***
В вечерний час в больничном парке было пусто и тихо. И лишь хрупкая девушка неспешно брела по аллее. — Алиса?! — Евграшин, идущий ей навстречу, приветливо помахал пакетом с яблоками. Девушка упоминала, что ей захотелось яблок, а врачи возражений не имели. — Ты с ума сошла? Тебе только-только ходить разрешили! Парень подошёл к девушке и увидел, как она быстрым движением смахивает слезы с глаз. — Что случилось? — прямо спросил парень, прижимая одной рукой к себе студентку. — Все в порядке, — замотала головой Лоуренс. — Правда, все хорошо. Владимир скептически посмотрел на возлюбленную. Когда все хорошо, не плачут украдкой в стороне от людей. — Вова! Все нормально, — в третий раз повторила Элис. Голос её дрожал, в глазах стояли ещё не выплаканные слезы. Но девушка упрямилась из последних сил, обнимая Евграшина. В какой-то момент она все же не выдержала и, устроив голову на груди парня, горько расплакалась. Старший лейтенант растерялся. Женских слез он, как и многие мужчины, не переносил, а уж слезы возлюбленной отзывались внутри Владимира особенной болью. — Все будет хорошо, родная моя, дорогая… — Евграшин прижимал девушку к себе и осторожно гладил по спине. Постепенно ласковые речи и объятия сделали свое дело. Всхлипывания на груди прекратились, а девичьи руки уже не просто обнимали шею мужчины, а осторожно запустили свои пальчики в шевелюру старшего лейтенанта и так там и остались. — Алиса, что же тебя так расстроило? — поинтересовался Евграшин как можно мягче. Второго водопада слез ему не хотелось. Лоуренс вздохнула и принялась объяснять. Оказывается, в этом году на базе университета, где учится Алиса, планируется провести выездной лагерь для школьников на осенних каникулах. Разумеется, в качестве организаторов, преподавателей, консультантов и вожатых этого лагеря брали студентов после заполнения анкеты и собеседования. По результатам анализа анкет девушка не подходила ни на одну роль. И это при том, что выездной лагерь был их ежегодным приключением, куда обычно ездила и Миронова. Евграшин посмотрел внимательно на Алису и спросил: — Ты серьёзно полагаешь, что Анна Викторовна тебя туда не возьмёт? Со свойственной ей заботой о близких людях и их проблемах? Лоуренс тяжело вздохнула: — Она в этом году туда не поедет. Она нам сама сказала, что накладываются по срокам два студенческих конкурса, за которые она отвечает, и лагерь. А там так здорово! Это очень интересно — организовывать всякие мероприятия с детьми, когда все получается, они смотрят своими чудесными глазами, полными восторга, и все… Ты понимаешь, что потраченное время, нервы, бессонные ночи — все это было не зря. Понимаешь? Парень пока понимал только, что у его Алисы доброе сердце и она привыкла помогать другим. Кого-то это ему очень сильно напомнило! — Не грусти, пожалуйста. Хочешь, я возьму отпуск на это время и уедем куда-нибудь на неделю? Алиса потеряла дар речи. Она смотрела на Владимира широко распахнутыми глазами и боялась поверить. Он согласен поехать с ней куда-то? Вдвоём? Это же значит, что… Женский восторженный визг огласил больничный парк. А Алиса, сразу засиявшая не тусклее Солнца, выдохнула: — Не надо осенью, лучше на Новый год… Ответить Евграшин не успел. Горячие губы просто не давали возможности прерваться хотя бы на мгновение. Старший лейтенант с трудом соображал, где право, а где лево. Причинить физическую боль девушке он не хотел. Но самой Алисе в тот момент, кажется, было все равно. Осознание того, что с ней хотят быть рядом, было сродни состоянию счастья.***
Яков Платонович повернул ключ в замке и привычно пропустил Анну вперёд. Девушка благодарно улыбнулась и зашла в квартиру. — Наконец-то мы дома, — произнесла она, обводя взглядом служебную квартиру Штольмана. Мужчина, относящий пакеты на кухню, замер. От мысли, что Анна признала его жилище за дом и радовалась этому, сердце забилось чаще. Если бы сейчас майора спросили, как он жил до встречи с Мироновой, вряд ли бы могли услышать вразумительный ответ. Анна тем временем быстро переоделась в домашнее платье и поспешила на кухню, столкнувшись в узкой двери в прихожую с Яковом. — Опять спешите, Анна Викторовна? — серьёзно осведомился мужчина, улыбаясь одними глазами. — Спешу накормить одного мужчину ужином, — в тон ему пояснила девушка, приподнимаясь на