***
Коробейников продолжал методично изучать биографию Рябого. И чем дальше он это делал, тем сильнее удивлялся. Оказывается, мать Юлии Даниловой ещё до того, как родить дочь, в молодости встречалась с этим самым Рябым. Это было единственным вразумительным совпадением личностей, мелькающих в судьбах двух мужчин и вызывало дальнейшие вопросы. Что такого было в этой женщине, раз такие разные мужчины — с тонкой, чувственной натурой театрала и грубым и жестоким нравом бандита — влюбились в неё? Роковая женщина? Может быть, да только сейчас, практически тридцать лет спустя какое это имеет значение? — Антон Андреевич! Нашли что-нибудь? — поинтересовался Штольман, заходя в кабинет. — Нашёл, да только то ли… — с сомнением протянул капитан. — У Рябого с Тропининым в разное время был роман с Екатериной Даниловой. Давно, лет тридцать назад. — А в сферу интересов Рябого случайно не входят драгоценные камни? — спросил Яков Платонович. Капитан растерялся. И откуда его начальник все знает! — Да, несколько месяцев назад начал посещать аукционы, — отчитался молодой человек. — Я не понимаю, какое это имеет отношение к нашему делу? Штольман прошёл к тумбочке со стоящим на ней чайником и включил его. — Самое непосредственное. У Екатерины Даниловой было одно приметное украшение с изумрудами, которое она при расставании подарила Тропинину. В последние несколько месяцев финансовое положение театрального деятеля ухудшилось, и он вознамерился продать украшение. Об этом узнал Рябой и захотел купить его, но Тропинин связываться с ним не рискнул и отказался от сделки. Тогда Рябой и решил надавить на него через дочь, — пояснил предполагаемую версию Штольман. — И нанял этого недотепу-актера, чтобы отомстить, причинить боль, показать, каково это — получить удар от близкого человека, — подхватил Коробейников. Этот мотив можно было понять. Но только как можно решиться продать подарок некогда любимой женщины? Этого Коробейников не понимал. Если, например, Ксюша ему что-то подарит, он будет хранить это и дорожить, даже если окажется на самом дне. Любовь не продаётся. — Антон Андреевич, поезжайте вместе с Потаповым, необходимо доказать интерес Рябого, найти конкретных ювелиров, к кому он обращался, собрать их показания, — распорядился Штольман. Ему на телефон только что пришло сообщение, извещающее об очередном фокусе Нежинской. Женщина умудрилась притвориться стюардессой и сбежать из аэропорта. Ещё одним человеком, которого нужно объявлять в розыск, стало больше. — С Потаповым? — удивился Коробейников. — Так он же у подполковника Увакова служит. — С сегодняшнего дня — нет, — пояснил Штольман, отставляя в сторону чай. Появились дела поважнее. — Понял! Коробейников исчез. А Яков Платонович задумался: что может замышлять Нежинская. Зачем она улетела в Петербург? Связано ли это с Князем или готовится новая атака на Анну или на него? Нина Аркадьевна принесла достаточно бед в его жизнь. Когда же эта пиковая дама покинет её? Дверь открылась, и в кабинет залетел капитан. — Что-то забыли, Антон Андреевич? — поинтересовался Штольман. — Забыл отослать Ане последнюю записку от «грека», — смущённо признался Коробейников. Яков Платонович замер. Ему сразу вспомнился утренний разговор, когда любимая озвучила желание ознакомиться с материалами дела и как-то подозрительно быстро согласилась с его доводами. Выходит, она просто усыпила бдительность следователя и пошла другим путем, не отказываясь от своих целей. Вот же неугомонная женщина! Её энергию бы в мирное русло! — Антон Андреевич, Вы с ума сошли? Зачем Вы поощряете интерес Анны к уголовным делам? — набросился майор на своего помощника. — Она официально привлечена к расследованию этого дела, — пробормотал Коробейников, голос которого терял уверенность с каждым словом. — Это не даёт Вам права рисковать её жизнью! — одной фразой майор поставил на место подчинённого. — Последний раз предупреждаю: увижу, что из-за Вас Анна оказалась втянута в очередную авантюру, — уволю из полиции. Можете идти, товарищ капитан! — Есть! — немного раздражённо ответил Коробейников и всё-таки ушёл. Штольман же по привычке стал набирать номер Анны, потом вспомнил об отсутствии у девушки мобильного телефона и стал искать контакты её дяди. Активность Анны нужно было немедленно остановить, пока не стало слишком поздно.***
