуть пальцами, стереть всех Пожирателей Смерти и спасти жизнь Диггори, ты бы ею не воспользовался? Одна жизнь в обмен на десятки.       И снова дежавю.       Только сейчас он лежал в одной постели с Томом.       Гарри не успел даже подумать, как Том продолжил:       — Одна невинная жизнь в обмен на десятки жизней преступников — так ты думаешь. Но что же тебя в таком случае гложет? Я — хуже. Так почему бы не отдать свою жизнь за тебя, ведь она ничего не стоит?        Гарри ощутил, как кровь отхлынула от лица, и вцепился в одеяло.       — Чего ты хочешь от меня? — устало спросил он.       — Ничего я не хочу, — пожал плечами Том и завёл руки за голову. — Есть некоторые темы, на которые нам лучше с тобой не беседовать. И эта одна из них. Вопрос в том, чего ты хочешь от меня? Я тот, кто я есть, и другим уже не стану, Гарри. Нам обоим в этом смысле пришлось переступить через себя. Ты можешь это принять или же решить, что оно того не стоит. Я понимаю, что тогда, на башне, ты был готов сбежать, потому что твоими устами говорило отчаяние, но сейчас…       — Сейчас? — перебил его Гарри. — Завтра тебя может не стать!       — Тогда проблема решится сама.       И вновь на чужом лице появилась кривая улыбка.       — Я не понимаю этого. Столько людей отдало свои жизни, а ты… — голос будто надломился, и Гарри на мгновение задохнулся, задушено прохрипев: — Ты боялся смерти… Ты должен её бояться, а не говорить об этом так спокойно, словно это какой-то пустяк. Нечто незначительное. Шутка.       Это был чёрный юмор. Сатира. Но ему он был непонятен. Он отвергал его.       Гарри резко сел и спустил ноги с края кровати, повернувшись к Тому спиной. Его мелко потряхивало, а внутри бушевал ураган из всего того, что он не мог выразить. Слов было недостаточно.       — Ты должен это им. Седрику, моим родителям. Многим другим. Если ты сдохнешь, то не оплатишь долг никогда. Тебе понятно? Поэтому… не смей, — Гарри говорил обрывками фраз, но не мог сформулировать ничего длиннее.       Голос не слушался. Его душили слёзы. Злые слёзы. На грани между ненавистью и отчаянием. Совершенно непохожие на то, что он испытал той ночью, когда Экриздис покинул Гриммо.       — И ты должен это мне лично, — процедил Гарри. — Раз не обменял мою жизнь на свою. Раз пришёл. Раз не смог оставаться в стороне до конца… Твой долг ещё не оплачен. Ты должен расплачиваться целую вечность со мной, — голос задребезжал и превратился в змеиное шипение, эхом разнёсшееся по залам Тайной комнаты.       Гарри прикусил губу до боли, ощутив солёный металлический привкус.       — Я услышал тебя, — произнёс Том. — А теперь иди ко мне.       — Я не могу, — тряхнул Гарри головой.       Глаза щипало, щёки горели, в горле скребло… Эти дни он будто отключился от всего в эмоциональном плане, а сейчас всё, что он сдерживал, вернулось разом. Переключателем стали те треклятые проценты и мысли, от которых никак было не избавиться. От которых хотелось кричать.       — Если хочешь поплакаться на моём плече, мальчишка, то сейчас самое время. У нас его не так уж и много, чтобы тратить на вопросы этики и морали.       Гарри резко обернулся, гневно уставившись на него, и Том коротко хохотнул, словно наслаждаясь вызванным возмущением.       — Так-то лучше, — продолжил улыбаться он. — А теперь поведай мне, что положило начало твоим рьяным и столь же безрассудным тренировкам?       Гарри невольно поморщился. Он молчал, подбирая слова — подбирая правдивую ложь.       — За последнее время я расслабился.       — И решил наверстать упущенное за несколько дней?       — Именно.       — Какая наглая ложь, — приподнялся на локтях Том.       Гарри вздохнул и опустил взгляд.       Это было не так уж и просто, но у него были хорошие учителя.       — Я просто понял, насколько слаб. Всё это… — он покрутил рукой вокруг. — Я никогда особо над этим не задумывался, так как вечно выпутывался из любых передряг и поэтому считал себя не столько удачливым, сколько… сильным волшебником? — последнее Гарри произнёс неуверенно, будто спрашивая Тома, а сильным ли вообще волшебником он был. — Но это ведь не так?       Риддл приподнялся и присел, откинувшись на изголовье. Гарри заметил бледнеющие алые отметины и царапины на его теле. Проследив за направлением его взгляда, Том хмыкнул и, коснувшись подушечками пальцев отметины около соска, слегка и даже задумчиво её потёр.       — Что ты имеешь в виду под сильным волшебником? — спросил он, переключив своё внимание на Гарри. — Мощность заклятий измеряется словами, а не силой волшебника.       — Опытным, — поправил себя Гарри. — Мне не хватает сноровки. Я даже Грейбеку проиграл…       — Даже, — усмехнулся Том. — Я тебе уже говорил: есть разница между дуэлью и сражением. Фенрир не просто опытный волшебник, он ещё и оборотень со всеми вытекающими. К тому же вы были на его территории. То, что ты продержался, почти не пострадал и дал ему отпор, — уже чудо.       — И сколько ещё таких Фенриров будет, которым, казалось, я раньше был ровней, а теперь в подмётки не гожусь? — Гарри поднял на него угрюмый взгляд, и Том вздохнул. — Я не хочу, чтобы меня защищали и уж тем более спасали.       — Хочешь сам защищать и спасать — я понял. Могу лишь надеяться, что подобное рвение не обусловлено желанием выступить против Экриздиса, — голос Тома звучал ровно, но только глухой не расслышал бы в нём скрытого предупреждения.       Гарри глухим не был, но всегда потворствовал той части себя, что любила противоречить и делать с точностью до наоборот.       — Если я Грейбеку неровня, то чего уж говорить про Экриздиса, — туманно заметил он, вспоминая, как отбросил того от себя. — Просто я не понимаю, как набираться этого самого опыта.       — В твоей жизни не должно было быть больше Грейбеков.       — Ах да, — кивнул Гарри насмешливо. — Мирная жизнь.       — Если бы ты не записался в ряды мракоборцев…       — Если бы ты не вернулся в школу, — парировал он.       — Ты бы продолжал сидеть на руинах своей жизни и смотреть в никуда.       — Это было нормально!       — Неужели?       — Поэтому ты решил подбодрить меня, сдавшись в плен? Сомневаюсь, что подле тебя когда-нибудь будет безопасно.       — А разве ты не хотел, чтобы тебя перевели? Следователи расследуют, а не ввязываются в дуэли.       — Я хочу быть тебе ровней, — вырвалось у Гарри, и он поджал губы, мысленно чертыхнувшись.       Вот кто тянул его за язык?       — Хочешь победить меня в настоящем сражении? — вкрадчиво уточнил Том.       Гарри нервно покрутил головой, будто всё это его не касалось. Он вообще здесь не при делах.       — Гарри…       — Да, — на выдохе согласился он. — Хочу. Хочу победить тебя и почувствовать, что я не тот…       — Не тот? — приподнял брови Том.       — Не мальчишка, которого водили столько времени за нос, — буквально выплюнул он.       — Понятно, — с каким-то рассудительным спокойствием произнёс Том и, сделав паузу, продолжил: — Но если ты догонишь меня за пару лет, то как быть мне в таком случае? Кажется, я достиг своих пределов.       — Не верю.       — Ты переоцениваешь мои возможности, — уголок губ дёрнулся в нервной усмешке.       — Это ты их переоцениваешь, — в тон ответил ему Гарри. — Пока мы не сойдёмся в дуэли вновь, твои результаты останутся прежними: ты проиграл моему Экспеллиармусу. Это что, и есть твой предел?       — Вот как, — протянул Том.       В его голосе было столько наигранной печали, что Гарри не сдержал улыбку, пусть и слабую.       — Но тебе придётся подождать, — послышалось условие.       — Ничего не имею против, — согласился Гарри. — Если будешь учить меня сам.       — Я?       — Ты же учил там… И с неплохим результатом — сам сказал.       — То есть я должен тебя ещё и обучать тому, как выиграть у меня в дуэли? Какой-то новый вид шулерства, не находишь?       — А кто хотел стать преподавателем ЗОТИ в Хогвартсе?       — Я тебя умоляю, — простонал Том, будто его ткнули во что-то постыдное носом, а затем хмыкнул. Усмешка превратилась в лукавую улыбку, а следом и в оскал, когда он вдруг уточнил: — Ты больше ничего не хочешь мне рассказать?       Мимолётное веселье испарилось, и Гарри напрягся.       Что он имел в виду? Мог ли узнать об Экриздисе?.. Но как? Экриздис просил его оставаться в стороне — у него не было причин сообщать обо всём Риддлу.       — Ши Лан, — подсказал Том.       Гарри выдохнул едва ли не с облегчением, а затем осознал, что расслабляться ещё рано. Она могла такое ему рассказать, что…       Волосы на затылке зашевелились.       — Госпожа Ши пришла без приглашения, предложила мне якобы чашу примирения. Но она просто ревнует тебя, — опередил его рассказ Гарри. — Сказала, что ты мне не по зубам.       — Так вот почему ты воспылал желанием стать мне ровней, — с толикой скептицизма сделал заключение Том.       — Что? — Гарри непонятливо моргнул, а затем покачал головой. — Нет… Нет. Думаю, она не это имела в виду. То есть, — он запутался, пытаясь объясниться, — точно не мои магические навыки. Скорее всего другие качества. Но она ничего плохого не сделала, — поспешил его заверить Гарри.       — Просто попыталась унизить тебя и затащить в постель, — кивнул Том.       — Что? — Гарри вновь сделал удивлённые глаза. — Это она тебе рассказала?       — Врать мне бесполезно, Гарри.       — Я… я не вру.       — Я и не о тебе говорил, — сощурил Том глаза.       — То есть она всё сама тебе рассказала? — переспросил Гарри, чувствуя себя донельзя глупым.       Зачем?       — Узнай я обо всём от тебя, было бы хуже — Ши Лан это понимала.       — Что с ней?..       — Удивительное благородство, — усмехнулся Том. — Она жива. Это моя вина: забыл предупредить тебя, чтобы ты не делил с ней трапезу. А также и её удача, что она всего лишь попыталась очаровать тебя.       «А не отравить», — закончил за него Гарри.       — Но у неё не получилось, — возразил он. — Считай, она мне ничего такого не сделала. Не причинила никакого вреда…       — А если бы получилось? — в голосе Тома зазвенела сталь. — У меня, скажем так, иммунитет к любовным зельям и частично — к «тонизирующим» эликсирам. А теперь и у тебя он есть, раз ничего не произошло в тот же час. Но если бы всё было по-другому? Ты бы хотел этого? Ты бы простил?       Гарри даже не удивился этой информации. Удивилась Ши Лан, которая, видимо, ожидала, что он на неё набросится прямо в гостиной.       — Нет… Но всё получилось так, как получилось.       Он обжимался и целовался с Экриздисом, и лишь за одно это он должен был ненавидеть её, но Гарри сам сделал выбор. Сделал выбор, мучился с ним, чтобы под конец оказаться в одной постели с Риддлом. Все предпринятые им шаги оказались пустой тратой сил. Физических и моральных.       — Госпожа Ши сказала, что я не буду у тебя единственным. Что она имела в виду? — поднял он взгляд на Тома и, прочистив горло, тут же поправил себя: — Понимаю, что она хотела этим сказать. Единственное, в чём она оказалась права, — в том, что я так не смогу. А ты тот, кто ты есть — ты сам это сказал.       Том гипнотизировал Гарри взглядом с минуту. Потом он вздохнул и коротко рассмеялся — словно с запозданием какой-то нелепой шутке.       — Безусловно, я рад, что ты отложил в сторону более пессимистичные мысли и вернулся к проблемам насущным, но ты действительно считаешь, что меня до сих пор настолько интригует секс, чтобы завести несколько любовников одновременно? Или что он вообще меня интересует с кем-то, кроме тебя? Молодость вкупе с ревностью — ужасающая смесь. Взрывоопасная. Чем Ши Лан и воспользовалась.       Гарри смутился.       Не интересует секс? А что тогда это было раньше? Если бы не зелье, Гарри ещё с неделю в туалет не смог бы без слёз ходить. Да и тогда… что это было? Мираж? Ну конечно — взял он и поверил, что Риддла не интересуют плотские утехи.       — Я застал вас, — напомнил Гарри. — Обнаружил её. Почти голую. На твоих коленях. Меня глаза обманули из-за возраста или это ревность сыграла злую шутку?       — Ши Лан не себя имела в виду, — казалось, его забавляла реакция Гарри. — И если уж на то пошло, то я не приглашал её присесть на колени, в отличие от тебя и одного дерзкого мальца, с которым ты бессовестно миловался в допросной, — веселье во взгляде на толику секунды сменилось чем-то мутным и тяжёлым.       Пойман.       — Тебе вроде бы чужда ревность, — напомнил Гарри, теперь сам насмешливо улыбаясь. — То есть Ши Лан соврала на этот счёт?       — Нет. Точнее, не совсем. Врать бы она не посмела в том, что касается меня, — повёл плечом Том с раздражением, как показалось. — Просто говорила о том времени, когда я пользовался, скажем, чужим расположением в своих целях. Но это осталось в прошлом.       — В смысле расположением? — настороженно уточнил Гарри.       — Симпатией, желанием, страстью.        Гарри промолчал, приподняв брови в немом вопросе.        Это то, о чём он подумал? Но это же было не всерьёз тогда или?..       — Вижу, что ты удивлён, — лениво глянул в его сторону Том.       — Но зачем? Твоя личность…       Ответом ему стала улыбка. Циничная.       — В разных ситуациях ты пользуешься разными оружиями. Всё зависит, как глубоко то дно, на которое ты готов опуститься ради своих целей. Ведь ты, наверное, посчитаешь это именно им. Но тело всего лишь кусок плоти.       — Нет, не просто.       Гарри было сложно представить подобный поворот событий.       — Возможно, ты думал, что с самого начала мне было достаточно представиться или страшно сверкнуть глазами, чтобы все двери распахнулись настежь, но это не так. А может, что Хепзиба — единственная в своём роде вдова, которая сочла секс услугой, которую я мог ей оказать взамен того, что меня интересовало? Кажется, мы уже говорили на тему симпатии и её власти.       — Мы говорили о лести, — возразил Гарри.       — Без разницы, — отмахнулся Том. — Лесть — оказание внимания, а внимание со стороны привлекательного молодого человека — такая же лесть для многих.       Гарри сглотнул.       Его слегка мутило: воображение разыгралось. Он не мог отделаться от мысли о том, как Хепзиба выпивает с Томом, жеманно улыбается ему и тянет его к себе в постель. Её он понимал, но его… Неужели это стоило того? Неужели не было другого способа? Ещё хуже, когда место волшебницы занимал кто-то типа Фаджа.       Гарри вновь замутило.       — А если… — начал было он, тут же прочистив горло, — ты был неинтересен в этом смысле? Мужчине, например?       — Как тебе? Ты вроде встречался с девушкой и на юношей не особо заглядывался. Или я ошибаюсь? — поддел его Том в своей шутливой манере, словно в этой ситуации не было ничего трагичного.       Гарри помрачнел, сцепив зубы.       — Не позволяй фантазии разыграться, Гарри. Сексуальность человека — это просто воплощение энергии и не заключается исключительно в том, что тот делает в постели. Иногда особенной улыбки достаточно, иногда — взгляда, иногда — слова. Но при наличии партнёра уже одно это могло считаться изменой, не так ли? — добавил он уже без тени улыбки.       Гарри смотрел на него и понимал, что двадцать лет Тому было не вчера и даже не десять лет назад, но не мог отделаться от неприятного послевкусия и даже какого-то осадка.       — Сколько их было?..       — Гарри, — с какой-то поучительной интонацией начал он, — это не имеет никакого значения. Ты спросил, что значат те слова, и я пояснил тебе, что к нашей ситуации они не имеют никакого отношения.       — А какая у нас ситуация? В чём разница? — едва ли не с вызовом спросил он. — Ведь, как и их, ты и меня использовал для достижения собственных целей. Взглядами, улыбками и словами не обошлось: ты использовал секс со мной, чтобы получить свою силу обратно…       — Разница в том, — вкрадчиво заметил Том, — что ни один из тех людей не был мне не безразличен.       — Не безразличен, — будто эхом повторил Гарри за Риддлом.       Недовольство тут же разбавилось изумлением.       Не безразличен…       Это сложно было счесть за признание, но ему хотелось считать его таковым. Да и какого признания стоило ожидать от Риддла? Не слов же любви. Смешно даже. И тем не менее Гарри на мгновение оторопел, переживая очередную эмоциональную бурю внутри.       Простое «не безразличен» казалось ему более кричащим, чем то самое «я люблю тебя». Да даже более красочным, чем «ты мне нравишься».       Ощутив накрывшее его с головой непонятное смущение, он буквально упал на кровать и вытянулся, повернувшись спиной к Тому.       — Пора спать.       — Прямо сейчас? — раздался позади насмешливый голос.       — Тяжёлый день выдался, — пояснил Гарри шёпотом.       — И это никак не связано с тем, что ты вновь собираешься стащить моё зелье, стоит мне только заснуть?       — Я? — ужаснулся он, зажмурив глаза. — Нет…       — Может, не будешь уменьшать мои шансы выйти победителем из этой ситуации?       — Уменьшать?! — резко обернулся Гарри. — Я должен… — оборвав себя на полуслове, он поджал губы.       — Как я и думал. — Том цокнул. — Что ты должен, Гарри?       — Если я смогу контролировать свои способности, то не буду для тебя обузой.       Том мазнул по нему взглядом и уставился вверх, вновь задумчиво перебирая складки на простыне, а затем внезапно поднял левую руку и поймал свои штаны. Вскоре в его руке оказался уже знакомый Гарри дневник, увеличившийся на глазах до обычных размеров.       — Это?..       — Возвращаю его тебе.       И тот приземлился на стол, после чего Том извлёк флакон:       — А этот выбор я оставлю за тобой, — его пальцы крепко сжались вокруг склянки. — Лишь предупрежу, что твоё вмешательство может стать роковой ошибкой. Если можно так выразиться, ты — моё слабое место, о котором Экриздис прекрасно осведомлён, — я не просто так хотел тебя спрятать здесь. Появившись там, ты должен понимать, каковы будут последствия.       Вот только Гарри не считал, что Экриздис причинит ему вред — назовите это интуицией, — и потому он не был чьим-то слабым местом, а мог стать тем самым троянским конём, чьей атаки Экриздис никак не будет ожидать. Но Том этого не знал и не должен был знать, иначе ничего не получится — он просто не позволит, — но…       — Тогда почему?       — Каждый должен набивать собственные шишки.       Пузырёк опустился на стол, и Гарри проследил за ним взглядом.       — Я не хочу этого, поэтому причина у меня иная, — продолжил Том. — Оставляю тебе зелье на всякий случай.       Гарри сначала не совсем понял, что это за «всякий случай», если Том не хотел, чтобы он вмешивался, а когда понял, уставился на флакон с потерянным видом.       — Думаешь, один день что-то решит? — глухо спросил он, желая в то же мгновение разбить склянку, в которой лишь секунду назад видел своё спасение.       — На первых порах оно притупляет эмоции, а после... ты и сам это ощутил. Несколько дней, мг, может, целую неделю.       — Я не хочу об этом говорить, — отрезал Гарри и отвернулся, натягивая на себя одеяло.       Ему внезапно стало холодно.       — Гарри…       — Прекрати! — он накрылся с головой, будто собирался сбежать, и отодвинулся на самый край.       Странное холодящее ощущение коснулось лодыжки, и Гарри невольно дёрнул ногой, услышав недовольное шипение.       Браслет сам возвращался на место.       — Хорошо, — ему послышалось, как Том вздохнул.       Гарри понимал, что ведёт себя по-детски, не желая слушать, но он не хотел превратить эту ночь в прощание… Эта ночь одна из многих, но никак не последняя просто потому, что он не верил, что существовало на этом свете то, что могло погубить Риддла, раз даже Смерть не смогла забрать его.       У Тома всегда есть в запасе с десяток лазеек.       Всегда.