Меня укоряли за то, что у меня душа нараспашку; Меня обманывали больше раз, чем я хочу признавать: Я чертовски доверчив — да, я так наивен. Ты чертовски доверчив — да, я позволил тебе обмануться. Если думаешь, что я не могу тебя отпустить — Тогда ты сгоришь. Будь готов пожинать то, что посеял. Когда вороны будут кружить над тобой, Агнец на заклание, Верёвка вокруг твоего горла затянется, Повешен, пригвождён и четвертован, Мной — тем, кто любит тебя больше всех. Вольный перевод Ksenia Lewis — Left for Dead
Февраль 2004 — Хозяин? — шипение Нагини заставляет Гарри замереть, но обращается она не к нему. Гарри опускает Тома в кресло, снимая с него форменную куртку, поправляя при этом ворот, и змея тут же ползёт вдоль подлокотника, оплетает чужие плечи и будто бы застывает, вновь зовя: — Хозяин? — Он не может тебе ответить, — тихо замечает Гарри. Плавно двинув головой, Нагини смотрит на него. — Димбл счастлив снова быть рядом с Гарри Поттером, — отвлек Гарри голос домового. Тот в сотый раз уже повторил эту фразу и засверкал влажным глазищами. — Гарри Поттер может полностью довериться Димблу! Димбл не подведёт! Том, одетый в простые брюки и рубашку — будто времена его заключения вернулись, — сидел в кресле, а на его коленях устроилась Нагини. Казалось, он просто дремлет. — Эльф… — Прекрати, — Гарри оборвал Риддла на полуслове. Портрет недовольно поджал губы. — Димбл, присмотри за ним, — попросил снова Гарри и подошёл к картине, снимая её со стены. — Что ты делаешь? — Если тебе неприятно смотреть на себя же — не смотри, — произнёс Гарри, неся Тома в гостиную. — Это не решение, — зашипел тот. — И не надо ревновать, — насмешливо заметил Гарри. — Это ведь ты. — Я не ревную! Гарри повесил портрет на крепление и упал на диван. У него было два варианта, пока он не нанял архитектора, чтобы увеличить квартиру изнутри хотя бы на одну комнату: либо вернуться на Гриммо, либо поселить Тома у себя в спальне. Разумеется, картина была против любого из вариантов и предложила напоить собственное тело Напитком живой смерти, чтобы погрузить в анабиоз. Предложение было интересным — Гарри не отрицал, — но вопрос оставался тем же: что потом? Сейчас он был не в том настроении, чтобы думать об этом самом «потом» — слишком тяжело далось ему возвращение в Лондон, покидая который, он совершенно не рассчитывал, что по возвращении всё радикально переменится. Снова. А стоило бы быть готовым абсолютно ко всему. — Гарри, — позвал Том. — Не стоит начинать. — Что «начинать»? — непонятливо уставился он на картину. — Играть в куклы. Ты уже вышел из этого возраста, — губы Тома растянулись в улыбке, но та выглядела натянутой. — Отправь его с эльфом на Гриммо, погрузи в сон и продолжай… — Что продолжать? — с прищуром уточнил Гарри. — Жить как ни в чём не бывало? — Жить, — поправил его Том. — Ты можешь спать с ним, кормить, поить, мыть его, даже трахать, — криво усмехнулся он, — но это всего лишь кукла. — Это не кукла, это… — Я? Ведь ты говорил, что я — это не он. А то, что там, — посмотрел он в правый край, — тоже не он. Хочешь, чтобы мы начали философствовать на тему «Что делает человека личностью»? — Это его тело, — спокойно сказал Гарри, поднимаясь. — И что же ты собираешься делать с этим телом? — С некоторых пор я не люблю принимать поспешных решений — если ты ещё не заметил. Короткая пауза стала напряжённой. — О… Так ты считаешь, что есть форма вернуть меня, — насмешливо то ли уточнил Риддл, то ли сделал утверждение. Гарри нервно прошёлся, растирая шею. — С некоторых пор, — вновь повторил Гарри: вкрадчиво и без спешки, — я не люблю принимать поспешных решений. — Берёшь пример с меня, — в его тоне проснулась язвительность. — Кажется, я слышу недовольство… — хмыкнул Гарри. — Что в этом плохого, специалист по всему невозможному? Если ты смог вернуть душу векового колдуна, то и я смогу вернуть твою. — Как амбициозно. И… глупо. — Глупо, потому что я — не ты? — в тон ему уточнил Гарри. — Потому, что инструмент для вызова душ сломался, — пояснил точно прописную истину Риддл. — Сломался? Сам будто бы? Да неужели? — Гарри шумно выдохнул. Повисла тишина, которую он же сам и прервал: — Почему всё это продолжается именно так? — Как «так»? — Каждый наш разговор больше похож на ссору. Каждый раз я будто снова и снова воюю с тобой, — глянул он исподлобья на портрет. — По-другому мы не можем, — скривились губы Тома в насмешке. — Не верю, что это действительно так. «Это ты, чёртова картина, не можешь», — промелькнула мысль. Потому что