— Да, Яночка, слушаю тебя, — раздался в трубке голос Петра Ивановича. Вдали играли на фортепиано. Майор удивился, но быстро понял, в чем дело. — Вы не можете говорить? — уточнил он. — Именно, ангел мой, именно так! — обрадовался Миронов-младший понятливости собеседника. Что ж, так тоже можно договориться. Главное, чтобы Анна сохранила благоразумие, не бросилась на поимку «грека» в одиночку. Один раз Штольман чуть не потерял любимую, второго раза он не допустит. — Пётр Иванович, Анна взяла с собой материалы одного дела. Присмотрите, пожалуйста, чтобы она одна не принялась ловить всех подозрительных мужчин Затонска, — попросил майор и тут же решительно добавил: — Вечером я приеду и поговорю с ней наедине. — Всенепременно, — продолжал любезничать дядюшка любимой в трубку. — Только раньше десятого числа никак не получится, увы, дела, дела. — Я Вас понял, приеду к десяти вечера, — повторил на всякий случай Штольман и сбросил вызов. Оставалось надеяться, что до этого времени его ненаглядная не успеет попасть в очередное приключение. И что делать с такой безрассудной женщиной? Яков Платонович пока понимал только одно: для того, чтобы минимизировать её возможные авантюры, нужно постоянно быть рядом. Каждый час, каждую минуту, каждое мгновение. Штольман ничего не имел против этого, только вот как осуществить на практике?***
— Какая ещё Яночка, Петя? — ревниво прошипела возмущенная Зизи. Не хватало ещё при живой, сидящей рядом жене так любезничать по телефону с посторонними дамами! — Твоя хорошая знакомая, — пояснил Миронов, показывая на дисплей телефона, где высветилось время последнего разговора и контакт «Будущий зять». — Ах, Яночка, — дошло, наконец, до Зинаиды Ивановны, что её супруг так прикрывал имя возлюбленного племянницы. — Все ли у неё хорошо? — Вполне. В гости к нам собралась, — ответил благоверный. «Вот дают, конспираторы!» — подумала Зизи. Хотя в этом она была согласна с Петром: похоже, что родители Анны не сразу примут её выбор, не стоит усугублять конфликт. Так осознанно Зинаида Ивановна стала организатором тайного свидания будущей четы Штольман.***
Ксюша с грустью посмотрела на четыре страницы печатного текста. Настал тот момент, который она так откладывала. Пора было начинать учить текст выступления. Девушка заварила чай, села за стол, положила перед собой листочки и начала читать вслух актуальность своей научной работы. Почему-то из раза в раз на различных выступлениях она спотыкалась именно на актуальности. Ближе к целям и задачам, как правило, она исправлялась, и тогда повествование текло послушной рекой. Здесь же ошибиться было нельзя. Защита диссертации. Она — будущий кандидат наук, и никто лучше неё не знает, зачем четыре года назад была затеяна эта работа. — Слоистые материалы находят широкое применение в различных областях, — бойко начала девушка и повторила несколько раз первый абзац. Затем включила второй слайд презентации, посмотрела на него и начала: — Слоистые материалы находят широкое применение, применение находят, тьфу, ну нет! Девушка сбилась. Злосчастная актуальность запоминаться не хотела. От досады она топнула ногой и чуть не разлила чай. Что же такое! Критически оглядев рабочее место и оценив размер желания засунуть эту речь куда подальше, Ксюша пришла к выводу, что условия для работы слишком идеальные. Нужно создать меньше комфорта. Следующим местом, в котором девушка попыталась запомнить текст, была кухня. Конечно, фаршировать курицу и параллельно бегать вокруг прикреплённых магнитами к холодильнику листов с текстом было не очень удобно, зато эффективно. Сферы применения слоистых материалов прочно укоренились в памяти на ближайшие несколько дней. Посмотрев, что на кухне больше делать нечего, девушка вернулась в комнату. Сидя на диване она зазубрила ещё цели и задачи. Дело медленно, но верно продвигалось вперёд.***
Разумовский начинал волноваться. Его верный помощник Лассаль опять задерживался. Дела в последнее время шли не очень хорошо. Особая надежда была на Нежинскую, но надеяться на преданность ненавидящей женщины было бы весьма неосмотрительно со стороны Князя. Однако пользы она может принести немало. Мужчина вознамерился выпить чай, дабы привести нервы в порядок. Он легко включил чайник, заварил кипятком настоящий английский чай, однако далее все пошло не по плану. Чашка с горячей жидкостью на несколько сантиметров отодвинулась от мужчины. Разумовский зажмурил глаза и открыл их снова. Чашка оказалась на месте. — Что за ерунда? — спросил он у самого себя и, разумеется, не получил ответа. Разумовский уже было преподнёс чашку ко рту, наклонил её, как рука предательски дрогнула. Горячий, свежезаваренный чай мгновенно проникал сквозь рубашку и брюки, оставляя розовые следы на коже. Князь крепко выругался и направился в ванную комнату. Сидящая на кухне Фаина, контролирующая процесс, победно улыбнулась. Ей все сильнее нравился небольшой филиал «дома с приведением», устроенный специально для Кирилла Владимировича. — Нечего чаи гонять, коль по счетам не оплачено! — назидательно сказала она.***
