***
Даже до полудня солнце печёт беспощадно, поэтому, когда Антон шлёпает босыми ногами по вытоптанной дороге между домами, то стягивает футболку через голову и закидывает её на плечо в компанию к полотенцу. Лёгкий ветер с Дона ерошит тёмные волосы Арсения, которые в обычные будни он старательно фиксирует воском. Но здесь, в городке детства, где буквально от всего веет беззаботностью, заморачиваться не хочется. Поэтому Поповские волосы пушатся на ветру, и он постоянно их поправляет, на что так старательно засматривается Шастун. Потому что Арс в Артемьевске совсем другой. Он перестаёт быть тем самым популярным парнем в школе, который успевает всё и везде, у которого день расписан по секундам, и смеётся он только тогда, когда на это есть время. Нет, здесь он и на себя перенимает сонную атмосферу беззаботности: расслабленно улыбается по поводу и без, залипает, если есть на что, не торопится куда-то бежать, душу открывает. Арсений дышит городком как чистым кислородом, от которого голова кружится. — И это твой хвалёный Дон? — чуть презрительно спрашивает Антон, остановившись на обрыве перед широким жёлтым песчаным пляжем. — Да, — довольно тянет Попов, полной грудью вдыхая свежий запах речки, которая к концу июня, на удивление, ещё не успела зацвести. В Артемьевске Дон делает крюк вокруг города, поэтому создаётся ощущение, что река окружает его со всех сторон. Городской пляж до крайности лаконичный: когда-то натянутая сетка для волейбола, десяток людей, рассевшихся на раскалённом песочке, сколоченная из уже прогнивших досок небольшая пристань с причалившими двумя вёсельными лодками и катерком. И относительно узкий в этом месте зелёно-синий Дон, уходящий под мост на горизонте. — Ну Дон и Дон, — замечает Шаст, сбрасывая с плеча полотенце и резво выпрыгивая из шорт. — Чего подорвался-то хоть? — интересуется Попов, глядя, как друг путается в штанинах. — А как же? — как понятную истину изрекает Антон. — Кто до речки последний — тот лох и покупает пиво. Арсений едва успевает переварить эту информацию, как чисто на рефлексе сбрасывает с себя рубашку, пинает песок тапками, чтобы оставить их на месте, и несётся в сторону границы воды и земли. А Антон, затеявший всё это и так позорно застрявший в собственных шортах, сидит задницей на песке и меланхолично смотрит вслед удаляющемуся Арсу, забегающему в воду с брызгами. Он оборачивается беззаботно и смеётся так искренне, что мурашки по спине проходятся. Шаст поджимает губы, засматриваясь на Попова, плещущегося в мутноватой воде. Его задумчивое настроение исчезает сразу же, стоит Арсу посмотреть в его сторону хитро и двинуться бегом, зачерпнув полные ладони прохладной речной воды. — Нет-нет-нет, — истерично повторят Шастун, выпутываясь из шорт, когда Попов уже почти рядом. Он смеётся злорадно, когда опорожняет на Антона жменю свежей воды, и убегает обратно, уже преследуемый комично мокрым другом, который приглаживает волосы назад и спешит отыграться.***
Беседка в дальнем конце огорода стала для ребят приятным открытием. Потому что Пётр Викторович сколотил её всего пару лет назад, и Арсению не довелось видеть её раньше. Потому что из-за возвышенности над землёй в ней прекрасно ловит LTE, и Антон может следить за всем тем, что происходит в его отсутствие дома. — Чего Окс рассказывает? — лениво спрашивает Арс, лёжа спиной на деревянных перилах, и подобно змею-искусителю вальяжно ест созревшую вишню прямо с веток дерева, растущего рядом. Шастун долго смотрит на горизонт, потому что из беседки виден этот пресловутый Дон и отсюда он даже ничего, и только по прошествии времени отвечает: — Макар Иру бросил. — Антон неловко ёрзает в старом кресле, которое Людмиле Анатольевне было жалко выбрасывать на помойку. — Ну и каково тебе, Навка? — язвит Попов, приподнявшись на локтях, чтобы проследить реакцию друга. — Хуявка, — бурчит Шаст и опускается ниже в кресле, утыкаясь в телефон. — Мальчики, — укоризненно и строго произносит