Seasons

      Улица была залита тëплым фонарным светом. Слышно как шелестит листва, шорохи шин, трущихся об асфальт, музыку из ближайшего круглосуточного бара и негромкие разговоры людей, решивших выбраться на прогулку в столь поздний час. Небо искрилось миллионами звëзд. Те как маленькие фонарики, работающие от механической энергии, слабо мерцали на небе цвета тëмного кобальта. Вот кто-то на машине завернул за угол — характерно скрипнули старые истëршиеся покрышки. Издалека доносились обрывки фраз: «… Да, конечно, я выполню отчëт до четверга…», «Эл, если ты не придëшь завтра — тебе не жить!.. Зуб даю.», «Нет, что ты…»       Тяжëлая дубовая дверь бара со странным названием, а именно «Зелёный кит» скрипя, приоткрылась. Музыку стало слышло чуть громче — теперь можно было различить слова песни. Сам бар был обшит деревянными досками, кое-как покрашенными тëмно-зелëной краской. Вывеска с названием бара тускло мерцала на своëм месте, лишь иногда будто замирая, переставала светить какая-нибудь буква на пару мгновений. В ту ночь в заведении выступала малоизвестная, но уж очень хорошая вестерн-группа. В их репертуаре на тот вечер присутствовали как и их песни, так и произведения других авторов шестидесятых. Марку нравилась музыка этого жанра, она как-то западала в душу, юноше казалось, что от неë веяло чем-то тëплым, близким и смутно знакомым. Уже начиная потихоньку забываться от выпитого алкоголя и нахлынувшей внезапно усталости, писатель облокотился на сидящего рядом мужа. Натаниель увлечëнно слушал разговор парня и девушки за ближайшим столиком. — Эй, ты чего? — художник оторвал пристальный взгляд от парочки и повернулся к мужу. — Если хочешь спать, мы можем пойти домой. — Н-нет, я не хочу мешать тебе отдыхать, так что я тут просто полежу. — юноша пододвинул ближе кружку недопитого пива и одним движением руки опрокинул еë в себя. — Уж прости, но так не пойдëт. Пойдëм. — Натаниель аккуратно спихнул дражайшую половину со своего плеча.       Марк поднял глаза на художника. Его затуманенный усталостью и алкоголем взгляд так и вопрошал: «Ты точно уверен?» Юноша делал так постоянно, будто закрепляя вопрос, заданный устно, взглядом. Для пущей уверенности, так сказать. Натаниель поправил рыжую копну волос и утвердительно кивнул. Оставив на чай бармену и выступавшей на сцене битый час вестерн-группе, юноши тихонько покинули заведение.       Относительно тëплая ночь. Ветер лениво качал почти чëрную в ночном сумраке листву; небо было затянуто облаками, перекрывающими холодное сияние луны. Лай собак приутих, количество людей на улицах упало до критического минимума, уже давно были закрыты продуктовые. Горели ярким светом лишь бары, кабаки и окна людей, выращивающих на подоконнике ромашки. Писатель в чëрной байкерской куртке, приятно отражавшей жëлтый фонарный свет и его кое-как одетый муж, насвистывающий мелодию детской колыбельной. Натаниель коснулся кончиками пальцев руки писателя, будто спрашивая разрешения, после чего почувствовал как его ладонь решительно сжали. — Как думаешь… Мы всегда-всегда будем вместе? — задумчиво протянул Марк. — Ну, а ты как думаешь? — Натаниель повернул голову в сторону проезжающих мимо машин. Ярко-жëлтый свет от их фар, рассекая темноту и выхватывая из неë отдельные участки дороги, позволял людям чувствовать себя увереннее. Позволял быть уверенным, что в темноте ты не врежешься в чью-нибудь машину или, не дай бог, в кого-нибудь. Свет вообще хорошая штука, он надежду даëт. — Знаешь, Нат, ты такой хороший. Тако-ой хороший… Да, определëнно, ведь я люблю тебя больше всего на свете. Даже больше вина. Понятно тебе? — юноша сжал руку мужа ещë сильнее. — Понятно, Солнце. — художник опустил взгляд на Марка, тот взглянул вверх и шумно выдохнув, улыбнулся.       До квартиры оставалась пара сотен метров, но так же внезапно, как и снег в мае, начал накрапывать мелкий дождик. Капли тихо падали на асфальт, оставляя после себя маленькие мокрые пятна. Вскоре пятна начали увеличиваться, с ними стала расти и частота падения капель. — Чëрт… — Марк стëр холодную каплю с носа. — «Как бы только ливень не пошëл…» А погода и рада стараться. Будто по заказу с неба хлынуло как из ведра. — Очень вовремя. — Натаниель схватил мужа за руку и затащил под ближайшее дерево. — Тут стоять будем или побежим? — Не знаю… Правда. Давай постоим. Авось пройдëт минут через пять… — писатель зевнул, прикрыв рот ладонью. — Как пожелаете, дорогой. — завязал мокрые волосы в хвостик, задел рукой ветку, получил дополнительную порцию холодной воды за шиворот. Сбоку послышалось сдавленное хихиканье.       