«Sing me to sleep, I'm tired and I I want to go to bed»
Донские ночи загадочные. Потому что тёмные-тёмные и ароматные запахами буйного цветения. Они усыпляют бдительность и могут подкинуть сюрприз в тот момент, когда ты ждёшь его меньше всего. Потому что такова их суть. Такова их природа, которая шепчет таинственными голосами секреты мира, если прислушиваться к ней: звонкие голоса сверчков, шелест листьев на ветру, трепыхания крылышек ночных насекомых, журчание воды беспокойного Дона. Они внушают недоверие, но тут же усыпляют его почти без усилий. — Что за депресня? — недовольно морщится Антон, переключая дальний свет фар на ближний, и делает громкость музыки меньше. Арсений на пассажирском приспускает вниз абсолютно неактуальные в нынешней темноте, но идеально дополняющие его образ солнцезащитные очки и одаривает Антона одним из своих уничижительных взглядов, которых за годы работы в школьном студсовете у него накопилось предостаточно. — Это The Smiths, умник, — язвит Попов и возвращает уровень громкости к прежнему, потому что песня успокаивает и по-настоящему расслабляет до колющего ощущения блаженства в кончиках пальцев.«And then leave me alone, Don't try to wake me in the morning Cause I will be gone»
Когда Арс опускает окно до конца и в салон врывается воздух свежей южной ночи, Антон даже на секунду отрывается от просёлочной дороги, которая не из простых — ямы да пыль столбом. Но Попов упрямо смотрит в навигатор, отрицая тот факт, что они могли заблудиться, и графски оглядывается на плохо различимый пейзаж за окном. Донская ночь красивая до одурения, но Шаст на водительском не торопится вглядываться в очертания диска Луны на тёмном небосводе. Он смотрит, как серебрится профиль Арсения, когда тот выглядывает из окна, и, почему-то, делает это, стараясь быть незамеченным. Словно будучи застуканным, Попов перестанет так эстетично хмуриться, когда будет вглядываться в очертания противоположного низкого берега реки, покрытого густой растительностью. — И всё же ты скажешь, куда мы едем? — спрашивает Антон, пытаясь отвлечься от разглядывания Попова разговором. — На… камерную тусу, — задумавшись на секунду, отвечает Арсений, всё же убирает очки в бардачок и потирает круговыми движениями уставшие глаза. — Меня один старый друг позвал, а я попросил быть плюс один. Он против не был. Шастун кивает больше своим мыслям, чем Арсения, и, завидев вдалеке яркий оранжевый свет костра, снижает скорость, подъезжая к месту без столба пыли. Когда Арсений вылезает из машины, то видит перед собой большую беседку с покатой крышей из внушительной толщины бруса. Она стоит совершенно одиноко посреди речной долины на высоком берегу и упорно навевает какие-то смутные ассоциации с фильмами про преодоление себя и кунг-фу. В центре бетонного пола ярко полыхает высокий костёр, почти достающий языками до половины высоты беседки. От него исходит тепло даже на расстоянии, которое скрашивает холодную ночь. Вокруг очага собралась небольшая компания и неспешные звуки акустической гитары, так идеально вписывающиеся в окружающую обстановку. Шастун прикрывает глаза и не знает, что расслабляет больше: The Smiths в салоне или мелодия «Батарейки» у костра.«I want you to know Deep in the cell of my heart I will feel so glad to go»
— Дим, это Антон, — произносит Арсений, обняв Позова как давнего знакомого, и оборачивается к Шасту. — Это Димка, мы вместе в Артемьевске детство провели. Антон всматривается в ухмыляющееся лицо напротив и перебирает одну несмелую догадку за другой, не замечая, как сдерживает смех Арсений, наблюдающий за усердной мыслительной деятельностью парня. — Ты вчера нам на дискотеке те коктейли продал, — наконец догадывается Шаст, вспомнив пролог их вчерашнего куража. — И не разу не пожалел об этом, когда наблюдал за последствиями, — усмехаясь отвечает Позов, пожимая протянутую руку. — Пойдёмте, представлю вас. Они вслед за Димой поднимаются по ступенькам в беседку, где их ровесники окружили очаг, распивая и распевая, и останавливаются на пороге, обратив на себя всеобщее внимание. — Это Арсений и Антон и вчера они впервые за много лет сделали пятничную дискотеку интересной, — с претензией на торжественность объявляет Позов, завидев в глазах друзей заинтересованность. — Серьёзно? — спрашивает русоволосая девушка, несмотря на жар костра, завёрнутая во фланелевый плед. — Как? — Оставим эту правду до следующей дискотеки, — спешит вклиниться Попов, заставляя Диму молчать, и треск огня разбавляется общим расслабленным смехом. И неловкая пауза прерывается куплетом «Батарейки», который все горланят как могут, а Арсений и Антон в это время пробираются к свободному месту на лавочке между заинтересовавшейся девушкой и самим гитаристом.«Sing me to sleep I don't want to wake up On my own anymore»
