***
В тронный зал Барристан входит последним, стараясь держаться уверенно, словно все также, как и раньше. Да только все это - видимость, и это слишком тяжело. Особенно с тех пор, как он перестал врать самому себе и закрывать глаза на правду. Это становится заметным: Барристан не привык хитрить и притворяться ведь. Герольд уже несколько раз к нему подходил, но Барристан лишь молчал в ответ. Неужели они сами не замечают всего этого? Неужели им кажется это все нормальным? Сколько можно закрывать глаза и прикрываться своим белым плащом, который они основательно запачкали, что не отмыть? Барристан уже не хромает, хотя нога иногда дает о себе знать. С рукой намного хуже, и ею двигать для него - настоящий подвиг. Но по такому случаю, как прием в тронном зале перед королем, Барристан снял перевязь с руки. Авось, двигать ей не придется, и он сумеет достойно отстоять все это. Хотя в физическом плане ему уже было не так тяжело, а вот в моральном... это все давило все сильнее и сильнее, и Барристан метался, не зная, что ему делать. Жизнь казалась совершенно неправильной, как и все происходящее вокруг. Но кто спрашивал его мнения? У него есть его долг. Только что если тот долг идет вразрез с совестью и настоящей честью рыцаря? Ведь он когда-то приносил клятву, еще до того, как на него надели белый плащ. Сколько раз он ее нарушил ради клятвы королю? Королю, которого ему тогда не стоило спасать из Дафнорта. Впрочем, эту нехитрую истину он осознал позже. Почему же так получается, что он стал спасать вовсе не тех, кто этого на самом деле заслуживали? Сейчас, стоя в тронном зале, глядя на Джейме Ланнистера, Барристан лишь надеется, что Рейгар сдержит хотя бы это свое слово! Он ведь так щедро пообещал награду сиру Селми за спасение его жизни: выполнить его просьбу. Барристан и не думал этим пользоваться: зачем ему что-то? Он ведь гвардеец, не принадлежит себе, да и много ему точно не надо. Но только он все-таки пошел разговаривать с тогда уже королем и просить сохранить жизнь Джейме Ланнистеру. Потому что так было бы правильно, честно и справедливо. Потому что Эйрис становился все более безумным, и его должен был кто-то наконец остановить. Тогда, в темнице, Барристан не решился спросить, что же такого сделал Эйрис, чем спровоцировал Джейме. Тогда оба были не в том состоянии, чтобы вести подобные разговоры. Но позже, если Джейме будет готов говорить, если сможет ему довериться, то Барристан выслушает. Выслушает и не осудит. Потому что точно не ему судить. Не ему после всего, чего он сделал и уж тем более, чего не сделал!***
Дверь приоткрылась, и принцесса Элия тихонечко вошла в его комнату, оставив своего дорнийского охранника за порогом. Барристан лежал на постели, бледный, весь в бинтах, хрипло и тяжело дыша. Он сам попросил о визите принцессы, понимая, что встать и прийти к ней не сможет. Конечно, можно было бы подождать, но Барристан отчего-то ждать не желал, и эта встреча казалась ему самой важной из всего. - Сир Барристан, - едва он услышал тихий голос, как мигом открыл глаза и сфокусировал на ней взгляд. Следом пришло узнавание, и от он, как и подобает, пытается встать, чтобы приветствовать свою принцессу. - Нет-нет, не вставайте! Мейстер сказал, что вам еще надо лежать, - Элия подходит поближе, а потом, немного поколебавшись, присаживается на стул подле его постели. - Как вы, сир Барристан? - Я уже лучше, моя принцесса. Благодарю вас, - голос звучит хрипло, натужно, но то - мелочи. Барристан знает, что поправится. Только вот что дальше? Ту неделю, которую он провел в сознании, он все вспоминал и думал, и нельзя было сказать, что задевало его больше: раны или воспоминания. - Вы хотели меня видеть, сир Барристан, - Элия смотрит с некоторым любопытством: что от нее понадобилось Отважному? Вряд ли он скажет что-то еще, чего ей не сообщил Рейгар. Элия немного нервно сцепляет руки на коленях и сосредотачивает взгляд на них. На сира Барристана после Трезубца больно смотреть. Дядя, если бы