Я сидела за столом и бездумно водила карандашом по бумаге, снимая напряжение этого дня. Держать лицо перед родителями, чтобы они и не подумали, насколько сильно я переживаю все происходящее, было непросто. Конечно, во многом сегодня мне помогли дядя и Зинаида Ивановна, в нужный момент времени отвлекая внимание родителей на себя. И я была за это очень благодарна. Я опустила взгляд на лист. Оказывается, чисто машинально я набросала контуры лица Якова. Что ж, раз контур есть, добавим все остальное: брови, глаза, нос, губы… Вспоминая любимого, я уже рисовала целенаправленно до тех пор, пока не услышала стук. Автоматически прикрывая рисунок портретом «грека», я спросила: — Кто там? Входите! В комнату с каким-то торжественным видом зашла Зинаида Ивановна. — Аня, такой чудный вечер! Давай прогуляемся! — предложила она. Честно говоря, не хочется. Я так устала сегодня. — Может, в другой раз? — отозвалась с надеждой я. — Нет, дорогая, именно сейчас. Собирайся, а то сама потом будешь жалеть, — настаивала тётя. Желания спорить у меня не было. Пожалуй, прогуляемся с полчаса, а потом уйду домой, сославшись на усталость. Зинаида Ивановна выбрала довольно странный маршрут для прогулок. Мы шли самыми тёмными тропинками и почему-то стремились укрыться под сенью высоких деревьев. Будто мы прятались от кого-то. На все вопросы тётушка отвечала неопределенно, что все больше меня настораживало. — Наконец-то, где вы ходите? — раздался откуда-то сбоку недовольный голос дяди. Мгновение — и его руки силком протащили меня через стоящие рядом кусты сирени. — Дядя, да что происходит? — раздраженно поинтересовалась я. Что все это означает? Какая-то загадка, которая знакомым до дрожи, до вздоха голосом негромко позвала: — Анна! Я обернулась на звук. Яков! Штольман! Здесь, со мною! Мгновение спустя я уже обнимала мужчину, пытаясь понять, что изменилось в нем, пока мы не виделись. Усталый, обеспокоенный. И ещё кучу времени на дорогу потратил. Любимый мой, родной! Даже шапку надел, хотя обычно ходит без нее. — Я соскучилась, — призналась я, снимая головной убор следователя и вешая его на ближайшую ветку сирени. Кажется, туда же отправился и мой новый берет. Горячий, жаркий ответ нетерпеливых губ показал, что соскучилась не только я. Сумасшедший! Люблю тебя! И не отпущу никуда сегодня!***
Прийти домой пораньше у Коробейникова не получилось. По заданию Штольмана он вместе с Потаповым ездил по ювелирам и пытались узнать, не интересовался ли кто изумрудами. Полезной информации оба капитана не получили, и с окончанием рабочего выходного дня у ювелиров разошлись по домам. — Ксюша, я дома! — радостно прокричал Коробейников, забежал в комнату и замер. Его девушка лежала на диване, вытянув вверх стройные, соблазнительные ножки и прислонив их к стене. На груди девушки лежали несколько листов бумаги, а сама Ксения что-то тихо бормотала. — Слоистые материалы приготовили путем прокаливания предшественников, — услышал Антон и тронул девушку за плечо. — Ты чем занимаешься? — поинтересовался парень. — Учу речь к защите, — пояснила Минюкова и опять уткнулась в бумаги. Коробейников скептически оценил позу девушки, явно подходящую для умственной деятельности. Затем присел рядом с диваном и осторожно поцеловал Ксению в шею. — Провокатор, — пробурчала девушка, закрывая глаза и вновь что-то бубня про технологии и установки. Капитан улыбнулся и дотянулся до губ любимой. — Ты… что… делаешь? — попыталась возразить между поцелуями Ксюша. — Это… нечестно… Может, это и было нечестно, да только через пару минут текст успешно спланировал на пол. А минуту спустя ему составил компанию галстук Антона Андреевича.***