они застряли. Застряли на одном этапе, на том самом этапе, когда он дерзил, а Том метафорично таскал его за шкирку; когда каждый их разговор был похож на дуэль, как сейчас с Прустом… Когда каждая встреча была подобна хождению по острию ножа. С картиной осталась лишь самая нудная часть этого — извечные поучительные ссоры. И портрет Тома иногда не видел предела, будто ему дали задание разыгрывать перед ним определённую роль, а роль эта исключала понимание ситуации и возможность вовремя заткнуться. Гарри же почему-то казалось, что всё бы изменилось между ними, не случись того, что случилось; что их отношения перешли бы из стадии вечных стычек к стадии дипломатии. Разумеется, не без присущей сардоническо-язвительной атмосферы временами, не без насмешливости и той гордости на грани с тщеславием, что иногда — постоянно? — демонстрировал Том, не без моментов, когда он напоминал ему больше Дамблдора с его желанием поучать, будто возраст брал своё… Нет, не без всего этого, что делало его им, но проявлялось чем-то гипертрофированным и раздутым на полотне, но с чем-то ещё. С изюминкой, как бы смешно это ни звучало… Гарри глянул на Тома, наблюдающего за ним, и тот приподнял брови. — Что?.. Гарри отмахнулся и направился в кабинет. — Мы не договорили! — донёсся до него раздражённый голос Тома. Дверь скрипнула — надо бы петли смазать, — и Гарри подошёл к столу. Он обошёл его по кругу, направляясь к стене за тяжёлыми портьерами, и взмахнул палочкой. Стена тут же распустилась, будто цветок. Записки, колдофото, вырезки — стенд его разума. Паутина лжи и интриг. Фрагменты, что он собирал в попытке связать воедино множество разрозненных фрагментов. Так было легче увидеть всё в перспективе. — И чем же тебе помогло моё тело? Открыло какую-нибудь новую тайну? — вновь раздался голос Тома. Даже для картины Риддла нет ничего невозможного. Все картины как картины, а эта, если её не прижать магическим колпачком, могла сама перемещаться по стенам — это Гарри обнаружил, когда избавился от всех прочих пустышек и поссорился с Риддлом, уйдя первым. — Ты ведь и сам толком ничего не знаешь, к моему глубочайшему сожалению, — фыркнул Гарри, добавляя золотистым росчерком на стену очередной фрагмент пазла: «Тело Тома Риддла. Иное течение времени за завесой (возможно), — распознав связь, золотая нить тут же протянулась к колдофото первой Арки, и Гарри добавил очередной вопрос без ответа: — Почему тело появилось именно там?» — Иначе толку от тебя было бы больше, — заметил он. После очередного мановения руки появилась новая ветка Тома, и он нехотя добавил туда: «Тело и душа могут существовать отдельно друг от друга, — нить также протянула к Арке. — Вопрос об обратимости процесса открыт. Цена?» Гарри поднял глаза на имя Сириуса и протянул вручную туда нити последних событий. — И что дальше? — По полочкам, — прошептал Гарри, постукивая палочкой о ребро ладони. — Как думаешь, можно воспользоваться твоими же чарами, чтобы вернуть тебя? — Что ты имеешь в виду? — настороженно спросила картина. Только нужно найти записи Риддла. — Игуала Пагаментус — его вариация, что ты использовал. Если я пойду на сделку, как думаешь, что мне придётся отдать взамен? — Большей глупости я не слышал. — Какова будет цена возврата души в тело? — Я не знаю. — Как я уже сказал: толку от тебя мало, — раздражённо заметил Гарри. — Такая же цена, как и без тела, Гарри. Гарри обернулся на картину, заметив мрачный вид Тома. — Если бы я мог провернуть такой же трюк, — стукнул он палочкой по надписи «Сделка». Проблема заключалась в том, что он не совсем понимал, что за сделку заключил Том. Информация, что дал ему Экриздис, претерпела изменения после той ночи. Смерть хотела забрать то, что ей причиталось, и наказать Риддла, прокляв Гарри. В конце концов Риддл вернул долг, отдав жизнь, что она и подарила ему — после этой строчки Гарри натыкался глазами на факт неотвратимости смерти. Если глянуть со стороны, то Смерть хотела преподать Риддлу урок. Но всё это… всё это, мягко говоря, выглядело бредом. Или Смерть — особа весьма мстительная, во что ему верилось с трудом. Иначе бы она явилась к нему во плоти, но там они были одни. Однако Гарри не мог ничего утверждать с уверенностью, потому что если сделки не существовало, то каким образом Риддл воскрес? Каким образом Экриздис узнал всё? Выдумал? Риддл ему рассказал? Толкали речи друг перед другом? Это звучало ещё более глупо. Если всё же сделка имела место, то стоило понять настоящие её условия. И эти условия упирались