Октагон

Айлин слышала звуки льющейся воды из кухни, а спустя некоторое время негромкое шипение чайника. Больше ничего, как будто Томми стоял и терпеливо ждал, когда же вода закипит. Рекламный блок загрохотал, и она приглушила его пультом, морщась от резкого перехода. — Они думают, что если врубить это дерьмо громче, оглушат нас и мы с рыбьими глазами побежим в супермаркеты покупать. Или начнём обрывать телефоны телемагазинов, — и хотя он намеренно говорил тихо, не смог скрыть раздражения. Свет из кухни делал невозможным увидеть выражение его лица, но Риордан смотрел прямо на Айлин. — Может, каждый раз какой-то парень в студии делает одолжение и будит уснувших зрителей. Он фыркнул, что означало: либо глупость услышал, либо оценил попытку шутки. Чайник заставил его вернуться обратно на кухню, пока Айлин думала, пересесть в кресло или остаться здесь, на кушетке, где он спит, где слева серым пятном лежала брошенная толстовка. Приглушённые щелчки шкафчиков. На экране мелькала швабра с ярко-розовой ручкой-держателем. Следом появилась девушка в розовом брючном костюме, ненароком пролила на пол жидкость подозрительно-розового цвета и принялась вытирать лужу. Не выскочит ли единорог цвета фуксии? — У тебя нет аллергии на зеленый чай? Простой вопрос застал её врасплох, и Айлин открыла, а потом закрыла рот, в итоге просто отрицательно покачав головой. — Без сахара? — Да. Он молча скрылся, через минуту свет на кухне погас, и в полумраке Томми вернулся к ней с двумя чашками. — Не стоило, — она подобралась, сложив руки на коленях, не зная куда их деть и теперь радуясь тому, что нет возможности показать вспыхнувшее румянцем лицо. И куда делся вязкий осадок от сегодняшнего случая на работе? Все казалось расплывчатым, ненастоящим. Имел значение только этот момент. — Наоборот. Он осторожно поставил чашку на столик рядом с Айлин, при этом умудрившись подложить картонную подставку под горячее с ажурным узором по наружному краю. Седой пар закручивался спиралями над поверхностью. Он оставил чай здесь, не у кресла неподалёку, не стал даже спрашивать, куда поставить. Сделал так, тем самым закрепив местоположение Айлин в этой комнате на время, пока вода горячая, потому что шоу — сомнительный способ удержать человека. Она перевела на Томми взгляд. Похоже, сегодняшний день был явно не самым лучшим для него. Усталый, разбитый, он облокотился на кулак, упершись в подлокотник. Томми сидел и глядел перед собой, не проявляя никакой заинтересованности в происходящем на экране. С таким же успехом он мог смотреть в стену. — Не ручаюсь за вкус. Айлин моргнула пару раз. Как будто в темноте не заметно, если начать пялиться. А Томми выбрал максимальную отдалённость, и они находились каждый на своём краю. Он сделал так намеренно, исходя из своих соображений? Разобрал что-то на бледном лице, уловив что-то в её позе, голосе? В попытке спрятаться в темноте? Потому что вряд ли боится её мифической простуды. — Думаю мне понравится. — А я не уверен, если честно. Нашёл два последних пакетика на полке. Кофе не лечит простуду. — Не любишь кофе? — Не люблю. А что ты любишь? — Почему иногда пьёшь? Томми скосил на неё глаза. Жаль, что не разобрать какого они оттенка сейчас. — Потому что иногда так нужно. Айлин нахмурилась, не до конца понимая его. — Нужно? — Да. Иногда горький кофе необходим. Он сменил позу, откинувшись назад. Толстовка свесилась до пола, удерживаясь капюшоном за самый край подлокотника. Томми не слишком заботило то, что она помнётся. — Сегодня у тебя такой день? — нерешительно спросила Айлин, и он снова посмотрел на неё. Прямым, открытым взглядом, за которым скрывалась откровенная боль. Он приподнял бровь. — Когда не стоит пить горький кофе? Он долго рассматривал её, она чувствовала взгляд на щеках, подбородке. Он бродил глазами