Я прижалась к груди Якова, укутанная от осенней прохлады курткой следователя. — Как ты? — спросил мужчина, прижимая меня к себе. — Как родные? — Иногда мне кажется, что мои родители с лёгкостью могли бы вести допросы, — вздохнула я. — Вроде поверили нам с дядей, что особых поводов для волнения нет. Не хочу, чтобы они знали про вчерашнее. Все-таки здесь прохладно. Надо или расставаться, или переходить в более теплое место. — Родителей нужно беречь, — согласился Штольман. Я уловила мимолетную грусть любимого и крепче к нему прижалась. — Что нового в отделении? — спросила я. Расставаться не хотелось. — Пополнение, — раздраженно ответил Штольман. — Капитана Потапова помнишь? Изъявил желание перейти работать под мое командование. Трегубов не возражает. — А ты? Почему-то мне показалось, что эта новость его не обрадовала. — Посмотрю на него в деле, что он за птица, — пояснил Штольман и поцеловал меня в макушку. Это правильно. Особенно, в таких опасных профессиях, как у моего мужчины. Стоп. В деле! Я же хотела о деле «грека» сказать! Господи, ну почему, как только я вижу Якова, то сразу, сразу обо всем забываю?! — А как продвигаются поиски «грека»? — как можно невиннее и ненавязчивее спросила я. Тут же я почувствовала, как лёгкие и обволакивающие теплом объятия становятся жёсткими, сильными, будто стальными. — Я же просил тебя держаться подальше от этого дела! — слишком резко сказал Яков. Просил. Только это наше общее дело, и я не могу оставаться в стороне. Мне тоже важно, чтобы преступник понёс заслуженное наказание. — Меня это дело тоже касается, — напомнила я. — Духи по-прежнему хотят восстановления справедливости. Штольман внимательно смотрел на меня, будто пытаясь найти ответ на какой-то вопрос в моих глазах, а потом тихо добавил: — Да, касается. Ты чудом осталась жива, поэтому я требую, чтобы ты прекратила вести собственное расследование. О как! Требует он! И как любящий мужчина, разумеется, прав. Но как следователь — нет. Да, я осталась жива, он спас меня, за что я безмерно благодарна Якову. Но только «грека» нужно остановить. Он опасен, и могут пострадать невинные люди. — Я хочу помочь, — пояснила я, пытаясь отыскать в глазах Штольмана ответы на интересующие меня вопросы. — Почему ты не хочешь принять мою помощь? — Да потому что это опасно! — попытался объяснить мне вечную истину мужчина. Каждый раз одно и то же. — Да что опасного в том, что я просто нарисовала его портрет? — возмутилась я, повышая голос. — Дело не в портрете, — вновь взял слово Яков. — Если ты будешь искать преступника, то непременно найдут тебя. Неизвестно, чем это может закончиться. Я так похожа на человека, который не понимает с первого раза? Я один раз уже побывала в плену у «грека» и не хочу испытать эти эмоции снова. — Да ничем это не закончится! Я просто хотела передать тебе портрет преступника, и все! — прокричала я. — Не собиралась я за ним бегать! В сердцах от такой непонятливости и упрямства любимого, я стукнула кулаком по его груди. Что же он такой твердолобый? И ещё молчит, смотрит так сердито. — В самом деле не собиралась? — недоверчиво уточнил Штольман, беря меня за руку во избежание второго удара. — Да, — уже спокойнее ответила я, все ещё усмиряя эмоции. Когда я привыкну к тому, что Яков стремится уберечь меня от всего? Он не хочет ничего плохого, беспокоится обо мне, а я взяла и накричала на него! — Извини меня, пожалуйста. Штольман с удивлением посмотрел на меня. Его уставший, обеспокоенный взгляд вдруг наполнился нежностью и любовью. Простил. Снова. Я обняла мужчину ещё раз. — Уже поздно, мне пора, — с сожалением отметила я. — Еще немного, — тихо попросил Яков. Отказать я не смела. Мы постояли ещё немного, а затем я, напомнив мужчине о том, что в Тверь меня завтра привезут отец и дядя с женой, все-таки направилась домой.***
Штольман улыбался вслед Анне. Волосы девушки разметались от быстрой ходьбы. Уходила она решительно, и Яков понимал почему. Если хотя бы на миг она засомневается, то вернётся, и они уже не расстанутся. Анна всё-таки обернулась и улыбнулась как-то лукаво и особенно очаровательно. Штольман непроизвольно насторожился. Девушка сорвалась на бег, угодя прямо в его объятия, и ещё раз поцеловала так горячо, что все мысли мужчины капитулировали, безоговорочно признавая её власть. После, с явным сожалением и тем же задором, мелькающим в глазах, Миронова вдруг аккуратно надела на голову ошеломленного мужчины осеннюю кепку и тихо добавила: — Спокойной ночи, Яков! Затем отыскала в кустах свою красную беретку, которая так шла Анне, и снова удалилась в сторону дома, тихонько что-то напевая весьма довольным голосом. Следователь вновь смотрел вслед любимой женщине. Вот же плутовка! Прекрасно все понимает и беззастенчиво пользуется этим. Ничего! Ждать осталось недолго. Как только Анна вернётся в Тверь, Яков устроит ей такую ночь, что она и не вспомнит о спокойствии!