в вопрос: действительно ли Риддл обманул Смерть? Задавать его казалось бессмысленным, с одной стороны, с другой — что-то во всём этом не сходилось. Слишком просто? Или же сложно, наоборот. — Но ты не можешь, — выдернул его из размышлений голос Тома, — поэтому прекрати думать о несбыточном и реши лучше, что делать с моим телом. «Оно не твоё», — хотелось ему сказать, но он сдержался. — Я уже всё решил. — Ты отложил принятие решения. — Я. Ничего. Не. Откладывал! — вкрадчиво ответил Гарри. Если допустить мысль, что всё истинно, то, будь возможным предугадать цену, осталось бы понять, каким образом можно заключить сделку. Разговор со Смертью был ещё той головной болью. Уж лучше бы Риддл все свои исследования ему оставил, а не эти дурацкие, ранящие обращения через зеркало. — Гарри, — Том смотрит в своё отражение в зеркале, но обращается к нему, а Гарри хочется вынырнуть из Омута памяти. Эти воспоминания будто старая запись; эти воспоминания он оставил ему, зная, что произойдёт. — Я сделал достаточно, чтобы пробудить в очередной раз твоё любопытство. Тяга к знаниям бывает разной, и твоя всегда будет идти рука об руку с любопытством иного порядка — с вызовом. Сначала тебя нужно заинтриговать: ты любишь тайны и любишь их разгадывать. Настоящий следователь, — едва заметно улыбается Том, склоняясь ближе к зеркалу, словно к самому Гарри. — Я уверен, что когда-нибудь ты найдёшь ответ и снова будешь ненавидеть меня… Снова, — усмехается он. — Порочный круг любви и ненависти. — Что потом, Гарри? — вырвал его из воспоминаний голос картины. Гарри проигнорировал вопрос, обведя кружком событие: «Смерть Экриздиса». Утверждение «когда-нибудь ты разберёшься» было весьма смелым. Позитивным. Так как проблематика всех хитросплетений Риддла удручала своими масштабами. Пока что его «потом» было обусловлено необходимостью попасть в архив, чтобы заполнить пробелы не только собственной истории, но и истории Тома. Экриздис был решением одной проблемы и рождением другой. Однако, устранив эту угрозу и исправив оплошность, Том создал огромную проблему и вряд ли мог не понимать этого. Конечно, решение он тоже оставил, но всё же что-то во всей этой ситуации не давало Гарри покоя. Так было и после финальной битвы, когда что-то из того дня засело занозой внутри. Гарри тогда не ошибся, мог ли ошибиться теперь? Гермиона бы сказала, что это расследование нацелено на то, чтобы понять причину чьей-то смерти, потому что Гарри продолжал ударяться в отрицание. Но, по правде говоря, действия Тома были слишком… легкомысленными? Конечно, могло быть что-то неизвестное Гарри: к примеру очередное пророчество, где Экриздису предрекали стать погибелью человечества, а потому разорванная завеса — лишь небольшая оплошность в сравнении с подобной угрозой, но почему той ночью Риддл ничего Гарри не сказал? «Экриздис слишком опасен, поэтому у нас есть одна-единственная попытка избавиться от него, а именно: затащить его в Арку. Для этого Арку потребуется создать, а чтобы создать её, нужно разорвать завесу, что отделяет миры. Для этого нужны Дары и нужно место, насквозь пропитанное магией: школа например». Что бы Гарри тогда сделал? Что бы он сделал?.. Остался бы в стороне? Он спрашивал себя много раз, смог бы он спокойно остаться в стороне, зная, что Том сделает из себя живой камень, который грузом затянет Экриздиса на дно. И ответ был не совсем однозначен. Задёрнув портьеру, Гарри молча вышел из кабинета. Где-то там, между строк, затерялся давно стёртый вариант, что всё это было ради него. Что эта огромная промашка произошла из любви к нему. Спасение от проклятия: проклятия, которого никогда и не было — в этом Гарри был уверен. Пусть пока и без доказательств. Что вновь приводило к вопросу о сделке Риддла со Смертью. — Как он? — спросил Гарри, входя в спальню. Как будто за это время могло что-нибудь измениться. — Ты свободен пока, — не стал дожидаться он ответа. Димбл, будто понимая его настроение, ничего не сказал и просто исчез, а Гарри остался стоять напротив Тома. Тот смотрел прямо перед собой. Изредка моргал. Изредка сглатывал. Ами остался в гостиной, а Нагини теперь лежала, будто тяжёлый канат, на малость поникших из-за её веса плечах Риддла, положив голову на одно из них. Закрыв дверь и наложив чары, чтобы картина не смогла проникнуть в комнату, Гарри подошёл к Тому и вновь остановился, потирая палочку кончиками пальцев. Лучше бы змеи имели подвижные веки. Гарри не желал, чтобы Нагини стала свидетелем тому, что будет происходить, но