Новая партия

Я видел, как ты умер, Обернувшись цветком — Ты стал чем-то новым. Я плакал, Пока ты улыбался. Дитя цветов, ты удивлён? Что такое любовь, если не затянувшееся горе?

      — И это всё? — не без иронии поинтересовался Гарри, перелистывая на девятую страницу магического контракта, где промелькнуло условие: «10.4 В одностороннем порядке любой из участников может расторгнуть отношения в любой момент. 10.5 Как и во время действия контракта, при расторжении оба участника обязуются сохранять в тайне особенности отношений, связывающих их, увлечения партнёра, всё происходящее между обоими участниками во время действия контракта, что попадает под категорию частной жизни и перечислено в пункте пять, и также наличие самого контракта…»       Гарри поднял взгляд. Пруст сидел в кресле: в кресле внутри четырёх стен его кабинета на этот раз. И различия были поразительными. В сравнении с кабинетом Георга рабочее место Гарри было похоже на захламлённую комнатушку, где генеральный секретарь смотрелся как кактус, выросший посреди океана.       — Вы можете вписать собственные условия, если они у вас имеются.       — Я бы хотел уточнить, что вы имеете в виду под «угрозой жизни».       — Занятно, что среди всех прочих условий вы заострили внимание конкретно на этом, — Пруст опустил взгляд на свою руку и повёл ею по воздуху в пояснительном жесте. — Это значит, что вы можете меня обездвижить магией, но не чтобы необратимо навредить, — пояснил он, будто ретивый профессор. — Что вы можете придушить меня, но не с целью задушить. Вам многое позволено в отношении меня, Поттер, — уже тише добавил он, — однако целью не должно быть моё убийство.       — Понимаю, — согласно заметил Гарри. — Тем не менее предел для моей грубости — это угроза жизни, а так как телесные повреждения легко можно излечить в нашем случае, то их сложно считать угрозой подобного уровня. Вы буквально разрешаете мне мучить вас, — заключил он, не сводя пристального взгляда с Пруста.       У Георга лишь дрогнули уголки рта в подобии улыбки.       — Настолько приятно отдать власть кому-то другому, пусть и на краткий срок, сэр, или вас замучила совесть?       Гарри сосредоточился, но вокруг глаз Пруста собрались лучики морщин, когда он коротко рассмеялся.       — Не пытайтесь залезть мне в голову, Поттер. Это, к слову, прописано отдельным пунктом в контракте. Я буду уязвим, и я знаю о вас всё, включая ваши способности… передавшиеся интересным путём. Том всегда был оригиналом — за это я его и ценил. Разве что под самый конец он переоценил собственные возможности, за что мы теперь все расплачиваемся. И вы больше прочих.       Гарри сдержал рвущийся наружу протест вместе с раздражением. Георг явно его провоцировал, будто испытывая на прочность выдержку и умение контролировать порывы.       В их положении это было важно — он отлично понимал.       — И вас, наверное, это удивляет: как я могу позволить вам такое, — с ироничным придыханием продолжил Пруст, точно говорил о чём-то запредельном, — но я знаю вас и ваши границы, Поттер. Сложно считать убийством обезоруживание противника. Второй же попытки не было. Он был полностью в вашей власти, но вы не покончили с ним. Ни сразу, ни через месяц, что удивительно, учитывая… ваше к нему отношение. Дать пройти вам весь этот путь, чтобы пережить ненависть к себе — безусловно, оригинальный подход, вам не кажется? Уникальная способность выбирать именно те пути, которые, будучи на первый взгляд не самыми лучшими из вариантов, всегда приводили к решению нескольких проблем одновременно. Причём разного характера.       Гарри сдержанно улыбнулся.       — Но сейчас мы говорим о вас. Насколько я знаю, Том по-другому справлялся со своим… бременем.       — И не справился, — ядовито улыбнулся Пруст.       — Вас это радует или же, наоборот, злит, сэр?       — Поттер, вы пытаетесь играть со мной или просто слишком наглы?       — Полагаю, нам нужно лучше узнать друг друга, — Гарри постучал пальцем по контракту.       — Не думайте, что этот путь приведёт вас к желаемому. Возможно, сейчас вы совершаете ошибку.       — И почему же? — сощурил глаза Гарри.       — Позвольте примерить и мне вашу роль, — губы Георга вновь дрогнули в слабой улыбке. — Вы считаете себя в ответе за тех, кого приручили. Тогда этим человеком был Риддл.       — Вы думаете, что я к вам привяжусь? — еле слышно хмыкнул Гарри.       — Даже человек с полной сумятицей в чувствах и машинальным изображением эмоций был способен на это: он привязался к ребёнку из пророчества, — с той же вежливой улыбкой продолжил Пруст, а Гарри впервые за долгое, как ему казалось очень долгое время, ощутил, как дыхание спёрло. — Так что же помешает вам привязаться ко мне, старому извращенцу — ведь именно это вы обо мне думаете, Гарри.       — Какая разница, что я думаю? — Гарри взял перо, макнув его в чернила, и перелистнул на третью страницу. — Меня не устраивает пункт о том, что место и время нужно обговаривать заранее, — поднял он взгляд, укрощая медленными вдохами и выдохами растущее раздражение. — Если я захочу трахнуть вас на этих бесконечных раутах, я сделаю это, сэр.       — Нет, не сделаете, — со сталью в голосе возразил Пруст, — если не проинформируете меня заранее о своих намерениях.       — Эти намерения могут появиться спонтанно, — в чём Гарри сомневался, но продолжал гнуть свою линию.       Ему даже нравилось задевать Георга.       — Подобное недопустимо. Что, если вам взбредёт в голову сделать это у всех на глазах? — приподнял он брови насмешливо.       — Это противоречит пункту 10.5, — нейтрально отозвался он.       — Нет, Поттер, не противоречит — не пытайтесь запутать меня. Пункт 10.5 касается устной информации, а не визуальной: вы можете молча трахнуть меня, как вы выразились, у всех на глазах, если исключить этот пункт. Я на такое не согласен.       Отлично.       — Я не пытаюсь вас запутать. Что ж, тогда добавим одно исключение, — Гарри занёс перо над бумагой. — Местом встречи не может быть мой дом и… отель «Призрачная Империя».       — Не хотите, чтобы Том с портрета был третьим на наших свиданиях? — его тонкие губы насмешливо искривились. — Или же чтобы был свидетелем вашего падения?       Гарри с напускным безразличием повёл плечами.       — Это не падение.       Пруст хмыкнул.       — Может, вы научились контролировать свои эмоции, но изменить образ мышления, Поттер… едва ли это возможно.       — Если вам сто пятьдесят лет, может быть, — улыбнулся он сдержанно, — а я каждый год поражаюсь себе прошлогоднему.       — Так почему же не ваш дом?       — Мой дом — исключительно моя территория. В свете рода наших с вами отношений — это недопустимо. Поэтому мы можем исключить и ваш.       — Вот как. Но, думаю, вам понравится мой дом, — Георг подался вперёд на мгновение. — Портреты могут перемещаться. Если вы планировали это утаить от вашего картинного сожителя, то хочется заведомо предупредить вас: ничего не получится.       Да, не получится.       Гарри понимал, что долго скрывать отношения с Прустом от Тома он не сможет. Но сейчас его сильнее интриговала причина, по которой всё сводилось к Риддлу. Будто очередной замкнутый круг.       — Вы любили его? — спросил Гарри спокойно.       Он ожидал бурной реакции в ответ, насмешек или надменного взгляда, красноречиво намекающего на безумность сего вопроса. Однако Георг опустил взгляд, коснувшись рукой складки брючины чуть выше колена, которую задумчиво расправил.       — Вы ждёте от меня определённой реакции, Поттер, — произнёс он вполголоса, — но я хочу в ответ поинтересоваться у вас: разве не все мы хоть раз в жизни питаем слабость к чему-то недостижимому? Вы, как никто другой, должны понимать меня.       Гарри медленно опустил перо — исключение уже было добавлено в контракт.       — Для меня Том не был кем-то недостижимым.       — Неужели? — Георг глухо рассмеялся. — Не обманывайтесь, Гарри: вы прекрасно понимали, что он бесконечно от вас далёк, как далёк от привычного понимания любви, и что никаких отношений с ним не построить. Вы просто загорелись им и сгорели, позволив себе это, вопреки вашему прошлому, так как знали: это не продлится долго.       Два-три года назад Гарри бы вскинулся, прошипев, чтобы тот не сравнивал себя с ним; чтобы не сравнивал их отношения, ведь Том жизнь отдал ради него, ради того, чтобы исправить собственные ошибки; сказал бы, что Георг Пруст ни черта не понимает и что, если Гарри и думал в таком ключе, то лишь потому, что боялся такого исхода, а не надеялся на него.       — Вы вольны думать, как вам заблагорассудится, сэр, — ответил он едва ли не дежурным тоном.       Можно было включить пункт в контракт, который бы запрещал им обсуждать Тома, но Гарри боялся, что это может затронуть многие сферы взаимоотношений Пруста с Риддлом. К примеру, деловую среду. А информация о ней не была бы лишней.       Пусть он всё вспомнил, но всё ещё иногда ощущал себя слепцом, ступающим вперёд с тростью в руке. Владеть знаниями не означало всё резко понять. Информацию ещё нужно было разложить по полочкам, чтобы увидеть цельную картину. И картина будущего была занятной, ведь Том её перечеркнул своим поступком. Перечеркнул, если спросить Пруста; переписал, если спросить Буджардини. Сам же Гарри не знал, как относиться к этому.       Если поглядеть на всё в перспективе, то ничего сложного не было в понимании конечной цели: сопряжение двух миров, один из которых долгое время скрывался в тени. Прогнозов собралось на целую книжку, и были они неутешительными: информационная эра усложнит тайное существование, а вскоре сделает его и вовсе невозможным. Прилагался пример. В восьмидесятых была предпринята попытка создать Волшебную телевизионную сеть, но проект не получил одобрения в связи со страхом, что сигнал вещания может быть пойман магловским телевидением. Часть волшебников посчитала страх необоснованным, ведь магические радиоканалы свободно функционировали, однако — что, надо заметить, было справедливым замечанием — легче поверить в то, что слух подвёл, чем в обман зрения.       И если на канал мог попасть один магл, парочка, может, чуть больше, которым можно было стереть память, то невольное рассекречивание в интернете сразу же стало бы доступно тысячам маглов, сотням… миллионам через десятки лет. Массовое стирание памяти станет адской задачкой — у них просто будет нехватка специалистов для подобной деятельности, — а удаление информации из сети с подачи магловских властей пока что было доступно, но не через десятки лет, когда «любое появление волшебника может быть заснято, опубликовано и увидено миллионами людей, которые передадут информацию по цепочке, превращая миллионы свидетелей в миллиарды, слежение за которыми потребует введения маглами особо режима. А особые режимы в сфере информации, если они слишком явные, всегда ассоциируется с урезанием свободы и прав». Таковы были прогнозы, к письменной версии которых у Гарри не было доступа. Были только воспоминания и эхо слов Тома.       Он всего лишь соскоблил лопнувший слой краски с поверхности.       Гарри вспоминал, как впервые услышал о создании нового департамента в Министерстве для изучения технологий маглов и не придал этому большого значения.       Да, тогда его больше заботило другое: Рождественский ужин, Джиневра, голос в голове… Том.       