— Доброй ночи, Лайя.
Слова звучат как приговор, потому что Влад собирается оставить её одну. Она не может поверить своим глазам, неужели он и правда уйдёт, захлопнув за собой дверь? После того, как прибежал на её крики, прорезавшие стылую ночную тишину, после того, как она пожаловалась на кошмары, не дающие спокойно спать? Только что утешал её, успокаивал, и вот уже опять — отстранённый вид, сухое прощание.
С Владом всегда так, пора бы уже привыкнуть. Но Лайя чувствует прямо противоположное, ни капли она не привыкла, она больше не может выносить эти нескончаемые горячо-холодно, далеко-близко. Сейчас, когда сердце до сих пор отдаётся в ушах бешеным стуком, у неё просто нет сил сохранять самообладание.
— Влад!
Вместо того, чтобы просто замереть в дверях, он разворачивается и возвращается к ней, снова присаживается на краешек кровати.
— Да, Лайя?
Она делает пару вдохов и выдохов. Что ему ещё сказать? То, что её пугают не только кошмары, но и всё вокруг — скоро и собственная тень пугать начнёт, — он и так прекрасно знает. Да и ему самому приходится не легче. Лайя поднимает взгляд на лицо Влада, в лунном свете выглядящее ещё бледнее обычного, и замечает, каким измождённым он кажется — будто ведёт непрестанную битву, о которой больше никто не ведает. Её охватывает сочувствие. Наверняка она разбудила его, а ведь это, быть может, была редкая возможность восстановиться, отдохнуть…
— Нет, извини, ничего. Доброй ночи.
Ей хочется сказать это умиротворённо, чтобы он поверил, но голос предательски срывается и переходит во всхлипывание.
— Лайя… — а его голос наполняется печалью и тоской. — Лайя, прошу, не обманывай меня. Что ты хотела сказать?
Он тянется к её ладони, комкающей одеяло, но его пальцы застывают в воздухе, так и не коснувшись. И от того, что он опять, опять не дотрагивается до неё — хотя она отчаянно в этом нуждается, — внутри что-то надламывается. Слёзы брызгают из глаз, за считанные секунды заливают щёки, стекают по шее. Лайя плачет беззвучно, но так горько, как никогда до этого не плакала.
— Draga mea… — потрясённо шепчет Влад, с глубоким состраданием глядя на неё. Ей не знакомы слова, только этого и не нужно — его бесконечно любящий взгляд говорит сам за себя.
Поспешно вытирая слёзы, чтобы не расстраивать его ещё сильнее, она мотает головой и отодвигается, когда Влад пытается помочь ей. Если прикосновения для него невозможны, значит, нельзя причинять ему боль.
— Просто… побудь со мной ещё немного, можно?
— Всё, что ты пожелаешь.
Лайя ощущает — это не дежурная вежливая фраза. Влад действительно имеет в виду то, что сказал.
Устало прикрыв глаза, она расслабляет тело. Влад рядом, и страхи отступают. Пусть многое намекает на то, что угроза может исходить и от него самого, сейчас Лайя совсем не боится. А он гладит её по волосам, почти не задевая их — так, словно это мимолётное дуновение ветра слегка перебирает пряди.
— Когда я был совсем маленьким, — вдруг едва слышно произносит он, — и не мог подолгу заснуть, мама пела мне старинную колыбельную. Я давным-давно её не слышал, но до сих пор помню наизусть.
Лайя переворачивается на бок, прижимается к Владу в немой просьбе, так и не открывая глаз. И тогда он, плотнее обернув её одеялом, начинает петь, так тихо и ласково, будто она — крошечная девочка, которую нужно убаюкать. Его голос звучит так нежно, окутывая и согревая, что дыхание само собой замедляется, а тугой узел, сдавливающий грудь, рассасывается.
Пойдём, малыш, поспим немного,
Пойдём, мамино чудо.
Однажды ты вырастешь сильным,
И тебе не придётся бояться.
— Это по-валашски? — шёпотом спрашивает Аслан, на что Влад, не переставая петь, прижимает палец к губам. Лале рада этому, ей так не хочется, чтобы он прерывался! Она впервые слышит, как он поёт, и его тембр завораживает, проникая в самое сердце.
Сегодня они, все трое, пережили ужасные часы, и она уверена, что друзьям это далось не менее тяжело, чем ей. Ведь за родного человека всегда боишься сильнее, чем за себя. Поэтому, наблюдая за Владом из-под полуопущенных ресниц, Лале не может не удивляться: обычно мрачный и напряжённый, сейчас он кажется безмятежным.
Звёзды и луна
Охранят твой крепкий сон,
Коснутся твоих ресниц,
Погладят твой лоб.
Ладонь Влада, прохладная и жёсткая, ложится на её лоб. В этом жесте столько заботы, что у Лале перехватывает дыхание. И тогда приходит понимание: пусть на душе у Влада те же боль и отчаяние, что у неё, он загнал их в дальний угол, чтобы её не тревожить. Какие бы эмоции ни клокотали внутри, Влад их обуздал, даря Лале чувство защищённости.
— Не помню, когда последний раз кто-то пел мне колыбельные… — почти беззвучно произносит она.
— Вот и представь, что ты — наша младшая сестрёнка, — так же тихо говорит Аслан.
А ей и представлять не надо. Заброшенный дом на эту ночь становится их маленьким островком, куда не проникнет никакое зло, и, пока Влад и Аслан рядом, Лале в безопасности. Пусть это лишь счастливое мгновение, которое рассеется в рассветных лучах, но пока она не станет думать о будущем. Пока она растворится в бархатном голосе Влада, перенесётся в другой мир, где им никто и ничто не угрожает…
Пойдём, малыш,
Засыпай крепко.
Мама накроет тебя одеялом из трав,
Спрячет от всех ветров.
Лале балансирует на границе яви и сна, в её воображении возникают картины, на которых — детство Влада, его родные места. Она почти ничего не знает об этом, Влад не любит делиться воспоминаниями о прошлом, но наполнившие комнату звуки творят волшебство: они словно оживляют холсты, и вот Лале представляются величественные суровые горы, густой лес, замок на берегу озера и мальчик, беспечно резвящийся на берегу. Его не ждёт разлука с семьёй, не ждут потери и предательство. Не ждут они и Аслана, не ждут они и её, Лале, — не ждут, пока все трое вместе, не ждут, пока льётся чистая светлая мелодия колыбельной.
Баю-баю, ты будешь спать
До самого восхода солнца.
И в мире нет никого лучше
Тебя, мой малыш.
Лайя почти засыпает, убаюканная трепетной песней. Когда Влад умолкает, она едва ли в состоянии различить, пригрезилось ей всё это или нет, и не хочет проверять.
— Я ведь не впервые её слышу? — всё же спрашивает Лайя сквозь дремоту и окончательно проваливается в сон, не дождавшись ответа.
— Не впервые, свет моей души, — глухо произносит Влад в полной тишине.