и выгонять её не решался. Удивительно, что за столь короткий срок та привязалась к Риддлу и в своей тоске Гарри был не одинок. Теперь же Нагини будто собралась жить на Томе или же следить с первых рядов, чтобы тот больше никуда не делся. Гарри помедлил. Всего пару секунд. И пару пропущенных ударов сердца. Ладони вспотели; затылок взмок. — Империо. «Скажи мне что-нибудь…» Гарри прикрыл глаза, и услышал скрип. Это было похоже на скрип заржавевших петель. — Хра… про… просто… от… от, — хрипел Том, — отпусти… отпусти… отп… «Замолчи!» Гарри сцепил зубы до боли. Челюсти свело судорогой, и он шумно выдохнул. — Хозяин? — зашипела Нагини, обращаясь к Тому, но тот вновь замер. Эти слова Гарри знал. Он помнил их, как будто это было вчера. Том фокусируется на его лице. — Просто отпусти, — просит он и едва ли не ласково спрашивает: — Отпустишь? — Империо, — выдавил Гарри. «Поговори со мной». На этот раз глаза он не закрывал и видел, как губы Тома приоткрылись и вновь послышался хрип. — По… поговори… со мной, поговори, — повторял он бессвязно лишённым всякой интонации голосом. — Нет, это ты со мной поговори, — прошептал Гарри и опустился перед ним на колени. — Посмотри на меня. И Том поднял голову, уставившись на него, но смотрел тот словно сквозь него. — Ответь мне… — Гарри замялся, не зная, какой вопрос задать. — Как ты себя чувствуешь? — К-как… ты с… себя… чувствуешь, — повторил тот уже менее скрипучим голосом. — Это я у тебя спросил, Том, — выдохнул Гарри, желая закрыть глаза, а ещё лучше — уйти отсюда. — Как ты себя чувствуешь? Отвечай. — Отвечай… — эхом повторил Том и даже сымитировал интонацию. — Хоз-з-зяин? — вновь зашипела Нагини. — Не вмешивайся! — процедил Гарри. Змея недовольно зашипела на него. Затем всё же потихоньку слезла с плеч Тома и сползла по спинке кресла на пол. — Будь там, — распахнув на мгновение дверь, приказал Гарри Нагини. — Плохой… плохой, — злобно повторила та у двери и уползла. Гарри просто запер их снова. Слабость… Такая слабость — она полностью его. Ничья больше. Чувствует ли себя так Невилл каждый раз, когда видит родителей?.. Гарри опустился на пол и уткнулся в колени Тома лицом, задерживая дыхание от давящего на грудную клетку изнутри кома. Он повернул голову, уставившись на небольшое пятнышко на обивке кресла. Он был бессилен. — Империо… «Погладь меня по голове». Равномерные прикосновение ладони. Механические. Первое, второе, третье… десятое. Сколько он может так делать? Пока не устанет? Может ли он вообще устать? Гарри прикрыл глаза. Он позволил себе прекратить считать; позволил себе забыться, вспомнив, как приходил к Риддлу в Хогвартсе и наблюдал за ним. Наблюдал, как тот читает, изредка с лёгким оттенком недовольства поглядывая на него, будто спрашивая, когда Гарри собирается оставить его в покое — словно это было возможным. Можно было представить, что сейчас в другой его руке книга, что Том читает, а Гарри просто… — Димбл очень сожалеет, что помешал Гарри Поттеру, — раздался неуверенный голос со спины, и Гарри вздрогнул. «Остановись!» Прикосновения тут же прекратились — Том замер с занесённой рукой. Гарри скривился и развеял чары, не желая, чтобы домовик становился им свидетелем. Хотя вряд ли было что-то, что происходило в доме без ведома эльфов. Их ценность заключалась ещё и в том, что они умели хранить тайны, как никто другой. — Что случилось? — поднялся он, делая вид, что ничего не произошло. — К Гарри Поттеру пожаловал гость. Димбл посчитал, что раз Гарри Поттер вернул Димбла, Димбл должен сообщить о визите. Камин был открыт всего лишь для пары людей, со всеми остальными Гарри встречался вне дома. Вариантов было не так уж и много, но сегодня он никого не ждал. Сам должен был… «Что ж, когда вернёшься… навести меня». — Гость Гарри Поттера представился Димблу, как Эдмунд, — поведал домовик. Гарри вздохнул. Он и забыл, какой сегодня день недели. День занятий. Вот только занятия о нём не забыли. А причина его рассеянности проста и по-своему ортодоксальна — Том. Что-то не меняется никогда. — Димбл, — позвал он. Эльф едва подпрыгнул. Уши дёрнулись; глаза широко раскрылись, влажно блестя. — Димбл слушает Гарри Поттера! — Ты помнишь, что ты должен делать? — кивнул Гарри в сторону Тома. Следить будто за человеком в глубокой коме. — Димбл должен кормить Тома Риддла, помогать ему справить нужду, укладывать его спать, поворачивать каждые два часа, одевать и раздевать, следить, чтобы мышцы не теряли тонус, мыть, давать укрепляющий раствор… — перечислял эльф