— Пить будешь? — спрашивает Арсения Антон, когда ему передают в руки бутылку недорогого местного вина и пару пластиковых стаканчиков. — Да что-то не хочется, — отвечает Попов, вспоминая данное себе с утра обещание не пить хотя бы месяц. — А ты? — Мне как-то тоже, — вторит Шастун, но стакан берёт и ищет взглядом пакет сока. Несмотря на то, что Арс ребят вокруг себя видит впервые, это не мешает ему чувствовать домашнюю атмосферу, буквально витающую в воздухе, потому что все улыбаются дружелюбно, шутят без внутрячков, разговаривают на понятные доступные темы. На лицах ребят отражаются языки горячего пламени, и уже через час Попов знает, что Журавль играет на гитаре в свободное время, а так-то он автор местного КВНа, Дарина строит глазки Стасу, который тоже приезжает в Артемьевск только на лето, а в Москве учится на третьем курсе какого-то крутого вуза, Слава такой светловолосый не от того, что проводит всё время на палящем южном солнце, а потому что белорус, Катя морозится всякий раз, когда Дима делает ей комплимент. А Антон скорчивает наигранно недовольную моську и под напористыми расспросами признаётся, что временами заглядывается на фотографии Тома Холланда, вызывая хитрую улыбку Арсения, который наклоняется к самому ему уху и шепчет: «А как же Ира?» — И долго ты ещё будешь мне это припоминать? — чуть устало спрашивает Шастун, наклоняя голову в сторону. — До тех пор, пока не появится новая «Ира», — отвечает Арс и чокается с Антоном стаканом виноградного сока. — А если не появится? — не отступает парень, наблюдая, как Попов опустошает ёмкость, и чувствует, как по спине начинают бежать мурашки от понимания подоплёки собственного вопроса. — Ну-у-у, — задумывается Арс, вглядываясь в завораживающее пламя, — тогда буду припоминать старую-добрую Кузнецову. И срывается на расслабленный смех, от которого морщинки на лбу разглаживаются, а глаза закрываются. И Шаст находит его невероятно красивым в естественном свете костра с чуть отросшей за пару дней щетиной. Арсений, которого не тревожат проблемы будней, который искренне рад находиться в обществе малознакомых, но таких душевных людей, который смеётся заразительно, вытаскивает из реальности, заставляет останавливаться и ставить жизнь на паузу, пытаясь запечатлеть момент в памяти. Что и делает Антон, сощуривая глаза и рассматривая каждую ресничку, опустившуюся на нижние веки. — Ты невыносим, — выносит вердикт Антон полушёпотом, чтобы не нарушить эту библейскую композицию.«There is a better world, Well, there must be Bye bye»
— А знаете что? — вдруг громко задаёт интригу Арсений, уже когда Луна, чуть перекрываемая редкими облаками, идёт на убыль, а Стас с Дариной удаляются пройтись по берегу. — Антон ведь тоже на гитаре играет! Шаст громко шипит сквозь зубы, встречаясь взглядом с Журавлём, который улыбается чуть удивлённо и уверенно тянет ему инструмент. Костёр медленно тухнет, поэтому становится зябко и те, кто не пил весь вечер ничего крепче сока, начинают замерзать: Антон не кажет носа дальше своей огромной худи, Арсений кутается в оставленный Дариной фланелевый плед. Получив в руки гитару, Шаст вытаскивает пальцы из рукавов кофты и медленно проводит по грифу, потому что давно не играл и напрочь забыл ощущения, когда попросту пережимаешь и бьёшь по струнам, но извлекаешь удивительную мелодию. В голову не приходит никакой определённой песни, пока не проскальзывает это роковое: «…громко слушать Би-2 в салоне…», — произнесённое Арсением несколько дней назад, и пальцы сами ставят аккорды той самой песни, которая играет в сердце нативно, неслышно, но греет, когда приходит время.«И то, что было набело Откроется потом. Мой рок-н-ролл — это не цель, И даже не средство»
Вся былая праздность, что грела изнутри Арсения, улетучивается в секунду, потому что Антон поёт чуть хрипловатым мелодичным голосом и не отводит от него потемневших глаз, на дне которых плещется что-то смутно знакомое, но забытое. Воздух кажется тёплым молоком, обволакивающим кожу, и он плывёт бензиновым маревом. Катя всё же позволяет Диме опустить руку себе на плечо и прижать к груди в нежных объятиях.«Не новое — а заново, Один и об одном. Дорога — мой дом И для любви это не место»
Арсений нахмуривается, отвечая на Антонов неотрывный взгляд, потому что он излучает что-то неосязаемое абсолютно, что выскальзывает из пальцев и не даёт быть пойманным, что прячется, но дразнится. Арс смотрит на Шаста и чувствует, как в горле что-то шевелится, какое-то волнительное знакомое чувство, которое, почему-то, сглотнуть хочется, лишь бы не переживать его снова. Попов боится называть его, потому что ошибка может стоить слишком дорого. Потому что это игра на выбывание.«Прольются все слова как дождь, И там, где ты меня не ждёшь, Ночные ветры принесут тебе прохладу»