носочки, и в последний момент совершила обманный маневр губами, поцеловав Якова в щёку. Однако возлюбленного она явно недооценила, поскольку все равно оказалась в капкане рук. — Яков… Штольман уловил протестующие нотки в голосе, чему явно противоречили нежно обнимающие его руки. Есть мужчине не хотелось категорически, а домашняя Аня в простом лёгком платье, окружающая его заботой, все также сводила с ума. Тогда Яков приподнял Анну, крепче прижал к себе, повернулся вместе с ней и поставил удивленную девушку на пол. Теперь Анна стояла у входа на кухню, а Штольман — по направлению к комнате. — Спасибо, — растерянно пробормотала девушка, покраснела и прошла вперёд. Яков Платонович проводил её взглядом и ушёл в комнату. Изначально вечером он планировал немного поработать и ознакомиться с частью материалов дела, над которым бился сейчас Ульяшин. В одном из банков произошло весьма странное ограбление. Странным оно было потому, что пропажу обнаружили не сразу и пока не было понятно, как преступник вообще попал в здание. Тем не менее, администрация банка требовала немедленного разбирательства, а Ульяшин с находящимся в его обучении студентом-стажёром пока зашивались, пытаясь разобраться с функционированием банка и перечнем лиц, имеющим доступ к хранилищам. Однако сосредоточиться не получалось. Осознание, что в соседней комнате находится любимая девушка, на которую можно открыто любоваться, мешало заниматься делами. Поняв, что он бездумно водит глазами по строкам и не запоминает ни одного прочитанного слова, Яков встал, нашёл одиноко висящий в шкафу фартук и направился на кухню. Чем быстрее они расправятся с приготовлением ужина, тем больше времени останется для них двоих. Анна в это время с такой интенсивностью колотила по ни в чем не повинному мясу, что не сразу услышала голос Штольмана: — Чем помочь? Девушка подняла глаза, просияла ещё больше и указала взглядом на стоящий рядом пакет. — Картошку почисти, пожалуйста. — Будет сделано, — кивнул Яков и взялся за борьбу на кулинарном фронте, умудряясь периодически поглядывать на девушку, вернувшуюся к своему занятию. Как у неё получалось совершать даже самые обыденные действия с каким-то праздничным настроем, мужчина не понимал, но был готов бесконечно долго размышлять над этим вопросом.***
Разумовский облегчённо выдохнул. Перед ним стоял Лассаль, но в каком виде! Лицо разбито, на теле частично видны синяки. — Жан, где тебя носило? — посетовал Князь, впрочем, не силясь понять, в каких разборках побывал его подопечный. — Штольмановские шавки вышли на меня, — пояснил француз. — Пора покидать этот гостеприимный городишко! — сделал закономерный вывод Кирилл Владимирович и первым ринулся собирать вещи. В таких делах мужчина всегда начинал с сейфа. Он открыл потайной сейф и тут же похолодел. Бумаги исчезли. Те самые бумаги, которые столько лет давали ему власть над Нежинской! И кое-что такое, что теперь с лихвой могло передать бразды правления умной и коварной женщине. — Вот тварь! — прошипел он. — Ого! А тут весело, — прокомментировала Фаина, летая по помещению. Вид Разумовского с лицом серо-зеленого цвета определенно радовал призрачное создание. Как и суетящийся француз. Правда, оставление этими двумя субъектами дома в планы духа не входило. Она посмотрела ещё раз на происходящее, попыталась сосредоточиться и призвать на помощь свою команду. Минут через пять духи художника и актрисы уже стояли перед ней. — Вообще-то ночь на дворе, — пробурчал Тарас со слегка помятым видом. — Знаю, — кивнула Фаина. — Ваша помощь нужна. — Опять дорогу показывать? — уточнила актриса, демонстративно поправляющая призрачный воротничок на рубашке спутника. — Нет. Посмотреть, чтобы эти субчики не покинули помещения. Дверь там подпереть, например, — пояснила бывший администратор гостиницы. — Ааа, — разочарованно протянула девушка. — Это не ко мне. Она пролетела к окну, устроилась на подоконнике, притянула руки к груди, улыбнулась зрителям, не замечающим её и продолжающим беспокойные сборы, и начала с воодушевлением петь: «Что со мной приключилось, я не пойму, от кручины душу мне не избавить…»* Дух Фаины скептически оценила эти кривляния и перевела взгляд на художника, нынче явившегося без привычного набора для рисования. — Поможешь? — Попробую, — неуверенно кивнул тот головой, не