остался жив, наверное выглядел бы не лучше. - Моя принцесса, я... - слова застревают в горле, и Барристан корит себя за подобное малодушие. - Мне очень жаль, моя принцесса. Примите мои соболезнования. Ливен... - голос снова подводит, и он морщится, когда пытается приподняться на подушках. Что тут можно сказать? Барристан смотрит на нее больным и печальным взглядом. Это все было больно, и больно им обоим, по-своему, по-разному, и тут было бы глупо пытаться соизмерить боль одного с болью другого. - Спасибо, сир Барристан, - Элия уже оплакала дядю, просидела несколько вечеров рядом с его телом, пытаясь сказать ему все то, что не успела при жизни, надеясь, что он ее услышал. - Он умер у меня на руках, - голос Барристана звучит глухо. - Я ничего не смог сделать. Ни помочь. Ни предотвратить, - он понимает, что там была бойня, что Ливен был бойцом и знал, на что шел. Если бы они поменялись местами, то Барристан бы его ни в чем не обвинял. Просто все так сложилось, что один умер, а второй остался жить. - Его последние слова были о вас, моя принцесса. Элия дернулась и вскинулась. Ее черные глаза жадно впились в лицо старого рыцаря, ожидая дальнейшего рассказа. Она хочет спросить, как умирал дядя Ливен, но молчит. Наверняка это было больно и тяжело. И он пытался выполнить свой долг, а еще думал о ней. От этого чуть теплеет на душе, но все равно недостаточно, чтобы прогнать скорбь. - Он просил меня защитить вас, - Барристан продолжает говорить, не сводя взгляда с Элии. - Я спас жизнь принцу Рейгару на Трезубце, и теперь вот он почти король, - он в курсе, что Эйриса больше нет, что это сир Джейме его убил. И первичный шок от таких новостей сменился совсем другим. Барристан уже принял решение навестить Ланнистера, когда сможет встать с постели. Потому что ему надо узнать, за что и почему тот нарушил клятву! - Так вот, принц Рейгар отметил мои действия и великодушно согласился выполнить одну мою просьбу. Я собираюсь его попросить позволить мне охранят вас в будущем, когда я встану на ноги, когда вы станете королевой. Разумеется, я не могу не спросить у вас, моя принцесса, согласны ли вы на подобное? - поклявшийся щит? Очень похоже, да только щит будет белым, и для себя Барристан уже все решил: хватит с него подвигов! - Мне это очень лестно, сир Барристан, - однако отчего-то взгляд принцессы вдруг сделался еще более грустным, а сама поза стала напряженнее. - Только я не могу согласиться на вашу просьбу: не я стану королевой принца Рейгара, - слова звучат хлестко, как удар плетью, и на лице старого рыцаря отражается изумление.***
Барристан почти что силой заставляет себя смотреть, как вперед выходит Герольд, как сдергивает с плеч Джейми белый плащ. Джейме дернулся, как от удара, крепко сжал руки в кулаки и силится не опускать головы. Это - боль и унижение, и Барристан это чувствует. Он слышит, как по залу прокатился вздох. Разжалование рыцаря - это бесчестие. Но что они знают о настоящем бесчестии на самом деле? - Отныне Королевская гвардия не должна забывать своих клятв и обетов! - голос Рейгара разносится по зале, а его взгляд прикован к Джейме. Так ли это обязательно? Барристану совсем это не нравится, и его успокаивает лишь то, что Джейме будет жить: у него появился шанс на завтрашний день, возможность стать счастливым и постараться забыть все те ужасы, что творились в Королевской Гавани, если такое вообще в принципе возможно. - Я рассчитываю на Белых Плащей, на своих верных защитников и рыцарей, которые будут исполнять свой долг! Здесь не будет места сомнениям, игнорированию приказов, отступлением от клятв! - кажется, Герольд подобными словами возмущен, но Барристан остается на удивление спокоен в данную минуту. Неужели ранее было иначе? Пожалуй, что следование клятвам иногда доходило до абсурда. До преступного абсурда! - Белые Плащи будут полностью укомплектованы вновь, и новые рыцари встанут на замену ушедшим, - теперь спокойствия, как не бывало, и Барристан про себя думает, что не