Умелые лжецы всегда говорят правду.
Каллисто с детства много что понял. Правильно ли? Это уже второстепенный вопрос. Для двора юный принц не был человеком. Для взрослых, рвущихся к пьедесталу этой чертовой империи, он был вещью, в которую все показательно верили и убеждали в своей уникальности и полезности. «Я полезен вам, ваше высочество…» Это звучало сродни «так что дайте помочь вам справиться с властью. А ещё лучше отдайте мне власть, я хочу власти.» Каллисто прекрасно помнил свою мать. Императрица Регина. Почившая императрица — единственное, что приклеило его к этому дворцу и стране. Регина Воттенберг-Регулус была примером идеальной женщины у власти. По всем обычаям, после свадьбы с монархом, ей надлежало принять фамилию царствующей фамилии — Регулус. Мать Каллисто не отрезала себя от семьи, забыв про фамилию, уже в этом показав свой нрав мужу. Если Регина была похожа на магнолию, которая расцветала, будоража всех властностью, царственным величием, зрелостью и благородством, то её законный супруг, его величество император, Лоренс, напоминал яркие синие цветки лобелии. Цветок, который манил к себе космическими цветками, которые несли за собой лишь неуверенность и недоброжелательность. Императрица была не луной империи, а её единственный солнцем. Что вложила и давило на Лоренса, никак не способного догнать свою супругу, чтобы хоть раз она была на одном с ним уровне. правитель искренне был влюблен в Регину, но никогда не стоял на одном уровне с ней. Постепенно эти чувства поменялись на злобу и пренебрежение женой, которая затмевала супруга просто будучи рядом. Рождение общего ребенка только усугубило положение. Первый принц был абсолютной копией матери: волосы, эти красные глаза и прямой взгляд, без тени неуверенности и сомнения. Каллисто не был близок отцу-императору. Родитель не питал счастья, глядя в эти алые глаза, которые словно коснулись благословения Богини. Принц, наследник императорской семьи, был подобно Церберу: до странного спокойный ребенок, с талантом к оружию и стоял на пьедестале дворца сразу после родителей, не уступаю взрослым аристократам, не позволяя нарушить покой места, к которому его приковали, родив как «Каллисто Регулус». Но что же будет с цепным псом, если он не пожелает исполнять свой долг, навязанный людьми, превратившими его жизнь в настоящее пекло? Как унять ярость и жажду крови, которое привили ребенку, отправив его в юном возрасте на войну, где он увидел разлагающиеся моральные устои и трупы, укрывающие его путь? Разве он виноват в том, что люди вновь и вновь строят прямую дрогу к очередному конфликту или войне? Нет, он не просто не виноват, он даже является жертвой. Псом, который рожден из-за чертовой империи. Каллисто не был верующим, он был скорее ярым атеистом, не веря в такую ересь, с которой епископ контролировал сродные массы и их кошельки, каждый раз взывая к господу и милости людской, ну что за смехотворный бред, действительно! Да — он был заложником собственной страны, своего отца и знал, что мать не желала этого. Его мать, императрица, умирая, сказала всего пару фраз. Одной из них было и её желание, чтобы Каллисто прожил достойную жизнь, а не подходящую. Достойная жизнь. Кронпринц понимал глубину значения, всего в двух предложения его родительница подвела его к тому, для чего он был рожден этой женщиной. Стань, сынок, правителем, который перевернут вверх дном эту страну, перекроит её и вырвет корни гнили из некогда любимой страны твоей матушки. Эгоистично со стороны Регины было говорить такое своему сыну, на руках которого она умирала, но она никогда не была шибко эмоциональной. Нет, она плакала и извинялась перед сыном, говорила о любви и вере, но лучше всех понимала, что эти сожаления не облегчат сыну путь дальше. Каллисто рос достойным наследным принцем. Аристократы его не любили, а он их в ответ. Что его могло привлекать в жирных от денег людей, которые трясли своими сумами, кричали о чести, не приставляя насколько хрупко то, о чем они имели смелость говорить. Единственные люди у власти, которые, по мнению принца, ею обладали по праву, это коалиция умершей матери, Регины. Люди, противные императорской партии власти, потому что слишком своевольные. О чём говорить, если Эрик, обер-камергер дворца, почти предал императора и устремился в северные земли к эрцгерцогу Люцию Кангорф