1444 год
Просьбу проводить его на озёра Влад слышит словно со стороны — и успевает внутренне ужаснуться: он действительно предложил это племяннице султана? Он, пообещавший себе держаться в стороне от любого османа, он, презирающий этих кровожадных завоевателей, теперь бормочет глупости о красивых пейзажах, подобно какому-нибудь восторженному мальчишке, и с замиранием сердца ждёт, что ответит Лале. Ведь он старался избегать её. Их первый разговор состоялся только потому, что она тоже хотела защитить собаку почившего шехзаде Хасана. И, когда Лале собралась посетить его захоронение, Влад предложил сопровождение вовсе не потому, что посочувствовал, а просто… Одни небеса ведают, почему. Главное, что все эти маленькие моменты всё равно не назовёшь его инициативой. Лишь стечение обстоятельств, не более того. Но сегодня всё по-другому. Лале, должно быть, обладает каким-то чарами, как иначе объяснить, что он сказал ей то, чего говорить в здравом уме ни за что не стал бы? Как теперь вести себя, если она решит, что приглашение прогуляться к озёрам — способ выразить дружелюбие? Что валашский дикий зверёк, как его здесь называли, сменил гнев на милость? Хотя… Было бы, что менять. Отчего-то на Лале сердиться решительно не получается. Конечно, он не расположен к ней и тем более не влюблён, но она странным образом смягчает его сердце одним взглядом, и глухая ярость, которую Влад таит внутри, сама собой усмиряется, стоит Лале улыбнуться. — Я бы с радостью показала вам озёра, — только услышав её нежный голос, Влад понимает, что всё это время она молчала, подбирая слова. — Однако я не могу. И в самом деле. Она всё ещё племянница султана, он — всё ещё пленник, как бы султан ни пытался замаскировать суть происходящего благовидным фасадом. Как хоть на секунду могло прийти в голову, что Лале составит ему компанию! Влад уже готов принести извинения за то, что посмел потревожить её — так, чтобы в интонации не промелькнуло ни тени раскаяния — как вдруг она взволнованно касается его ладони. — Я обещала ходжаму Мустафе, я… Я должна готовиться к конкурсу, — вид у Лале такой несчастный, будто ей и правда невероятно жаль отказывать Владу. — Не беда, озёра ведь никуда не денутся, — с кривой усмешкой отвечает он, совершенно теряясь. Мысль о том, что Лале искренне сожалеет, почему-то греет душу, мысль о том, что душа должна оставаться холодной, если речь идёт о врагах, возвращает с небес на землю. Хотя относиться к Лале, как к врагу, это… неправильно. Именно это слово приходит на ум, пусть оно и рушит все принципы Влада. Но он попросту не может иначе, глядя в её широко распахнутые глаза. Он не способен обидеть её. — Что за конкурс? — спрашивает Влад, чтобы хоть как-то заполнить неловкую паузу. — На знание научных и философских трактатов, — Лале выглядит слегка смущённой, но вместе с тем по её тону слышно, что она гордится своей причастностью, и во взгляде мелькает настороженность, словно она ждёт: подвергнется ли насмешкам её желание прыгнуть выше потолка, пойти наперекор устоявшимся в этой стране традициям? — Вы, должно быть, будете единственной девушкой среди участников. — Так и есть. Судя по закушенной губе, она всё ещё не может разгадать, что Влад об этом думает, и поэтому он едва уловимо, но почтительно кланяется. — Примите моё уважение и пожелания успеха. Вы — особенная, Лале-хатун, и я верю, что вы победите. Щёки Лале окрашиваются нежным румянцем. Кажется, ей и в самом деле приятно услышать от Влада такие слова. Благодарно кивнув, она отправляется в свои покои, а он, испытывая странное стеснение в груди, провожает её взглядом — и пока ещё не подозревает о том, что в ближайшие годы подобное будет происходить бесчисленное множество раз.***
1448 год
— Невероятно, ты стала ещё краше! — смеётся Аслан, кружа Лале как пушинку. — Ты не видел меня всего два месяца, за это время я едва ли могла измениться! Льстить — нехорошо, — она пытается хмурить брови, но сама буквально сияет, какие уж тут строгие гримасы. А вот Владу приходится приложить много усилий, чтобы на лице не отразилось смятение, охватившее его душу. С одной стороны, он донельзя счастлив вернуться к Лале, с другой — внутри всё закипает от мысли, что Аслан позволяет себе запросто касаться её. Так было всегда, но прежде Владу удавалось справляться с ревностью, теперь же она, жгучая, ядовитая, заполняет всё его существо. Наверное, это следствие разлуки: Влад так истосковался по Лале, что не в состоянии больше скрывать — он не может без неё. Совсем. И он безумно боится её потерять. Раньше Влад твердил себе, что, если Лале выберет Аслана, он порадуется за них, но сейчас ему становится очевидно, что