по всему лицу, легонько касаясь кожи, пока не застыл на одной точке. Пожевал нижнюю губу и вернул внимание телевизору. Так вот какой Риордан, когда день не задался. Сдержанный, спокойный и заботливо заваривает чай. Мало отличается от обычного Риордана. В то время, когда можно было не останавливать Айлин, чтобы побыть в одиночестве, он захотел разделить с ней паршивый день, темноту гостиной и дрянные вечерние передачи по телевизору. — Погода в Питтсбурге оставляет желать лучшего на эти выходные, — ведущий изобразил на лице озабоченность, словно его и правда волновала погода. Прогноз обещал дожди, а это значит — низкое, нависающее небо, без которого плечи и так сгибаются от тяжести. Дождь — это хорошо, но не когда на душе воронка из чернил каракатицы. — А то мы не догадались, — неожиданно прогудел Томми. Он потянулся за чашкой, что-то пошло не так, и она выскользнула из пальцев, обливая толстовку, мягкую обивку кушетки и растекаясь тёмным пятном по ковролину на полу. — Чёрт! — Томми подскочил. — Господи! — Айлин нащупала выключатель настольной лампы. — Нас буквально затопит, — набирал обороты прогноз погоды. Они переглянулись. Комментарий оказался настолько метким, что трудно было сдержаться, и она засмеялась. Томми только покачал головой, не сводя с Айлин глаз. — Сейчас вернусь, — если бы не лампа, кривоватая улыбка осталась бы незамеченной. — Я помогу. К ней пришло неожиданное воодушевление и желание совершить дело. Малозначительное, но вместе с Риорданом. Когда кроме них в доме никого, еле слышно бормочет телевизор и настольная лампа обнимает теплыми лапами. — Не нужно, — он подцепил пальцем чашку за ручку, снял с подлокотника пропитавшуюся чаем толстовку, — она приняла весь удар на себя. Он отметает помощь сразу же, отбрасывает предложения и соблюдает своё собственное понятие о дистанции. Привык полагаться только на себя. Если сил не хватит, нет результата, значит, недостаточно старался и винить можно опять же только одного себя. Так он вербально отталкивает, а невербально может задушить холодными глазами. Подойдешь ближе, чем позволено, и будешь предупреждён, а потом… Надо быть слепым или обладать низким уровнем самосохранения, чтобы настаивать дальше. Айлин наблюдала, как Томми промокнул бумажным полотенцем обивку, еще пара полотенец ушла на ковролин. Под серой футболкой приходили в движение крепкие мышцы, на плечах танцевали острыми копьями татуировки. Все движения без злости или сопения под нос от раздражения. — Хочешь, я могу поделиться с тобой? Обидно, если в день, когда ты не пьёшь кофе, остался без чая. Он поднял на неё глаза, всё еще сидя на корточках, и ей стало неловко. С чего она решила, что ему это нужно? Но он пожал плечами, соглашаясь, что идея, в общем-то, неплохая. — Передай, пожалуйста… — У меня плохое предчувствие. Разольем вторую — останется принести попкорн и разбросать кругом. Он скомкал полотенца, забрал толстовку и прихватил чашку, а потом они стояли в темноте несколько лишних секунд, потому что Айлин шла впереди и не могла отыскать выключатель на ощупь так быстро, как сама хотела бы. Он избавился от полотенец и затолкал толстовку в стиральную машину. — Напополам? — собственный голос показался Айлин громким или, быть может, дело было в том, что становилось позднее, и любой звук сразу же усиливается, ведь мир за окном затихает. Риордан смотрел на Айлин, слега щурясь от яркого после гостиной света, и выглядел и правда помятым, с царапиной на левой скуле. Немного сонный, он походил на того Томми, которого Айлин впервые увидела в забегаловке поздним черничным вечером. И насколько же отличалось её отношение. Тогда она хотела, чтобы он поскорее доел и ушёл; теперь с внутренней радостью и волнением проводит с, по большому счету, незнакомым парнем вечер. Он не любезничает, не