так-то просто будет заменить Ливена, Джонотора и Джейме. И он не хочет этих замен! Только потери уже не вернуть, увы. - Сейчас, перед своим новым королем, каждый гвардеец принесет свою клятву еще раз. Словно это для него - впервые! Чтобы начать все с чистого листа, не забыв о своих деяниях и заслугах! - честно говоря, подобного Барристан не ожидал, да и не он один, судя по короткому ропоту среди людей в зале. - Если же кто-то полагает, что не годится для подобной роли, не сможет с честью носить свой белый плащ, то самое время об этом сказать и отказаться от должности! - ропот еще громче, да и взгляды ошарашенные. Сам Барристан впился взглядом в короля, который сидел на Железном Троне с гордо поднятой головой. - Да, из Королевской Гвардии не уходят, но также в Королевской Гвардии не может быть предателей! - слова режут больно, воспринимаются почти что личным упреком, и Барристан невольно смотрит на Джейме, который стремительно краснеет. Герольд первым произносит клятву, встав на одно колено перед королем. Барристан его толком и не слушает. Картина ему кажется жуткой и неправильной: один гвардеец стоит на коленях, а рядом стоит другой, уже бывший, и белый плащ лежит перед ними на полу тронного зала. Следом идет Эртур и картина повторяется, но Барристан уже отводит взгляд. Он смотрит на принцессу Элию, видит, как напряжена ее поза, и вспоминает последние слова Ливена. Потом следует Освелл, и снова звучит клятва. Наконец, очередь доходит и до Барристана. - Не стоит, сир Барристан, - Рейгар его останавливает, когда Барристан чуть замешкался, представляя, каково ему будет вставать на одно колено, а как потом подниматься. Конечно, рядом стоит Джейме и ему поможет, но зрелище будет жалкое. Впрочем, не такое жалкое, как все, что здесь творится. - Я знаю, что вы еще не оправились от ран, и я дозволяю вам не вставать на колени. - Благодарю вас, Ваше Величество, - его слова - последние, и скоро все здесь закрутится дальше. Что там еще будет? Другие заверения в верности? Милости к побежденным? Кары? Дары победителям? Барристан себя ощущает как раз проигравшим, и горечь - это то, что сопутствует ему с тех самых пор, как он поговорил с принцессой Элией. - Я много лет верно и преданно служил королям из династии Таргариенов, - это - не клятва, не ее начало, и Барристан начинает говорить от себя. Впрочем, кажется, каждый из рыцарей позволял себе небольшую вольность перед тем, как присягнуть королю. Наверняка говорили о долге, о чести, о белых плащах. Только вот не так давно последнее стало как-то исключать первые два пункта. - Я старался следовать своим клятвам и обетам, старался хорошо нести свою службу и исполнять свой долг, - Барристану кажется, что от этих важных слов, которые для него на самом деле важны!, теперь веет какой-то фальшью, и от такого не так уж и просто избавиться. - Однако иногда одних стараний бывает мало, и надо отдать всего себя ради того, чтобы справедливость восторжествовала, - он не умеет красиво говорить, но его слова были всегда правдивы. И снова фальшь, что завязла на зубах. Посмотри правде наконец в глаза, Барристан! Не зря же тебя назвали Отважным! Сколько можно прятаться за уже давно не белым плащом? - Только об этом можно забыть, когда следуешь приказу, когда впереди видишь указанную цель и не обращаешь внимание на то, что происходит вокруг, - так случилось с ними всеми, и Барристан это четко и ясно понимает. Он поднимает здоровую правую руку, словно касаясь сердца, но на деле рука скользит чуть выше, и пальцы касаются завязок плаща. Он мог бы еще многое сказать. Может и не красивыми словами, но словами от сердца, как он это понимает, как наконец признался самому себе. Только его не услышат, да и он сам еще недавно слушать бы не стал. Это нельзя навязать и заставить видеть чужими глазами. До этого каждый должен дойти сам и никак иначе. Пауза затягивается, и Барристан вдыхает, будто перед погружением в бездну. - Я недостоин, - и второй белый плащ летит на пол.