он жестоко обманывался. А Влад не терпит обмана. Настало время признаться ей. — Я никогда никому не льщу! — шутливо возмущается между тем Аслан, бережно опуская Лале на землю. — Посмотри в зеркало и увидишь, что я прав! Влад, ведь так? Он вздрагивает и нервно усмехается. Конечно, Аслан прав. Лале становится краше не то что с каждым месяцем — с каждым днём. Если бы Влад умел, он слагал бы оды её красоте, но это совсем не в его характере. Молчаливое восхищение — его стезя, а за цветистые комплименты в их компании отвечает Аслан. Но тут Влад ловит взгляд Лале, пристальный и взволнованный, будто ей жизненно важно узнать, что же он ответит. И, хотя он только что думал о признании, вся его решимость испаряется. — Безусловно, прав, — севшим голосом произносит Влад. — Но нам ещё надо разобрать нашу поклажу… Пойдёмте, не стоит задерживаться. Ему чудится, что Лале едва слышно вздыхает. — Не сердись на него, ласточка, — громким шёпотом говорит Аслан. — Однажды он научится выражать то, что на сердце.***
За минувшие четыре года Влад, конечно, не раз побывал на озёрах, но обычно либо один, либо втроём. Ту давнюю просьбу показать здешние места, адресованную только Лале, он так и не осмелился повторить — до сегодняшнего дня. За всё это время он редко оставался с ней наедине и тешил себя надеждой, что оно и к лучшему. Настала пора посмотреть правде в глаза. — Ты меня удивил, когда пригласил на озёра, — замечает Лале, любуясь бликами закатного солнца на воде. — Обычно мы просто приходим сюда, когда захочется, это место ведь уже стало нашим маленьким прибежищем, как дом Хюмы… Посмотреть прямо на него она словно не решается. Влад и сам с трудом преодолевает смущение, но он дал себе обещание, что больше не станет кружить вокруг да около. — Обычно — да. Он берёт паузу, чтобы собраться с духом, а затем продолжает, сделав пару шагов к ней. — Мне вспомнилось, как однажды, когда мы были едва знакомы, я спросил, не проводишь ли ты меня к озёрам… — Я не смогла, но расстроилась, что приходится отказать, — тут же откликается Лале. Выходит, она тоже прекрасно помнит тот случай. — А я ответил, что озёра никуда не денутся. И всё же мы так и не побывали здесь… вдвоём. Помедлив ещё пару мгновений, он касается её плеча. Лале не оборачивается, но чуть подаётся назад, прислоняясь к нему спиной. Влад стоит, не шелохнувшись, чтобы она чувствовала, что может на него опереться. — А ещё ты сказал, что я особенная… — еле слышно произносит Лале, и он, хотя не видит этого, всё же с уверенностью может утверждать, что краска прилила к её щекам. — Верно… Только с тех пор многое изменилось, — ощутив, как Лале напряжённо замирает, он спешит объясниться и осторожно разворачивает её так, чтобы смотреть в глаза. — Тогда я имел в виду, что ты особенная сама по себе. Не похожа ни на одну из девушек, знакомых мне. А теперь… Теперь знаю, что ты стала особенной и для меня. Ты стала моим источником света, Лале. Она значит для него так много, что облечь это в слова не получается, и Влад запинается, умолкает, преисполненный чувствами. Остаётся верить, что Лале поняла самое главное. Однако она выглядит такой смятённой, что ему становится трудно дышать: вдруг ей нечем его обнадёжить? Вдруг её сердце не откликнется на его зов, или… Вдруг оно всё же отдано другому? — Ты… Ты тоже совершенно особенный для меня, Влад, — застенчиво лепечет Лале, но он уже не может справиться с вновь пробудившейся ревностью. — А Аслан? — помимо воли вырывается у него. — И Аслан, — лукавить она никогда не умела. — Мне кажется, как раз он — свет, который никогда не гаснет, какие бы невзгоды не преследовали нас. Ему и больно, и стыдно одновременно. Стыдно за то, что больно — ведь Аслан как никто другой заслуживает Лале, тогда как самому Владу следовало держаться в стороне. Он опрометчиво поступил сейчас, обременив Лале своими чувствами. Он ничего не может дать ей. — Хорошо сказано, — через силу кивает он и выпускает её плечи, позволяя отстраниться. Но Лале не отстраняется. — Ты не спросил, кто ты. Она несмело касается ладонью его щеки, вновь всколыхнув только что растаявшую надежду. Влад беззвучно, одним взглядом умоляет продолжать. — Ты — моё дыхание. Ты — моё сердце. Ты — моя жизнь. И её тонкие хрупкие руки обхватывают его так крепко, словно Лале не хочет никогда больше разлучаться. Влад зарывается в её волосы и зажмуривается, не веря своему счастью. Неужели Лале сказала это всё о нём? Её неослабевающие объятия служат лучшим подтверждением тому, что он не сошёл с ума, и всё происходящее — правда. А значит, сегодня их прогулка у озёр завершилась так, как Влад и мечтать не смел. Но неизменно мечтал.