лезет из кожи вон, включая харизму, не хохмит плоскими шутейками и даже близко не пытается, как там Рози говорила, склеить её? Отсутствие всего вышеперечисленного в нём притягивало магнитом, и это самую малость беспокоило. По той причине, что Томми Риордан определённо не демонстрирует заинтересованности. Он мастер наивысшего пилотажа по безразличным взглядам и хуже всего то, что это в нем заботит Айлин. Что иногда она видит больше, чем он позволяет другим. Риордан разрешает ей знать больше, не говоря при этом ни слова, но излучая мраморную отстраненность и деликатность, вежливость. Она останавливает на нем свои мысли дольше, чем на ком-либо другом, потому что рассматривать его так долго, как внутренне желается, не может. Он позволяет, но это запутывает. Такое состояние немного пугало, потому что сейчас происходит именно то, о чем Рози говорила недавно. Айлин хорошо, когда рядом Риордан. Он ей нравится. — Лучше ты. Я свой шанс уже упустил. — Представим, что у тебя появился еще один, — и она протянула ему чашку. — Бонусный шанс? Айлин кивнула, и Риордан тяжело оторвался от кухонной столешницы, над жестяной мойкой разделил чай, не пролив ни капли. Обернулся и протянул теперь уже наполовину пустую чашку с наверняка остывшим чаем. Но теперь его наполовину полная. Не сложно поделиться, если действительно хочешь. Не сговариваясь, они покинули кухню, и короткий промежуток Айлин шла, согреваемая непроглядной тьмой у себя за спиной. Тихой, осторожной и честной. Тьмой с тяжелым, свинцовым взглядом. Бархатной тьмой, в которую погружаешься после беспокойного, крикливого, переполненного событиями дня и восстанавливаешься. — Еще одно шоу, — между делом произнесла Айлин, устраиваясь поудобнее на прежнее место. — Весёлый вечер пятницы, — он нахмурено уставился в чашку, сделав глоток. Чтобы понять происходящее, Айлин сделала то же самое. — Похоже на травяной, — пробормотала девушка. — Лекарственная смесь. Томми с отвращением сглотнул слюну. Очевидно, даже остатки привкуса были ему совершенно не по душе. Айлин совершила дополнительный маленький глоток, думая распробовать. Нет. Горький с вяжущим и оглушающим по рецепторам послевкусием. — Это тебе не ромашка или мята, — заметил голос слева. Он наблюдал за Айлин все это время. Смотрел, как подносит чашку к губам, делает осторожный глоток, прикрывает глаза, полностью сосредотачиваясь на вкусе. Рассматривал и осознание такого пустякового факта заставило испытать прилив неловкости. — Зато мы знаем, что лучше не трогать неизвестные пакетики, — она слабо улыбнулась, но ответную не получила. Короткий кивок головы. — Ты всегда даешь еще один шанс. Не вопрос, а утверждение. И этот внимательный взгляд. В самую сердцевину, под кожу и ребра. — Все совершают ошибки. Страшно, если на них нет права. — Снова и снова? Айлин отвела глаза, и на задворках памяти заново заскребло воспоминаниями. Она отрывисто покачала головой, крепче сжимая белую чашку с кошачьими отпечатками по наружной поверхности. Жёсткий и настойчивый взгляд, но без направленной на неё агрессии, — он буквально тисками удерживал на месте, а потом в один миг напор пропал, и Айлин снова посмотрела на него. Томми молчал, а в телевизоре ведущий пытал вопросами очередного гостя, и зал взрывался натренированным смехом. Парень поглаживал большим пальцем ободок чашки, задумчиво водя глазами у Айлин за спиной, потом сфокусировав взгляд на ней. — Люди делятся на три категории, — начал он неторопливо негромким, будто осторожным голосом. — Первые: родились и выросли в семье, где знают, что такое уважение и поддержка. И уже будучи взрослыми придерживаются этого. Вторым не повезло, и приходится ежедневно наблюдать зло, которое в семье не должно происходить по умолчанию. Но они не вбирают все это в себя, взрослея, делают всё, для