отводя взгляда от своей спутницы. — Я помогу! Кого надо задержим, из окна выкинем, в смысле, окно заблокируем, не волнуйся! — раздался в том самом окне счастливый голос духа Полеева. Вслед за ним последовал визг актрисы. — Ты чего орёшь? — удивился он. — Сама же поёшь: «Приди поскорее ко мне!» Вот я и пришёл. — Как ты меня напугал! — выдала Юлия Данилова, а потом мягко улыбнулась: — Я номер репетирую, отойди подальше, пожалуйста. Полеев фыркнул и сел на другой подоконник, а затем обратился к Фаине: — Все сделаем в лучшем виде! Лети, куда собиралась. Вот в первом у Фаины Ключицыной были большие сомнения. Но дух прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться сквозь грохот сборов и пение актрисы. Помочь ей сейчас могли только медиум и её полицейский.***
На столе Николая Васильевича появилось раскрытое дело о покушении на приеме у мэра. Трегубов вначале поблагодарил своего сотрудника за оперативность, отпустил домой, а потом уже заглянул в папку. Прочитал. Округлил глаза. Прочитал ещё раз и крепко выругался. По версии Увакова, на приёме стрелял добродушный мужичок, у которого началось осеннее обострение. Поскольку человек официально признан недееспособным, то и призвать его к ответственности нельзя, как и допросить. Для полковника оставалось загадкой, где же этот известный стрелок их отделения нашёл снайперскую винтовку, причём, такой фирмы, которая — Трегубов это знал из-за интереса к оружию и из рапортов Штольмана — уже давно закрылась из-за нерентабельности. Это вызвало у полковника большие вопросы. Он явно поторопился, как объявляя благодарность Увакову, так и забирая дело у Штольмана. Нехорошая ситуация. Трегубов чувствовал, что ни при чем здесь их «стрелок». Не его почерк. Да и стрелял он обычно в парке рядом с домом, а не в помещении за шесть кварталов от него. Неслучайным был этот выстрел. Хотели навредить Анне Мироновой или напугать её. Так или иначе, придётся завтра разговаривать с Яковом Платоновичем и самой девушкой. Молодую «англичанку» необходимо спасать. А Увакову объявить выговор за недобросовестное выполнение своих обязанностей.***
Ужин удался. Никогда бы не подумала, что Штольман умеет так ловко управляться на кухне. Одновременно что-то делать и смотреть на меня таким тёплым восхищённым взглядом. Причём, казалось, этот взгляд сопровождал любое моё действие от взятия ножа и включения плиты до натирания мяса специями. Но при этом мужчина явно не терял бдительности, поскольку как только я поставила мясо в духовку, то сразу же оказалась в объятиях следователя и перемещена на диван в гостиной. Рядом шумел телевизор, рассказывая о новостях в мире. Не скажу, что смогла осмыслить хоть что-то из услышанного. Думать о чём-то вообще было сложно, если тебя так нежно обнимают, а губы целуют волосы. Хочется просто сидеть так целую вечность, не разлучаясь ни на миг. Тем не менее, пришлось. Якову позвонил какой-то старинный приятель из Москвы по очередному делу, и Штольман, только услышав, о чём идёт речь, ушёл на кухню поговорить. Мужчина по-прежнему старался и близко не подпускать меня к расследованиям. Беспокоился, переживал. Внезапно меня пронзило ощущение холода. Кажется, ко мне пришли в гости. Я подняла глаза и обнаружила дух Фаины. — Что случилось? — обреченно спросила я, понимая, что романтический вечер на сегодня окончен. Но это того стоило: Фаина приходила ко мне сама в непростых для меня ситуациях. Первый раз она предупредила о выстреле, второй — о нападении «грека». А сейчас? Я почувствовала удар в области солнечного сплетения. Лёгкие сжались, стало тяжело дышать. Я схватилась рукой за стену и увидела, как Разумовский что-то выговаривает какому-то незнакомому мужчине, они начинают ходить туда-сюда. Вокруг разбросаны вещи, стоят чемоданы. Мужчины переговариваются, будто что-то уточняют. Но голосов я не слышу. Видимо, Фаина просто не может передать их. Выходит, господин «водитель» собирается в дальнюю дорогу и отвечать за смерть этой женщины и выстрел в Алису он точно не планирует. Нет, так не пойдёт! Никуда он не уедет отсюда! — Где они? — спросила я у духа. — Я покажу кратчайший путь, — прошелестела Фаина, в нетерпении кружа на месте. — Предупреди следователя: француз там не один. Француз? А это ещё кто такой? Ладно, по ходу дела разберемся. Нельзя терять ни минуты!