бабушка, когда поднимается по ступенькам в беседку, и ставит на стол кувшин холодного компота и два гранёных стакана. — Прошлого года, сливовый. Арсений поднимается на ноги, помогая бабушке разливать жидкость. У неё компот вкусный-вкусный. От него пахнет свежестью фруктов и давно забытым детством. Он улыбается старой женщине, когда она вытирает руки о фартук, и делает первый глоток. Вкусно и холодно. — Поступил, — хрипло выдавливает из себя Антон, тупо пялясь в какую-то точку на экране. Попов заинтересованно смотрит на друга, отставляет стакан на стол и подходит ближе. Никакой реакции. Арс аккуратно вынимает телефон из онемевших пальцев и быстро пробегается взглядом по экселевской таблице, где имя в восьмой строчке гласит: «Шастун, Антон Андреевич». — «Список прошедших отбор на основные конкурсные места в рамках контрольных цифр приёма для обучения»… м-м-м… СПбГУ? — онемевше спрашивает Арсений, переводя взгляд на друга, который до сих пор не шевельнулся ни разу. — Шаст, ты в питерский поступил? — Угу, — проглотив вязкую слюну, нечленораздельно мычит Антон, и даже Людмила Анатольевна уже начинает радостно улыбаться. — Ша-а-аст, ты поступил! — громко повторяет Попов, поднимая друга с места, и обнимает его крепко, прижимая ослабевшие руки к телу по швам. — Поступил, — уже более осознанно пробует слово на губах Антон, и несмелая улыбка расползается по губам. — Поступил! Он срывается с места, резко дёргая руками, и с силой обнимает Людмилу Анатольевну, которая, не скрывая довольства, шепчет что-то вроде: «Господи, Боже мой», но не сопротивляется молодцеватым способам выражения радости. Шастун спрыгивает, минуя три крутые ступеньки беседки, пролетает мимо Петра Викторовича, копошащегося в двигателе старенькой «Волги», и снова и снова повторяет заветное «поступил», потому что знает, что Арсений с его баллами точно поступит в питерский театральный. Потому что знает, что у него единственным поводом тосковать в то время, когда Попова откровенно сжирала меланхолия, — была боязнь лишиться лучшего друга. А сейчас его так приятно греет это знание — Арсений будет рядом даже во взрослой жизни.***
— Честно говоря, мне не очень хочется идти на дискотеку, где играет Юрий Шатунов, — скептически делится мнением Попов, прислушиваясь к музыке, которая звучит где-то за кронами деревьев, на главной площадке городского парка. — Ой, вот не нуди, — отнекивается Антон, уже начиная на ходу отбивать ритм ладонью по бедру. — Когда ты ещё побываешь на провинциальной дискотеке? — Надеюсь, никогда, — уже тише прибавляет Арс, когда они выходят к месту. Весьма ожидаемо на пятничном отрыве собираются все жители городка в возрасте от шестнадцати до двадцати плюс, поэтому небольшая площадь заполнена полностью. Девчонки в самых коротких юбках, что есть в гардеробе, раскрашены «по-боевому», и Арс с запозданием распознаёт закос под «Эйфорию». По периметру расставлены цветные софиты, освещающие импровизированный танцпол разными цветами, которые меняются так быстро, что у Попова немного кружится голова с непривычки. Музыка из нескольких колонок, таких же, как у них в школе в актовом зале стоят, но рубят они здесь на полную. И весь этот шабаш организовывается на месте завтрашней ярмарки мёда. Арсений рассматривает происходящее со стороны, стоя на границе плиточного покрытия, и упускает тот момент, когда Шаст с силой тянет его прямо сквозь толпу в сторону палатки, сегодня, по случаю мероприятия, работающей допоздна. Ассортимент не вызывает доверия от слова «совсем», но Антон останавливается напротив и, пытаясь переорать музыку, кричит парню за прилавком: — Можно два пива? Тот смотрит недоверчиво на ребят, явно выделяющихся из общей тусовки модными шмотками и абсолютной трезвостью. — Пиво кончилось, — недоброжелательно отрезает он и даже отводит взгляд в сторону, выказывая незаинтересованность. Шастун лишь хмыкает и перегибается через стойку, не желая отступать от намеченного. — Слушай, братан, я