того, чтобы родные никогда не испытали унижения, боли или отчаяния от безысходности. А третьи: ублюдки, получающие удовольствие от осознания собственной власти. И неважно, как их воспитывали родители. Неважно, будут они просить прощения, а потом все повторится заново или не замечать и продолжать. Все это неважно, потому что они ублюдки, которым плевать на всех, кроме себя самих. Считаешь, они достойны такого подарка, как второй шанс? Я так не думаю. Айлин никому не рассказывала, по каким причинам она оказалась здесь. На работе никто не задавал ей настолько личные вопросы, не спрашивал о прошлом. Только о настоящем. Пэдди, руководствуясь житейской мудростью, обходился разговорами вообще, не подковыривая обложку книги под названием: «Дерьмо в моей жизни, о котором не хочу вспоминать». А Риордан спрашивал о вероятных планах на будущее, ненавязчиво знал настоящее и болезненно метко попал в пересечение всех временных потоков жизни Айлин. Он был в некотором роде беспощадным. Томми откинулся на мягкую спинку кушетки. Его слова не требовали подтверждения или опровержения с её стороны. Мельтешение кадров создавало и искажало мрачные силуэты теней по стенам. Сколько из них вырвалось из персонального ада Риордана и теперь бродило по дому? На экране появился логотип Питтсбурского зоопарка. Гепарды, пингвины, удивленные мордочки лемуров, и Айлин невольно улыбнулась. — В детстве не раз там бывал. Вместе с мамой и братом. — Тебе нравилось? Томми пожал плечами, а на дне таких выразительных на эмоции глаз — усталость. Футболка сбилась, открывая поверхность кожи на ключице где рядом завитками выглядывали татуировки цифр. Столько рисунков на теле и, должно быть, у Риордана они все со смыслом. Он не похож на человека, который импульсивно пойдет на такое. — Нравилось. И это всё, но лучше бы он говорил еще, а не сонно рассматривал лицо Айлин, выискивая там только ему одну ясную цель. Раз так, то и она поступит точно так же. Попробует. Глаза в глаза. Особый момент, которому она придала значение, не продлился слишком долго. Риордан сделал вид, что отвлекся на телевизор, потому что и сам понял, насколько перестарался. Почему он не отталкивал или избегал общества Айлин? Ни одним из собственных действий Риордан даже близко не позволил ей допустить мысль, что ей здесь не место, или она мешает. Сводки новостей, экономика, инъекционная косметология. Блоки рекламы. Обрывки анонсов фильмов, которые никто не желает смотреть. И узлами на горле затягиваются сценарии очередных шоу. Должны развлекать, но остается картонное послевкусие. Бесконечный поток. Монотонный, усыпляющий, а за окном хлопают друг о друга ветками деревья. С угольного неба сыпется крупными каплями дождь под эти аплодисменты. Казалось, что в какой-то момент сознание дрогнуло в сторону, утянув восприятие окружающей действительности. Из прихожей будто затянуло холодом, а ледяные капли проникают через стекло и дисперсией кусают кожу. Отодвинуться подальше, к теплу. Отогреться, наконец, за долгое время. Он все еще иногда снился ей. Приходил в сковывающих кошмарах, бывало не в своем обличье, а как образ, или ощущением того, что рядом. Как тот первобытный страх, когда не видишь хищника, но твердо знаешь, что он затаился в зарослях неподалеку и наблюдает, готовится к нападению. А перед тем — мучает жертву изматывающим ужасом собственного присутствия. Монстр с пустыми глазницами, злой и глухой к чужим страданиям и мольбам о пощаде. Она просыпалась иногда, потому что чудился запах одеколона Роджера. Тошнотворный и перекрывающий доступ кислорода, с ядовитой кислотой, от которой дерет в горле и хочется прочистить его, прокашлять, выплюнуть со слюной и размазать подошвой. Хотя бы так, потому что наяву у Айлин не хватало сил с ним справиться, да и во сне она только и