Винтейну, стоило императрице почить? Действительно, Каллисто это даже смешило. Император оставался актёром, поддерживающим свой фальшивый образ правителя-благодетеля. Так, он отсекал попытки дворян атаковать принца напрямик, предупреждая оскорбление своему наследнику. Не потому что Каллисто его наследник, а потому что это кровь и плоть от Лоренса Регулуса, а те, кто смеют дерзить принцу, могут кода-то. посмотреть сверху вниз на императора. Во всём императорском дворце, пожалуй, единственный, кого принц считал не врагом, был его помощник, Седрик Портер. Наивный взгляд и уважительная речь, которая скрывала весь фасад настоящей личности верного слуги кронпринца. Каллисто с самого начала знал, что такой человек, как Эрик Портер. Бывших премьер-министров не бывает, хватку потерять почти невозможно. Седрик был хорошим и мягким другом для принца, решавшим многие бумажные вопросы, отлично выполняя свою работу, но для жителей дворца и аристократов, Седрик был не лучше Каллисто. Сын опального премьер-министра, сын человека, который держал в ежовых рукавицах аристократию. Так что Седрик и Каллисто заслуженно считались дуэтом прокаженных дворца, при этом обладая властью, за которую дворяне грызли друг другу глотки.* * *
В герцогстве было неспокойно. Порой казалось, что над поместьем уместились черные тучи с их тревогой и будущими проблемами. Рейнольд правда не планировал возвращаться обратно домой спустя такое короткое время, это не то место, в которое он бы с радостью и легким сердцем мог бы вернуться. Это не дом, а «сцена, где стоит хорошо отыграть свою роль». Тихие, охотничьи шаги младшего сына герцога раздавались по поместью, частая прислуга с удивлением взирала на молодого господина, которого, казалось, никто не ждал увидеть. Рейнольд и сам не думал, что его сумеют парой слов уговорить младшенькие. Да, пожалуй, это единственное, почему он вообще шагнул на земли поместья, а не вернулся обратно на Север. За Каллисто он не отвечает, а его исчезновение мог бы обьяснить Люку императрицей и дворцом. И ещё… Пенелопа. Рейнольд не думал, что кроме Ивонны кто-то сможет стать ему близким человеком. Эта девочка, нет, почти девушка, была странной, она словно подсознательно читала настроение и подбирала такие комбинации слов, что они в большинстве случаев идеально подходили собеседнику. — О чём вы так глубоко задумались? — женский голос вытянул его с глубин сознания, привлекая внимание, — Молодой господин? — А, Пенелопа, — Рейнольд слегка склоняет голову в полупоклоне, одаривая девушку естественной улыбкой. — рад тебя видеть, как твоя рука? — Парень указывает на кисть руки, иронично выгибая бровь, напоминая, что теперь из-за стрелка Пенелопы, в гостевом комнате обосновался наследник императора. — Что вы, молодой господин, всё довольно хорошо, по крайней мере, — Пенелопа склоняет голову влево, расслабленно общаясь с Рейном, вот уж не думала, что такие времена настанут, но, как говорят, всё бывает. — вы с трепетом справляетесь о наших делах, я польщена. Рейн улыбается шире, чувствуя, что гора мрака особняка становится чуть-чуть легче благодаря общению со сводной сестрой. — Пенелопа, пожалуйста, зови меня «Рей», — он делает паузу в речи, прикрывая рот ладонью, — если тебе некомфортно, я пойму. — Нет, Ре… — Эккарт примирительно смотрит на старшего брата Ив и еле заметно кивает головой. — Рей. Мне нормально, спасибо. — Пенелопа подходит ближе к нему, почти касается его и шёпотом говорит слова, — Спасибо, что оказался в нужном месте, Рей, мы с Ив — твои должницы. Он замирает. Это впервые. Впервые, Рейнольд слышит слова, что он оказался в нужном месте и что он был полезен, что его ждали. Это…чертовски приятно знать! — Пх, должницы, говоришь? — Рейнольд упирается спиной в стену коридора, сложив руки в замок, — И как же вы долг-то возвращать собираетесь? На самом деле Рейнольд даже не исчислял в подобной категории. Он спас их не из-за чего-то, а потому что они его семья. Пожалуй, единственная на всё огромное герцогство. — А что пожелает второй господин, в рамках разумного, конечно. — Девушка щурит глаза и иронично гнёт брови, понимая, что всерьёз никто с неё ничего не спросит. — Хм, тогда я сработаю на опережение, сестра-путешественница. — Эккарт пару секунд медлит, а после озвучивает своё желание. — А могу я обращаться к тебе по особому имени в экстренных