с важным видом. — Димбл понял Гарри Поттера. — И слушать только мои приказы, — добавил Гарри. — Что бы ни сказала тебе картина, ты не должен слушать её. Ты понял? — Димбл знает, — важно закивал домовик. — Спасибо тебе, — выдавил улыбку Гарри. Эльф тут же зарделся. Кончики ушей малость покраснели. И кончик носа. Странные они всё-таки существа. Охочие до похвалы — даже крохотной, — но не до свободы. Странные, действительно. Гарри покинул спальню, по пути поправляя волосы и пытаясь отгородиться от всех мыслей о Томе, что вновь заполонили его голову. Всё это было очень некстати. Однако стоило ему войти в гостиную, как рыжая макушка тут же повернулась в его сторону. — Здравствуй, Эдмунд, — мягко поприветствовал его Гарри. — Должен извиниться за то, что не предупредил вас о том, что пропущу урок. Совсем замотался. Эдмунд тут же поднялся и снова опустился, явно пытаясь скрыть неловкость. Перед ним дымилась чашка чая, к которой он, видимо, притрагиваться не собирался. — Что-то случилось? — спросил Эдмунд, внимательно вглядываясь в его лицо. — Ничего нового, — повёл плечами Гарри, опускаясь на диван. — Очередная Арка, и куча бюрократических проволочек при прибытии и отбытии из Бразилии. — Госпожа прислала меня, так как вы не явились… А сейчас он открыто лгал. — Не стоит мне врать, Эд, — склонил голову Гарри. Эдмунд покраснел и, прочистив горло, поправил себя: — Я подумал, что могло что-то случиться. Вы редко пропускаете занятия… — Как что, например? — сузил глаза Гарри. Он знал ответ заранее. Эдмунд замялся. — Я ничего такого не думал. Просто беспокоился. — Ничего такого, говоришь, а подумать — подумал. Я не пил. Но раз ты здесь… что ж, давай позанимаемся. У меня как раз выдалась свободная минутка, — осклабился Гарри и без предупреждение вломился в чужой разум. «Легилименс». — Я хочу навестить его… — шепчет Эдмунд. — Если он не пришёл, значит, занят, — отмахивается Офелия. — А что, если что-то случилось? — Мы бы узнали. — Не узнали бы, — упрямо возражает Эдмунд. — Вы совсем не беспокоитесь?.. Офелия оборачивается. В её руке кофейная чашка, в которую она вглядывается, пока не замечает: — Моё беспокойство ничего не изменит. Но я не в праве запрещать тебе что-либо. Ты уже не ребёнок. — Это просто будет занятие. Ничего такого… — будто бы оправдывается он. — Меня в этом не надо убеждать, — дёргает уголком губ Ваблатски. — Когда-нибудь и тебе придётся смириться с реальным положением дел. Воспоминание тут же размылось, и Гарри вынырнул из чужого разума, заметив, как Эдмунд покрывается пятнами смущения, а затем бледнеет. — Ты даже не сопротивлялся, — заключил Гарри, откидываясь на спинку дивана. — Вы застали меня врасплох… — Сколько уже мы этим занимаемся, и я продолжаю заставать тебя врасплох. — Я понимаю, — выдохнул Эдмунд, уставившись на собственные коленки. — Я вам больше не ровня. Вам нужен кто-то другой. Кто-то другой… Гарри потёр веки устало и коснулся подбородка. Щетина кололась. — Польза от этих занятий всегда была обоюдной. Если я стал опытнее в легилименции, то могу сделать тебя сильнее в окклюменции. Если ты соберёшься, конечно, — заметил он, услышав в собственном голосе толику раздражения. — Разве могу я состязаться с вами, Гарри? — поднял тот взгляд. — Что это? Попытки вызвать у меня жалость? Или ложная скромность? Хочешь, чтобы я стал разубеждать тебя в твоей, якобы, несостоятельности? Алые пятна на лице Эдмунда проявились более отчётливо. — Ничего не даётся просто так, — понизил Гарри голос. Раздражение в нём только росло. — Или ты думаешь, что на меня с неба всё валится? Разве что проблемы. — Нет… Нет, я так не думал. Но выше потолка не прыгнешь, — пробормотал Эдмунд. — И я достиг своего предела, а вы продолжаете расти. С чем можно было поспорить. В том, что касается Легилименции особенно. — Потому что нет никакого потолка в действительности, — немигающим взглядом уставился на него Гарри. — Всё это лишь удобные отговорки. Если ты не хочешь больше заниматься, считая себя некомпетентным, не понимаю, с какой целью ты тогда пожаловал. Гарри осознавал, что идёт на поводу у своих эмоций, чего не делал уже некоторое время, но сейчас буквально каждое услышанное слово вызывало в нём злость. — Хотел увидеть вас, — еле слышно ответил Эдмунд. — Зачем? — Вы ведь знаете ответ… — Как и ты. Тем не менее ты продолжаешь тешить себя иллюзиями на мой счёт, — заметил Гарри. — Я ничего такого не думаю, — покачал головой Эдмунд. — Но разве вам повредит, если я буду… просто буду рядом? Когда-нибудь вам