сегодня в вуз крутой поступил — хочу ужраться вусмерть, — откровенно делится парень и даже ловит намёк на сдвиг в сторону доброжелательности в глазах напротив, скрытых круглыми очками. — И вот этому в споре пиво продул, — показывает пальцем на Попова, — поэтому я был бы очень признателен, если бы ты чего-нибудь сообразил, — заканчивает Антон и доверительно протягивает незнакомцу купюру. Парень оглядывается на Арсения, который всё ещё чувствует себя не в своей тарелке и приглаживает волосы чаще положенного, и воровато забирает деньги из окольцованных пальцев, взамен протягивая две бутылки чего-то лимонадно-яркого и даже улыбается напоследок. — Будем, — кратко салютует Антон, когда отдаёт Арсу его напиток, и, не дожидаясь друга, делает большой жадный глоток. Попов смотрит на идею напиться не очень хорошо, потому что за последние дни всё же не привык просыпаться с похмельем. Но Антон, который весь вечер проговорил с мамой по телефону по поводу поступления и остался очень доволен, обязывает разделить его вселенскую радость. Поэтому Арс просматривает на свет полупрозрачную жидкость и, не имея альтернатив, отпивает, чувствуя, как растворённые пузырьки газа щекочут нос. И то ли ситро под приличнейшим градусом, то ли Шатунов сменяется на Руки Вверх, но Арсений отпивает снова и по собственной воле идёт вслед за Антоном, пробирающимся к центру площадки.«Ветер шумит негромко, листва шелестит в ответ, Идет не спеша девчонка, девчонке шестнадцать лет»
Шаст оборачивается, не доходя пары шагов до столба, стоящего ровно посередине танцпола, и улыбается, раскачиваясь в такт плавной музыке первого куплета. Он в пару глотков осушает бутылку, освобождая руки, и совершенно бессовестно сверкает зелёными ведьмиными глазами. Приближается к Арсению, смотря на него, как хищник смотрит на жертву, и даже не пытается это скрыть. А у Попова всплывают давно потаённые флэшбеки, и от коктейля не легче.«Но в свои лет шестнадцать много узнала она, В крепких мужских объятиях столько ночей провела»
Он закидывает голову наверх, открывая вид на эту невозможно красивую шею с чётко проступающим кадыком, и висящей на ней массивной цепью. Его хочется грубо притянуть и посмотреть прямо в глубину этих осоловелых глаз, чтобы разгадать все тайны. Но Арсений лишь делает новый глоток подозрительного пойла и вслушивается в музыку, пытаясь раскрепоститься до такой степени, чтобы не смущать Шаста. Но самому Антону всё равно до такой степени, что он закрывает глаза и отпускает себя полностью.«Чужие губы тебя ласкают, чужие губы шепчут тебе, Что ты одна, ты одна такая, чужая стала сама себе»
Когда Арсений вновь заглядывает в знакомые глаза напротив, еле освещённые разноцветными софитами, то не видит привычной изумрудной зелени — они тёмные, почти чёрные, покрытые мутной поволокой. И Антон позволяет своим рукам обхватить чужую шею, приближаясь до смешения зон комфорта. Он дышит горячо, когда прижимается к Арсову телу, а сам Попов судорожно оглядывается по сторонам, не теряя рассудка. Но все вокруг настолько пьяны, что при всём желании не смогли бы заметить двух парней, интересующих друг друга слишком откровенно. Поэтому Арсений допивает не-ситро, небрежно бросает бутылку на ближайший бордюр, клятвенно обещая себе, что на обратном пути выбросит её в урну, и позволяет Антону притереться ещё ближе. Шаст даже пьяный помнит, как Арсению нравится больше, поэтому проводит раскрытой ладонью по затылку, ероша ёжик волос, и считает пальцами шейные позвонки, вызывая неконтролируемый поток мурашек. Попов сдавленно рычит. Дурацкие Руки Вверх слишком громкие, потому что Арсу хочется слышать сбившееся дыхание Шастуна и он прижимается ближе, притирается носом к щеке. Некстати вспоминается Шарлот со своим «глаза на глаза, щека на щеку», потому что сейчас именно так. Антон везде. Поэтому Арсений ни разу не удивляется, когда он, приспустив пальцы на скулы, властно целует, выбивая из лёгких весь жизненно необходимый кислород.