ситуациях? Кажется, Пенелопа сломала Рейнольда Эккарта — заносчивого, крикливого, едкого на слова аристократа, который отравлял жизнь Пенелопе в доме герцога. — Разве нужно моё разрешение, Рей? — Пенелопа склоняет голову вправо, вопросительно глядя на странного Эккарта. — Или это не всё? — Как…мне тебя называть, ну, — Рейн чешет репу, припоминая пример для своей речи, — Ивонну я зову «Диа», но как мне стоит звать тебя? Это имя, на которое ты отзовешься, если мы попадем в такую ситуацию, как сегодня. — У меня нет такого, да. — Пенелопа зависла, гадая, почему же Ивонна «Диа»? Ответа не находилось. — Ты можешь его придумать, разве нет? Глаза напротив аж посветлели от облегчения задачи. — Тогда, — Рейнольд нахмурился, сосредоточенностей о чем-то размышляя. — как тебе «Ника»? Пенелопа замерла, изучая лицо сводного брата. Интересный выбор. Но как это работает? Пенелопа и Ника вроде никак не связаны…? — Мне нравится, но… — Что такое, Ника? — мягко обратился Рейнольд, привлекая к себе ошарашенный взгляд изумрудов. «Моё имя, каким бы оно ни было, ещё ни разу не произносили с такой теплотой…» — Почему «Ника»? — Всё просто, — Рейнольд даже поправил несуществующие очки на носу, приступая к объяснению, — смотри, твоё имя, Пенелопа, такое имя носила одна героиня легенды. Она была мудрой, хитрой девушкой и верной женой. — Пф, впервые кто-то так досконально имена разбирает. — Пенелопа даже не заметила, как начала тихо улыбаться, слушая анализ собственного имени. — Кхм, — Рей немного улыбнулся, продолжая, — Я даже, сказал бы, что её муж смог вернуться и не проиграть только благодаря ей. Так что, мне кажется, что девушке с таким именем, подойдёт «Ника», так звали вестницу победы. Ну что, не слишком нудно, Никки? — Братец, — Пенелопа усмехнулась, окидывая взглядом фигуру Эккарта. — да ты тот ещё дамский угодник, леди же любят такие легенды? — М, не знаю, я не рассказывал никому такие вещи ради мимолетного удовольствия, — Рейн прикрыл один глаз, — не вижу смысла посвящать человека в мои душевные порывы, если у нас отношения телесного характера. — Циник? — Реалист, сестричка. Возможно, они бы так и продолжали перебрасываться шутками, если бы не одно отягощающее весь особняк условие. Точнее, наследник герцогства. — Да ты, Рейнольд, шельмец. — Холодный, до омерзительного надменный голос льдом разрезал теплую атмосферу диалога брата и сестры. — Здравствуйте, старший господин. — Пенелопа склонилась в преферансе, мысленно матеря появившееся нечто аристократическое. Не поздоровайся она, ей бы ещё и прилетело за хамство. — В добром ли вы здравии? Пенелопа, стоя рядом с Рейнольдом, отчётливо услышала «черта с два, сноб». Деррик даже не посмотрел на Пенелопу, словно её нет. словно сводная сестра из трущоб полноценно превратилась в пустое место и ничем не отлична от пустого воздуха. — Брат, — Рейн хмуро уставился на наследника. — вы проявляете вопиющую невоспитанность, игнорируя собеседника, коим является леди и наша сестра. Синие глаза холодно посмотрели в голубые глаза Эккарта, пригвоздив его к месту. — Вижу, Север воспитывает из дворян диких неотесанных зверей? — Деррик всё ещё игнорировал приветствие Пенелопы, которая стояла чуть впереди Рейнольда, наблюдая за происходившим. — Перегибаете. Это вы, брат, нечисты на руку, меня же, напротив, упрекнуть не в чем. Сами одержимы этикетом, но, о, горе, сами же его нарушаете? Кажется, Деррик скрипнул зубами, сверкая высокомерием на своём красивом лице. Пенелопа вздрогнула, когда Рейнольд невольно схватил её за кисть руки, слегка задвигая за свою спину. «Плохо. Его трясёт…» — Дворянин не обязан отвечать на приветствие челяди. — Деррик подходит ближе. — Это в этикете тоже прописано, а ты позабыл все основы, которым я тебя учил, брат? На минуту повисла тишина, Рейнольд вздрогнул. Деррик морально уничтожал собеседника, специально давя на больное. у Эккарта в голове всплыли уроки этикета от старшего брата, не дай боже, кому такое пройти. Тот шрам у ключицы всё ещё саднит в грозовые ночи. — Ч-что… Ч-что в-вы, брат. — Рейнольд хватает за руку Пенелопу, примерно понимая, что дальше будет. — Я просто хотел отослать Пенелопу прочь, она мешается. — Эй, подойди сюда, — Деррик презрительно посмотрел на сводную сестру, — ты оглохла? Пенелопа даже вздрогнула, такой атмосферы не было с того приёма, где Рейн рухнул в обморок. Деррик, черт его