станет легче, и вы отпустите мучащий вас призрак… — совсем тихо заключил он. — Видимо, — глухо начал Гарри, — мы оба не в настроении для занятий. Тебя проводить? Гарри думал, что Эдмунд заупрямится — его толстокожести в некоторых аспектах он даже завидовал, — но тот коротко кивнул и поспешно поднялся, направившись к камину, но в последний момент всё же обернулся. — Прошу, только камин не закрывайте, Гарри, — в его глазах заплескалось сожаление. — Я… Мне жаль. Правда. Простите меня. — Ты не сделал ничего такого, за что нужно было бы просить прощения, — ответил Гарри. Эдмунд медлил, глядя на него. Будто решался на что. — Сложно соперничать с мертвецом, — выпалил он, следом тут же схватил щепотку Пороха и растворился в сполохах зелёного пламени камина. Гарри стиснул зубы. Раздражение за секунду достигло точки кипения, превратившись в ярость. Незачем ему было это говорить… Кто вообще дал ему подобное право? Право считать, что может его заменить? Право называть мертвецом; право… — Соперничать, — прошелестел Гарри с отвращением и поднялся, задев коленом столик. Чашки задребезжали, и чай расплескался. Димбл тут же появился: — Димбл сейчас всё уберёт, — начал причитать эльф. Следил. Гарри поморщился. Нужный адрес он помнил и без визитки. Невежливо было игнорировать чужое приглашение.***
Георг замычал. Гарри уважил все пункты контракта. Место и сама встреча были оговорены, а значит, как только он переступил порог дома Пруста, эта дурацкая игра началась. Спрашивать он ничего у него не стал. Гарри отдёрнул рубашку и стиснул чужие бёдра до ощущения онемения в пальцах, вколачиваясь в тело Пруста. Когда он вышел из камина, Георг встретил его при полном параде. Видимо, тоже вернулся откуда-то совсем недавно. На мгновение Гарри пожалел, что не пришёл чуть раньше. Возможно, не застань он его дома, со спокойной душой вернулся бы и… выместил злость на чём-нибудь другом. А так, казалось, что выбора у него и не осталось особо… Давно ли он перестал замечать за собой противоречия? Или же их стало так много, что он попросту утонул в них? Пруст тоже был соткан из них; был собран и серьёзен, пока не растёкся у его ног лепечущей лужей, готовой выполнить любой его приказ. Гарри лишь приказал ему снять мантию, а затем спустить на уровень бёдер брюки. Не снимать их. Сам он тоже не собирался раздеваться: не в этом была суть того, о чём они договорились. — Постарайся, — кинул ему Гарри, расстегнув ширинку. Георга трясло, когда он подчинялся, опускаясь на колени и елозя лицом у его паха. Если бы Гарри мог возбуждаться по щелчку пальцев, безусловно, так было бы удобнее. И быстрее. Возможно, стоило в следующий раз воспользоваться помощью извне: зельями к примеру. Это в контракте также оговаривалось и не запрещалось. Напротив, подобный исход был ещё более унизительным для Георга, а потому и желательным. Может, стоило закупиться Полынью Пламенной… Когда-то ему чудилось, что он отравлен ею; что та расцветает в крови и туманит рассудок. Перед глазами вновь застыла иная картина, которой Гарри потакал, которую лелеял, как и Эдмунд свои треклятые надежды на его счёт. Вместо умоляющего взгляда Пруста перед внутренним взором застывал иной: пожирающий, затягивающий на самое дно, сминающий его волю и гасящий здравый смысл. Глаза Риддла тлели как угольки, глядя на него из прошлого, в которое он погружался раз за разом. Стоило ли оно того? Ему казалось, что он ступил на скользкий путь, когда подписал договор… Быть может, были другие варианты: любой путь всегда разветвляется на множество лазеек, как сказал бы Том, которые лишь нужно было уметь разглядеть. Гарри же выбрал именно эту, быть может не заметив остальных. Иметь влияние на Пруста, проникнуть в его обитель, в его мысли со временем, забраться под его кожу, чтобы взять необходимое, — разве не так бы поступил Том? Даже с самим Гарри. Проник внутрь его дома, души, тела… Даже волшебство и то не осталось не отравленным им. Теперь Гарри перенял эту стратегию, пользуясь ею с другим человеком. Возможно, не первым и не последним на его веку. Это было забавно и это же было ему отвратительно. Пруст без того уже был на грани, когда Гарри заставил его лечь животом на обеденный стол, где тот, безусловно, принимал многих важных гостей. Обстановка к этому располагала. Камин был открыт. Приди кто-нибудь в этот момент, и Георг оказался бы в весьма щекотливом положении. На собственное Гарри было наплевать. Однако он не сомневался: Пруст сможет заткнуть за пояс любого. Пока что. Не будь