Небо медленно затягивалось серой пеленой тяжелых туч… Их тяжëлые бока висели над самыми крышами, сливаясь с полотном тëмного неба, сверкающего завесой холодного дождя. Дождь густым потоком падал в русла пыльных улочек и стекал грязными каплями по меловым стенам старых бежевых домов. Их окна, будто оживленные влагой, смотрели ясными и чистыми стёклами. Отражая бесчисленные огни вывесок и фонарей, они тихонько поблескивали в дождливой завесе майской ночи. Дождь сделал что-то невообразимое, он будто заставил этот шумный и громкий город заснуть сладким и тягучим, как меласса сном. Город будто притих со всеми своими вывесками, ночными прогулками, пьянством, туристами и местными жителями, отравляющими себя сладостным потоком ночных грубых развлечений и кинематографической романтикой. Люди незаметно пропали, расползаясь по барам, борделям, полутёмным кафе и грязным подъездам, наконец освободив и так полупустые улицы. В один миг они стали так странно тихи и от того чудно красивы, как и низкие дома цвета песка и даже тонкие фонари, что тускло светили где-то в стороне, прячась за стеной холодного дождя… Тишина.       Марк плавно опустился на сырую траву. Его совершенно не волновал тот факт, что завтра придëтся стирать джинсы, которые сейчас кажутся абсолютно чистыми. Но завтра будет завтра, не правда ли? Юноша в очередной раз громко зевнул. Казалось, что вместо головы широкая чëрная дыра, поглощающая все жизненные силы, накопленные за день. Вдали капли дрожащей массы дождя ударялись о гладь скопившихся за те жалкие пять минут грязных луж. — Вставай, не то здесь и уснëшь… — сбоку протянули руку. — Стоять здесь вечность — не выход. Пойдëм домой. Хоть всë же уснуть под деревом — идея интересная, но над сим заманчивым предложением юноша долго раздумывать не стал. Взяв дражайшую половину за запястье, Марк поднялся с земли и попытавшись улыбнуться, зевнул.       В правом берце тихонько хлюпает, мокрые волосы прилипли к разгорячëнному лбу, перчатки без пальцев, пару раз искупавшись в луже, оказались в карманах кожаной куртки. Но ему всë равно. Он пьян и засыпает на ходу, но очень счастлив. Рассказывал пошлый анекдот, вычитанный из газеты шестилетней давности, найденной в кладовке, периодически останавливаясь в повествовании при приступах зевоты и чихания, вперемешку со смехом. Дождь подействовал на него странным образом. Освободив и успокоив узкие улочки Парижа, он оживил одного зеленоглазого юношу. Пройдясь под ним и промокнув до нитки, он понял что-то важное. Ещë не осознав этого в полной мере, но уже понимая, он вздохнул и попросил мужа наклониться поближе. Хоть тот и был выше всего-лишь на пол-головы плюс ещë два сантиметра, но иногда это неимоверно затрудняло. Терпеливо дождавшись пока Натаниель откинет волосы с лица и поправив кардиган, наклонится, чтобы узнать, что от него требуется, юноша прикоснулся холодной ладонью к шершавой щеке мужа. Далее за ней последовала и вторая ладонь. Голубые глаза в свете фонарей казались ещë теплее и уютнее, чем обычно. Они пылали невообразимой и широкой, словно океан, любовью. Как бы это банально не звучало, но в них хотелось погрузиться с головой. — Ты чего? — художник широко улыбнулся больше не из-за счастья, а из-за комичности всей ситуации. Подвыпивший юноша в полусогнутом состоянии, стоит посреди улицы под проливным дождём, внезапно получив холодными ладонями по лицу. — Да так. Ничего. Просто я очень люблю твои глаза. — аккуратно прикоснувшись холодными губами к губам мужа, писатель углубил поцелуй, но потом остановился также внезапно, как и начал. После сорвавшись с места и пару раз чуть не упав, прыгая по лужам, побежал вверх по улице с криком: «Догонишь — продолжим» «Вот дурак…» — Натаниель выпрямился и оценив насколько далеко убежал избранник дней его суровых, устремился следом.