Впрочем, и сейчас его удивляло многое: что Георг Пруст поддерживал эту инициативу, а не выступал против, к примеру, за какое-нибудь тотальное отсоединение волшебного мира от магловского, пусть и ценой будущих маглорождённых волшебников. Казалось, что тот консерватор до мозга костей, а никак не сторонник либерализма и реформаторских идей. Единственное, что никак не мог понять Гарри, так это мотивацию Тома. Гарри не удивлял прогресс: он родился в такое время, когда всё уже начало стремительно меняться, рос среди этих перемен, видел, как у Дадли появилась «раскладушка» Motorola StarTAC — ещё бы тётя с дядей не порадовали его, — но Том… С чего бы Тому смотреть в будущее, которое в те времена было сродни волшебству для маглов? Ответа не было, не дал его и Том той ночью. Потому что Гарри не спрашивал. Он был чересчур шокирован откровениями, чтобы мыслить в нужном направлении, чтобы задавать правильные вопросы, чтобы вообще задавать хоть какие-то вопросы…       «Нет… Нет, нет! Это неправильно! Ты не можешь вываливать на меня всё это и ожидать, что я одобрю! НЕТ!» — всё ещё эхом раздавался собственный голос.       Если бы Гарри лучше владел собой, если бы слушал, если бы просто выдохнул и собрался с мыслями… Всегда есть это проклятое «если бы» с запозданием в пару лет. И всегда будет. Возможно, спустя год он снова подумает таким же образом и о сегодняшнем дне: «Если бы я тогда порвал контракт…»       — Я вас озадачил?       Георг склонил голову, глядя на него исподлобья, будто пытаясь считать реакцию, спрятанную за тяжёлым нейтральным фасадом. Гарри не отвёл глаза, выдержав эту тягучую, напряжённую паузу.       — В контракте нет пункта о недопустимых для вас практиках, динамиках взаимоотношений и фразах, — заметил Гарри, мельком перелистав страницы и использовав эту возможность, чтобы перевести тему. — Кроме угрозы смерти.       — Это и есть недопустимая для меня практика, Поттер. Как и спонтанные взаимодействия.       — Как у вас в кабинете? — усмехнулся он.       Георг поморщился, словно Гарри надавил на больное место.       — У меня давно не было партнёра, — пояснил он спокойно, — а вы, чего греха таить, полностью в моём вкусе.       — Тем не менее вы не ожидали этого от меня — сами признались. Может быть, вы были во власти каких-либо предубеждений?       Брови Пруста приподнялись и тут же опустились.       — Разве что во власти мнения, что вы будете хранить верность картине до скончания дней.       — И всё снова сводится к Тому, — прокомментировал Гарри.       Георг коротко рассмеялся, покачав головой. Этот смех был хрипловатым и беззаботным — он был естественным, что удивило Гарри.       — Мне показалось, что я расслышал ревностные нотки в вашем голосе. Разве с вашим секретарём всё не сводится к тому же?       — Нет.       — Удивительно, ведь мистер Лестрейндж-старший стал первым Икаром, который слишком близко подлетел к Солнцу.       — Всё же вы провоцируете меня, — место улыбки на лице занял оскал.       — Что вы, Поттер, — развёл он руками. — Мы всего лишь знакомимся поближе, как вы и сказали.       — Вы знали всех… знакомых Тома? — вопрос вырвался сам, а Георг будто только этого и ждал.       И понимал, что Гарри имел в виду под словом «знакомых».       — Работа у меня такая — быть в курсе всего. Окружение человека — это его слабое место.       — Чтобы угрожать, как это сделали вы, упоминая моих друзей?       — Я вас умоляю, Поттер! — усмехнулся Георг. — Я не угрожал вам их жизнями, если вы об этом. Череда неправильно заполненных документов в исполнении подающей надежды юной особы, закрытие занимательного бизнеса мистера Уизли-младшего — Рона, кажется? — конфискация имущества и так далее. Похищение, запугивание и убийство — это дурной тон, Гарри, — внезапно произнёс он его имя едва ли не ласково.       — Так как я, по всей видимости, дурно воспитан извечными покушениями на свою жизнь… поэтому вы включили этот пункт? — Гарри насмешливо прикоснулся пером к странице, где говорилось про угрозу жизни.       — Это стандартная формулировка, не более.       — Гм… Разве не в ваших силах защитить своё окружение, сэр?       — У таких людей, как я, нет окружения, которое нужно было бы защищать. Чем-то всегда приходится жертвовать — каждый выбирает сам, чем именно.       — А что же я? — Гарри сощурил глаза. — Я ведь войду в ваше окружение.       — Не путайте понятия, Поттер, — улыбнулся он. — Если каким-то чудом кто-нибудь прознает про наши отношения и мне будут угрожать вашим моральным благополучием, то совершат огромную ошибку.       — Вы мною пожертвуете, сэр? — с притворным удивлением приподнял брови Гарри.       Георг задумчиво провёл кончиками пальцев по подбородку.       — Как вы это видите, Поттер?       Гарри непонятливо посмотрел на него.       — Что именно?       — Считаете, что вас просто поставить на колени в вашем нынешнем положении?       — Нет, не думаю.       — Против вас могут использовать ваших друзей, так как они слабы. Не в привычном понимании этого слова, разумеется.       — Но использовать меня не могут, — кивнул Гарри. — Однако могут использовать моих друзей, чтобы угрожать мне и тем самым угрожать вам.       — Повторюсь: в гипотетическом случае, если кто-нибудь прознает о наших отношениях. И если наши отношения выйдут за рамки договорных.       Гарри мысленно хмыкнул.       — Я же спрошу вас: кто рискнёт пойти на такое?       — Поттер, чем выше вы заберётесь, тем больнее будет падать. Всегда есть акулы позубастее, — уголки губ Пруста дёрнулись в полуулыбке. — Поэтому если не хотите избавляться от своих друзей, то обезопасьте их. Мисс Грейнджер и эта коалиция «Поколение Единства», которая её продвигает на место Кингсли Шеклболта… Как вы думаете, Поттер, сколько значит ваше слово сейчас?       — Намекаете, что я должен помочь Гермионе занять кресло министра? — Гарри тихо рассмеялся. — Неужели вы не знаете: у меня не самая лучшая репутация дома.       — Я знаю, что вы тщательно пытались её отмыть.       — Не я.       — Но с вашей подачи. Какая всё же печальная история жизни вышла из-под пера соперницы Скитер. Половина Великобритании утирала слёзы.       — Это не значит, что они забыли о другом времени.       — Поэтому поддержать юную и многообещающую на политической арене коалицию интересный ход.       — Это фаворитизм, — возразил Гарри.       — Разве? Мисс Грейнджер лишь одна из кандидаток «Поколения Единства».       — Гм… Зачем вам это?       — Вы сами озвучили причину: чтобы никто не смог воспользоваться вашей слабостью против меня.       — Или же использовать меня против вас, — улыбнулся Гарри.       — И то и другое верно.       — Вы всегда можете расторгнуть контракт.       — Не забывайте об этом, — кивнул Георг.       Безусловно, можно было позволить себе обмануться, но Гарри не мог: его слово значило немного в этом смысле. В качестве преемника бывшего председателя он был призраком. У него были шаткие связи, интересное, но отчасти туманное прошлое и нынче незаменимая роль, да, но для того, чтобы топтаться уверенно по политической арене и управлять партийными веяниями, этого было мало. «Глава департамента по ликвидации Арок смерти» звучало забавно, а «коллекционер Арок», как его называли за спиной, — ещё забавнее. Официально он всего лишь возглавлял совсем юный департамент и его филиалы, следящие за поведением завесы: возглавлял не потому, что добился этого потом и кровью, а потому, что так получилось. Удача или проклятие — каждый пусть решает сам. Тем не менее если внутри своего аквариума он кое-как добился уважения и послушания подчинённых, то снаружи, как выразился Георг, плавали акулы позубастее. Тот же Сэвидж раз за разом пытался доказать, что Гарри Поттер лишь капризный сопляк и уважать его не за что.       Картина Тома почему-то всегда хмыкала на его замечания, что Гарри многому предстоит ещё научиться, но не уточняла, чему именно. Разве его замечания не были объективны? Он не преувеличивал свою значимость, но и не преуменьшал её. В отличие от его собственного, замолвленное словечко генерального секретаря — весомый аргумент. И, похоже, именно этим дразнил его Пруст. К сожалению, совсем не тем, в чём он нуждался.       — Мы отвлеклись, — задумчиво заметил Гарри, крутя перо меж пальцев.       — Пожалуй, соглашусь. У вас нет табу? Если есть, можете вписать их.       — Зачем? Ведь за мной выбор динамики.       Георг отклонился назад, задумчиво проведя по подбородку — казалось, он всегда так делал, когда подбирал слова. Или же хотел заставить так думать.       — Вдруг вас пугает вид крови.       Гарри нахмурился.       — Это намёк, что если я, скажем так, прибегну к хлысту, то обязательно до крови? Этого вы хотите?       — Вы знаете, чего я хочу, Поттер.       — А вы знаете, что меня не пугает вид крови.       — Тогда… что-нибудь иное?       — Десятый пункт указывает, что подобные уточнения можно добавить позже… — Гарри слегка замешкался, раздумывая. — Сейчас мне ничего не приходит в голову.       «У меня не было подобного опыта», — хотелось ему добавить, но он промолчал. Кажется, Георг понял его и без слов.       — Какие-нибудь ещё вопросы будут?       — Про… поцелуи, — произнёс Гарри.       — Не вижу в них смысла.       — Меня это устраивает, — кивнул он.       Гарри это более чем устраивало. Он не мог представить себя целующим Пруста… Ему это было неприятным. Неприятным до тошноты. Однако Георг изложил все требования, и они были приемлемыми в этом смысле: односторонние отношения во всём. Член Гарри мог быть внутри Пруста, но не наоборот. Ни анально, ни орально, никак — от Гарри ничего из этого не требовалось, и это было прописано отдельным пунктом, на который он сейчас смотрел.       — Я не стал уточнять, — продолжил Георг, наблюдая за ним, — но, если хотите, можете добавить пункт про поцелуи. В виде запретной практики.        — Нет, не нужно. Если нас обоих это не привлекает, нет нужды в уточнениях.       Пруст едва заметно усмехнулся, давая понять, что понимает, что поцелуи Гарри не привлекали именно с ним. Правда же была несколько иной: поцелуи его не привлекали ни с кем. Даже с тем же Эдмундом. Юным, симпатичным и готовым исполнить любое его желание Эдмундом.       — Поэтому ты так смотрел? Потому что раздражаю?       — Как ТАК? Ты совсем двинулся, Риддл!       Гарри хочет позвать домашнего эльфа, чтобы тот убрал поднос, но не успевает и рта раскрыть, как ощущает хватку на запястье — Риддл, склонившись вперёд, сжимает его ладонь и немигающим взглядом штудирует от головы до пят.       Он может отбросить его заклинанием, может сломать руку или переломать все пальцы, которые посмели его коснуться, может заставить блевать слизнями, но вместо этого Гарри стоит истуканом, сгорая от ярости и стыда под пристальным взором, проникающим в самую душу, считывающим все его помыслы, каждый совершённый грех, допущенные ошибки и невысказанные желания.       — Гарри, — томное, шепчущее, плавное, как и его движения, когда Риддл соскальзывает с кресла, лениво поднимаясь, и оказывается рядом, — ты боишься меня?       Рука вместе с пером дрогнула, и Георг это заметил.       — Дело не в вас, — почему-то захотел пояснить Гарри.       Проблема была не только в Прусте, но и в том, что он навсегда застрял в том, о чём думать больше не желал. Не желал, но всё равно думал. Вспоминал. Всегда разные моменты. Благо их было много. И много из этих самых моментов были пропитаны отторжением, непониманием, яростью, ненавистью, а теперь переосмыслением.       — Драка с тобой меня также не особо пугает, Том. Ударишь меня, раз магии на донышке?       Риддл рывком приближает лицо, склонившись, и выдыхает в губы:       — Думаешь, это самое страшное, что может приключиться?       Может быть, Пруст был прав: Гарри загорелся и сгорел дотла. И как бы пафосно это ни звучало, но не было никого и ничего, что могло заставить его почувствовать интерес или тягу снова. Он продолжал втайне этим жить в отношении мертвеца. Так как же почувствовать это к живому человеку?       К другому человеку?       