это в его власти, он бы не позволил себе потерять голову так просто. Темп стал быстрым. Болезненный стон разнёсся эхом по залу, и Гарри толкнулся особенно резко, сжав затылок Пруста и прижав того щекой к столу. Про перчатки на этот раз он не забыл. И если видеть лишь спину, если представить на мгновение… «Хра… про… просто… от… от… отпусти… отпусти… отп…», — зазвучал эхом хрип. Гарри стиснул челюсти до боли, грубым глубоким толчком вжавшись в ягодицы, прикрытые низом выпущенной рубашки, и в эхо вмешался гортанный задушенный стон. Пруст кончил. Гарри ощутил это спазмом, сотрясшим тело того; спазмом сжавшихся вокруг него мышц, и тут же покинул тело Георга, заметив мельком кровь. Он порвал его, а Пруст испытывал эйфорию, судя по судороге удовольствия, пробежавшей по лицу, в которое Гарри пришлось посмотреть. — Я ещё не кончил, — глухо произнёс он, опускаясь на вычурный стул и расставляя ноги. Презерватив полетел прямо на пол. Пруст же продолжал лежать на столе, тяжело дыша и с каждым выдохом сипло постанывая, будто продолжая переживать оргазм. — Пошевеливайся, — поторопил его Гарри, нахмурившись. Георг приподнялся, будто нехотя оборачиваясь на него. Край стола был заляпан следами спермы, капающей на пол. — Что мне сделать для вас?.. — сиплым, будто не своим голосом спросил он. «Снимать штаны и плясать», — чуть не огрызнулся Гарри. — Глотка у тебя уже задницы, — заметил он, сдерживая предыдущий порыв. На лице Георга проступили пятна, которыми Гарри насладился. Пруст понял намёк, и медленно сполз на пол, устраиваясь между его ног, как и в первый раз. Гарри успел заметить алые следы смазки, капнувшие на белоснежную ткань брюк, как и выражение неудобства, сменившееся тут же желанием. Дальше он не смотрел: закрыл глаза, когда плотное кольцо жара обхватило головку. Спустя десять минут, если судить по часам, Гарри продолжал смотреть в никуда, а Георг хрипло постанывать. Собраться с мыслями было сложно. Скорее, отрешится от всех них, вновь вытолкнуть осознание, что и с кем он делал… Добраться до островка фантазий, которые помогли ему забыться в первый раз. Этот остров теперь был искажён реальностью оставшегося в комнате Тома. Тела Тома. Оставалась память. И воспоминание, которое вместе с остальными вернулось к нему: новогодний вечер, когда Гарри хватил лишнего и вёл себя странно. Столь же странно вёл себя Том — странно по меркам Волдеморта. Что теперь Гарри не удивляло. Маска Тома трещала по швам. Если бы Гарри не заставили забыть… Он заболел им раньше, чем полагал. Сваливать всю вину на эльфийское вино Гарри отказывался. Пусть оно было не совсем тем, что они пили с Джинни, но всё же он сам поцеловал Риддла в первый раз в попытке понять, что с ним творилось. Сколь велико может быть отрицание и сколько ошибок он сделал, предаваясь ему. Не хотелось думать, что, возможно, прими он всё происходящее в стенах Хогвартса раньше, у них было бы больше времени. Или же, наоборот, Том ушёл бы раньше. Как знать. Даже сейчас Гарри не понимал всех его действий: некоторые не имели никакого смысла для него. И даже сейчас Гарри понимал, что Том приручал его. Что ж, приручил. А затем бросил на произвол судьбы, вынудив барахтаться в своём мире. Совершенно новом для Гарри. Отвратительном мире, который заставлял его… Именно Том виноват в том, что он сейчас здесь… что он сейчас с этим уродом. — Хватит, —выдохнул Гарри. Возбуждение сошло на нет. Пруст отстранился и замер, будто ожидая очередной команды. На команды Гарри был способен. — Будь гостеприимным, Георг, — прошелестел он, не сводя с него пристального взгляда. — Покажи мне, где ванная комната. Ползком. Ведь гадюки — твари ползучие. Вот и ползи. Ползай. Тяжело выдохнув, тот опустил ладони на каменный сверкающий чистотой пол и пополз. Гарри поднялся, заправил член в нижнее бельё, застегнул брюки и направился вслед за не успевшим далеко отползти Прустом. — Нравится подтирать собой пол? — спросил он, замечая, что Георгу сложно ползти из-за сковывающих движение приспущенных штанов, на которых алели пятна крови, смазки и спермы. — М… — Не расслышал тебя. — Да, — прохрипел Пруст, остановившись. Гарри тоже остановился, а затем извлёк палочку. Переложив её из руки в руку, он встретился с вопросительным взглядом Георга и замахнулся. Невидимый хлыст просвистел в воздухе, и удар пришёлся по ягодице. Пруст вздрогнул и застонал, тут же возобновив движение. Абсурд. Смех разрывал грудную клетку Гарри, заставляя задыхаться. Останавливался Пруст ещё два раза, а на третьем ударе