делала, что бежала с бешено колотящимся сердцем. А сегодня все изменилось… Сейчас было иначе, не так как до этого. Приятно и безопасно. Неясно на что похожее, но и совсем новое. То, от чего она отвыкла или испытывала так давно, что успела позабыть. Сон, в котором хочется оставаться и переживать все доступные ощущения как можно дольше. Грёза, позволившая расслабиться и прильнуть, прекратить бояться. Горячее тело, излучающее здоровое тепло. Кто-то гораздо больше, чем она, но совсем не страшный. Такого сна у Айлин не было, и она прижалась щекой, вдыхая еле заметный запах стирального порошка и чужого мужского тела, на котором никакого флёра никакой туалетной воды. Реалистичность сна переходила все мыслимые границы, когда девушка ощутила фактуру ткани, а пальцами рельеф мышц и гладкость кожи, по которой провела ладонью от локтя до запястья. Медленно и вдумчиво, достигла шероховатой ладони и там остановилась, когда кто-то, на чьём плече она вдруг себя осознала уснувшей, глубоко вздохнул. Айлин резко распахнула глаза. Комната в вязком полумраке и практически полная тишина. Ветер все так же терзал кроны деревьев за окном в непроглядных чернилах ночи. Телевизор немым экраном серел у противоположной стены, и только позолота на корешках книг отблескивала созвездиями. Наверняка Пэдди выключил его. Единственным источником света осталась лампа. Но источником тепла оказался настоящий, а не из сна человек. Не растаял, как сладкое наваждение, а стал еще более реальным. Еще массивнее, жарче и отчетливым личным запахом тела. Она уснула на плече у Риордана! Сонная перепозла поближе, забравшись с ногами на кушетку. И пока он не проснулся, нужно уходить. Одно дело распивать чай вместе, смотреть телевизор или переброситься парой фраз, но обнимать и гладить пусть даже во сне… Томми вздохнул еще раз, и Айлин медленно отстранилась, подняла голову и встретилась с ним, окончательно проснувшимся, взглядом. Она задержала дыхание и испуганно дернулась, будто он поймал ее на горячем. — Не волнуйся, — на руке остался фантомный след от его бережного прикосновения. В глазах почему-то защипало, а от затылка к щекам пробежала пылающая волна неопознанных до конца эмоций, подгоняемых уколами сотен мелких иголочек. В ушах так и застыл негромкий голос. — Это случайно, — так же тихо отозвалась Айлин. Он непонимающе нахмурился, а потом покачал головой. Разомлевший, разбуженный, с темными после сна глазами. Цепкими и ласковыми одновременно. — Ничего страшного не произошло, — произнес Томми, больше не притрагиваясь к ней. Понимал ли он, что если прикоснется к Айлин еще раз именно сейчас, она, вероятнее всего, исчезнет? Не буквально, нет. Она просто растворится в его пальцах с мелкими заусеницами, широкой ладони. Наверняка нет. Он не сделает это потому, что ему незачем. Это у Айлин внутри все переворачивается сейчас, дрожит и вибрирует от такой мелочи, как единственное прикосновение. А Томми просто вежливый, хороший парень. Просто он не сволочь, но ему ни к чему кто-то рядом. Кто-нибудь ближе, чем спросить: «как дела?» — Очень поздно. Она даже не представляла насколько поздно. Ей нужно было уйти от внимательных светлых глаз, которые меняли цвет в зависимости от настроения обладателя. — Спокойной ночи, — Айлин еле слышно зашуршала, соскользнула с кушетки, обнимая себя руками, потому что враз стало до ледяного холодно. — Спокойной ночи, — отозвался Риордан, и его низкий, хриплый голос сопровождал девушку до самой спальни. Нашептывал в голове, повторяя: «Спокойной ночи». До самого утра ей чудилось, что она снова у него на плече, рядом, и можно ничего не бояться даже во сне. Его запах на ее волосах, на коже, в постели. В его постели. Как наваждение он снился Айлин всю ночь, проникая через осязание и обоняние. Приятно и мучительно, сам того не желая.