Хочется и оттолкнуть, и прижаться сильнее, но он лишь крепче сжимает тонкую чёрную ткань, не понимая, что ему делать. А тем временем поцелуй становится требовательным, почти жестоким, обжигающим, как адское пламя, преследующее его в хранилище старых вещей. Ладонь на затылке сжимается, заставляя запрокинуть голову, а язык скользит во рту, методично исследуя его. Казалось, безумие, обуревающее Риддла, заразно, и Гарри перенял болезнь, стоило им едва встретиться тогда, в кабинете Дамблдора. А прогрессирует эта хворь медленно и неустанно, растекаясь по венам, поражая разум, отравляя его сны... Чем дальше, тем хуже. Чем дальше, тем сильнее.       Как?..       «Мало времени прошло», — любила это тихое замечание Гермиона. Оно будто бы не имело адресата, не имело определённой цели, однако Гарри прекрасно понимал, что она хотела этим сказать: у каждой раны свой срок излечения.       Но что, если эта с ним навсегда?       — Я понимаю, — кивнул Пруст, привлекая к себе внимание.       Гарри ничего не ответил. Он оставил перо в стороне, перелистнул на последнюю страницу, достал палочку и поставил подпись, сверкнувшую золотыми искрами и въевшуюся в контракт нерушимым согласием со всем сказанным.       — К слову, — произнёс Пруст и поднялся, направляясь к его столу, — вы ведь понимаете, Поттер, что это не значит, что я одобрю заявление на просмотр столь заветной для вас секции?       Гарри напрягся.       — Я понимаю, что это будет не сразу же.       — А что, если этого не случится никогда? Вы ведь могли вписать этот пункт, — Георг извлёк палочку и потянулся к контракту.       — Сэр, не играйте со мной, — возразил Гарри. — Вы бы тогда не согласились.       — Резонно. На что же вы надеетесь? — улыбнулся он, ставя свою подпись рядом с его.       — Что мы сможем достичь взаимопонимания.       — Поттер, архив — вам не игрушка. Вы привлекли моё внимание, использовав Флауэра, но я вынужден просить вас больше так не делать.       Это звучало в отношении него столь воспитательски фразой, что Гарри невольно хмыкнул.       — Напомню, что вы не глава Международной Волшебной Полиции, и даже не офицер. У вас есть полномочия и есть обязанности, но они касаются немного другой сферы, а не борьбы с коррупцией и наркоторговлей.       — Возможно, если вы пустите меня в запретную секцию, я внемлю вашим словам.       Контракт раздвоился, и Георг взял свою копию.       — Уже шантажируете меня?       — Прощупываю почву дозволенного, сэр.       — На публике обращайтесь ко мне так, но наедине нет больше нужды в формальностях.       Гарри невольно сглотнул, разглядывая белёсые, почти прозрачные ресницы Пруста и такие же посеребрённые сединой брови.       — Георг?       — Гарри, — улыбнулся он, свернув трубочкой контракт, уменьшив его и убрав в карман мантии вместе с палочкой.       Гарри сделал то же самое, но убрал контракт в сейф под столом. Запястье внезапно стянуло, и в кабинет влетела служебная записка, которую Гарри поймал на лету.       — Простите… прости, — поправил он себя, бегло вчитываясь в строки, а затем обошёл стол, стаскивая с вешалки мантию. — Мне нужно идти.       Гарри мысленно прикинул, сколько времени это займёт.       — Меня не будет до конца недели.       — Северная Америка или Южная? — уточнил Пруст.       Видимо, от него ничего не скроешь. Хотя чего тут было скрывать — за дверью висела огромная доска, где появлялись сообщения об обнаруженных завесах.       — Бразилия, — пояснил Гарри.       — Что ж, когда вернёшься… навести меня.       Георг достал небольшую визитную карточку из кармана и плавно засунул её в нагрудный кармашек его формы. Гарри знал, что там было: его адрес для каминной сети. А ещё это был намёк.       Пруст выжидающе посмотрел на него. Молчаливый вопрос.       Заранее договориться о месте и о времени.       — Всенепременно, — неторопливо кивнул Гарри.       Пути назад не было.