дери, просто изводил их терпение и ждал промашки. Пенелопа вздохнула, готовая идти ближе к наследнику, как Рейнольд, трясущейся рукой, хватает её снова и толкает назад, незаметно следя, чтобы она не упала на пол. — Рей…? — Вырвалось изо рта Пенелопы, после чего она закатывает глаза, медленно поднимая взгляд на Деррика. Чёрт, промашка. — Кто ты такая, чтобы фамильярничать с аристократами? Я был прав, отброс манерам не обучаем. — Простите? — Пенелопа хоть и пообещала не конфликтовать с Дерриком, но сейчас она другая. Не «самозванка», а дочь герцога Эккарта и старшая сестра Ивонны. Как она кого-то защитит, если мирится с таким незаслуженно-оскорбительным отношением от сводного брата? — Не думаю, что вы объективны в своём суждении. Я не претендую на роль вашей сестры, но я нахожусь под опекой герцога Эккарта, которому и вы, старший господин, подчиняетесь. Это было лишнее. Всё произошло довольно быстро. Рейнольд никогда не влезал в дела брата. Деррик его хорошо воспитал, однако, видимо, влияние Люка сказалось достаточно, чтобы младший брат нашёл в своём бледном и дрожащем теле силы встать против наследника Эккартов. — Прекрати, брат. Пенелопа жмурится, не думая, что избежит злости за свои слова от Деррика. Раздается смачный хлопок ладони о кожу, но боли она не почувствовала, ощущая, как чужие руки её держат, поддерживая от падения, прикрывая от старшего брата. У Рейнольд звон в ушах и лицо сильно болит, Деррик, ударь он Пенелопу, сильно бы травмировал девушку. Чёртов садист, помешанный на чистоте достоинства. — Ты в порядке, Пенелопа? — шепот Рея привлекает внимание. — Что…? — она видит, как пунцовее щека Рейнольда. Пенелопу пробивает дрожь. Почему? Она не просила его защищать себя, но он это сделал. Кажется, она сейчас заплачет от неожиданности событий и шока. — Смеёшься, это же тебя ударили! — Я привык. Эти слова в очередной раз погружают Пенелопу в омут негативных эмоций. Какого черта происходит… — Рейнольд, как ты это объяснишь? — Никак, — Деррик почти удивленно глядит на брата, чувствуя, как пульсирует рука. — я проездом в поместье, пока кронпринц не очнётся. Отец просил меня зайти к нему и привести Пенелопу, раз уж так вышло, мы пойдём. — К его светлости? — Деррик выгибает бровь, презрительно глядя на леди. — И по какому же вопросу? — Отец хочет вписать её в семейный регистр, как своего ребенка и претендента на наследство. — Рейнольд ощущает, как дрожь и страх перед братом постепенно пропадает. — Не переживайте вы так, брат, ведь, пока что, наследник — вы. —… — Деррик мрачно глядит на брата и его сарказм, всё же стоя на месте. — Пока ты принадлежишь к нашей герцогской ветви, веди себя соответствующе. Герцогиня бы была рада, будь ты соответствующим нашему роду. Рейнольд игнорирует эти мерзкие и низкие замечания, от которых его бьет дрожь повторно, вскрывая старые, пока не залеченные раны на сердце. Однако держа в руке ладонь младшей сестры, кажется, в голове медленно появлялась мысль, что он способен противостоять наследнику и не обязан играть роль правильного второго сына. — Рей, меня герцог не звал, — Пенелопа слегка сжимает пальцы брата, тормозя его. — Рей? — Пойдём быстро, Ника. — Рейнольд сжимает её руку, уводя прочь от коридора с Дерриком. — Я не соврал, предстоит разговор с отцом. И, — он указывает на красную щеку, — лучше говорить сейчас, пока у нас есть моральное преимущество. — Тебе это не поможет, герцог не заботится о внутренних конфликтах. — Знаю. Я хорошо это знаю, пока дети живы и где-то существуют, отца не волнуют распри. Но сейчас я здесь не как сын Эккарта, а как сопровождающий принца и подчиненный эрцгерцога Винтейна. — Зачем тебе это? Ты уедешь, как мне потом противостоять старшему господину? Ты ухудшил ситуацию. — Нет, ты попадешь в семейный регистр при поддержке не второго сына Эккартов, а от формально почти приёмного сына эрцгерцога. У Деррика стартовые позиции были ниже, чем у тебя. Рейнольд остановился и повернулся к Пенелопе. — Я понимаю, ты можешь ругать меня и я не имел права лезть в твои взаимоотношения с братом, но второй Диа я не допущу, я и так твой должник за Ивонну. — Вот как… — на губах расползается улыбка. — ты…очень хороший брат, кажется. — А, — Рей с Пенелопой подходят к кабинету герцога, — значит мне предстоит многое сделать для тебя и Ивонны, чтобы в этой фразе исчезло слово «кажется», да?