Гарри заметил следы предэякулята на полу и скривился. Отвратительно. — Встань, — приказал он вкрадчивым шёпотом. Тот теперь не медлил: тяжело дыша, неторопливо поднялся. Гарри удивляла подобная подвижность в его возрасте, но, стоило признать, только Слагхорн жаловался на боль в суставах. И то это, скорее всего, были простые жалобы, не соответствующие действительности. Слагхорн вообще любил причитать. — Ванная там? — кивнул Гарри на дверь. Пруст лишь кивнул, внимательно следя за ним. Что это за взгляд? Гарри замахнулся снова, стегнув его по боку, отчего Георг вздрогнул, но продолжил стоять прямо. — Хочешь что-то мне сказать? — Нет… Гарри повёл рукой, слегка ударив по полу, и опустил взгляд на пах, скрытый тканью рубашки. Влажной в некоторых местах. Очередной взмах хлыста, за которым последовал вздох, и Пруст резко опустил голову, уставившись в пол. Так было правильно. — Замри, — прошептал Гарри, убрал палочку и направился в уборную. Выполнена она была в том же стиле, что и гостиная. Дерево, металл, мрамор. С размахом и холодной величавостью, граничащей с помпезностью. Однако граница была проведена очень точно, оставшись на пределе с кичливостью. Справив нужду, Гарри уставился на своё отражение в зеркале и мрачно усмехнулся ему. Временами он сам себя не узнавал: будто кто-то другой смотрел изнутри его сознания; будто он давно уже ушёл, а незнакомец занял его место. Сейчас был именно такой момент. Но произошедшее с Томом лишний раз доказывало, что он остался прежним. Иначе бы ничего из этого ему было не нужно, иначе бы он последовал совету картины и избавился от тела, а не позволил призрачной надежде вернуть его пустить корни… Если сам Том не смог, то как сможет Гарри? Это была неуверенность, с которой он пытался совладать. Слова о потолке были лишь бравадой, ведь если у волшебника… у потенциала волшебника нет границ, значит, Гарри должен был что-то предпринять. Рано или поздно он сумеет сделать невозможное. Ужас перед ценой воскрешения, которую некогда озвучил Дамблдор на Астрономической башне, растворился: Гарри сам был готов поступить так же. Что бы сказал ему Альбус? Ужаснулся бы? Или же восхитился предприимчивостью, как тогда? Что Дамблдора, что Тома Гарри всё ещё не полностью понимал. Впрочем, как и себя самого. Сейчас он сам бы создал крестраж для Риддла, чтобы всё было по-другому. Что это, если не внутренняя поломка? — Ты свободен, — повысил Гарри голос, зная, что Пруст услышит. За дверью послышался шорох, но Георг не вошёл. Гарри стянул перчатки и плеснул ледяной водой в лицо, наблюдая, как капли стекают с кончиков волос. Он потерял счёт времени, пока не увидел в отражении Пруста. Тот выглядел собранным, но явно не очень довольным. — Не понравилось, сэр? — обернулся на него Гарри. — Неплохо для начала, Гарри. Но ты не закончил. — Что же мне нужно было сделать? Вставить вам, чтобы превратить вашу задницу в кровавое месиво? На лбу появилась ещё пара складок. — Я говорил, что наедине мы можем игнорировать формальности. Тем не менее тебе следует быть осторожнее в своих выражениях. — Полагаю, — склонил голову Гарри и подсушил лицо, промокший ворот и рукава чарами, — на сегодня мы закончили, — шагнул он к выходу. Пруст не отошёл, продолжив стоять в дверях. — У тебя нездоровый вид. — Тяжёлые нынче времена для всех, — парировал Гарри и протиснулся мимо Георга, ощутив травяной запашок лечебных зелий. Похоже, вне этих… сессий боль тот не любил. Как и грязь — Пруст вновь был облачён во всё стерильно белое. Без единой складки и следа того, что происходило недавно. — Я вам, вы — мне. Свою часть сделки я сегодня выполнил, — напомнил Гарри, сунув руки в карманы брюк. Видимость торгов тоже стоило поддерживать. — О, я и забыл, что ты продался мне, — растягивая гласные заметил Пруст. Разумеется, без намёка не обошлось. А тот ничуть Гарри не тронул: эту правду он уже принял. Или пытался. Ведь куда хуже, если бы всё происходящее не имело подводки в виде контракта. — Не желаешь отужинать, Гарри? — предложил Пруст широким жестом и тут же добавил: — Сегодня такова твоя плата за услуги. — Что ж, — растянул Гарри губы в притворной улыбке, — надеюсь, главным блюдом станет информация, сэр: до остального мне дела нет. — Если сумеешь поддержать беседу, разумеется, — и, не дожидаясь ответа, Георг хлопнул в ладони, приказав явившемуся в ту же секунду эльфу подать ужин. Гарри шагнул к противоположному концу стола, желая быть как можно дальше от него, и сел. Вечер обещал быть как минимум занимательным.