***
— Ма! — громко раздаётся в квартире, где тишина прерывается двумя тихими голосами на кухне. — Я дома! Антон врывается в помещение, наполненное ярким запахом домашней еды, как ураган — растрёпанный и немного нервный. Он по инерции направляется к холодильнику, чтобы перехватить чего-нибудь перед сном и закрыться в своей комнате до завтра с любимым сериалом — кто сказал, что нельзя третий раз пересматривать «Друзей»? Но на табуретке напротив окна — на его месте — сидит Арсений и ложечкой вылавливает чаинки из чашки, пока мама переливает суп в контейнеры, чтобы завтра дать отцу с собой на работу. Стоит Попову обернуться ко входу в кухню и встретиться взглядами с Антоном, Майя Сергеевна замирает на месте, держа половник в руке, но затем она спешно снимает фартук и толкается с сыном в дверях. — Я к соседке за солью, — напоследок бросает она через плечо и хлопает входной дверью, оставляя в квартире стерильную тишину. Арсений привычно поджимает губы, когда опускает ложечку на стол, и не может найти в груди и каплю воздуха, чтобы сказать хоть что-нибудь. А сказать хочется многое: что был чертовски неправ, что вёл себя как имбецил, что поступил попросту некрасиво и мерзко, что сожалеет об этом, как ни о чём никогда не сожалел, что отчаянно хочет всё исправить. Но Попов лишь смотрит на Антона и не может даже разомкнуть губы. Только тонет в этих глубоких зелёных глазах, которые в сумерках отсвечивают медью. — Арс, — первым подаёт голос Шастун, — зачем ты здесь? Антон надеется, что голос дрожит не слишком сильно. Руки он предусмотрительно убирает в карманы, чтобы не показать Попову своего волнения, но от этого они потеют только больше. Попов прокашливается, пытаясь прочистить горло и набраться уверенности, и если с первым ещё получается справиться, то второе выходит из рук вон плохо. Мысли врассыпную, словно и не было восьми часов дороги наедине с собой, когда можно было решить все вопросы. Дело в том, что они были, и всё это время Арсений гонял в голове варианты этого разговора, продумывая тысячи сценариев, словно доктор Стрэндж. А сейчас, глядя в прозорливые глаза напротив, Попов сидит сгорбившись и не знает, что сказать. — Я… — наконец выдавливает из себя парень, отлепляя язык от нёба, — был неправ. — Почему? — усмехается Антон, и каждый его жест — нервный и дёрганый — выдаёт напряжение. — Напротив, ты сказал то, что думал, поступил очень честно. — Антон, послушай, — хватается за последнюю спасательную соломинку Попов, но грубо и резко прерывается. — Нет, Арсений, это ты послушай, — едва ли ни шипит Шастун. — Если тебе кажется, что ты можешь мне высказать неприятные вещи, а потом прийти и ждать, что я аки верная дворняжка буду тебя ждать у порога, то ты ошибаешься. Я тебе всё сказал ещё в Артемьевске и повторяться не хочу. Твоя позиция мне тоже предельно понятна, поэтому не ломай драму, тебе ещё это всю жизнь делать. В кухне слышно, как за окном глохнет машина у подъезда, сверчки стрекочут в кустах на противоположной стороне двора, бабушки переговариваются у подъезда. Но в остальном в помещении тишина, что ощутимой плёнкой нависает между двумя парнями, что всего пару дней назад были друг для друга главными людьми. Арсению некстати вспоминается припев отдалённо знакомой песни:«И пропадает в миллионах навек Когда-то самый дорогой человек»
Вот он — его самый дорогой человек: стоит в дверном проёме, смотрит гневно, поджимает губы и дышит часто, от чего ноздри надуваются и кажутся больше. И Попову кажется, что его в солнечное сплетение ударили, выбив весь воздух из груди, потому что связь с реальностью теряется. Антон совсем рядом, и причина его разочарования — Арс. — Я просто понял, что не могу повесить на наши отношения ярлык, — едва слышно сиплым голосом начинает Попов. — Я не могу сказать, что мы встречаемся или влюблены или женаты, потому что… это мелко для меня. Я к тебе столько чувствую, что в одно слово это не уместить. Поэтому не могу окружающим об этом сказать — они не поймут. Антон слушает внимательно, глаз не отводит, боится моргнуть, ловит каждое слово, но когда Арсений встаёт и тянется к нему всем телом, Шастун отстраняется. Делает резкий шаг назад, в коридор и опускает взгляд в пол, напряжённо обдумывая что-то своё. — Если захочешь что-то мне сказать, — более уверенно, чем до этого, произносит Арсений, медленно передвигаясь в сторону двери, — то напиши, позвони, как хочешь. Я буду ждать. Он хлопает входной дверью громко, но Антон даже не моргает, смотрит на свои носки — надевал их с похмелья, поэтому они разные — и напряжённо думает. Одна мысль пугает его больше остальных — если не сделать шаг навстречу сейчас, потом шаги будут только прочь.«Правда — слишком глубокая рана, Забывать друг друга пора нам»
***
— Ну и как доехал? Родная постель всё ещё пахнет детством, беззаботной юностью и совсем немного алкогольным амбре утра после выпускного. Арсений откидывается на свою подушку, поднимая небольшой столп пыли, и чувствует, как голова наконец-то перестаёт гудеть. В гостиной бабушка с дедом пьют чай со сладостями из Артемьевска под вечерний выпуск новостей, под дверью скребётся кот, и Арс с неохотой встаёт с кровати, чтобы впустить четвероногого друга. — Хорошо, ехал по скоростному режиму, перед поворотом на наше шоссе в небольшой пробке постоял, — рассказывает Попов в микрофон телефона маме на другом конце провода, — а так нормально. Сегодня-завтра буду вещи собирать. — Умничка, — ласково произносит мама. — Почту ещё проверь — я тебе билет в Питер купила. А то ты об этом подумаешь в последний момент. — Спасибо, — отзывается парень, снова падая на постель, только теперь рядом пристраивается кот, мурча и впиваясь коготками в плед. — Мама. — Ммм? — отзывается женщина, и Арсений готов поспорить, она сдерживается, чтобы не зевнуть, потому что сильно устаёт на работе. — Я… я Антона люблю, — запинаясь, произносит Попов и ненамеренно зажмуривает глаза. — То есть… ну… как девушку мог бы… но Антона. В динамике пугающая тишина, которая длится безумно долго, а перед закрытыми глазами — разноцветные звёзды. — А он? — наконец отзывается мама. — И он вроде. — И ты чувствуешь себя счастливым с ним? — Да, — так легко срывается с губ истина, которая могла бы решить все проблемы в один миг, будь она произнесена в другом месте и в другое время. — Хорошо, — произносит женщина, смягчаясь в тоне, от чего Арсений невольно выдыхает с облегчением. — Мне всегда Антон нравился. Кот громко мяукает, выклянчивая внимание, и в этот момент Попов готов расцеловать эту усатую морду. Он не знает, что происходит, но широкая-широкая улыбка сама появляется на лице и внутри создаётся стойкое ощущение, что всё будет хорошо.