Пальцы, на которых металла больше, чем в бюсте Екатерины Второй в центральном сквере города, орудуют струнами восхитительно умело. Так, что Арс всё же отвлекается от взгляда Антона, и с придыханием наблюдает за ними. Потому что, несмотря на наступающее холодное утро, щёки горят, раскрашиваясь красными пятнами, и поначалу Попов этого даже не замечает. Но подпирает рукой подбородок, который упорно клюёт вниз от бессонной ночи накануне, и чувствует горячую кожу под пальцами. Взгляд Шастуна гипнотизирует, и Арс не замечает того, как перестаёт себя контролировать.«На наших лицах без ответа Лишь только отблески рассвета Того, где ты меня не ждёшь»
Арсений не обращает внимания на то, как плед спадает с плеч и обнажает полоску кожи от шеи до линии роста волос, моментально покрывающуюся мурашками. Он приоткрывает рот, шумно вдыхая, и не слышит ни один голос кроме Антона, хотя все подпевают знакомую песню. Перед глазами только неотрывный взгляд Шастуна и его губы, шевелящиеся в немом движении, потому что в конечном счёте все звуки теряются в белом шуме. И Попову бы списать этот ступор на алкоголь, но реальность такова, что ни он, ни Антон не выпили ни капли с самого начала вечера, а «Сверкающая» так долго действовать уж точно не может. — Вау, — громко произносит Журавль, когда Антон в последний раз проводит пальцами по струнам и крайний аккорд тянется в общем шуме от костра, несильного ветра и отдалённого журчания Дона. — Это было круто. А Шасту стоит что-то ответить, как-то поблагодарить за комплимент, но он смотрит только в глаза Арсения, которые, кажется, стали ещё более кристально-чистыми, и периодически переводит взгляд на чужие приоткрытые губы. «Если я захочу, то сделаю это и в третий, и в четвёртый раз без задней мысли», — так некстати проскальзывает в сознании собственная цитата, которую Антон не успевает подавить, и она начинает превалировать в мыслях. Потому что Арсений, сидящий напротив в этом нелепом сером пледе, притягивает-магнитит. И Антон не в силах противиться — так велик соблазн. — Давайте «Лирику» споём и по домам, а то рассвет уже скоро, — громко предлагает Дима, вопросительно глядя на Шастуна, который с секундным промедлением ставит до минор и начинает играть перебор. Несмотря на стёкла очков, Позов прозорливый до невозможного. Если он видит, как именно смотрят друг на друга эти двое, то сделает выводы, даже не отвлекаясь на девчонку, что игнорировала его с восьмого класса, а сегодня пристроилась на плече. Дима улыбается хитро, поглаживая Катю по бархатной коже ладони, переплетает их пальцы и всё равно наблюдает за взглядом Шастуна, в котором есть что настолько искреннее, когда он пропевает: «Ты со мною — забудь обо всём», — что Позов даже чувствует неловкость, потому что всё это резко становится каким-то личным, интимным. Дима думает о том, как убеждал Арсения, что пятничные выходки на дискотеке — единичный случай их общей биографии, но сейчас, когда смотрит на ребят, понимает — это совершенно не так. Потому что Антон смотрит на Арсения с плохо скрываемым обожанием. Потому что Арсений смотрит на Шаста с восхищением.«А дальше — это главное — похоже на тебя В долгом пути я заплету волосы лентой»
«Королла» почти бесшумно подъезжает к дому, чья крыша уже золотится рассветом. Антон выключает мотор, вытаскивает ключ из стартера, но не спешит покинуть салон. И, почему-то, его движениям вторит Арсений, когда отстёгивает ремень безопасности и прожигает чужой висок взглядом. Шастун глубоко вдыхает, пытаясь освежить мысли, но это бесполезно, потому что превалирует всё ещё одна. Она большими красными горящими буквами растягивается на всё сознание и буквально кричит. Кричит о том, что чужие обветренные губы хочется. — Арс, — тихо зовёт Антон, но в предрассветной тишине улицы и салона автомобиля любой звук различим, — хочешь меня поцеловать? Попов ненароком облизывает нижнюю губу кончиком языка, думая о чём-то своём, и едва слышно отвечает: — Больше всего. Антон резко оборачивается, заставая перед собой немного взбудораженного Арсения с растрёпанными тёмными волосами, и перегибается к нему через коробку передач, останавливаясь всего в паре сантиметров от лица. Всматривается в голубые глаза, считает количество вдохов, прислушивается к почти неслышному звуку смыкания-размыкания ресниц, чувствует горячее дыхание на своих губах, но не торопится предпринимать что-либо. — Тогда что тебе мешает? — резонно интересуется Антон, вызывая в голубых глазах всполох удивления, который моментально заменяется осознанием. Осознанием того, что теперь не прокатит схема, где Арс мог бы винить Шастуна во всех тех распрях, что были между ними. Теперь Антон сам, как Змей Искуситель, толкает его на выбор, предлагая сделать самому тот самый роковой шаг. И Арсений, почти не раздумывая, делает его.«И, не способный на покой, Я знак подам тебе рукой, Прощаясь с тобой, Как будто с легендой»